Рассказ-6. День, который запомнился

ДЕНЬ, КОТОРЫЙ ЗАПОМНИЛСЯ

Ездили мы с Виктором к Силичу часто, вдвоём и по одиночке – если почему-то не получалось вместе. Это для нас превратилось в какую-то потребность. Старик тоже всегда ждал нас и скучал, если мы долго не появлялись у него. В сезон охоты он не так сильно ощущал проблему одиночества, а вот когда всякая охота была закрыта – ему не хватало общения. Особенно грустил Силич зимой, в эту пору редко кто его навещал, потому, что добираться до него становилось трудней. Мы старались поддерживать нашу лыжню от посёлка до хутора и раза три, четыре за зиму появлялись у Силича.
Помню, мы заранее договорились с Виктором, на неделю приехать на хутор почти сразу после Нового года, поохотиться на зайцев. Лыжню нашу подзамело, но всё равно мы продвигались по ней быстрей, чем по нетронутому снегу. Силич очень обрадовался нашему приезду.
Застали его мы за интересным занятием – он стирал носки «в табуретке». Я ещё не знал про такое изобретение Силича и мне, в большей степени Виктор, при незначительных дополнениях самого автора, объяснили суть и преимущества такого способа, которые заключались в следующем. Переворачивалась табуретка, на её ножки расположенные по диагонали одевался ручками полиэтиленовый пакет, в него наливалась вода, добавлялось моющее средство и замачивалось бельё. Если стирка происходила летом, то пакет применялся чёрного цвета, в нём и согревалась предварительно на солнце вода. После замачивания пакет подвешивался за ручки и Силич мял его содержимое, прикасаясь руками с наружной стороны пакета, тем самым обеспечивая проток моющего раствора через ткань, руки при этом оставались сухими. После этого содержимое пакета, опять же снаружи его, прихватывалось прищепками к верёвочке натянутой над раковиной умывальника и горловина пакета отпускалась – вода стекала и после того времени, когда вода переставала капать, происходило полоскание почти таким же способом. Кроме этого мне пояснили, что протекание моющего раствора можно обеспечить разными способами: руками, ногами и осторожным присаживанием на пакет и показали на канифасблок, прикреплённый к потолку. Оказывается через этот блок подвешивался на верёвке груз-давило – песок, опять же в полиэтиленовом пакете, опуская, подымая этот груз можно продавливать бельё находящееся хоть в тазике, хоть в пакете и обеспечивать протекание моющего раствора через толщу ткани. При этом не нужно наклоняться и поскольку использовался блок, то при работе позвоночник работал на растяжение, а не на сжатие, что оберегало больную спину Силича. Песок в качестве груза обеспечивал равномерное продавливание. Учитывая то, что полоскание при не замёрзшей реке, происходило тоже с применением не хитрого устройства, сооружённого на ней – то: процессе стирки и полоскания и вся механизация при этом, а скорее разуменизация (применён хуторской «термин») у Силича находилась на должном уровне, а качество стирки, по заверению Виктора – на высшем уровне, с которым не могли конкурировать стиральные машины любых типов (доказательные аргументы, мною выслушанные, приводить не буду). Простота и оригинальность, а особенно полезность задумок Силича мне понравились и не раз в жизни пришлось их потом использовать в полевых и командировочных условиях, без применения какой-либо посуды, порой удивляя окружающих.
Дни стояли короткие – поэтому сразу далеко в лес мы не ходили, начинали, утопая по колено в снегу, прокладывать лыжню по заячьим местам в окрестностях хутора, с каждым днём продвигаясь всё дальше, и каждый вечер усталые и огорчённые возвращались с пустыми руками. Судя по следам, зайца оказалось слишком мало, так и не взяли тогда ни одного и даже не видели. В природе часто случается: в предыдущий год этого зайца не сосчитать, но из-за высокой численности возникает эпидемия, как говорили раньше – мор и на следующий год зайца уже не сыскать. Вот и нужна в такие обильные годы очень интенсивная охота, чтобы снизить численность и разогнать зверьков по всей округе, за счёт этого зайцы расселятся из мест, где их много и перемешаются между собой, пожалуй это единственный способ избежать их гибели. Конечно при этом необходимы более интенсивные биотехнические мероприятия, поддерживающие жизненный тонус зверьков.
Силич подшучивал над нами и говорил, что он удачливей нас в охоте. Дескать, он не далеко сходил, за горку, и вот он зайчик-кролик.
Собак на охоту мы не брали, чтобы не портить лаек охотой на зайца – по заведённым у охотников порядкам. Правда раза два мы пожалели их и взяли с собой, просто чтобы прогулялись по лесу, а ружьё брал один из нас – так на всякий случай. После Нового года всякая охота, кроме на зайца – закрыта, а стрелять зайца из под лайки мы уж точно не стали бы. Один раз собаки остановили лося и мы стали свидетелями того, как работают собаки Силича по лосю. Тут основную скрипку играл Указ. Сильного азарта он не проявлял и вёл себя спокойно. Когда мы подошли на лай, Указ стоял перед лосем поперёк его хода метрах в пятидесяти, хвост он немного ослабил из кольца и изредка отдавал голос. Лось стоял и смотрел на собак и мы некоторое время наблюдали эту картину, причем с расстояния достаточного для выстрела из гладкоствольного ружья. Лая проявляла большую горячность, было видно по её нетерпеливым движениям, что она готова броситься в сторону лося и разразиться яростным лаем. Но видимо, она каким-то образом, в своё время, поняла, что нужно следовать примеру своего компаньона. Если лось разворачивался в сторону от собак, они без рывков, плавно, без лая заходили снова поперёк его хода. В первый раз мы увидели почти полный оборот лося, которого на месте удерживали умные псы. Когда лось поворачивался и страгивался на ход, лай прекращался, Лая в азарте пробовала бежать следом, но опомнившись, следовала за Указом, который забегал сбоку, опережал лося и опять вставал на его пути. Лось снова останавливался и, как признак этого раздавался спокойный редкий лай Указа, поддерживаемый Лаей. Три раза они останавливали лося и два раза мы смогли подойти к нему на выстрел, в третий раз мы подшумели лося и он ушёл далеко. Собаки утянулись за ним и ещё раз издалека мы слышали их лай, а потом они сошли со слуха. Уже темнело, идти по их следу возможности не было и мы, с чувством досады, вернулись на хутор. Волков в округе вроде не наблюдалось, Силич успокаивал нас по этому поводу, но всё равно пришлось переживать, пока собаки не вернулись. Поэтому с охотой было покончено.
Мы, от нечего делать старались, как можно больше помогать старику. Переделали все масштабные разовые дела под его руководством и занимались каждодневными. Их – этих дел, как оказывается не так много, но они занимают достаточное время и давят на психику своей неотложностью в сроках и своей ежедневностью. Мы помогали ему управляться с домашней живностью, возили на Орлике воду для бани и дома.
Один раз решили покататься на лыжах и даже уговорили Силича.
Он не поехал с горы, как это сделали мы с Виктором. С собой на гору он принёс тонкую жердочку. Мы не понимали, зачем ему она нужна и Силич видел, что нас заинтересовала эта жердочка, но ничего не объяснял. Мы съехали с горы уже по два раза, а он всё стоял, опершись на свою жердочку. Мы уже начали думать, что он и принёс её для того, что бы опереться на неё и стоять, любоваться окрестностями.
Силич видя, что мы уже употели, поднимаясь на гору, предложил нам задействовать Орлика в качестве подъёмника и размять коня, а то дескать, тот застоялся без работы. Мы согласились и при очередном подъёме, Виктор зашёл в дом за сухарями для Орлика, а я привёл коня в хомуте со шлеёй и седёлкой.
По совету Силича, мы привязали к гужам по верёвке в виде постромок. Он показал, как нужно подбирать верёвки, чтобы конь не запутался в них, когда будет бежать вниз с горы. Ещё по его просьбе я принёс пучок сена и не совсем понимал, зачем он нужен. Виктор спрашивал меня об этом, как «деревенского парничка», но я не мог ему ничего ответить. Спрашивать Силича не стали. Мы уже привыкли к тому, что нужно потерпеть и всё само собой прояснится. Виктор угостил Орлика сухарями, приговаривая при этом, что «бананьев то есть пряников нема» и давай мол, за сухарики удружи нам. Мы изготовились ехать вниз и тут Силич, попросил: внизу напоить коня из реки. На реке была сделана прорубь и прикрыта фанеркой, что бы не замерзала. Там же висели, на воткнутых в снег палках, два ведра. Чистое, к которому был жёстко прикреплен деревянный черенок, поэтому им можно зачерпывать воду не наклоняясь к проруби и наливать её куда надо и «скотское» – из которого можно поить скот, но в прорубь им «лазить» нельзя. Так вот, оказывается, пучок сена нужен для того, чтобы положить его сверху на воду в «скотское» ведро. Нужно это для того, чтобы конь не мог пить холодную воду большими глотками. Оказывается, по заверению Силича, так делали всегда грамотные лошадники. Я признался, что никогда не видел такого и не слышал. На это он сделал предположение, что я мог и не видеть, так как имел дело с лошадьми только летом. Но я подумал, что скорей всего колхозные лошадники могли и не знать об этом или по бесхозяйственности пренебрегать этим.
С Орликом всё получилось, правда, поначалу помог Силич. Махая на коня своей жердочкой, он дал понять ему, что он должен делать. К тому же, мы, съехав вниз, звали его к себе и Орлик прибежал к нам, за что и получил очередной сухарик из рук Виктора.
Виктор высказал предположение, что жердочка нужна для вразумления Орлика, но я опроверг его – уж больно она была не подходящая для этого, тем более в руках Силича. Я повёл Орлика поить и вдруг услышал возглас Виктора: «Смотри, смотри!»
Я повернулся и увидел, что Силич едет с горы, сидя на жерди, как баба Яга – на метле. Видно было, что ему не составляло труда держать равновесие и он мог притормаживать и регулировать тем самым скорость. Виктор смеялся. Действительно – вид у старика был: и немного смешной и очень уж неожиданный.
Силич в конце спуска ослабил тормоз, но всё равно не доехал до нас немного и подошёл. Он заметил, что Виктор смеялся и спросил его озорно.
–Ты сколько раз упал?
–Один раз, оба мы по одному разу.
–Вот, а если с рюкзаком? Да с ружьём? Что бы могло случиться? Не с тобой, так с ружьём. Соображаете? А я вот, таким макаром, могу хоть сколько раз ездить и всё будет нормально.
Я признал правоту Силича и оценил его способ молча. Думаю и Виктор был так же согласен, но он почему-то возразил
–Спортивности не хватает!
–А что ты под этим понимаешь?– спросил озадаченно старик.
Виктор отвечал мол, известно, что: трудность, опасность и прочее…
–И вероятность сломать шею,– вставил Силич.
–И это тоже,– немного подумав, согласился Виктор
–А зачем? Что бы горе случилось? За этим получается!
–Ну! Так, ведь почти в любом спорте, риск есть,– не сдавался Виктор.
–В том то и дело! А что тогда – спорт? Зачем он нужен?
–Спорт: это здоровье, сила, престиж…– голос Виктора тускнел.
–Здоровье – подорванное! Сила тоже боком выходит. Престиж чего? Если страны, то он не в этом заключается – если строго разобраться! Сейчас какая-нибудь банановая республика, не имеющая престижа, в хвост и гриву разделывает команды передовых стран.
Виктор не знал, что ответить и как последний аргумент сказал:
–Но ведь так было всегда и так придумано.
–Вот именно со времён гладиаторов. А кем придумывается всё это? Я думаю, кто это придумывает, тот с этого спорта совсем другое хочет получить. Не вижу я, что бы всё это на добре было замешано. Худым от этого веет,– и Силич начал нас разить.
Зачем, дескать: бежать быстрее, прыгать дальше, побить другого, обыграть другого. Кое что можно использовать как соревновательный эффект в воспитании детей, пока они не разумны. Но взрослому человеку, зачем этим детством заниматься и всю жизнь на это потратить. А сколько вокруг этого злых и отрицательных эмоций, сколько переживаний, сколько разрушенных судеб и всё это для низменной забавы толпы, в усладу собственного эго. Нет, мужики, пока люди не изведут этот спорт и эти войны, не имеют право называться людьми.
При последних его словах, Виктор протестующе хмыкнул, не согласный, с его сравнением войны и спорта. На что Силич продолжил.
–Да, да! Я не оговорился. Вот вы только – вдумайтесь. Ведь природа их одинакова. Добиться чего-нибудь через пренебрежение к чему-нибудь или к кому-нибудь и во что бы то, не стало, утвердиться. И что характерно: не одна религия не пропагандирует спорт. Видимо он считался раньше большим грехом. Но как-то это не обозначилось или утерялось. Ведь почти любой вид спорта, особенно изначально, из древности дошёл до нас, как прикладной элемент военного дела. Диск, копьё, молот, бег, а иногда из кровавых зрелищ для толпы. Сколько угробленного здоровья у спортсменов. Попробуйте доказать мне пользу спорта, если вам времени не жалко. Думаю, что у вас ничего не получится. Это там в шуме, городском, не думаешь об этом, а здесь совсем по другому, на это смотришь. Спорт это тихая война, и не всегда без крови.
Мы с Виктором обзавелись жердочками и уже катались только на них и больше не падали, в гору мы, трое, поднимались с помощью нашего «подъёмника». Спор всё продолжался. Говорил в основном Силич
–Всё это что бы дать толпе зрелищ. Чтобы отвлечь от проблем и от дел. Просидел на диване болельщик, проёрзал время в пустую. Дела страдают, диван страдает, штаны протёр. Если время отпущено на жизнь, то его не так бы надо тратить. Всё равно, что-то не доделаешь. Нравится тебе это. Понятно, что нравится. Кто-то постарался, чтобы тебе это нравилось. Кому-то это надо. Интересно иногда подумать на голую логику: зачем то и зачем это и что это даёт. Этот спорт пропагандируют совсем не спортсмены. Мне это напоминает, как в детстве нас малых пацанов стравливали парни повзрослей, что бы им забава была. Мы и квасили друг другу носы в угоду им. Лошадей на скачках мучают. На собачьих и оленьих упряжках соревнуются. Животных хоть бы не мучили, они поумней людей, по собственной воле не стали бы так делать. Всё это чрезмерность. А сколько раньше в древности было уничтожено людей и зверей на гладиаторских аренах? Тысячи, если не миллионы.
Мы по совету Силича, решили попить чаю и дать роздых Орлику. Это было кстати. Коня поставили в стойло и пошли в дом.
Спор продолжался во время чаепития. Силич признавал спорт на уровне физкультуры и то не в принудительном порядке, а по желанию. А насчёт нормативов, особенно в школе – тоже высказывался отрицательно. По его словам, так можно или подорвать здоровье или привить отвращение. Он высказывался за то, чтобы в школах физкультура преподавалась – в виде добровольного посещения спортивных секций и эти секции, в городе, может быть должны, общими для нескольких школ и не каких соревнований.
–Зачем ребёнку, слабому здоровьем, рвать себя нормативами и рекордами – пользы от этого мало. В школьной программе почти все предметы на выбор ученики изучают, а физкультура остаётся обязательной для всех – получается обществу спортсмены нужны, а академики нет. А я считаю наоборот: физкультура должна быть единственным предметом, которым можно заниматься по желанию. Всё должно быть построено на добре и именно на желании и без сопутствующих отрицательных эмоций и перегрузок, которые возникают при соревнованиях и он привёл пример массового занятия физическими упражнениями в Японии и Китае, где люди увлекаются этим до старости.
Он рассказал, как они в детстве играли в футбол.
–Выбирали двух капитанов – самых сильных и равных игроков. Остальные делились по равным парам и по загаданным в парах словам, капитаны по очереди выбирали себе игроков, заведомо не зная, кто в паре под каким словом обозначен. Если кто-нибудь в горячности или от досады, из-за недостатка мастерства, фолил, то есть причинял боль игроку другой команды, то такого презирали все игроки обоих команд. А сейчас, чуть ли не планируется тактикой игры, вывести из строя форварда. А болельщики что из себя представляют. Понять нельзя, они любители игры или не любители противника и болельщиков, которые за него болеют. Слово тоже военное какое-то – противник. Вот не контактные виды: волейбол, теннис и другие – это нормальные виды, а контактные спортивные игры – должны происходить между знакомыми людьми. Играют же некоторые любители между собой, для удовольствия и стараются не навредить друг другу. А что творится в индустрии спорта. Спортсменов, как гладиаторов продают и покупают, по одному и целыми командами. За проведение Олимпийских игр страны соперничают, что бы получить прибыль и подряды на строительство. Всё внимание уделяют проведению олимпиады, строительству её объектов, тратя при этом огромные средства, а дела в стране по остальным отраслям и направлениям трещат по швам. В баскетбол и волейбол играют переростки, просто нормальному человеку там делать нечего. Почему нет ростовых категорий. Сейчас вон женщинам теннисисткам хотят запретить кричать при ударе, да пусть они кричат, с криком удар сильней. Волейболистки с баскетболистками пусть кричат и обнимаются, пусть – женщины, девчонки ведь. А вот что мужики стали так же, как они себя вести, мне не нравится. Вначале ведь только женщины так и делали, а потом и мужики давай. Куда тренера смотрят, ведь целой командой на забившего гол запрыгивают, да он после такого, если живой останется, то не игрок. Гол забьёт и несётся от радости, потом в игре не увидишь, чтобы так бегал. Раньше мужики издалека подмигнули: молодец, мол и всё, ну клюшкой по щиткам слегка и то если рядом оказался. Дальше все – в игру и про неё, родимую, думают. Некогда глупостями заниматься, надо в дело силы вложить. Сейчас бегают, радуются, обнимаются, скоро наверное, стол будут выносить для фуршета на поле после каждого гола, цветы будет ходить собирать, как артист после своего номера. Нет что-то не то с этим спортом. Допинги эти, из человека уже не человека делают, чтобы результата достичь. Дикость! Здоровье гробит этот спорт. Спроси старого боксёра: «Полезен бокс?». Он если ему мозги совсем не отстучали, точно ответит, что бокс вреден. Упростили бы его, что ли – до полной дикости. Сделали бы машину, которая ударяет с установленной силой. Всё, как в той же дикой штанге, заказывай удар, подходи, клади голову, не отрубился после удара, прыгай, радуйся и так пока один не останешься и не станешь чемпионом. Пусть бы этим боксом занялись те спортивные деятели, которые его ещё не запретили. Нет, они не будут им заниматься. А женщины в боксе, карате, штанге соревнуются – это не дикость? Такого даже в прежние жестокие времена не происходило и вы обратите внимание, на национальный состав участниц – может, придёте к выводу, что это следствие снижения среднего интеллектуального уровня определённых наций. А некоторые нации не допускают у себя такого безобразия. Попробуйте поговорить с маститым спортсменом, достигшим сверхрдостижений, ведь это результат его особой жизни по принципу четырёх «П»: Потренировался, Поел, Поспал и Повторил всё снова и так с малого возраста и поэтому многие из них по жизни ограниченные люди, однобоко развитые. А потом после ухода из большого спорта им нужны тренерские рабочие места, вот они и говорят везде о развитии спорта. Им нужны: стадионы, корты, треки, трассы, спортзалы – чтобы выращивать новых спортсменов. Тоже получается и с артистами (тут не оставил Силич и своего «любимого коня»), их ведь заслуженных с каждым годом становится тоже всё больше и больше и каждый ратует за театр для себя, студию и мастер класс или курс в театральном институте. Послушаешь – получается, что нужно развивать спорт и искусства, воспитывать спортсменов и артистов – идёт такая пропаганда и при этом извели все учебные заведения, где можно получить рабочую специальность, токаря например, фрезеровщика, а в высших учебных заведениях при этом снизили и качество и объём с глубиной образования. С таким подходом мы тоже скоро станем банановыми. Единственно положительную черту, по моему мнению, занятие спортом воспитывает в человеке чувство времени – умение его ценить, распределять, быстро переключаться от одной задачи к другой, видимо это получается от того, что спортсмены всегда очень занятые люди и с детства не приучены бить баклуши и с другой стороны, выдающиеся спортсмены – всё таки целеустремлённые, порой до бесшабашности смелые и героические люди и конечно достойны уважения и восторгов, и тут никуда не деться. Вот в этом и заключается парадокс спорта, его какие-то наркотические свойства, для самих спортсменов и болельщиков и, если честно, то я сам заражён этим, хоть и высказываюсь против, но не хочу, что бы мои дети и внуки занимались большим спортом, пусть занимаются физкультурой. Интерес к спорту у людей определяется словом болельщик и тут как раз правильное слово употреблено, спорт – это действительно болезнь и для спортсменов и для болельщиков и не очень хорошо иметь от него болезненную зависимость. Вон даже какой тавтологии нагородил с этим спортом…
Мы слушали Силича молча. Для меня было неожиданным его отношение к спорту, но получалось так, что в душе я частично соглашался с ним. Сомнений и раздумий, по крайней мере, у меня, появилась масса. Видимо тоже происходило и с Виктором, хотя он и избрал себе в начале разговора роль оппонента и старался её исполнять до конца.
–А вот как насчёт охоты, Силич, которая называется – именно спортивная охота?– задал вопрос в перемену темы Виктор, видимо, не найдя веских аргументов против его высказываний.
–Это вообще не спорт – это уж точно увлечение. И вообще я вычитал в альманахе «Ветер странствий», по моему, что это идёт ещё с тех времён когда были племена собирателей и племена охотников. Вот на генном уровне и определяется увлечение: одному по грибы ягоды охота, а другому на охоту. У многих эта страсть проявляется в явном постоянстве, у некоторых периодически.
Для меня это стало новостью, Виктор после тоже признался мне, что не знал этого.
Я считал, что увлечение охотой – это мой осознанный выбор, моё желание, а получается, это какой-то генный атавизм – не зависимый от моей воли. Мне это не очень нравилось, о чём я и сказал.
–А вот так и получается. Не зря я охотникам говорю, что охота – в пуще неволя, а в народе говорится «охота пуще неволи», хотя это и не только к охоте относится, а вообще к какому-либо желанию,– ответил Силич
–Вот так да!– подумал я и отметил то, что моё отношение к охоте очень изменилось после знакомства с Силичем. Не то, чтобы у меня пропала тяга к ней – нет. Но перераспределение в пользу без трофейной охоты, было на лицо. На первый план стали выдвигаться такие составляющие охоты, как созерцание природы, нахождение в новых красивых местах и привал в них, радость от обилия дичи, если такое встречалось. Я ловил себя на мысли, что мне жалко стало стрелять по дичи. Такое чувство было у меня и раньше, когда держал в руках подстреленную живность, но здесь я ловил себя на жалости – до выстрела. У меня возникало подозрение, что это особая программа хитрого старика по сохранению дичи. Но будто, угадывая наши мысли по нашему виду, Силич, понимая, что привёл нас обоих к нужному общему знаменателю – тут же немного успокоил нас. Дальше он высказался за охоту. Охота, дескать, вообще нужна, как отрасль хозяйственной деятельности человека и бывает просто даже необходима. Вон сколько раньше волков распложалось и людей зимой загрызали и скот резали. Лось, когда его много – вредит посадкам леса. Кабан – тоже, опустошает поля, не даёт плодиться боровой дичи и другой птице, которая устраивает гнёзда на земле. Иногда природная кормовая база не соответствует численности и тогда возникает гибель от бескормицы – эпидемия от падежа может возникнуть. От перенаселённости возникают болезни. Получается так, что охота нужна, как регулирующий фактор численности, при увеличении лесной живности и для сохранения животных. Не придут на помощь животным в трудный момент телевизионные охальщики. Только охотники не могут пройти мимо этой проблемы. Подкармливают, охраняют. Кто медведя шатуна остановит? Кто лис отстреляет, когда их много, чтобы эпидемия бешенства не возникла или уже возникла? Потом ведь есть и другая охота. Вон в Швеции, я читал. Они, там, на полезных животных мало охотятся. На ворон у них охота есть. Ворона ведь враг. Это крылатый волк. Сколько она и птицам и меленьким зверушкам вреда приносит. Гнёзда разоряет, птенцов убивает, зайчат, бельчат, утят. Всех кого одолеть может. А пойди её подстрели. Хитрая каналья. Они там и в засидках сидят и костюмы маскировочные шьют и манки специальные придумывают и на чучело филина её подманивают. Каждый свои способы придумывает. Кто тысячу ворон подстрелил, того награждают значком «Золотая ворона». Сорок долларов стоил лет тридцать назад такой значок. Сейчас наверное все двести стоит. Такой охотник очень уважаем среди них. Сумели интерес создать к этому делу. Там зайчатники и лосятники и прочие охотники в сравнение не идут с такими кавалерами «Золотой вороны». А у нас перестали, толком ворону истреблять и дичи стало меньше.
–Силич, а ты же сам парусным спортом занимался в молодости,– не унимался Виктор – защитник спорта.
–Ну, ребята, парусный спорт это особая статья. Парус – это музыка, а музыка – это ещё не парус! Там ведь столько нужно знать, уметь, чувствовать, предвидеть, там и тактика и стратегия. На швертботе олимпийского класса, на «Летучем Голландце», к примеру, около десяти регулировок в настройке, влияющих на ход и при неправильной регулировке, в сильный ветер – тебя положит ветром на воду или душить будет, а хода никакого, а при правильной – ты будешь идти и только хода будешь выжимать из этого ветра. Ведь посмотреть на предстартовые хождения яхт – расходятся на разных курсах по своим правилам, без всякой разметки и никаких столкновений, хотя стартует одновременно много яхт в один створ и все стараются занять выгодную позицию и по времени створ пересечь сразу, после рынды. Какая слаженность от экипажа нужна, какое внимание, чтобы столкновения не произошло, или нарушения правил – иначе дисквалификация, чтобы не проворонить шквал, тем более угадать обратный, с отходом, шквал и отработать его правильно. Вот там, как ты говоришь драйв, так это драйв – весь мокрый, в воде весь, а в горле пересохло. В парусе всё: и везение, и мозги, и сила с выносливостью, и быстрота, и изобретательность, и мастерство рук в обустройстве яхты и в гонке. А, красота какая – паруса белые и разноцветные. Одно удовольствие посмотреть, когда экипаж красиво грамотно поворот скрутит, слаженно, быстро. Там ветер жилы из себя тянет, конечно, и из тебя тоже, но за счёт приспособлений всё облегчено для человека и ты из ветра выжимаешь всё, что можешь по своему мастерству и сноровке. Там тебе разрешено применять разные усовершенствования, там изобретаешь, придумываешь. Нет, парус – это парус!                Конечно, тоже есть моменты неприятные, когда разница в качестве матчасти, то есть в деньгах заплаченных за эту матчасть. Бывает, что просто выигрывают деньги, но бывает иногда и мастерство побеждает деньги.
Чувствовалось, что тут Силича не нужно трогать, с таким горением в глазах, он говорил о своём увлечении. Он назвал парусные гонки тоже увлечением, бывает просто людей тянет к путешествиям по воде и он процитировал латинскую поговорку: «По морю плыть необходимо – жить не так уж необходимо». Что это из человека идёт, это не папа с мамой привели.
Честно сказать, мы сразу не поняли и половины из сказанного Силичем, про техническую суть парусного спорта. Мои надежды, что Виктор переспросит его, не оправдались, а меня это очень интересовало и я начал задавать вопросы. Силич кроме того, что на основе векторного разложения сил, просто всё объяснил про парус, рассказал про регулировки, изрисовав при этом листа два бумаги, он ещё разрушил моё представление, что на парусном судне нельзя прийти в желаемое место, если не будет нужного ветра, он объяснил курсы судна относительно ветра и как парусник ходит галсами. Видимо, такое не вдумчивое представление, сложилось у меня от детских наших корабликов из сосновой коры, с берестяными парусами, которые мы запускали на весенних лужах. Помню, я тогда задумался над тем, что происходило это именно весной, летом мы не пускали кораблики, меня это очень заинтересовало, я поделился со всеми. Силич тоже с удивлением согласился с такой же закономерностью из своего детства и сделал предположение, что возможно это тоже на генном уровне, ведь всегда раньше на открытие новых промыслов и земель отправлялись весной, видимо будоражит открытие навигации пацанов. Виктор слушал нас молча, а потом как-то с сожалением или с непониманием нашей увлечённости в этом разговоре сказал нам, что они в детстве, в городе, не пускали кораблики и добавил уже весело «ну вот, вас корабелов прибыло!» В конце парусной темы Силич с уверенностью сказал.
–За парусом будущее в морском судовождении. Кончится всё: нефть, ядерное топливо, все энергоносители – останется только ветер и солнце, вот и будут ходить суда на парусах из материала в виде плёночной солнечной батареи и будут накапливать электроэнергию для парусных лебёдок и для манёвров в порту. Начинали с паруса и снова к нему вернёмся, только на совершенно другой технической основе.
В разговорах мы засиделись за чаем, кататься на лыжах больше не хотелось, да и короткий день уже клонился к вечеру.
–Раз кататься больше не хотите, давайте баньку сгоношим, а то употели все,– предложил Силич.
Мы с Виктором были только «за». По договору, мы с Виктором пошли возить на Орлике воду с реки, а Силич пошёл затоплять баню. Он быстро справился со своей частью работы и чтобы пустой котёл сильно не разогрелся – набросал в него чистого снега.
Баня «поспела» быстро. Как всегда, немного перекусив, пошли мыться и как всегда, мы с Виктором парились намного больше Силича. Хорошо было отдыхать после парилки в тёплом предбаннике и попивать квас. Квас у Силича особый: умеренно кислый, бодрящий. Годился он и для утоления жажды и для окрошки. Как водится, Силич приходил «выгонять» нас из бани. Ворчал, что в следующий раз не даст много квасу, дескать, без квасу не будете столько баниться – он уж это знает.
Мы понимали, что старику скучно и нам стало неудобно, что он ждёт нас к столу, да и голод после парилки давал знать о себе. Попарившись ещё раз, мы окатывали себя водой пока не использовали её всю, чтобы не оставлять в баках и не разморозить их.
Ужин как всегда, оказался прост в блюдах, но замечателен в их качестве и количестве. Приятно было себя чувствовать чистым. Не куда не нужно спешить, по заведённым порядкам, сидеть за столом можно в чём угодно и сколько хочется. Не нужно и завтра куда-то спешить.
Силич угостил нас новой настойкой, под предлогом: «оценить по чуть-чуть после баньки, на сон грядущий». Честно сказать, если бы аргументация с его стороны была менее веской, мы бы всё равно не отказались. Силич не упоминал про «ради праздника». Мы же с Виктором могли это сказать, потому что всегда чувствовали праздник, когда гостили у него.
Силич у нас попросил разрешения прилечь. Он всегда так делал потому, что после бани на него сильнее действовала истома, а он постоянно стеснялся выходить первым из-за стола при гостях. Мы каждый раз его убеждали, не беспокоиться о таких вещах под тем предлогом, что люди свои, тем более, что ни есть, ни пить, нам уже не хочется. Мы убрали со стола и тоже улеглись.
Силич не спал, видимо прилечь хотел от усталости, что бы стало просто полегче.
Как-то само собой, разговор зашёл снова про охоту. О том: какие опасности сопутствуют ей. Силич рассказал, что иногда люди гибнут по чистой случайности. Есть у охотников такая глупая особенность: за каким зверем пойдёт – за того зверя и воспринимает всё, что на него похоже. Всё ему кажется, что он зверя видит или он и не смотрит толком, а только думает, что это зверь. Если бы пошёл без ружья, точно бы рассмотрел, что это такое, а вот оружие почему-то мешает этому. Торопит охота всех. Рассказал, как опасно тропить лося вдвоём.
–Был случай: двое с горящими лицензиями на лосей, поехали на охоту. Нашли переход двух лосей и пошли тропить по следу. Через какое-то время лоси разошлись в стороны и охотники тоже разошлись. Идёт охотник вдруг видит, впереди лось. Стрелок хороший, быстрый, миг и выстрел – упал лось. Подбегает, а там напарник – раненый. В то время у охотников, была популярна суконная куртка от спецовки сварщика – коричневого цвета. Удобная, легкая, тёплая, шерстяная – ветки по ней не свистят. Вот эта куртка и ввела в заблуждение стрелка. Он не знал, что следы лосей снова сошлись вместе, а напарник его опередил. Раненый умер, пока напарник вытащил его из леса, пока вёз в больницу. Жалко обоих было и того что погиб и другого. Не дай Бог такое пережить. Сейчас вот пошло, много камуфлированной охотничьей одежды, а я считаю, что охотник должен быть одет, как королевский шут в яркие цвета, а если загонщик, то и с бубенчиками. Ведь произошёл случай: знакомый – подстрелил загонщика, тот тоже закамуфлированный выходил, молча на стрелковую линию, тут лось вдоль линии побежал, стрельба и рикошетом попало в загонщика. Если бы загонщика видно было и стрелку и лосю, другой бы расклад пошёл. На охотника в коллективных охотах сильно давит фактор ответственности: успеть, не прозевать, не промазать, да ещё и азарт – вот при таких делах и забывают, рассмотреть толком, куда стреляют. Я всегда говорил, когда промышляли лося командой: «не самое главное лося привезти – самое главное кого-нибудь из нас не привезти». Бывали тихие загонщики – хитрецы. Идёт потихоньку в загоне, в надежде, что от других загонщиков на него лось набежит, а того не понимает, что лось отстояться может и уйти через загонщиков или сам за лося может сойти, когда на стрелковую линию выйдет. Ругался я с такими загонщиками, пока не привёл всех к общему знаменателю. Здорово подводит охотников, когда начинают хвастаться своей реакцией, иногда с таким рядом ходить страшно, того не понимают, что настоящий охотник всегда спокойно должен отпустить дичь, если нельзя стрелять. Шуточные фильмы на охотничью тему – вообще пагубны. Сейчас очень много юмора на профессиональные темы. Я иногда думаю: бедные дети, как они смогут сформировать представление, о той или иной профессии – наверное, по юмору скоро будут выбирать. Буду тем-то – вон как весело у них, того не понимая, что им показывают сплошные глупые выдумки. Да и про жизнь и жизненные ценности, откуда им сформировать свои понятия, когда на каждой программе юморят и ёрничают. Я почему, так говорю, потому что в наше время родителям некогда было нас воспитывать. Вот мы пацанами, воспитывались на кинофильмах. А сейчас какое воспитание можно получить, когда на каждой программе, в каждом фильме: украл, зарезал, избил, застрелил, ограбил – сплошное зверство и подлость. Разобраться так это получается идеологическая диверсия по приведению народа к деградации – с результатом через двадцать лет. Не большой срок для истории. Появилась раньше в мультфильме шуточная песенка «Мы бандито – мы стрелянто, убиванто». Весёлая такая песенка. Мультфильм хорошо сделан. Потом через двадцать лет получили грустную ситуацию. В мультфильмах и в кино, как только не лупят друг друга, что только не делают на автомобилях, дети смотрят, вырастают и не знают, что это опасно для жизни человека. Вот и начали теперь все запросто друг друга и «стрелянто и убиванто». Пока человек не вырос, не знает, что эти все шуточки значат – нельзя ему на них смотреть. Простые шутки, безобидные – могут боком выйти и на охоте, причём таким боком, которого никто не ожидал. Рассказывал мне приятель случай такой.
Силич сделал не большую паузу и продолжил.
–Произошло это давно. Ефимыч – Юрка Улётов, молодой парень, до армии ещё, со своим другом приехали осенью на утиную охоту, на озеро Невидим. Приехали они на «Победе» Юркиного отца. По тем временам, это большой шик. Сходили на вечернюю зорьку. Стрельнули, не стрельнули – не помню, вроде он про это ничего не говорил. Заночевали тут же у озера, у кромки камышей. Спать решили в машине, а пока развели костерок и сидели, ужинали. Нужно сказать, что в те времена на Урале стала охота популярной среди военных, по той причине, что командовал тогда военным округом маршал Жуков Георгий Константинович – заядлый был охотник. Многие офицеры пристрастились тогда к охоте. Вот такая офицерская компания развела свой костёр не далеко от ребят. Костёр большой, видимо с собой дров привезли. Разговор, смех слышны. Какое-то время спустя, подходит к нашим ребятам мужик, вояка – видно по снаряжению, хоть и без погон. Мужик солидный, видно, что в чинах. Поздоровался, поговорил и от доброты и охотничьей компанейности, пригласил парней к своему костру. Те засомневались, застеснялись, но тот их убедил, дескать, что вы тут вдвоём скучаете. В общем, привёл он их к своему костру. На них и внимания почти никто не обратил. Сами знаете, как это бывает, когда к компании из темноты, к костру, подходит человек, его и не заметно. Ребята нашли местечко сели и наблюдают, слушают, просто присутствуют. А у костра свои разговоры, байки, шутки. Мужики солидные – на ночь в ватные штаны одеты, в бушлаты. Тут нужно сказать про то, что в те времена все охотники стреляли патронами собственного снаряжения. Разговоры часто были: о способах зарядки, о бое ружей и это происходило непременно и всегда в любой охотничьей компании. Вот один вояка решил подшутить над кем-нибудь. Заготовил дома холостой патрон: вместо дроби пыжей натолкал, а замаркировал его двумя нулями – сами знаете, что это крупная дробь. Вот и подловил одного рассказчика, когда тот говорил, что он из своего ружья, с запредельной дистанции, четвёртым номером, какую-то там птицу свалил. Оборвал его, дескать, хорош врать: знаю твоё ружьё – такого быть не может. Рассказчик уверяет, божится и начинает кипятиться, а тому то и надо. Да дескать, не может так стрелять твоё ружьё и всё, на вот тебе патрон – двумя нолями заряжен. Я тебе свою задницу, в ватниках – за тридцать метров поставлю. Стреляй и не чего мне – не будет. Рассказчик в волнении, мол – давай становись. Тот отдал патрон, отшагал до тридцати, встал в позу и уверенный кричит: «стреляй!». Рассказчик переломил ружьё и немного задумался. Думает про обидчика, что совсем, мол – сдурел: я ведь ему двумя нолями весь скворечник разнесу. Дай я – хоть дробь помельче возьму и свой патрон четвёртый номер зарядил и выстрелил тому туда, куда он просил. Тут и давай орать мужик-мишень. Визжит, матерится и орёт – мол: ты чем сволочь стрелял. Стрелок ему в ответ – дескать, ты меня благодарить должен, я не стал крупной дробью стрелять, а заменил на мелкую – своим патроном, четвёркой стрелял. А зачинщик обозвал его идиотом и открыл тайну, что его патрон был холостым, пыжами заряжен. Хохот поднялся. Кто по земле катается от смеха, кто сердобольный пострадавшему дробь выковыривает. Благо ватные штаны спасли, не глубоко вошла. Вот такие дела, охота – шуток не прощает.
Мы с Виктором сдерживали смех, потом в конце концов не выдержали и захохотали, Силич только чуть улыбнулся этой знакомой для него истории.
Силич замолчал. Чувствовалось, что он утомился и рассказами и дневными заботами, да и сказывалась истома от бани. Мы понимали это, но нам хотелось послушать ещё что-нибудь. Это всегда являлось грустным момент в наших вечерних, порой ночных посиделках. Было понятно, что пора спать, но кто-то сидящий в тебе с детства – не соглашался с этим и не понимал здравых резонов.
Иногда, очень уместно хитрый и прозорливый Виктор отсрочил наш сон и в этот вечер. Не помню уже и как, но, точно, благодаря ему, разговор коснулся просто разных жизненных обстоятельств. Возможность наших дальнейших разговоров представлялась нашей безграничной свободой в том, что говори всю ночь, ограничить эту свободу мог только распорядок жизни живого хозяйства Силича. Здесь если не понятно, то можно пояснить, что это касалось утреннего ухода за животными. Но у нас с вечера, по заведённому порядку, было всем жующим, клюющим задано столько, что хватит до следующего утра и не замерзающая вода была у всех, не говоря уже о снеге, который использовали кролики взамен воды, с «прилизом» соли, которая у них не переводилась. Что касательно Лаи и Указа, то Силич всегда говорил и ему мешала только его сердобольность, устроить обстоятельства, при которых им не помешает для лёгкости форм, иногда и попоститься немного. По его словам, статус лайки, как аборигенной собаки на стойбище, не предусматривал никакого специального кормления летом, так от стола остатки. В лесу, что найдут то и пусть съедят. Зимой и в другие периоды промысла, собаки ели попутный продукт промысла. Он же, наоборот, в лес промышлять летом не давал ходить им, единственно, что им дозволялось, это мышковать на лугу окружающем хутор, чем с удовольствием и занималась сытая Лая, в утеху своему праздному времяпрепровождению, выкапывая глубокие норы, в которые она скрывалась иногда по кончик хвоста. Указ меньше проявлял интереса к такому норокопанию за мышкой. Толи он был родом из другого лаечного сословия, толи, по своему полу, считал это дело не достойным, но он лишь флегматично сидел около, старательно копающей Лаи, в надежде подстраховать её на случай, если искомая мышка выбежит откуда-нибудь и быстро, в один хлопок пасти, присвоить добычу, чтобы долгим жеванием, не рассердить Лаю, а ещё лучше сделать это, вообще не заметно, от греха подальше. Чем чреват для него гнев подруги, он давно усвоил и старался мудро и степенно избежать его, на всякий случай, приготовив всем своим безразличным видом к её затее, ответ в духе всех мужиков, как представителей всего мужского сообщества: «прости, сам не знаю, как так получилось», с той надеждой и долей уверенности, что будет прощён, по горестной привычке женской особи, как опять же представительности всего женского сообщества. В иной, урожайный на мышей год, Лая много выкапывала на лугу таких нор и я боялся, чтобы в такую нору не попал ногой Орлик, когда я проминал его по лугу. Но умный конь, кроме моего руководства скачкой, сам углядывал эти норы по выбросам глины на траве и плавно принимал в сторону от них или удачно перескакивал их, если из-за неожиданности их нельзя было миновать. В этом плане Орлик был молодец, не «спотыкастый конь», как говорили раньше. Но всё равно, в каждый приезд, я, от нечего делать, засыпал лопатой эти норы. Силич как-то похвалил меня и сказал, что он следит, чтобы эти норы не уходили под снег, потому что зимой Орлик точно может попасть в такую нору ногой.
У Силича, по его словам, все животные, на всякий случай, при условии его одиночного обитания на хуторе, были обеспечены на длительное существование без вмешательства человека. Орлик и Ёла на третий день могли доставать из стен хлева сено, служившее в качестве утеплителя, воду они могли, когда кончится в большом не замерзающем общем корыте, употреблять в виде снега-инея, заходя за специальные стенки-загородки, к специально менее утеплённым стенкам, где его достаточно выпадало в виде замерзающего конденсата. О кроликах вообще речь не шла – те жили, некоторые из них, вообще в очередном стоге, завезённом к ним в изгородь и Силич к ним наведывался только иногда, по большей части за мясом. Он приучил их, выбегать на звук колокольчика за изысканным лакомством, это было заведено у него, для быстрого нужного отстрела, именно выборочного. Причём около крольчатника стояла лопата, по совместительству выполняющая огородные обязанности, с помощью которой нужно было убрать землю или снег, окровавленные подстреленным кроликом. Такой «охотой» приходилось, скрепя сердце, по просьбе хозяина заниматься и нам с Виктором. Что касается собак, для них в чрезвычайной ситуации подразумевалась лёгкая охота в том же крольчатнике. Перемахнуть заборчик и залечь у стожка они, при определённой нужде в пище, такой возможностью непременно воспользуются, определив для себя тот предел обстоятельств, за которым их только похвалят за это, это у них умных сработает непременно, несмотря на запреты хозяина и при полном текущем равнодушии к кроликам на данный момент. Так нам описывал Силич крайнюю чрезвычайность положения животных на хуторе. А там, даст Бог и кто-нибудь наведается к нему.
Была у нас свобода именно при таком устройстве дел на хуторе и мы в полной мере упивались этой свободой, при полном отсутствии планирования и полном отсутствии какого-либо принуждения обстоятельствами жизни к этому. Поэтому и могли мы говорить, хоть ночь напролёт и спать хоть весь день, при зимнем коротком дне бывает разница между днём и ночью не так важна, тем более при отсутствии не отложных дел. Вот и были у нас такие вечера, когда вроде уже и спать решили, но решив поговорить ещё немного, мы как бы ощущали второе дыхание и разговаривали ещё неожиданно долго. Чем мне нравился Силич – он не был каким-то рабом урочного времени и порядка, он был видимо по своему вольному казачьему хуторскому происхождению, скорей всего каким-то культурным, без программным анархистом. В нём я чувствовал признаки, никогда не обозначенного словами перед ним, моего жизненного кредо: «лучше один раз попробовать – чем всю жизнь хотеть», с тихим желанием никогда не губить слабых порывов души в каких-то хороших начинаниях, даже пусть в ущерб, кажущимся срочными делам. Он, мне кажется, не подозревал о том родстве наших душ, которое было так ощутимо только с моей стороны.
Вот и не помню, как у нас подошёл разговор к некоторым обстоятельствам жизни Силича. Это всё стараниями Виктора. Мы как малые дети периодически умащиваясь поудобней, иногда просто меняя позы, как чем-то надоевшие, создавая при этом не мешающий шум, лежали на кроватях
Говорил Силич – мы слушали. Он рассказывал, как ему пришлось оставить своё профессиональное занятие охотой, в должности охотничьего начальника. По его словам получалось, что он в самом начале своей работы на этом поприще подумал, что получится так: пока трудно, но с преодолением трудностей, будет виден результат – он будет работать и провернёт всю начальную тяжёлую работу, а вот когда, по мелочам, дела застопорятся и перестанут продвигаться, в малых своих шагах, то ему это надоест, он заскучает и бросит это дело. Такой у него характер: сегодня должно быть лучше, чем вчера. Если нет сдвига в лучшую сторону и ни какими стараниями, это не сделать, потому что на это нет воли вышестоящих начальников, ему надоедает просто всё. Но в мыслях, он всё таки лелеял надежду, что сначала всё обустроит, а потом уж займётся всласть охотой, причём не в плане длительности по времени, а в плане, когда этого захочется. За одно лето были перевезены из старого хозяйства новый недостроенный дом, две бани и много стройматериалов. Приходилось наводить мосты, чтобы машины прошли летом, по размытому, взыгравшими весенней водой, речушками, зимнику. Он неделями ездил по области, с минимальным запасом еды – куском сала и двумя булками хлеба. На новых местах поставлены дом и бани. Оставалось немного и тут дела застопорились, не стало материалов и никакими стараниями их не получалось выбить. Вот тут он и загрустил. В общем было всё построено, но довести всё до конечного совершенства, не представлялось возможности. Он решил, что ему делать нечего, нужно уходить. Но все начальники заводские, из охотников, его упрашивали остаться и намекали, что не отпустят его просто так, будут творить препоны по дружбе. Помог ему случай. В его распоряжении имелась, специально купленная для охотхозяйства у военных, машина ЗИЛ-157 с кунгом. Некоторые охотники работали на реконструкции цеха, им приходилось ломать старые перегородки и много добротных материалов выбрасывать на свалку. Вот они и предложили: отбирать из материалов, что получше и складывать в кунг. Получается, что наметился какой-то сдвиг. Когда он стал вывозить материалы, то Силичу не поднесли на проходную пропуск на выезд. В охране это воспринималось, как попытка несанкционированного вывоза. Началось разбирательство, а он чтобы его уволили, не стал оправдываться. Как его не пугал зам директора по режиму, отставной полковник, заслуженный разведчик из КГБ, в своё время охранявший Фиделя Кастро и имевший от него в подарок именной пистолет. Всё пытался выяснить, где он взял материалы и кто ему их дал и посадить его грозился. В охране его пугали этим полковником, но Силич сказал, что боится только медведя, когда тот на задние лапы встаёт, а это как раз и услышал этот полковник и очень старался докопаться. Но так дело и кончилось, как хотел Силич – его освободили от должности. Самое интересное в этом, если бы материалы не нужно было вывозить за территорию, то есть незаконно использовать их на заводе или сгноить на свалке, то никаких проблем бы не возникло. Заводское начальство высшего эшелона, все, пытались за него заступиться, но он отказался. Вот какая иногда возникает казуистика – маленький нюанс, не обозначенный в нужном месте, не опровергает эту казуистику и меняет круто жизнь человека.
Всё это он нам рассказал в тему о том, что у человека часто получается, когда жизнь ставит его на перепутье и иногда случайное происшествие или осознанно выбранное то или иное решение или вовремя необозначенный момент или глупая мелочь, изменяет его судьбу.
Мы ещё долго говорили в тот вечер. «Вот это мы устроили сегодня прения с бдениями»,– с тихим восторгом удивления заметил Силич. Глаза его прищурились, как бывает, когда человек вспоминает, что-то из прошедших времён. Он, как будто, посомневавшись немного, говорить ещё или нет, решился и рассказал. В бытность охотничьим начальником у них на базе образовалась компания любителей поговорить до утра, называл он её КПДЧ – Клуб Поговорим До Четырёх. Поскольку в разные заезды состав частично менялся, то в шутку председателем клуба пришлось стать ему.
–Вот опять всё, как в молодости повторилось, давайте будем спать, а то уже наговорились и наслушались все,– тихо закончил он, поворачиваясь на бок.
Утром, вопреки всем ожиданиям, поспать не пришлось. Силич, по своему возрасту не любивший долго спать, проснулся только чуть позже своего урочного часа и пошёл управляться по хозяйству. Видимо, чтобы не беспокоить нас, он решил задержаться на улице как можно дольше и решил проверить всё своё хозяйство. Когда он вернулся, я, чувствуя неловкость в том, что мы проспали и не предложили помощь ему, уже оделся и собирался выйти на улицу. Мы в полголоса пожелали с ним другу-другу доброго утра. Силич не раздеваясь, присел на табурет, положил варежки на колени, вздохнул задумчиво и сказал тихо, почти шёпотом.
–Проблема у нас, мужики, гость у нас не званый.
Я вопросительно уставился на него и он после паузы, продолжил.
–Куница, по следам получается она, за кроликами повадилась охотиться. Видимо ночью боится из-за светодиодов на ветряке, днём промышляет. Два дня назад проверял их, всё нормально было. Надо её теперь убирать, не отвадится она от них.
–Много кроликов задавила?– задал вопрос, проснувшийся и, видимо вникший в суть дела, Виктор.
–Пока вроде одного, может внутри стога ещё есть убитые. А так вроде одного, сначала там и пировала, а потом остатки утащила в дуплянку беличью, похоже, и сейчас там сидит. Собаки там остались, не отходят. Я уже и позицию приготовил для засидки, из снега вал сделал и сена для подстилки натаскал. Так что предстоит охота, мужики. Давайте будем завтракать и на охоту собираться. Может она сегодня опять пойдёт, хотя мясо у неё, наверное, ещё и есть, но ей захочется свежей крови, раз у неё есть доступная охота, она сейчас будет растаскивать по лесу припасы.
За завтраком Силич изложил свой план охоты и открыл нам новое, как я понял по удивлённому лицу Виктору, ранее не слышанное нами обоими, из поведения хищных зверьков. Оказывается, Силич оговорился, что у норки это характерно в её поведении – это он точно знает и очень вероятно, что так же себя ведёт и куница: зверёк «не умеет считать» и его можно обманывать. Можно совершенно явно подойти к засидке вдвоём, одному спрятаться, а второму, после, опять же явно уйти. Если зверёк наблюдает это, то он считает, что опасность для него удалилась. Конечно, нужно учитывать при этом направление ветра, что бы не беспокоил запах с засидки. Сегодня, как раз почти нет ветра и только слабо тянет в нашу сторону, до этого стояла тоже безветренная погода, но слабый ветерок дул в другую сторону, это наблюдательный Силич заметил, по привычке, по дыму от пня-трубы и наших сигарет. Видимо ветерок сменился утром и поэтому собаки только сегодня обозначили разбойницу. Для этой охоты как раз годились кстати наши с Виктором белые масхалаты. Силич предложил двоим быть в масхалатах, причём подходить на смену нужно в расстегнутой куртке, а отходить с засидки снявши куртку, чтобы в обоих случаях тёмным силуэтом обозначить себя и зверёк видел появление и удаление опасности. Маскироваться при подходе не нужно, что бы подход отход выглядел одинаково и засчитывался как одна и та же опасность.
После завтрака, Силич погремел за печкой ключами и достал из сейфа, который был скрыт за матерчатой обивкой стены, пятизарядный мелкокалиберный охотничий карабин, на половину заполненную пачку патронов и снарядил две обоймы, на всякий случай одну положил в матерчатый чехольчик, чтобы всегда имелась на позиции про запас в сухом виде. Я при этом попутно получил для себя ответ на вопрос: где он хранит оружие? Меня это интересовало с момента появления на хуторе, но спрашивать о таких вещах я не решался. Теперь стало всё понятно и я уже не удивлялся, разумности решения данной проблемы, в виду её скрытного, не обозначенного характера. Силич кроме этого предложил альтернативный вариант охоты, суть которого заключалась в том, что можно потихоньку приставить к дереву лестницу, обмотать куском сети дуплянку и снять её с дерева вместе с куницей. Конечно, при этом она может выскочить раньше времени и для этого одному нужно страховать с карабином и использовать при этом собак. Но по инициативе Виктора мы уговорили Силича, действовать по первому варианту, как более интересному и имеющему больше охотничьих составляющих элементов. Мы уже оделись и стали натягивать масхалаты, но Силич нас остановил, предупредив, что пока нужен один человек в масхалате. Он достал три спички, обломил одну и предложил тянуть жребий – кому первому идти в засаду. Мы с азартом стали уговаривать его, не участвовать в жеребьёвке, а быть на правах начальника нашего охотничьего штаба и руководить всеми делами и к нашему удовольствию он согласился. Видимо, вдогон обдумав обстоятельства предстоящей охоты, уже как новоиспечённый начальник штаба, он предложил обнести дерево обмётом, в качестве которого можно использовать полотно из сети, которое Силич использовал для расширения загона для кроликов в летнее время. Разумное начало вселило в нас хорошее настроение.
В скором времени мы втроём были на месте, собаки изредка полаивая, сидели под деревом. Мы осмотрели местность и пришли к окончательному выводу, что куница не ушла верхом деревьев и находится в дуплянке. Быстро нарубили колышков и растянули на них сетку вокруг дерева, притаптывая её низ в снег, стараясь растянуть её подальше от ствола со стороны длинных ветвей, чтобы зверёк не мог спрыгнуть с них за ограждение. Силич взял собак на поводок и мы зашли за снежный бруствер, устроенный неподалёку и присели там. Потом Виктор, вытянувший жребий и поэтому бывший в масхалате, улёгся на сено. Мы поднялись с Силичем, он осмотрел позицию, посоветовал сделать в бруствере желобок для карабина и примеряться к выстрелу и умоститься окончательно, напомнил, что нужно целиться в яблочко и что яблочко в глазу у куницы и после этого, пожелав охотнику положенного успеха, демонстративно ушли на хутор. Меняться решили через час.
Мне хотелось поскорей оказаться на позиции и я с нетерпением ждал наступления этого момента. Подходил я к нашему секрету, как и было решено в расстегнутой куртке, всей видимой тёмной частью своей фигуры обозначая своё приближение. Присев подле Виктора, я шёпотом выяснил у него, что куница не появлялась, а так же то, что он не замёрз. Виктор сделал предположение, что часа может и не достаточно, чтобы куница успокоилась и вылезла из укрытия. Мы договорились, что он обсудит этот вопрос с «начальником штаба» и если я, после первого опробования не замёрзну, то будем сидеть, вернее, лежать в секрете по полтора часа. После того как я умостился, с учётом его советов на позиции, он снял с себя белую куртку, поднялся и после минутного стояния надо мной, неторопливо, всем своим поведением обозначая себя, отправился на хутор. Так начался мой час охоты, наполненный накалом волнительных ожиданий и мечтаний. Увы этот час не принёс мне удачи и закончился он намного быстрее того времени, когда я ждал своей очереди. Кажется, я совсем недавно умостился на сене и не успел даже вдоволь помечтать на тему: а вот бы сейчас и так далее, как позади себя услышал скрип снега и повернувшись, увидел Виктора, идущего ко мне. Я даже на часы посмотрел, потому что вначале подумал, что он явился раньше времени из-за изменений обстоятельств нашей охоты. Я проинформировал его о таком же результате своего бдения, согласился сидеть в секрете по полтора часа и отправился к Силичу.
Ещё не успел я допить свой чай, как послышалось поскуливание собак, привязанных возле крыльца и топот ног, когда с них стряхивают снег и в клубе пара в дом вошёл сияющий Виктор, в вытянутой руке он держал за ушко, казавшуюся длинной, за счёт своего пышного хвоста куницу. Со словами: «Готов разбойник, кот оказывается!», обозначил он пол зверька и поднял вверх руку, демонстрируя трофей.
Тут конечно началась, соответствующая моменту, лёгкая суета, обозначенная радостью от удачно завершившейся охоты. Мы поздравили стрелка и потребовали рассказов. Видимо кот выспался в тесной дуплянке и вылез, чтобы потянуться, расправить косточки и в полной мере испытать удовольствие от привалившей ему сытой жизни. Виктор с волнением обозначил, что его озаботил момент выстрела, потому что его очень, при очень напрягали слова Силича, насчёт яблочка в глазу. Всё с яблочком обошлось удачно – выстрел пришёлся рядом с глазом. Силич смеясь заверил нас, что не было бы большого греха, если выстрел и не оказался таким метким. Он был доволен тем, что всё разрешилось в первый день, по его прикидкам он рассчитывал, что это могло случиться только на второй день и что-то нужно было, придумывать, чтобы удержать зверька в дуплянке до утра. Лукаво оглядев нас, он обратился ко мне.
–А помнишь, Миша, кто-то тут когда-то говорил, что никогда не пойдёт в засидку, да в подглядку на гумно?
Мы с Силичем дружно засмеялись, вспомнив горячую категоричность Виктора, в былом нашем разговоре.
–Опять вы меня развели, аграрии! С кем поведёшься, от того и наберёшься, вот и в гумно пришлось влезть,– шутя оправдывался Виктор, добавив свой смех к нашему.
–Здорово, Миша, мы его съесали, он и не заметил!– с радостью в голосе сказал Силич, при этом он сделал соответствующий жест правой рукой, скопированный им видимо или из современных фильмов или у своих внуков, когда говорят английское yes, в ознаменование желанно случившегося или удавшегося. Мы всегда молча удивлялись таким его экспромтам в виде новых слов и почти всегда понимали их значение с лёта и мне вспомнились слова Силича о его познаниях в английском языке, который по его словам, он начал учить с седьмого класса и то его преподавала завуч, историчка по образованию, учившая в институте этот иностранный язык и что это был единственный предмет во всей его образовательной деятельности, по которому он списывал и у него в обиходе по этому поводу употреблялось выражение «Ду ю спик инглиш? Дую, но очень плохо». А вот если он высказывал своё мнение на своём английском насчёт чего-либо в виде «это не ит из…» или «во это ит из…», суть его отношения к данному вопросу мы понимали, хотя больше этого не было сказано ни слова.
Силич достал откуда-то, свёрнутый в рулон, длинный узкий полиэтиленовый пакет, взял куницу и со словами «на морозе пусть пока полежит» вышел в сени. Мы удивлённо переглядывались, не понимая, для чего нужен ему пакет и не успели выговорить по этому поводу и слова, как он вернулся обратно и приставил к спинке кровати карабин, запакованный в этот пакет. Оказывается, он всегда так делает, когда заносит в дом оружие зимой – меньше выпадает конденсата. Наши ружья висели в сенях, там же перед этим Виктор и повесил карабин Силича. Мы взяли на заметку такую придумку старого охотника и решили воспользоваться ею перед отъездом, когда придёт пора чистить оружие.
В очередной наш перекур Виктор придал замерзающей тушке куницы природный хищный вид, изготовившегося к прыжку охотника. Получилось у него это ловко, он приладил зверька на выступе над дверью, привалив к стене. Вышло очень красиво и мы каждый раз отмечали это про себя, когда выходили покурить.
Вечером разговор невольно крутился вокруг удачной охоты на куницу. Поскольку мы с Виктором, не в коей мере не интересовались пушниной, Силич решил, отдать трофей егерям с Проталины – у них договора на добычу пушнины.
На следующий день мы с Виктором убирали обмёт и считали с помощью Лаи и Указа белок, которые прижились в дуплянках развешанных Силичем. Белки, в виду большей соблазнительности кроликов, не пострадали от куницы, они лишь послужили приманкой, потому что по следам было понятно, что их причуяла куница в стороне от хутора и пришла поохотиться за ними.
Когда мы, возвращаясь, вышли из леса, то услышали и увидели, что к хутору подходит караван из трёх снегоходов. Первый, головной снегоход, шёл без саней, с двумя седоками, следующий тоже с двумя седоками, но с санями, третий с одним водителем и тоже с санями и сильно нагруженными. По фигурам угадывалось, что пассажиры на снегоходах – дети. Первый снегоход уже подходил к хутору, а последний только показался на том берегу реки. По тому, как грамотно был выбран путь: места съезда на реку и выезда на берег, мы поняли, что дорога уже знакома гостям Силича. Виктор пояснил, что караван видимо с Проталины, Силич его давно уже поджидает и что он в этот год пришёл с задержкой. Хорошо, что оставался запас кормов с прошлой зимы и удалось их растянуть. Приободрится сейчас Силич, а то уж часто стал вздыхать по этому поводу. Мы решили перекурить на опушке и немного повременить, что бы дать возможность Силичу, встретить гостей в более свободной обстановке. Собаки прямиком, утопая в снегу, отправились к хутору. Меня было охватила тревога, как они обойдутся с гостями, но тут из дома вышел Силич и я успокоился. Мы сидели на поваленном дереве и курили. Я заметил, что сначала с первого снегохода, чуть ли ещё не на ходу, а потом и со второго, первыми соскакивали пассажиры и бежали к Силичу, который при их приближении наклонялся и похоже, что они обнимались с ним и потом, потрёпывая их по головам, он подходил с ними к водителям снегоходов, видно было, что дети ведут бойкий разговор с Силичем и похоже, толком и не дают ему поздороваться со взрослыми. Но тут же внимание детей переключилось на собак, которые увивались вокруг них и как выяснилось не зря, было видно, как ребятишки гладят собак, как изгибают свои тела из-за неуклюжести вызванной зимней одеждой, когда достают из карманов угощение для них, видимо заранее приготовленное, как они стараются угостить то Лаю то Указа, стараясь вопреки собачьей хитрости наделить их поровну. Было видно, как Силич здоровается со взрослыми по очереди, к тому времени и с третьим водителем. Через какое-то время все направились к дому, при этом дети оставив собак, снова увивались возле Силича, отдалённо слышался дискант их голосов – слов не разобрать, но ясно, что вставить кому-либо слово трудно в этот грай детского щебетанья. Только небольшие паузы детских голосов обозначали краткие ответы Силича, голос его с этого расстояния слышался тихим басовым гулом, неразличимым в словах. Похоже, рады встрече больше всех были малые и наверное, старый. Повременив немного, мы двинулись к хутору, подходили мы со стороны стога-гостиницы и только выбрались на тропинку, которую на ширину снеговой лопаты, всю зиму поддерживал Силич, как из сеней послышался хлопок открывшейся из дома двери и голос Силича, продолжающего разговор, начатый в доме.
–Не забыли, как с печкой обращаться?
И в ответ послышался задорный разнобой детских голосов: «Нет, дедушка Егор!» и «Не, деда Силич!».
–Ну, бегите, там у меня уже лучинки заложены и береста тоже, не забудьте трубу открыть, как разгорится получше – тогда толстых дров подложите, дрова там есть. Дверцу не держите открытой, а то дыму напустите.
Я успел удивиться разнообразию обращения детей к нему и тут же из сеней выскочили двое парнишек, по возрасту примерно учеников третьего и четвёртого класса и направились, в сопровождении собак, нам навстречу. Ребята были экипированы по всем правилам зимнего охотничьего туризма и в руках держали по коробку спичек. Повстречавшись с нами, они бойко поздоровались и который по старше сказал, что его зовут Ильёй, а его друга Захаром, при этом ребята прижались к брустверу тропинки, уступая нам дорогу. Младший Захар оповестил нас, что они идут растоплять печь в гостинице и тут же задал вопрос.
–А кто из вас подстрелил куницу?
Виктору пришлось ответить, что это ему повезло и тогда, Захар расшифровал наши имена.
–Значит вы дядя Витя, а вы дядя Миша.
–Ну, вот и познакомились!– с теплотой в голосе ответил Виктор.
–Приходите к нам вечером в гости, в гостиницу, расскажите как вы её подстрелили, без нас сейчас не рассказывайте,– ответил Захар и перед тем как им отправиться по своим делам, старший Илья выпалил.
–А здорово вы её над дверью посадили, Захарка даже испугался, подумал что живая!
Захар при этом нисколько не смутился и они, вместе засмеялись
Когда они уже отошли, Виктор, шедший впереди, повернулся ко мне и, хмыкнув довольно, проговорил
–Ну вот, уже хорошо, нас из гостей в гости пригласили!
Я молча кивнул ему головой.
Войдя в дом, мы застали всю взрослую часть компании, ещё не раздевшуюся, как выяснилось потом, все по предложению знакомого уже нам егеря Николая, собирались чуть обогреться и идти разгружать караван, чтобы не приморозить к снегу гружёные сани за ночь. Мы поздоровались со всеми, Силич познакомил нас, отметив, что это отцы, и есть ещё двое гостей у него Илья и Захар – их сыновья.
–Мы уже познакомились с ними и нас уже в гости они вечером к себе пригласили, с рассказом про куницу,– ответил Виктор.
–Ну, вот молодцы мои коменданты, уже распорядились! Они у меня тут по очереди состоят в должностях: один комендант хутора, другой комендант гостиницы,– улыбаясь, просветил нас Силич.
Чуть погодя, мы вышли разгружать сани, к нам подоспели ребята и принялись, по указанию отцов, таскать в гостиницу пакеты из багажников снегоходов. Груз из саней, в основном мешки с зерном, мы быстро сложили на стол в стоге-беседке, мотобуры и рыболовные снасти оставили в санях. Канистры с бензином и маслом отнесли чуть ниже хутора, просто воткнули их в снег и накрыли мешком. Зачехлив сани пологами, мы вернулись в дом, истопники отправились снова топить печь.
Как раз подоспело время обеда, у Силича было уже всё разогрето, он выставил холодные закуски на стол, попросил Виктора похозяйничать за него, а сам отправился, звать мальчишек к столу. Стало понятно, что ему хотелось поговорить с ними хоть немного без взрослых.
–Все пошёл старый, к малым планов громадьё составлять. Сейчас напланируют!– с восторженной озабоченностью и добротой в голосе, больше обращаясь к нам с Виктором, прокомментировал ситуацию, как оказалось впоследствии, отец Захара. –До Нового года еле дотерпели, только подарки из под ёлки заполучили и житья от них не стало: «Когда на хутор поедем?». Им билетов бабушки, да матери припасли на новогодние ёлки, а они им и не нужны, им ёлки натуральные подавай. Здорово Силич их приморозил к хутору. Тут на Захара учительница пожаловалась в середине четверти – поведение стало плохим. Я вечером побеседовал с ним о дисциплине и об охоте, но больше сыграло, похоже, то, что не поедем на хутор, если будет баловаться. Шёлковым парень стал, проникся сразу признанием дисциплины. Снастей накупили себе для зимней рыбалки, у обоих по мешку, каждый день по телефону разговоры у них, еле дождались.
У всех на лицах от его слов блуждали тихие добрые улыбки, что касается нас с Виктором, то я не ошибусь, если скажу за обоих: мы в очередной раз подумали о наших сыновьях, которые тоже были погодками, но возрастом примерно в два раза младше Ильи и Захара.
Сквозь дверь из сеней пробился звон детских голосов с вкраплением баса Силича. Толком слов не получалось разобрать, так как к ним примешивалось поскуливание собак, но стало понятно – идёт короткая лекция о звере кунице с демонстрацией наглядного пособия, при переходе его из рук в руки. Я разобрал только слова Силича о самом большом звере из семейства куньих – о росомахе, который очень проказливый зверь и что он бывает побольше Указа и что Указу тяжело с ним справиться. По другому, услышанное, ввиду частых «Ух ты!», «Вот это да» и прочее, передать не возможно. Вскоре юные зоологи-охотники, не переставая осыпать своего учителя вопросами, подталкиваемые легонько им, иначе их не стронуть с места, в клубах пара ввалились в дом, оглушив нас своими голосами – сразу, только при чуть приоткрывшейся двери, и вызвав тем самым улыбку на лицах всех взрослых.
–Так, давайте раздевайтесь и руки сознательно мойте, охотник после зверя всегда должен руки помыть, правило обязательное, с мылом. У зверей бывают болезни разные от которых и лекарств нет,– наставлял их Силич.
Отец Ильи задал вопрос.
–Силич, а что у нас с зайцем? Мы на него ружья взяли, а за всю дорогу только и видели пять следков и то три уже в твоём заказнике.
–Да мор видимо на него случился, да и рысь его поприбрала. Ребята вон у меня на неделю путёвки взяли, а три раза сходили, нагулялись и бросили.
–Точно, рысьи следы тоже, пять раз пересекали. Смотри один в один.
–Поднимется заяц, расплодится, рысь наоборот сейчас на убыль пойдёт, она к зайцу числом привязана.
–Деда, а что такое мор?– дождавшись паузы, тихо спросил Захар.
–А это и есть те болезни, про которые я говорил. Поэтому и надо хорошо руки мыть – ответил Силич
Николай спросил, не наши ли следы они пересекали в таком-то квартале. Мы подтвердили. Силич поинтересовался, видели ли они ещё лыжню, оказалось, что нет.
–Ну и хорошо – значит никто не балует!– остался доволен он.
–Ты, Силич, на бреков не ходи. Так если, случайно, издалека кого узнаешь, а говорить мы потом сами будем в домашних условиях,– вставил отец Захара.
–Я раньше, ещё в те времена, тоже думал брека на дому брать, хотел приспособить фотоаппарат с телеобъективом для этого, издалека его щёлкнул и все дела, потом домой к нему беседу предупредительную проводить, с фотографией на память
–Толково придумано!– удивлённо вставил отец Ильи.
–Сейчас ещё лучше можно придумать. Цифровым фотоаппаратом, специальным снял, чтобы на фотографии сразу: время, дата и привязка по cпутниковому навигатору отпечаталась и тут же по интернету через спутниковый телефон отправил, по электронной почте и всё, даже можно, подходить к бреку смело и объяснять ему, что он уже в базе данных.
–Ну, ты, Силич, это здорово придумал!– чуть не во все голоса загудели мужики, наверное, только я один восторгался про себя.
Силич смутился и сказал
–Это что, это в общем, вполне реальная вещь, а вот приснилась мне один раз одна штука. До сих пор сам удивляюсь, как это мне могло присниться.
Все наперебой стали просить его, рассказать про свой сон.
Силич немного повременил, видимо собираясь с мыслями и начал рассказывать свой сон.
–События, видимо, навели меня на этот сон. Охотились мы с сыновьями и внуком старшим осенью, по боровой. Внук пока маленький был, в основном со мной всё ходил, поблизости мы всё с ним бродили. Идём, бывало потихоньку, он сзади за мной, скучно ему, я ему трубку вырезал из дидили, у нас так называли, а правильно не знаю, как и называется растение, у него трубки прогонистые, наверху зонтик из семян. Да вы знаете все, про которое я говорю. Научил его стрелять из трубки ягодами рябины. Вот он и стреляет, идёт, да всё больше деду в спину и пониже иногда, шельмец. Постарше стал, когда для него ружьё купил сын, мы его втроём по очереди стали брать, чтобы значит у каждого чему-нибудь учился. Там у нас три хозяйства вместе границами сходятся. У нас путёвки в одно были. Вот сын с внуком пришёл с охоты и рассказывает. Бивачат они, чай кипятят, недалеко от лесной дорожки и подходит к ним охотник. Разговорились, познакомились, чаю попили. Трофей сын обозначил, как водится у охотников, уже был у них косач подстрелен. Всегда же, при встрече вопросы: что видел, что взял. Расходиться стали, а мужик и спрашивает, а путёвки вы где, мол брали. Сын там-то и там. Тот и определил, куда у него путёвка и говорит, что вы ведь мужики грань то перешли и уже в другое, в соседнее хозяйство попали. Сын удивился. Тот по доброму предупреждает, мол, я всего лишь общественный егерь, но тут на мотоцикле сегодня штатный егерь ездит, мы с ним вместе ночевали в лесу, смотрите, как бы на неприятности не нарваться. Ну, сын поблагодарил за предупреждение и разошлись. Идут мои и слышат мотоцикл, ну сын с дороги, в лес и покурить, вроде, посидеть. А внук смекнул, что переждать он хочет, пока егерь проедет и давай разные вопросы задавать. Нам почему надо, мол, от него прятаться и прочее. Сын говорит, что я объясняю ему по деликатней так, а самому неудобно, как шкодники какие прячемся. В общем смутила его эта ситуация, на следующий год он во все три хозяйства набрал нам всем троим путёвок, аж карманы от этих бумаг вспухли, может помните, было время чуть не по пять листов разных выписывали, а если пятнадцать свернуть вчетверо, то целая книга. А места, где они с охотником тогда встретились, им понравились, ну и вообще всегда в новое место тянет, вот они пошли в новый сезон в то хозяйство, раньше только по ошибке и были там, да перед охотой, летом ездили на рыбалку на Шалым, в основном, чтобы хоть ориентиры кой какие к карте привязать. Он ещё той осенью сразу и решил насчёт трёх хозяйств и карту раздобыл, размножил, у него подготовка всегда основательная и рации уже у них тогда были. Вот они втроём и встретились в точке, к ним ещё младший сын пришёл, по договорённости. Сидят у костра, днюют и надо же, к ним подходит прошлогодний охотник с товарищем. Ну, уже встреча старых добрых знакомых. Поговорили, чаю попили, то да сё, сын и пригласил их в свой домик ночевать. Разошлись, а к вечеру все и сошлись в домике. Сын познакомил меня с гостями и рассказал, как они удивили мужиков талмудами из своих путёвок. Он у нас здорово, иногда, всё с юмором может преподнести. В общем, вечером разговоры и он уже гостям рассказал, как они прошлый год от егеря прятались. Вот в эту ночь и приснился мне тот сон. А вот я ещё, про что сказать забыл: во все три хозяйства, по разному была выписана дичь, к разрешению на отстрел и по количеству и по виду. Там глухарь есть, а тетерева нет, в другом наоборот, утка в одном была в других нет, а с рябчиком и вальдшнепом количество везде разное. Вечером и шёл разговор долго про это. Вот и снится мне: будто на охоте я, дичь взлетает, я вскидываюсь, курок жму, а у меня перед глазами надпись: «у вас нет разрешения для стрельбы в этой зоне» и я, улетающую птицу, вижу через какой-то прицел, через стекло вроде оптического прицела, только панорама намного шире, на этом экране и высветилась вверху надпись. Я не удивляюсь ничему и только чертыхаюсь, что я карточку не для той зоны вставил и поэтому ружьё не стреляет. Переставляю нужную карточку, в ружьё, в щелку вставляю в районе коробки. Через какое-то время снова взлет, даже смутно в ветках видно или глухарь или тетерев, я снова целюсь, жму, а мне надпись: «отстрел в этой зоне тетерева запрещён». Я вроде, с досадой думаю: вот хорошо, грамотно придумали, просто так из ружья не выстрелишь, не по назначению – точно. Откуда-то знаю, что просто, если: разрешение на зону, на птицу именно, что она есть в прицеле и тот вид, какой разрешён – всё совпадёт, то выстрел будет, а если нет, то и нет тогда. Хорошо, думаю, всякие дураки не воспользуются ружьём не по назначению. И главное знаю, что у этого ружья не капсульное воспламенение пороха, а электрозапальное, у спуска усилие как на кнопочку и она замыкает цепь и хвалю, что нет подвижки механики перед выстрелом, которая сбивает с цели и откуда-то прям представляю, что вместо бойка, подпружиненный изолированный от массы контакт, который упирается в изолированный пятачок на капсуле и ток от кнопки замыкается через боёк, пятачок и потом на массу ружья. И вопрос у меня, а как же они сделали: или искровой высоковольтный разряд подаётся, как на свечу зажигания; или накал нити в капсуле происходит. И ещё вопросы у меня возникают, а вдруг батарея сядет и как в лесу быть и ещё, а как зимой, когда мороз, не будет ли осечек или задержки с выстрелом и главное знаю, что вроде нам охотникам всем заменили ружья по госпрограмме бесплатно и старых ружей уже нет. Мне вроде и нравится всё, и сомневаюсь я, и по старому ружью своему скучаю, вроде досада у меня, что мороки разной много и что ты приложение к ружью, а не охотник и никакой твоей охотничьей сознательности не требуется.
Вот, утром проснулся, обалдел. Мужики, говорю: вот слушайте хрень бекренистая какая приснилась, рассказал, они удивляются. Сын спрашивает, батя, ты мол, правда про это вчера ещё не знал, я аж рассердился немного на него. Он мужикам: вот видите я ж говорил, что он на охоте помешан. Вы посмотрите у него мушка какая, а я с восьмидесятого года хожу, вместо мушки светодиод, в затыльнике кнопка, батарейка пальчиковая в прикладе, там много места, выше головки крепёжного винта, у кого ИЖ вертикалка, тот знает. Ружьё вскидываешь и светодиод загорается, проводок в верёвочку вплетён. Один раз упустил уток на взлёте, по темноте, сейчас уже нет, но дичи шанс оставил – спереди светодиод не стал закрашивать, птица, если встреч летит, замечает свет и начинает изворачиваться в полёте, вальдшнеп вообще такие фортеля выделывает. Компас им тоже сын показал на патронташе, сверху закреплён, на крышку нажмёшь посильней, в нужном месте, в нём тоже светодиод загорается, по темноте видно стрелку. Это всё просто, на уровне детской игры с батарейкой и лампочкой,– закончил свой рассказ Силич.
–Ну, блин! Ты, Силич, Менделеев от охоты, тому тоже во сне приснилась таблица химических элементов – опередил всех Виктор.
Но остальные возгласы взрослых, оставив на их лицах только удивление, опередили, сидевшие все время тихо, Захар и Илья они с восторгом, наперебой заспорили.
–Кредитная карта!– выпалил один.
–Да нет, это круче и место определяет и дичь, а там товар любой, магазин тоже!– опровергал другой.
–А, как такое ружьё называется?– спросил Илья.
–Не знаю, как и назвать его, ребята,– Силич немного смутился.
–Это бластер!
–Нет, охотмат!
–Нет охотпрокат!
Взрослые только улыбками разделяли восторги ребят и наверное все подметили их резвость с какой они, за счёт оснащённости теперешней жизни всевозможными новшествами, со знанием дела включились в обсуждение.
–Вот, что вытворяют старый, да малые,– успел заполнить небольшую паузу в их обсуждении отец Ильи и тем самым прервал интересный для меня диспут мальчишек и тут же в продолжение его слов высказался отец Захара.
–Опять в школу друзьям рассказов навезут. Им уже два класса в разных школах завидуют, пацаны то, точно. Они тут у тебя Силич и наслушались и научились не плакать и не нервничать, когда проигрывают, ещё некоторые и отца наставляют твоими правильными словами. Им, иногда, доказать не можешь правильных вещей, а у тебя как-то запросто с ними.
–Не зря кто-то говорил, что детей должны воспитывать дедушки и бабушки, – усмехнулся в ответ Силич
–Они у нас сочинения после Силича, на тему «как я провёл каникулы», почти по три листа пишут. Правда, все красные после проверки эти сочинения. Но одна из оценок – жирная пятёрка, с плюсом,– снова вступил в разговор отец Ильи.
Парни немного засмущались и покраснели, Илья чуть больше Захара.
Силич вспыхнул и улыбкой и глазами, качнул головой и сказал.
–А у меня так же было. Как разойдусь, как накатаю. Учительница при разборе объявит оценки, а потом и говорит: «А сейчас я вам прочту одно сочинение, думаю, что я правильно расставила знаки препинания. Если я ошиблась в смысловом отношении, то пусть автор меня поправит». Весь класс на меня поворачивается и гул идёт: «Ну опять, Егор выдал». Помню, смущался, а всё равно утерпеть не мог иногда, как кто-то рукой твоей водил, а не ты сам.
–Так вот у кого они вдохновение, оказывается, черпают.
–Слушай, Силич, раньше в прошлом, у дворян, детей воспитывали специальные люди, дядьками их называли. Давай мы тебе сдадим их, оклад тебе положим хороший, воспитывай и учи их, домой на каникулы будут ездить, в конце года годовые экзамены неофициально сдают пусть в школе, чтобы подтвердить твои годовые оценки. Это им добавочный стимул, чтоб тебя не подвести и качество знаний будет. Дотянешь их до окончания восьмого класса, а там перед школьными экзаменами годик пусть в школе продолжат учёбу. В школах мы договоримся, можно второго перевести в ту, в которой согласятся с этим, если в другой, не согласны. В качестве эксперимента, по возрождению статуса домашнего учителя,– смеясь предложил отец, Захара, другой отец всё время согласно ему поддакивал.
Парни наперебой, не выдержав, закричали: «Согласны согласны» и попрыгав от радости на месте, с двух сторон обвесили Силича и стали упрашивать его, чтобы он согласился и вся компания весело смеялась.
Я уже в то время стал записывать заметки на память и мне пришла утешительная озорная мысль, что я не один такой, а вон уже у меня, оказывается, есть молодые конкуренты и тут же беспокойство взяло, а вдруг я ребятам на будущее в этом деле дорогу перебегу.
–Да и за устные рассказы, матери говорят, их в школе хвалят, они всё, что тут услышат, пересказывают и учителя спрашивают, кто такой Силич, так, что если что, про тебя уже там наслышаны.
–Да, вот ещё, воспитаю вам говорунов,– смеялся Силич, –Нашли домашнего учителя, я ведь быстро в обиход розги возродить могу.
–А, что плохо, что ли? Розги дело необходимое в некоторых случаях и хорошо, если они к паре слов, ещё смогут по паре привязать, пригодится в жизни. А то я знал мужика: грамотный, в деле разбирается, а попросишь подсказать или рассказать, а он тык-мык – двух слов не может связать и в ступор впадает. Я поначалу вообще думал, придуривается или хитрит, а потом смотрю, а у него действительно проблема и он сильно из-за этого переживает. А у тебя вон интересно как рассказывать получается, я всё думаю, откуда у тебя это? А, Силич?
–Да в детстве раза два-три за неделю приходилось по кинофильму рассказывать, да книжки прочитанные просили рассказать те, кто не любил читать.
–А фильмы то почему приходилось рассказывать?
Силича похоже уже смущали «дифирамбы» в его адрес и видимо было не удобно, что он как бы своими рассказами сам себе поёт эти «дифирамбы». Он в смущении даже крякнул с досадой и по выражению его лица, все поняли его состояние неловкости от всей, сложившейся ситуации. Не дав ему возможности увильнуть, сначала стали его упрашивать отцы и тут же к ним присоединились их сыновья. Все ждали и он, вздохнув, мотнул головой, дескать, куда от вас денешься, начал, с не злобливым недовольством в голосе.
–Почему? Почему? И так уже, весь в грехе сегодня, со своими рассказами. Да потому, что кинопрокат у нас в районе был так поставлен. Фильмы у нас по очереди, по деревням пускали. В нашей деревне раньше показывали, чем в той в которой мы учились. Мы минут за сорок в школу приезжали, время выверено было с запасом, вдруг в дороге поломка или ещё что. Местные, кто первый приходил, ещё в пятом классе, вначале новостями интересовались, а новость одна – какое кино у вас показывали. Получалось, что они такого не видели ещё, ну и вроде «интересное?, про что?» – вопросы. А приходил первым из местных парень нормальный, он ко всем к нам нормально относился, не как другие, особенно поначалу. Мы потом друзьями стали, почти все наши парни с ним дружили. Ну, не знаю, как получилось, что я начал рассказывать. Потом так и повелось. Кто вновь подходит из местных: «Ну опять Егор языком треплет», а на него, второгодник – он, там или третьегодник, все хором и местные и наши как поднимутся, чтоб замолчал. Тушевались ребята хоть и здоровяки были. Наши тоже тихо сидят, слушают, хотя вчера смотрели этот фильм. Так до самого звонка, пока учитель не войдёт, сидят и девчонки тоже, из А класса парни местные стали тоже приходить, он рядом проходным был, в наш класс краем через него проходить надо. Мне потом дружок, из наших, всё говорил, что он вообще кое-что не так понял, кое-что не заметил в фильме и признавался, что интересно слушать и сравнивать. Местный дружок, когда у них показывали тот же фильм, говорил, что у меня в рассказах интересней всё происходило, чем потом в фильме. Может потому, что уже знал. Но он как-то сказал, что дело не в этом, что он представлял с моих рассказов поинтересней всё, чем потом видел, не просто события, а людей и прочее, похоже у него своё воображение по другому срабатывало и ожидания от увиденного не оправдывались. Вот так я и рассказывал всё время, пока на велосипедах ездили, да пешком по грязи в школу ходили, а потом когда зимой в интернате жили, мы ходили в кино в их клуб, если только не знакомое нам показывали кино, а наши фильмы только по понедельникам, после выходных, рассказывал. Опять книги приходилось рассказывать вечером в интернате – все просили об этом. Вот какое в наше время у нас разнообразие по жизни получалось между двумя деревнями. Тогда много разговоров происходило про кино. Почти самый главный интерес был в детстве, это кино и любили его все. Не пропускали. Я тут с женой выяснял, сколько она раз в неделю ходила в детстве в кино в городе. Я оказывается чаще смотрел и намного, хотя по её меркам они часто ходили. У них в кинотеатре один фильм дня три- четыре шёл и то не на каждый они ходили, а у нас если киномеханик не запил, да план решил перевыполнить, то бывало и на второй день, уже новый смотришь. Вот как у нас у деревенских, – похвастался он шутя.
Тут опять сыновья предъявили отцам претензии, что им не дают телевизор смотреть, а в кино они раз в месяц и то не ходят. Силич покачал головой и сказал «Вот видите от одного греха до другого. Только начни грешить. Ребятишек вон куда поворотил».
Помолчавший задумчиво, совсем не много после буйства своих претензий, меньшой Захар каким-то таинственным голосом спросил.
–Дедушка Силич, а сколько вашему внуку было лет, когда его папа для него ружьё купил?
–Так! Так! Силич, ответь, что «без комментарий», иначе ты их нам сейчас поставишь на рельсы, их потом не остановишь. Пока не переедут!– шутя взмолился отец Захара и оба отца засмеялись.
–А что если по доброму, да с умом, по правильному и поставлю. Пусть правильно, ответственно привыкают. В детстве больше к оружию ответственности. Главное, ребята, запомните: оружие – твой друг, но плохого отношения к себе, этот друг не потерпит. Очень это строгий друг, и за плохое, не правильное, даже нечаянное, накажет тебя и очень жестоко. Помните это всегда. Хоть что ты с ним делаешь, любое действие: собираешь, разбираешь, чистишь, кладёшь или вешаешь, берёшь или снимаешь, а тем более заряжаешь или разряжаешь, особенно когда целишься и … ну, а когда на курок жмёшь, это совсем. Ты на курок и палец не должен класть, только в особых случаях. Никогда не забывайте, потому что ружьё про это не забывает никогда, оно железное в этом отношении и никогда не задумается, не заболтается, ни под каким видом не отвлечётся и за тобой будет следить постоянно и неусыпно. Запомните: оно твой друг и никогда не подведёт, если ты с ним правильно будешь обходиться, и обязательно накажет, если не правильно будешь вести себя и не внимательно. А ещё запомните, что у него есть одна хитрость, оно постоянно хочет её проявить, а хитрость такая, оно может незаряженным выстрелить, так и старается это сделать, поэтому всегда думайте, что оно заряжено. А сейчас, что скажу это особо помните: чтоб никогда, ни от оружия охотничьего вашего, ни от ножа охотничьего вашего, не было в жизни для человека порону, сознательного и в мыслях чтоб не было, и себя тоже при этом всегда человеком считайте, если только вы про это подумаете, вы уже всё охотничье племя опозорите и предадите. Ну, а что к чему, поподробней, это отцам вопросы задавайте, они вам должны растолковать, а мои слова всегда помните, тем более если настоящими охотниками стать хотите. Охотник это особый человек, он должен много помнить, знать, понимать и много думать.
Ребята, да и я немного, слушали с открытыми ртами.
Остальные тоже слушали внимательно с проникновением. По особой тишине, по лицам было видно, что все сосредоточенно осмысливают слова Силича.
Мне подумалось – хорошо если и мой сын, в своё время, при таком же интересе со своей стороны, услышал такие слова, я этого очень хотел и всё бы ему объяснил потом. На вопросы, когда человека что-то интересует, легче отвечать, уже становится понятной степень его участия и ответственности, чем пытаться довести до него сразу всё, возможно против его воли.
Стояла тишина и только Захар, погодя нарушил её, он тихо, почти шёпотом, спросил.
–Деда, а порон, что такое?
Силич молча, потихоньку, положил ему на голову свою руку и спокойно взглянул на его отца.
–Порон, это ранение, сынок, от самого маленького, до большого, от которого можно умереть,– прозвучал в тишине голос отца.
Силич гладил мальчишку по голове, пока отвечал отец, как бы утверждая ответ и закрепляя его.
Происходили эти разговоры во время обеда и после него.
Вечером конечно была баня. Топили её естественно истопники, они, если бы взрослые и забыли про баню, всё равно напомнили им.
–Деда, пусть они идут, а мы с тобой на наш жар потом, лучше дольше млеть, чем быстро снаружи поджариться, а внутри не согреться,– уговаривал Захар Силича, когда начали собираться в баню. Взрослые переглянулись с улыбкой – забавно звучали знакомые слова из детских уст. Мы так и мылись двумя компаниями. Тут мы поменялись с Силичем, он был в бане, а мы в основном с Виктором накрывали на стол к ужину.
После бани ребят покормили и уложили спать в доме-стоге, под охраной собак, потому что особые их будки, сшитые из толстой кошмы и растянутые на палочных каркасах стояли у его порога. Эти будки ставились только на зиму, а летом выстиранные и высушенные, хранились в мешке, чтобы моль не съела.
Во время ужина Захар получил замечание от отца за то, что толком не поев, он быстренько приступил к десерту – к варенью, мёду и другим лакомствам.
–Захар, не получится из тебя десантника на сладком рационе – только и сможешь, что в фонтане купаться.
Всем стало ясно, что у мальчишки есть мечта и по тону отца чувствовалось не очень радостное его отношение к мечте сына.
Силич решил поддержать мальчишку, ему было приятно, что тому нравятся его лакомства, да и к его мечте он видимо относился с уважением.
–А что, в фонтане искупаться правильно и красиво тоже не плохо. Раз традиция такая родилась, надо чтобы она выглядела красиво. Мне вот нравится, что ребята празднуют, помнят, главное чтобы всё хорошо получалось, без пьяных соплей и без драк. Наверное, им самим не нравится, когда некоторые нажрутся и свинство творят, такие наверное и ждут праздника для законного пьянства, как у нас иногда водится. Драки тоже эти, не должны бы парни в свой праздник кого-то обижать, тем более от этой оравной смелости, не хорошим веет. Наверное, кто в хоззводе служил, тот больше и выпендривается. Мне вот нравится, когда ребята по сдержанному, весело, оригинально, с шутками, без выпячивания, с каким-то гусарским блеском, ни к кому не приставая, между собой общаются. Они ведь знают, что на них смотрят и пацаны такие вот и у самих дети есть, да и народ кругом, да они сами понимают, просто, как говорится в семье не без урода, а осуждать своих и не удобно, братство ведь. Встречи эти – традиция хорошая, мне нравится, у нас ведь больше и не родилось в стране каких-то хороших традиций. А, вот откуда это пошло, вы знаете? А, вот!? Началось всё с пограничников и именно у нас, на Урале, ещё в шестидесятых. Почему у нас? Народ оказывается у нас такой. Я ещё пацаном в поезде слышал про наш народ уральский. Ехал зимой на каникулы, лежал на верхней боковой полке, а внизу два мужика разговаривали и выпивали, тогда в поезде не дальнем все выпивали почти, за каждым столиком, вот другая вам традиция, но её вроде изжили, слава Богу. Вот один и рассказывал, я как понял, потом уже, он в системе НКВД служил, всё про лагеря рассказывал. Когда надо было рудники осваивать на Шпицбергене, вопрос встал: откуда людей набирать. Тогда как набирали, дело состряпали, виноватым сделали и повезли. А кого принудили завербоваться. Решили с Донбасса, там вроде шахтёры – народ крепкий, через год все без зубов, полысели, умерло много, остальные никуда не годятся. Давай вроде сибиряков – народ, известно, крепкий. Через год та же картина. Проблема встала вроде, что же делать. Тут один мужик, там наверху, и советует, а вы попробуйте с Урала, там на вид народ и не очень особенный, но крепкий. Ну, им всё равно откуда, а тут вроде советуют, ну и решили. Набрали, так он так и сказал, что почти все до пенсии доработали те шахтёры с Урала, а некоторые и до сих пор работают, это в середине тоже шестидесятых я слышал. А 28 мая тогда, редко, стали появляться ребята в зелёных фуражках на главной площади, потом с каждым годом больше, из других городов стали приезжать, из областных. У нас это началось. Но в начале больше зимой можно и летом увидеть было пограничников, они ехали домой со службы, их позже всех увольняли в запас. Потом их праздновать определили в парк отдыха, первый раз на автобусах с площади туда отвезли. За пограничниками стали праздновать моряки, у них всегда в выходной день, а потом и десантники. Позже, на заводе, у нас в бригаде парень тоже отгул брал на 28 мая, я ему и сказал, что от нас это пошло, а уже тогда подметил, что с Урала много пограничников и спросил его про это. Он и сказал, что тоже в армии спрашивали об этом начальника заставы и пояснил. Он в Забайкалье служил. Там морозы, ветра. Командир и рассказал, что пробовали ото всюду набирать. Чуть щёку обморозил в санчасть, а вы вот – на щеках струпья, а вы на границу, в наряд, без всяких. Вот и запрашиваем теперь с Урала и с Сибири. Так что это хорошие традиции, надо чтобы парни не позорили эти традиции, вели себя правильно, чтобы всем нравилось и что бы в фонтанах оригинально купались и своих придерживали. Я всегда их, всех, когда встречаются: «Парни, с праздником!». «Спасибо». Раньше просто: «Ты наш? Или ты тоже?» А сейчас: «Батя, ты наш?» «Нет», говорю им, «Но уважаю». Так что, всё от поведения зависит и от той ложки дёгтя, которая бочку мёда портит. Так что к старым выражениям: «Донцы, кубанцы – удальцы, молодцы» можно прибавить: «Уральцы – молодцы!» Так чтобы, Захар, Илья, всегда молодцами были. А к еде относиться охотник может и у зверя поучиться. Он тоже, что повкусней выбирает, а когда ест то, что есть, но никогда пренебрежения к пище не выказывает, нравится ему или нет. Хочет ест, хочет не ест,
–Деда, а что такое розги?– опять в возникшей на время тишине, спросил тихим голосом любознательный и внимательный Захар, видимо имевший хорошую привычку разобраться в значении впервые услышанных им слов.
–Розги это прутики, Захар, помнишь прошлый год на стрелы к луку резали.
–Вот такими розгами тебе и полагалось по одному месту, когда ты от маминого зонтика ручку себе на шпагу приспособил,– вставил его отец.
Захар смущённо улыбался и застенчиво краснел, а отец пояснил.
–Мать с юга привезла зонтик, от солнца, а он и распорядился: там снова можно купить, у мамы не очень красивый, он там, видите ли, красивей видел, а шпага красивей, чем зонтик получилась. Эстет нашёлся, в оружии и зонтиках, он разбирается,– и тут же со смехом продолжил. –Так, Силич, сейчас их спать не уложишь. Будут спрашивать кто лучше: моряки, десантники, пограничники и спорить и про какую ложку и НКВД ты тут говорил и про Шпицберген и уж точно в медведи запишутся, чтобы один мёд ложками трескать,– всех ещё больше развеселил он.
–Нет, они сейчас спать пойдут, а спрашивать вас завтра на рыбалке будут, вот вы им и расскажите. Правильно, Илья, Захар, нужно же на рыбалке о чём-то говорить. А сладкое пусть едят, может уяснят, что сладкое полезней горького.
Ребята согласно закивали головами. После ужина он их отвёл спать.
Мы взрослой компанией тоже начали своё застолье в стоге-гостинице.
Ужин не обошёлся, конечно, без семи традиционных маленьких и до семи в тот раз мы дошли, точно.
Силич несколько раз ходил проведать ребят, первый раз, по приходу, тихо оповестил всех: «Определитель рыб рассматривают, в одну кровать забрались», второй раз: «Спят, умаялись, раскрываются, жарко им после бани и мёду»
В тот вечер мы не дождались больше от него чего-нибудь интересного, видимо он уже наговорился на сегодня или ему уже после его серьёзных слов говорить не хотелось. Да и сидел он не так долго: «Тоже умаялся, пойду я, а то одни они там» сказал и ушёл, с порога пожелав всем спокойной ночи.
–Всю ночь сейчас, будет сторожить ребят и укрывать их одеялами. У него, когда внуки ночуют, он всю ночь их проверяет и укрывает, всё старается, чтобы не холодно им было – сказал Виктор, когда закрылась дверь за Силичем.
По предварительной договорённости мы с Виктором ночевали с остальными в гостинице. Мужики ещё всего пару раз выпили, чтобы были опробованы все настойки. Это получается – на столе стояло семь бутылок, почти полных, да ещё раньше предлагались коньяк и водка, но их так и не вытащили из пакетов, а пятеро мужиков улеглись спать. Чудно! Мне тоже не верится, но другие гости как-то не любили ездить к Силичу или меняли на хуторе манеру поведения.
На следующий день по общему решению, отец Ильи уехал с ребятами на рыбалку. «Что каникулы зря пропадать будут, они ведь вон сколько ждали» аргументировал Силич. Мы на двух снегоходах быстро объехали все кормушки и разложили корма, подвесив запасы под верхними накатами. Силич оставался дома. По приезду он нас покормил, проводил отца Захара на рыбалку. Мы слышали, когда курили на улице, как он его убеждал взять вторую палатку, мотобур и газовую горелку, приводя доводы, что где ещё отцу с сыном побыть наедине, как не на рыбалке и что нечего одним кагалом в одном месте сидеть. Он и мешок с провизией приготовил и положил его в багажник, «чтобы там не делить ничего, хотя там и на две компании хватит».
–Ох, Силич, и ещё розгами их пугаешь,– усмехнулся тот, видя его заботы.
–Да уж, на внуков рука не поднимется. Хотя детям бывало, перепадало. Не зря говорится, внуков больше любят, чем детей, да они ведь и лучше по себе знаю Да и сам, когда уже у тебя внуки, умней становишься и терпения больше и понимания,– задумчиво усмехнулся в ответ Силич. –Да и дети проказливей, чем внуки и больше достаётся от них. Шутка есть даже по этому поводу: «Любите внуков – они отомстят за вас детям».
Все засмеялись, тогда эту шутку не все ещё слышали.
Вечером рыбаки вернулись с уловом. Ребята привезли свою рыбу в отдельных пакетах и «затребовали» в качестве судьи Силича с безменом. Захар наловил меньше Ильи и мы слышали как судья сказал ему: «Ну вот чуть-чуть отстал. Точи мастерство, думай и будешь побеждать»
Мы стояли в стороне стога-беседки, где у стола происходило подведение рыболовных итогов и отец Захара сказал.
–Прошлый год, тоже проиграл, обиделся, расплакался. Силич пошептался с ним. В этот раз ничего, не захныкал.
На следующий день ребята ходили к белкам и кроликам с Силичем, носили им угощение. Часа два слышался лай с горы, наговорились наверное вдоволь одни, налаялись другие и все наверное вдоволь наслушались возмущённого цоканья бесстрашных белок.
Отцы готовились к рыбалке. Когда мы пили чай, отец Захара рассказал случай, произошедший на охоте, на кабана, в соседней области, куда он был приглашён. Заранили они этого кабана и он ушёл. Стали след обрезать, определили, что остановился кабан в небольшом замёрзшем болотце. Стрелки встали на линию, а егерь пошёл гнать по следу. Видимо стрелков учуял кабан и кинулся в пяту; на егеря. Всё неожиданно получилось, егерь пальнул из одностволки раз, промазал, а второй раз и затвор передернуть не успел, кабан его и подцепил, ногу ему пропорол клыком. Егерь – парень шустрый, успел как-то заскочить верхом на кабана. Кабан по болотцу бегает, егерь верхом на кабане, уши крутит ему и орёт. Сбежались стрелки, егерь им стреляйте, мол, его, кричит. Стрелкам как стрелять, человек верхом на кабане гарцует, кое-как они подстрелили этого кабана. Посмотрели у егеря рана не серьёзная, тут уж все и насмеялись вдоволь над этим кабаньим родео.
Силич отговорил гостей ехать на рыбалку на речку. Они всё равно хотели рыбачить на старых лунках и судя по вчерашнему улову и сегодняшней погоде он не обещал им успешной рыбалки. Он предложил порыбачить ребятишкам в его «местах». Он уже оказывается и лунки вчера просверлил, пока оставался один и рыбу «разбудил». Рыбу Силич будил по особому. На вопрос всё того же любознательного Захара, он рассказал и показал потом на льду своё устройство. У него был большой ножной насос от надувной лодки – «лягушка», с вкрученным в его шланг клапаном от лодки и дальше, как продолжение всей конструкции длинный шланг с грузом на конце. Груз опускался на дно через третью, среднюю лунку и ногой накачивался воздух. Пузыри воздуха, поднимаясь с дна, будили рыбу и давали ей воздух. Силич назначил ребят капитанами команд, в которые входили их отцы. Он определил, что ловить нужно до общего количества людей на хуторе – восемь карасей, по одному каждому. Собрались на пруду все. Силич ещё раз подвеселил рыбу своим насосом и скомандовал начало. Сколько нам довелось увидеть смешных и забавных моментов в этих соревнованиях, сколько горячности у капитанов, что порой их помощники только почёсывали затылки и порой даже с удивлением обижались на них, удручённо покачивая головами. Сколько было тихого смеха у болельщиков. До общего числа восемь рыбаки дошли быстро. По итогам победила артель Захара. Парень, было начал откровенно радоваться, но Силич хмыкнул на него, можно сказать наполовину крякнул и он остепенился. Потом мы видели, что Силич отдельно о чём-то говорил с Захаром, когда возвращались с пруда. Улучшив момент, когда Силич зашёл в дом, отец спросил сына, о чём они говорили.
–Дедушка сказал, что радоваться надо потихоньку, когда выигрываешь и расстраиваться, когда проиграешь, тоже надо потихоньку. Нужно свою радость сложить с досадой того, кто проиграл и разделить пополам и так и радоваться или расстраиваться.
–Во, мужики, вы слышали про такое понятие о среднем радостно-горестном значении. Я первый раз слышу,– удивился отец.
–Так надо, чтобы было не обидно проигравшему и чтобы не было неудобно выигравшему,– закончил Захар свои объяснения.
Уезжали, спустя три дня мы от Силича все, в один день, так получилось по обстоятельствам. Он по этому поводу грустно сказал: «Ну вот и все, сразу собрались, в один день». Проталинская компания уехала в обед. Мы их вышли провожать. Захар, когда Силич обнимал его, прощаясь, тихо шёпотом спросил.
–Деда, значит в десять лет, говоришь!– пискнул от радости, засмеялся, и прошептал –Мне уже не долго осталось– и весело подпрыгнул на сиденье снегохода. Его шёпот слышали в общем все и все поняли, что речь идёт о возрасте внука Силича, когда у него появилось «собственное» ружьё. Отец Захара повернулся к нам, шуточно развёл руками и качнув головой весело сказал.
–Вот такие рельсы, шпалы – уже поставили нас на них! Ну, в путь тогда, по такой дороге, куда с неё денешься. Пока, мужики. Хотелось бы ещё встретиться, даст Бог, доведётся,– и снегоходы, взревев, умчались под гору, обдав нас гарью выхлопа.
Виктор заметил, что ребята отцов сейчас уговорами уморят, пока те не сдадутся, но за то отцы их сейчас смогут поставить в любые оглобли. Мне снова пришли в голову мысли о сыне.
Нам подошла пора уходить, но Силич нас уговорил задержаться, сказав, что у него есть дело в посёлке и в лесу, в той стороне, он якобы договорился с Николаем, посмотреть следы бреков у посёлка. Он нас отвезёт на снегоходе, который ему оставили. Последний довод нас убедил, хотя сомнения остались и чувство, что он нас обхитрил имелось. Оказывается, у проталинских егерей по графику работ, в этот месяц значился объезд посёлка. По примеру Силича арендаторы тоже стали проверять тока, кроме этого егеря объезжали посёлки и отслеживали все замеченные следы человека. Силич взял у Николая его домашний телефон и нам нужно будет позвонить из города и доложить ему или его домашним о результатах нашего рейда. «Это он опять две горошки на одну ложку спроворил и всё чтобы нас отвезти», незаметно от Силича сказал мне Виктор и добавил «Всё равно обхитрил и наверное гостинцев опять натолкал, мы забыли проверить в суматохе».
Мы объехали посёлок вокруг по радиусу с полкилометра от его окраины. В одном месте наткнулись на лыжню и отследили её в глубь леса. Только мы по полянке завернули за выступ леса, как увидели три сосны «подстриженных» под пальму и под каждой лежали кучки срубленных сучков. Силич заглушил мотор и пояснил нам, что это рабочий лесхоза, который живёт в посёлке, таким образом заготовляет сосновые шишки на семена. Он тут же отыскал под ветками три мешка с шишками и мы погрузили их в сани.
–Подвезём, поможем, доброе дело сделаем. Скажем, что с проверкой ездили и наткнулись и вся деревня знать будет, что тут догляд имеется.
–Силич, это уже три и четыре горошки на одну ложку. У тебя вообще прогресс,– шутя восторгался Виктор. Силич в ответ только усмехнулся.
Когда мы привезли мешки с шишкой, благодарившему нас хозяину, Силич намекнул, что если у него есть в других местах мешки, то можно будет подвезти в следующий раз, потому что этот рейд не последний. «Благородная ложь во спасение всех пернатых и лесных жителей», тихо только для меня, опять восторженно, высказался Виктор.
Зимой узкоколейка не работала, вместо «узкоплёночного экспресса» народ ездил на вахтовке, которую нам пришлось немного подождать. Среди немногочисленных местных пассажиров крутился пьяненький мужичок. Он со всеми заговаривал и всем уже стало известно, что он никуда не едет, а встречает Машу, она едет с главным интересом к его будущему юбилею.
Когда вахтовка остановилась, он прытко подошёл, пьяно вихляясь, к открывшейся двери и принял ящик водки на плечо. Только он шагнул чуть в сторону, как его оставила устойчивость, он зашатался импульсивно, из вахтовки заорала баба, как будто её режут, но мужик несколько раз покидав своё тело вместе с ящиком в разные стороны, как-то поймал равновесие и выстоял.
–Паразит, да если бы только разбил!...
–Что ты, Маша, да я никогда её не уроню, да я с ней по натянутой проволоке пройду, это по молодости я тебя уронил, когда нёс, на мостках скользко было.
Народ гудел и смеялся. Силич тихим, отвлечённым голосом, только для нас, грустно покачивая головой, как комментарий, выдал «факир был не очень пьян и фокус не удался», тут улыбнулись и мы с Виктором его грустной шутке.
При таком прозаическом эпизоде из жизни народа мы и распрощались с Силичем.
Вот если читатель внимательный, то наверняка подметил несоответствие названия, с содержанием рассказа. Получилось, что описаны события нескольких дней, а в названии речь про один. Сам не знаю, как так получилось, задумывалось про один день. Остальное разделить хотел, а одно за другим потянулось, связалось друг с другом в неразрывное, да и в голове у меня один приезд к Силичу, почти всегда засчитывался за один день, может потому, что не было скуки и несколько дней пролетали, как один и уезжать, как всегда не хотелось. Я заметил несоответствие названия и содержания, но менять ничего не стал. Бывает в жизни так, день как неделя тянется, а случается неделя, как один день пролетит…
(10)*