Печаль - 16. Готический настрой

                Душа мрачна, мечты мои унылы,
                Грядущее рисуется темно.
                Н.А. Некрасов

Выхожу из дома на улицу. Вспоминается Поль Верлен – стихотворение “Впечатление ночи” в переводе В.Я. Брюсова:

                Дождь. Сумрак. Небеса подёрнуты и хмуры.
                Рисуются вдали неверные фигуры
                И башен, и церквей готических. Кругом
                Равнина. Виселицы чёрный шест. На нём
                Качаются тела в каком-то танце диком,
                Все скорчены. Им грудь клюют, с зловещим криком,
                Вороны. Ноги их – пожива для волков.
                Терновник высохший да несколько кустов
                Позор своей листвы, унылой и корявой,
                На фоне сумрачном вздымают слева, справа.
                И трёх колодников, поникших головой,
                Босых, измученных, ведёт сквозь дождь конвой,
                И тусклый блеск горит на саблях обнажённых,
                Наперекор струям небесным наклонённых.

Захожу в магазин, прошу продавщицу подать печенье за 31 рубль. “Скажите, как оно называется”, – слышу в ответ. Приглядываюсь к рукописной этикетке, читаю: “Улыбка в морге”. Продавщица в ужасе вздрагивает и произносит: “Что-то у вас настроение нехорошее”. “А как печенье на самом деле называется?” – интересуюсь я. И слышу в ответ: “Улыбка в море”. Почему люди так боятся смерти? Потому, что не готовятся к ней.

                Дай мне жить так, чтобы могила
                Не больше, чем постель страшила.

Это строки из “Вечернего гимна” англиканского епископа Томаса Кена.

Мой взгляд скользит по полкам: “Хлопья овсяные с трупьями”. Приглядываюсь получше: “…с отрубями”. Да, плохо быть близоруким.

Дома включаю песню Михаила Щербакова “Descensus ad Inferos” (“Нисшествие во ад”):

Вот изобретённая не мною и не мне
принадлежащая, цветная и наглядная вполне -
как пасть вампира -
картина мира.

В центре композиции, меся дорожный прах,
босая девочка идёт туда, где тонут в облаках
огня и смрада
ворота ада.

Смутны и круглы, как у закланного тельца,
её глаза — и портят несколько монгольский тип лица,
в чём азиаты
не виноваты.

Десять крокодилов, двадцать гарпий, тридцать змей
и сорок ящериц унылой свитой тянутся за ней
в порядке строгом
по всем дорогам.

Ужас неизбежной кары, страх пяти секунд
перед концом — известен даже этим монстрам, что текут
за нею следом.
А ей — неведом.

…Тут бы полагалось мне промолвить что-нибудь
на тему высшей справедливости, однако увильнуть
от главной темы
умеем все мы.

Все мы, находясь по эту сторону стекла, -
лишь наблюдатели, не больше. Я из общего числа
не выпадаю,
я наблюдаю…

Девочка, почти ребёнок, в прах босой ногой
ступая, движется, как пастырь обезумевший, в огонь
ведя всё стадо,
к воротам ада.

Мимо райских рощ, а также пастбищ и плодов
благоуханных, на которые я здесь не трачу слов,
раз ей угодней
мрак преисподней.




Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/11/25/1016

Следующая глава: http://www.proza.ru/2011/11/25/1029