Сёстры

СЁСТРЫ

«Что за черт, опять все не слава Богу - невесело подумал Степан Петрович. Ему показалось, что кто-то сидит уже на его любимой скамейке там, у реки, под раскидистой ивой. Он приподнял голову, вслушался, для верности приложив тяжелую ладонь свою к слегка оттопыренному правому уху. Было тихо, старик сделал движения, чтобы идти дальше растворяясь в синим полумраке долгого летнего вечера, но задержался пристально вглядываясь в темноту. Огонек сигареты дрожал в руках незнакомца:
- «Чего тебе?» - спросил он, стараясь придать голосу тот сердитый и раздражительный тон, каким он обычно говорил с женой. Если она отрывала его от какого- нибудь дела.
- Садись, дед рядком, да поговорим ладком,- Приветливо отозвался незнакомец.
- А о чем говорить-то будем, улыбнулся Степан Петрович кряхтя, опускаясь на скамейку рядом с высоким парнем в больших роговых очках. Студент, наверное, почему-то сразу решил старик.
- О любви, конечно, - весело отозвался «студент».
- О любви это я всегда готов, хочешь, если так слушай, студент, потом расскажешь где.
           Вот, говорят, любовь на земле бывает. Да еще, какая о ней, говорят, романы писать можно, такие как «Анна Каренина» или «Мушкетеры», например, тоже про любовь роман только с кровью. Сам не читал, не знаю, как там чего у этих нехристей нерусских приключилась, а Танька соседка, - Зойке Воронцовой внучка все в подробностях старухе моей рассказывала, когда на минутку к нам забегала письмом перед носом Верки моей потрясти. От внучка нашего Митьки письмо то из армии на ейный адрес пришло. Тоже мне любовь расфуфырь ее через кочерыжку. Ну, так вот, значит, до первых петухов и засиделась у нас всю ночь про французов этих, на лошадях ворковала. Голосок что твой колокольчик на лугу дотронешься и звенит. Чисто так, радостно,  звонко. Опять же любовь, наверное. У меня любви не было всю жизнь пустота одна в душе и засуха, как в пустыне какой. Я Верку-то свою, так подхватил без красивостей всяких не до них было.  С фронта-то без ноги вернулся. Никому не нужен на костылях опять же, ну и Веерка тут, девчонка совсем еще сопливая, хотя уж и детей двое за подол держатся мал,мала меньше. Петр-то ее еще в сорок первом без вести сгинул. А потом у нас с Верой еще двое народились своих уже, значит, время- то от нас без оглядки идет, не угонишься.
Поначалу-то обижалась на меня сильно супружница моя, порой аж до слез доходило опять же букетов ей не дарю и до слов ласковых жаден. Заботы талдычит, хочу и внимание жажду. Вынь, да положи ей внимание это будто оно на телеге у меня под сеном с утра завалялось. Я же после войны-то, как с ногой оклемался немного водовозом работал. В страду, знаешь, первое дело, ну потом опять же без воды некуда. Песню-то слышал небось? Хорошая я тебе скажу песня, со всех сторон правильная. Тоже видать понимал человек проблему, для  русского мужика важную. Уважал ее, значит. Так-то вот! Куда ни кинь – всюду клин. Не помереть бы только не вовремя.
Старик привычно нащупал в кармане телогрейки помятую пачку сигарет «Прима» и торопливо закурил – Выкрутасы какие-то с моим организмом начались нынче, - откашлявшись, продолжал он – Может быть рак, а может туберкулез, или воспаление сосудов не определил еще. У меня на фронте старшина знакомый был, при госпитале состоял, так он как говорил: «Чо к непогоде крутит, от того и загнемся, только после Победы естественно» Умный, я скажу тебе, мужик был, на любые темы поговорить мог. Мнения это, значит, у него на каждый прыщ свое выскакивало. Погиб он. Аккуратненько так прямо на площади перед Рейхстагом нашей же миной и накрыла. Вот и попробуй, угадай теперь какое место в организме у него перед этим крутило?!
- Ну почему же,- неуверенно подал голос «студент»  - Почему же вы думайте, что мнение вашего друга есть последняя инстанция….
- Потому что не говори ерунды, - бесцеремонно оборвал его старик, зло,сверкнув на парня глазами, - Про инстанции твои мудреные я не ведаю, только старшина тот правильную линию на этой земле держал – людям помогать. Я так этот факт понимаю, не смотря на четыре класса образование. Люди вон  в разукрашенном доме живут,  коттедж это самое  значит. Ворота опять же на козе не перепрыгнешь, собака внутри на всю округу брешет, а у меня вон забор покосился, а я и не обижаюсь вовсе. В одном таком коттедже народный артист живет, бабы говорили, из самой Москвы к нам на постоянное житье приехал, не побрезговал, что мы тут все в фуфайках ходим. Так-то вот!
Мужик он простой, всегда поздоровкается. Хотя кто я ему такой? А он всегда первым шляпу передо мной снимает и кланяется. За это я его уважаю, нет в ём высокомерия к простому человеку.
- Как же он с тобой, Степан Петрович, здоровкаться не будет, если они у вас,  каждый божий день молоко берут? Интересный ты человек, я прямо не знаю! – Опять подал голос «студент»
- Степан Петрович, а Степан Петрович, Колька –то ваш опять за школой валяется. Пойди, скажи Нинке пусть домой его тащит, непутевого. – услышал старик за спиной встревоженный возглас соседки Татьяны – Ермил Иваныч печь в бане клал, а ваш помогал, выпили потом.
- Да ну и пусть валяется, - усмехнулся старик. Усмехнулся горько и зло точно хотел испепелить этой усмешкой и ёе Татьяну, и очкастого «студента» и самого себя – Первый раз, что ли, ему валятся. Вон идет красавец писаный, сморите на него,  пожалуйста.

               
2

Женя,- старшая дочь Степана Петровича давно уже жила в городе. Женщиной она была совсем никудышной, а если проще сказать никакая она была. Женю легко можно было не заметить  на остановке или в автобусе. В многотысячной толпе затюканных заботами горожан ее голос всегда лежал на самом дне людского многоголосья. Однако же это не очень приятное жизненное обстоятельство несколько не помешало ей, удачно выйти замуж, и  осесть в городе, навсегда став его незаметной песчинкой. Но и в городе Жене почему-то часто казалось, что одна она одинешенька на всем белом свете и поэтому довольно таки часто присылала она в родную деревню белокрылые  весточки в почтовых конвертах, а иной раз приезжала сама.
Вот и сегодня Степан Петрович только что пришел с улицы усталый, разгоряченный долгим разговором своим с очкастым «студентом», кажется надолго раздавленный  нежданно нахлынувшими на него жизненными воспоминаниями. Старик  лег на диван, но ни заснуть, ни задремать, ни мог – им овладело какое-то беспокойство. В голове рождалась и повторялось нудная, злорадная мысль. Он всеми силами норовил её отогнать, но она все отчего-то не исчезала, незримо блуждая, в синим, вечерним полумраке:
          «Письмо, от Жени письмо?».          
Степан Петрович давно привык считать детей Веры – своими, да и какие можно было искать различия в этих кричащих, смешных несмышленышах, тем более тогда в тяжелое послевоенное время? Старик взял со стола слегка помятый уже листок, неумело вырванный из школьной тетради и подслеповато щурясь и беспрестанно шевеля губами в который раз начал перечитывать письмо от дочери:
«Здравствуйте, мои дорогие, отец, мама, сестры Нина и Валентина, а так же брат Николай. Шлю я вам из города горячий привет, а также свои пожелания всего наилучшего вам в вашей жизни. Главное чтобы было у вас все хорошо…»
Дальше шли подробные наставления, матери и сестрам относится, к Николаю с пониманием, а если надо то и с жалостью «не зря же ему инвалидность дали».
Этого Степан читать не стал, а сразу перешел к самому главному, как ему казалось, в повествовании дочери:
«Светка, дочка моя, родила чертовка девчонку и не говорит дурочка от кого, сама ревет день и ночь, а дитя без присмотру брошено. Юра, муж мой, все по командировкам да совещаниям, а я по больницам саму себя подремонтировать решила. Так что вот, дорогие мои, будет у меня к вам такая просьба, потому как больше обратится мне тута не к кому, хотя в городе народу много, не продохнешь. Не сможет ли мама, или скажем из сестер кто приехать ко мне, хотя на несколько дней с девкой помочь управится….» 
Степан Петрович медленно поднял глаза от письма и тяжело вздохнул: «Сорвется же, как пить дать полетит» - в который раз подумал он о жене – «И не запретишь же юле  неугомонной! Нина с Валентиной девки хоть куда, кровь с молоком бабы, а уж громогласные, запоют ежели,- на том конце деревни слыхать. И  власть любят страх, дай только покомандовать вволю».   
- Батя,- услышал старик громкий голос Николая со двора, - Опять на работу не взяли сволочи. Я же им кто? Каменщик я в городе ПТУ окончил, должны они ситуацию на текущий момент понимать, или как? Я же, как никак восемь классов закончил. Меня между прочем, математичка Надежда Алексеевна хвалила, я у нее эти как их надежды подавал. Смешно, правда.? «Я у Надежды подавал надежды!» Это вам не фунт изюма в базарный день.
Николай, пошатываясь, вошел в комнату невидящим взглядом оглядел свои помятые брюки, медленно провел тяжелой ладонью по давно небритым щекам и выдохнул:
- Бать, чё поесть есть?
- Коль, - вышла из кухни мать,- Ну, как же можно-то так? Ты ещё такой молодой, совсем спился, что же ты так позоришься, перед людьми вон стыдно? А как же без меня-то тут будешь, к Жене в город уезжаю я? Вон и репьи в волосах. Опять валялся где?
- Мам, не начинай, а! Дай поесть, Ромку Егорова жена взашей из дома выгнала, на сеновале ночует, ну я и вошел в положения, да мы и немножко совсем!
- У, паразит убила бы! – вступает в разговор Нина – Тут мать провожать надо, а он с утра зенки бесстыжие залил
- А ему что? – Откликается Валентина – Вот скажи, пожалуйста, братец, в какой канаве теперь твой паспорт лежит, а без документа на какой работе кому ты нужен?
- Да уж такая. точно убьет, не подавится, - огрызнулся Николай, глядя на Нину мутным затуманенным взглядом
- Он еще вякает, посмотрите на него герой! Мы с Нинкой на ферме надрываемся, а его по головке гладить надо! Видеть тебя не могу. Хоть прибил бы кто. Брат, название одно. 
- Я Иванычу помогал по дружбе в бане печь класть
- Нашелся помощник, а много ли у тебя друзей-то?
-Угу, особенно женщин,- невесело сострил Николай.- Я же когда-то первый парень был на деревне, если ты еще помнишь, конечно. Неженатый, аккуратный, собой как будто бы ничего и к тому же еще и ПТУ окончил на каменщика. Так сам директор совхоза мне так и говорил, когда мы с ним за встречу у него в кабинете тосты поднимали:
 - Бери мою Люську в жены. Она бухгалтером у нас. За счет совхоза домик тебе отгрохаем у реки, земли немножко дам. А потом еще однажды в трамваи, в городе женщина одна сильно хотела со мной познакомится так и щебетала,, как птичка на ветке…
Постеснялся я тогда, а потом! Да что уж говорить, колоссальный исторический момент тогда мною упущен был всю жизнь жалеть буду, а потом в легких непорядок врачи обнаружили, а потом….
- Водка фраера сгубила,- не дала договорить брату Валентина, - только и умеешь, что водку жрать и ей же проклятой закусывать?! На это здоровье у тебя есть?!
Крики, шум, взаимные оскорбления продолжались до самой ночи. Плохо стало от такого разговора матери. Замечала она, конечно,  что дочери у нее непростые, как сойдутся вместе так тут все и разговоры только о деньгах у них. А раз на море отдыхать ездили, так чуть не подрались там из-за ста рублей. Валька, видите ли, лишнего потратила. Да и друзей хороших у сестер мать как-то не замечала. Общаться с простыми людьми они как бы «брезговали». Окружали себя только «нужными» знакомыми, от того, наверное, и с мужьями у них не получилось. Не попались они дочерям её среди ресторанов и вечеринок городских, да и в деревне у них мужиков тех не сильно натыкано, так одни и кукуют всю жизнь. А вообще тьфу на них обе они у меня непутевые, да вон и сынок тоже. – Тяжело вздыхала старая женщина, глядя в темноту невидящими полными слез глазами.      

3

- Опять не повезло на сантиметр бы левее!
- И я  чуть не в точку, расфуфырь её в кочерыжку!
-  Мать-то пишет чё?
- Мать у сеструхи в городу, тем летом еще уехала внучку нянчить, или как там ёё? Приехать должна думаю. Мне не докладывают, а Нинка с Валькой, как партизаны при расстреле, только ругань сквозь зубы процеживают! Иногда так трёхэтажным накроют, что куда мне до них! Отец вот чё-то  прихварывать начал, боюсь за него шибко.      
- Да приедет, наверное, мать твоя, вон зиму черту сбагрили, весна на дворе. Предпоследнее марта сегодня. А если Вера Фёдоровна ,скажем, задержится по причине не любви к марту, то знай, Николай, Ермил тебя не когда не бросит.
- Железно?
- А ты как думал? Эх, ещё бы по пять грамм в организм забулькать, ты как, считаешь?
Николай с другом своим Ермилом Ивановичем изрядно принявшие на грудь сидели на берегу  и от нечего делать кидали в тёмную воду реки Тёщи камни, благо вокруг их было предостаточно. Время давно перестало для них существовать, без остатка растворяясь в тягучей пустоте ожидания . ожидания радостного, булькающего, горячего неизменно согревающего, в определенный момент, душу и сердце жаждущего человека. Но к большому огорчению мужчин продавщица Клавка с утра уехала за товаром в город,  из вредности повесив на хлипкую дверь подконтрольного ей заведения огромный амбарный замок. Идти же на поклон к своей сестре Вальке,(которая иногда втихаря приторговывала самогоном) Николай не мог по причине нулевой кредитоспособности.   
Камни не отскакивали, а наполовину проваливались в рыхлый подтаявший лед, погружаясь в него, как в масло. И вот это самое «масло» и старались пробить два горе снайпера полдня сидевшие уже на пологом речном берегу.
- Ты гляди расфуфырь тебя, лунка! – вдруг удивлено вскрикнул Николай, подняв на друга большие изумленные глаза.
Было удивительно не то, что во льду уже образовалась лунка, а то, как до сих пор никто из мужчин её не заметил. Тем более, что была она совсем не маленькая. Это была и не лунка даже, а небольшая полынья, метров пять глубиной. В самой середине этой полыньи плавало что-то темное, мохнатое, странное.
- Дерьмо коровье! – почему-то обрадовался Ермил Иванович
- Ты чего, - откликнулся Николай, - лед бы, наверно, уже не выдержал. Наверное, игрушка чья-то.
- А может, это раньше… Вчера….А теперь лед растаял, вот оно и плавает? – не сдавался Ермил Иванович
- А что если туда попробовать камнем запузырить?! Интереснее будет?.
- У меня на этот счет ещё не сложилась определенной точки зрения, ну все ж   давай, Колька, вспомним армейские будни, как никак три года в Морфлоте. . .         
- Нет, я в стройбате под Москвой объекты сельскохозяйственного назначения строил
- Свинарники что ли?
- Не только. Ну, давай я первый начну.
«Дерьмо», как назвал его Ермил Иванович, при попадании слегка погружалась в воду, а затем, едва освободившись от тяжести камня, опять всплывало – целое и невредимое. По звуку попадания легко можно было определить, что это «что-то» очень мягкое и податливое.   
- Давай, в конце концов, вытянем из воды это чудо невиданное хоть одним глазком на него глянуть!
- Что я  некогда не видел, х… по- твоему? 
- Не знаю я. Только это палкой подцепить можно. И откуда ты взял, что дерьмо это?
- А ты не узнаешь, если, так и помрешь несчастным. Попробуй подцепи, я тебе и палку найду,  только лед-то тонкий совсем. Не дай бог случится, что так и уйдешь не остограммившись.   Клавка-продавщица белугой выть будет, какой убыток выручки её. Ведь она только на таких как мы план свой и делает. А ты, как думал, идиот? Так-таки и не любит тебя не кто?
Николай, взяв в руки длинную, суковатую палку осторожно ступил на предательский лед,  низко опустив голову. В этот момент почему-то казалось ему, как будто в жизни его было что-то нарушено, что-то очень и очень для него важное. Он всегда стремился к спокойствию и размеренности в жизни. Но сейчас он видел, что с каждым днем, с каждым часом его проведенным с новыми «друзьями» в «теплой компании» не только не приближался к намеченной самому себе цели жить в ладу и согласии с сестрами, а напротив, все больше отдалялся от неё. Николай дошел до полыньи и остановился, держа палку наперевес не зная, что ему делать, за что браться, куда идти. И вообще, зачем он пришёл сюда?
- Ну и чего ты рассматриваешь там? – Подал с берега голос Ермил Иванович – Цепляй уже.
Палка в руке Николая  опустилась вниз, чуть помедлила на мгновение, со всех сторон окружив себя холодной речной водой, а затем залихватски нацепев на свою макушку что-то черное, мягкое и мохнатое неуверенно поползла вверх. Через минуту Николай уже стоял на берегу, бережно прижимая к груди черную, меховую, женскую шапку.         

4

Валентина была в ярости:
- Это же подумать только, - Громко говорила она, домочадцем зло, сверкая глазами. – С работы шла, так бабку Зою Воронцову у магазина встретила. Совсем стыд потеряла женщина. Анна, дочка последней из детей её в город подалась, в конторе уборщицей работает.   
Так баба Зоя мне историю выдумала про кикимору эту, дочку свою, наверно, разжалобить меня решила. Из меня, из Валентины Степановны слезу вышибить. Не выйдет. Не на ту напала. Зимой, говорит,. очень холодно было и Анна её замерзла. Сапоги, видишь у нее, старые, осенние, совсем не греют. А на новые денег не наскребла, понятное дело уборщица, что с неё взять кроме анализов?!   
- Ну, чем дело-то кончилась – не дружелюбно косясь на дочь, выдавил из себя Степан Петрович.
- Как это чем? – Не сразу поняла Валентина,- Денег я бабе Зои дала, под проценты разумеется. А та, дура, возьми да согласись. С копейки на копейку перебивается, ещё и детям своим помогает, а под проценты согласилась. Ума нет,- как зовут, хоть и старая уже? Дура и есть! Очень интересно мне, чем старуха отдавать собирается?
- Молодец, Валька, уважаю.- Подала голос Нина,- Нечего было ей соглашаться и деньги брать! Небось, жизнь прожила, знает каким фасоном голову на плечах носить! А много ли она должна-то тебе?
- Пять тысяч рублей.
- Пять тысяч рублей?! И из-за них ты с бабкой связываешься? Продешевила, сестренка! С таких надо три шкуры драть сами напрашиваются. Помню, как-то полбуханки хлеба у нас заняли, гости из города у них тогда были. Так до сих пор долг несут, сволочи!
- А тебе не жалко ее, Валя? – Подошёл к дочери Степан Петрович – У нее ведь трое детей. Хоть в городе живут, но помогать-то им все равно надо. Для того и внучка с ней живет, чтобы Виктору сыну её в городе жить чуть полегче было. Муж у ней помер давно, тяжело Зои одной. Прости ты ей эти пять тысяч. Я тебе их сам отдам.
- Ну что ж отдай,- улыбнулась Валя, - Только старухе скажи об этом. Когда отдашь с пенсии?
Степан Петрович удивлено посмотрел на дочь:
- Ты это что, серьезно? С меня будешь деньги брать?
- А ты что, пап, пошутил, что ли что-то я не пойму? Почему я дочке бабе Зоиной должна пять тысяч просто так, за здорово живешь дарить? Она мне кто сестра родная, что ли, или сноха двоюродная?
- Что это вы, господа хорошие, двери на распашку держите, или нежданных гостей ожидаете?
Старик обернулся. Перед ним стоял молодой, высокий парень в больших роговых очках. «Студент» - мысленно изумился Степан Петрович, почему-то медленно отступая к стене.
- Николай Степанович дома?- произнес незнакомец, не сводя со Степана Петровича пристального взгляда.
- Вроде так,- растеряно произнес старик, - А вам сын мой, по какому вопросу требуется, если не секрет? 
- Ну что ж хорошо. Давайте тогда знакомится,- И незнакомец протянул руку :- Сотрудник райотдела милиции капитан Рубан Евгений Дмитриевич.- К нам в отдел на днях поступило заявление о пропажи гражданки. Назаровой Елена Михайловны. Районный прокурор вынес постановление о возбуждении уголовного дела и направил его к нам. Так можно как-то с вашем сыном пообщаться, уважаемый дедушка? Свидетельница Воронцова видела его, недавно, и я думаю…
- Ага, вот когда перестанете думать, вернее, когда окончательно придете к выводу, нужен ли я вам вот тогда и позовете, пожалуйста!- раздался за спиной капитана – гнусавый голос Николая, - Извини, господин хороший мы с Иваночем  на речке толк из себя выбивали, так я и простыл маленько. Бывает со всеми, казус такой приключается! Что тебе от меня надо-то? Пойдем-ка выйдем в другую комнату шумно тут у нас что-то! – промолвил Николай, открывая перед капитаном дверь: - Вот прошу вас за стол побеседуем если не против ты, а то вон сестры уверены, со мной говорить из пустого в порожнее лить. Так-то вот оно. Чалдон я и пропойца, а кто-нибудь, когда – нибудь понял какая душа у меня нежная, какого она полета требует? Ну, располагайтесь, чего зря воздух сотрясать?! Я тебя внимательно слушаю, ну и помогу чем смогу, значит. 
- Тут такое дело,-  глядя на Николая, начал капитан: - двадцать восьмого марта сего года в селе Малые Сычи при неизвестных обстоятельствах пропала Елена Назарова библиотекарша местного сельского клуба. По показанием свидетельницы Воронцовой Т. В. вы, Николай, с подозреваемым Ермилом Ивановичем Быковым  находились на реке Тёщи и могли видеть….
- Ну могли значит и видели, какой разговор? Только не двадцать восьмого, а тридцатого это было. Смотрим черненькая такая в полынье плавает, вроде как утопленная, мягкая .
- Интересно,- задумчиво произнес, Рубан воодушевленно скрепя пером по бумаге,- Почему мягкая-то? Особые приметы были какие-нибудь?
- Были! – оживился подозреваемый. - Размер у неё был большой! И мокрая она была сильно         
- Размер чего обуви?
Николай задумался, с усилием потирая ладонью лоб:
- Нет, головы, наверное, причём тут ботинки-то? Она без ног без рук и без всего остального была. Прямо как есть, так и плавала! Пятьдесят шестого размера, примерно я как в руки-то её взял, а в ней воды, ведро, наверное.   
- Обнажённая что ли? – оторвался от бумаг капитан
- Почему?!
- Сами же говорите, без всего была?
- Так ты же про ботинки спрашивал?!
- Так вы, значит, труп, пропавший женщины, брали на руки?
- Женщины! Какой такой непонятной женщины, я кроме сестер своих не каких женщин не знаю. Женится ведь, как-то не получилось до сих пор.
- Так, значит, женщину вы не видели.
- Нет, без шапки не видел.
- А в шапке?
- И в шапке тоже не видел. Она одна была, потом Клавка-продавщица ёё к себе взяла.
- Женщину?!
- Какую женщину? Шапку!
- Совсем вы меня запутали. Вы на реке, в конце концов, кого видели-то?
- Фу, непонятливый какой, я же говорю, шапку меховую женскую пятьдесят шестого размера без женщины к сожалению. Понял, наконец?! И как тебя такого непонятливого в милиции-то держат!  А потом Клавка ёё себе взяла, размер на её башку подошел.   
- Ну, разобрались, наконец. Теперь дело за пустяком – найти этого разбойника с большой дороги, который бедную женщину жизни лишил и к стенки поставить. Только боюсь почему-то, что этот пустячок заставит нас проползти на животе не один километр. Спасибо за честный разговор, Николай Степанович, если понадобится, мы вас обязательно вызовем. А теперь распишитесь, пожалуйста - пододвинул капитан к Николаю  лист протокола, исписанный мелким, убористым подчерком.   
      
5

Часто бывает, что громкое и такое знакомое всем понятие Родина начинает по настоящему звучать в нас только лишь  вдалеке от дома. Только там порой с бьющимся сердцем ощущаешь всю глубину простых человеческих понятий, на которые доселе и вовсе не обращал никакого внимание. Именно там, на чужбине за сотни километров от дома  в великом скопище чужих тебе по духу людей ты вдруг находишь одного пусть самого неказистого, плешивого, низкорослого, но зато своего человека. Своего не по духу, не по зову крови и не по каким-то другим причинам, которые заставляют тебя выделить этого человека из толпы. А просто по тому что человек этот когда-то жил с тобой в одном селе, или в одном городе, или может быть даже в одном переулке.               
Поэтому как самому близкому родственнику обрадовался Митя, встретив вдруг у самой развилки дороги дядьку своего Николая. Николай вытряхнулся из автобуса и неожиданно увидел солдата: тот сидел на обочине, глубоко надвинув на глаза армейскую свою фуражку. Но взгляды родственников не могут не заметить друг друга? Прошёл всего лишь миг, ничтожная доля секунды и лицо паренька сразу оживилась, зеленоватые чуть раскосые глаза его засияли и увлажнились. Лицо заиграло той щедрой улыбкой, которой владеют лишь радушные настежь распахнутые люди. Митя живо вскочил, распахнул объятья, шагнул навстречу приезжему. Почему-то по детски уткнулся шершавыми губами в шею Николая и трижды чмокнул его в порыве чувств .Прокусив даже слегка у дядьки кожу на шеи.
- Ну, вот же, и встретились вот,- длинно, неразборчиво загнусил Николай.- А теперь ты мне, как брат. Даже ближе родного брата, которого у меня и не было ни когда и теперь уж точно не будет! А я тебя, племянник ты мой дорогой, всегда уважаю, такой ты хороший, настоящий такой человек. У нас там, в селе неприятность, понимаешь, случилось,  женщина хорошая пропала совсем, куда неизвестно вот я из села и утек, пока народ разбирается, друг друга криком изводит и недоверием убивает. Я поперёд народу не лезу, ты меня знаешь. В стороне-то оно завсегда спокойнее не задевает никто. А ты как здесь?
Митя оглянулся по сторонам. – У меня дембель за спиной – зашептал он в самое ухо Николаю - Теперь к девке одной сапоги начистил, в самоволке на танцах познакомились, только беда, из другого города она. Вот я к ней и того, еду, значит! Дома-то мать заест совсем, жадностью своей небывалой достанет.
- И не говори, брат,- согласно закивал в ответ дядька – Дед-то, Степан Петрович, у жизни своей решил уже черту подводить, вот и говорит матери твоей, да сестре её Нинке, чтобы, значит, мне как брату своему они долю в доме  выделяли по завещанию отцовскому, так что ты, и слушать не желают:
«Папа, как это? Это какую такую долю, он с нас стребовать хочет?. По какому такому моральному праву? Мы, значит, ухаживали за вами, недопивали, недоедали, все вам, все вам с мамой угодить старались. А этот алкаш и пальцем не пошевелил, чтобы вам помочь, и ему долю в доме, нате, пожалуйста, дорогой Коленька!»
Вона, как они обо мне непочтительно ты, понимаешь, Митяй. Алкаш я для них и пропойца последний, а не человек вовсе.  Со мной мягче, тоньшее, красивше нужно, тогда и душа моя, как птица к облакам дёрнется это самое. Я же существо одушевлённое, а одушевлённое существо почему-то всегда имеет скверную привычку хотеть чего-то своего,- тяжело вздохнул дядька,-  Ну, ты понимаешь, я же поперёд народу не лезу никогда. Пойдем, выпьем что ли, что тут без толку сидеть-то? Вон пивная за углом? А ты, значит, расфуфырь её в кочерыжку женится, надумал? Что ж дело хорошее, только женится,- не ботинок с ноги снять, тут все капитально обмозговать надо.  Ехай к невесте, коль по сердцу, а я тут побуду пока некоторое время, может ума наберусь, оно и к лучшему,- невесело пошутил Николай, с удовольствием прикасаясь губами к белым барашкам пивной пены.
- Мне кажется, - начал Митя,  медленно поднося янтарно- прозрачную кружку ко рту,- Ты, дядька, в чем-то запутался, но в чем не хочешь признаться самому себе и не хочешь объяснить мне. А в общем нечего мне и не надо объяснять , я и сам  не совсем вся понять могу, вот когда до Юльки своей доеду, когда порог в квартиру её перешагну вот тогда мы с тобой, дядька, и поговорим обо всем за рюмкой чая. Она, Юлька моя, такая, такая, как море.
- Такая же непостоянная?
- Нет, что ты, такая же голубая, как мечта!    
- «Пусть мне нравилось девушка в белом, а теперь я люблю в голубом». Не про твою зазнобу поэт сказал?
- Не знаю, но мечта она всегда голубая и недоступная, научный факт это я в журнале читал. Жизнь она всегда в красках должна существовать, а иначе жить тошно будет.
- Ну не могу я тебе про девушек советы давать потому, как права не имею. Мне до жены ещё дожить надо. Но в одном я уверен точно: Душа должна присутствовать в отношении с женщиной, особенно если она тебе нравится. А то ведь у нас как часто бывает, подойдет девушка к парню познакомиться, а у разбойника этого поперёд души балалайка звенит. Которая невеста, значит, по нахальнее рядом в данный момент  окажется та струну балалайки дёрнет он за ней и  пойдёт, точно телок на верёвочке.
- А девушки тоже ведь разные бывают?
- Бывают. Иной раз от парня не отличишь со спины, когда если. В штанах невеста, с пивом, да дымом сигаретным закутанная, чисто младенец одеялом. И красивые да чистые тоже бывают, только те, все больше, по домам сидят. Их на улице искать надо, днем с огнём, а ночью с прожектором. Твоя Юлька, из каких интересно, сумел разглядеть или пока только приглядываешься?
- Вот приеду на место рассмотрю всё, тогда тебе, дядя Николай, первому доложу обстановку на местности. Я же её только пару раз на танцах и видел-то всего, но до дома потом её проводил само собой. Ладно, потом договорим, дядя Николай, вон мой автобус подходит. Что тебе от Юльки-то моей привезти, как приеду тут же о тебе расскажу.
Николай посмотрел на племянника долгим, изучающим взглядом медленно потягивая пиво из большой запотевшей кружки, и потом так же медленно произнес, глядя Мите прямо в глаза:
- Привези мне из путешествия своего добрые намеренье, племяш, а с остальным мы быстро разберёмся. 
 
 
6
 
Прошло два года. Однажды в середине сентября во дворе неразлучных сестер громко залаяла собака. Залаяла надрывно, хрипло, зло. Но вдруг на минуту остановилось, мелко задрожала всем телом и уткнула холодный нос свой в теплые ладони человека стоявшего рядом:
- Эх, помнит все-таки собачья душа! – воскликнул Николай – Сидеть, Грозный, хозяйки твои дома?
Пёс, будто бы поняв человека, дружелюбно завилял хвостом
- Батюшки-святы, кто это пожаловал к нам, никак брат Николай?!- раздался за спиной человека знакомый голос Валентины.
- Да симпатичный какой, молодой и чистый, что характерно. Не как раньше бомжом по улице шастал. А одет-то как, любо-дорого посмотреть! Со всех сторон опрятно! Красавец просто! – присоединилась к сестре Нина.- Один приехал или с женой молодой? А то к нам на днях явился племянничек с женой под мышкой. Раза в два меньше его ростом, а горло дерёт на том конце села слыхать, все у ней не так, да не эдак, вся жизнь в раскаряку.   
- Так точно, сударыни, ваш брат Николай, а вы я вижу не рады?
- Правильно, красавчик, не рады. Чего пришёл-то?
- Как чего? – опешил Николай,- Я пришёл к себе домой. Отец-то дома? Я теперь не пью, сходил год назад подлечился в городе под наблюдением одного хорошего врача-медика, так что хочу жить, как люди. Отец-то дома, спрашиваю? – И Николай, широко открыв дверь, прошел в дом, сестры слегка растерявшись, едва поспевали за ним.
- Ах, ты «одумался»? Загнал бедного отца в гроб, племянник по твоей наводке к нам жить явился. А теперь нате вам с кисточкой «одумался» он, теперь тебе дом стал нужен. Молодец, возьми с полки пирожок! – зло прошипела Валентина, когда все трое устроились за большим обеденным столом в ярко освещенной комнате.
- Валентина Степановна, а что же вы «алкаш проклятый», «пьяница несчастный» добавить забыли. В кой- то веки человек за ум решил взяться, а вы?! Вместо того, что бы радоваться,- Николай с уважением взглянул в грустные, влажные и удивительно красивые глаза незнакомой женщины,- а она продолжала, с ненавистью глядя снизу вверх в лица постаревших сестёр,- Где ему, по-вашему, жить прикажете?! По завещанию старика он тут прописан и доля ему в доме нужна, любой суд вам об этом напомнит!
- Тоже нашлась защитница, без году неделя, сама у нас на птичьих правах, как сова на ветке. Сидит и глазами хлопает и ничего не понимает, а нас стариков судить все академики недоношенные!- Подала голос вторая сестра,- Ну ладно, Коля, живи, располагайся, куда тебя девать? – вдруг спокойно сказала она.
- Да, вот ещё хотел сказать, - начал Николай,- Я и правда теперь не пью, буду работать, договорился уже. Сюда шел, так по дороге Ермила Ивановича встретил, дом он начинает строить, взамен развалюхи его. Так я буду каменщиком в помощниках у него. Платить обещал, тоже о трезвой жизни задумываться начал, женщина у него в Малых Сычах нарисовалась. Жизнь-то она идёт, значит, к лучшему меняться обязана, у всех, между прочим. Кстати,- Николай невесело улыбнулся, видимо что-то вспомнив: - Помните ту историю о женской шапке, которую я в Тёще нашёл? Библиотекаршу ещё тогда якобы убили? Так вот, нечего этого оказывается, и не было, совсем. Подруга ей письмо написала, в гости позвала, вот она и сорвалась к ней. А семье ничего не сказала потому, что от неё отдохнуть захотела. Потом сама эта Елена Назарова в милицию явилась к подполковнику Рубану и сама призналась во всем. Каких только чудес на свете не сыщешь?! Мне это все Ермил по дороге рассказал, ему Евгений Дмитриевич на работу помог устроиться, по плотницкому делу при школе. А шапку ту у Клавы-продавщицы конфисковали. Слёз были - реки, Ермил рассказывал! А вот ещё что сказать-то, забыл совсем, в суматохе-то из головы вылетело: Месяца  через два ко мне Ксения приехать обещалась, решили мы с ней расписаться  в нашем сельсовете, она женщина порядочная….               
- Что-о? – задохнулись от такой новости сёстры.- Какая такая Ксения? У нарколога, что ли вместе парились? Ну, и кто кого вылечил?
- Нет, не у нарколога. Она медсестра из больницы, её муж бросил с ребёнком на руках.
- Час от часу не легче!
Ночью спал только Николай, сестры примостились на кухне:
  - Никогда его таким не видела, - шептала Нина, - Говорит, даже светится весь. Так на папу сейчас похож, не передать.
- Ага, красавчик нашёлся, надолго ли его хватит-то? – Не унималась Валентина,- Приехал он, как же. Выкуси!
- Завтра же опять пить начнёт! Какую-то Ксюшу с ребёнком вспомнил.
- Убьём его, да и все тут. Никто же его такого красивого не видел. Скажем, сгинул где-то и чёрт с ним.
- А Ермил?
- Такая же пьянь, как и любимый наш, что мы ему ещё объяснять что-то должны, что ли? В сожалениях о брате родном перед ним зачахнуть? Много их таких.
- Так, сначала я к нему тихонечко подойду сзади, молотком стукну его по голове, а ты наготове стой с верёвкой, будто повесился он.    
Сёстры подошли к спящему брату, Нина решительно взмахнула молотком…
И тут во дворе снова залаяла собака, а за дверью послышались громкие радостные голоса и сладкие звуки родственных поцелуев. 
- Вот чёрт, не успела! Один раз только и тюкнула, да и то слегка. Принесло их на нашу голову. Сколько раз эту собаку придушить собиралась чтобы добро на неё не переводить. Не вышло!- ворчала Нина в бессильной злобе, отводя руку с молотком за спину…. 
- Бабушка Вера, Слава Богу, приехала, и не одна ещё, а с тётей Женей – искренне радовался Митя, - Вот хорошо удумали, вот молодцы догадались. А я слышу, Грозный во дворе не спокойный, цепью гремит, ну и пошёл дверь отпирать. Познакомьтесь это жена моя, Юля. Правда, красивая, тёть Жень? Сам выбирал!
- Юля, - Вера Фёдоровна подошла к девушке, поворачивая её к себе за плечи.
- Потом, мама, поговорим – тихо отозвалась невестка, - А вы идите, посидите с дядей Колей, пока я на стол соберу. Вон и тётя Нина с тётей Валей мне помогут,- пристально посмотрела девушка на сестёр неслышно выходивших из соседней комнаты.
За всё время пока Николай сидел на кухне с матерью он, наконец, поднял стакан с чаем, и отхлебнул глоток. Он чувствовал слабость, из раны на голове медленно сочилась кровь, оставляя на полу и столе маленькие бурые крапинки. Лицо Николая все больше и больше приобретало чересчур бледный, землистый оттенок. Он едва не уронил стакан с чаем, качнулся на стуле, едва не упал, и Вера Фёдоровна тоже бледная и озабоченная, увела сына в комнату и уложила на диван, умело, перебинтовав кровоточащую рану и заботливо подоткнув под него одеяло.
...Утром Николай проснулся поздно. Не замечая его хмурого лица , мать придвинулась к нему ближе и несколько раз погладила его по голове рукой. Оттого, что пододвинулась она к нему близко, теплое чувство ожило в нём, лицо его стало добрее, глаза радостно сверкнули.
- Неужели ты так и не ложилась, мама,- заботливо произнёс Николай.
- Еще до петухов встала, сынок, корову вон уже подоила. На кухне молоко,- в крынке. Сестёр-то теперь в милицию заберут, судить будут. Вот они выкручиваться будут на суде! С пеной у рта будут доказывать всем, что убийство не замышляли, я-то их знаю!
- А Митя с Юлей где, спят ещё?
- Какое там, спят, с утра в милицию, в район уехали, заявление на сестёр подавать, и Женька с ними увязалась, непоседа. Ермил с утра приходил, тоже говорил в район поеду. До самого главного генерала дойду, этого- с противной фамилией, а ведьм этих все равно, говорит, в тюрьму засажу. Это он про сестёр твоих так, горемычных прости им господи все прегрешения их вольные и невольные. Не понимают люди того, что жизнь-то она не вечная. Человек человека сменяет, как трава траву. И ежели бы люди могли в понятие взять, что они та же трава, то любили бы друг друга. Без человеческого зла в миру зла много.   
    
               
                Сергей Карпеев