Окна

Эти окна расплываются в горьком тумане духоты и прелости. Растягиваются ржавыми складками до самого пола. Сыпятся мелкой дрожью застывшего вакуума. За ними – тяжелая, сухая и необъятная ночь, которая манит меня к себе удушающей жадностью. За ними – проклятая затхлость унылой атмосферы, что сдавливает действительность стальными тисками. Я прекрасно знаю, что если нырну в эту ночь, то она обязательно заберет меня к себе, хитро ухмыляясь. Знаю, что если я выйду окно, то навсегда останусь в объятиях слепого и мрачного небытия.
За моей спиной – проклятое сумасшествие, которое то и дело толкает меня в затылок. Я слышу, как оно шепчет что-то своим непрекращающимся смрадом. Я не могу понять, что оно говорит, но интуитивно осознаю, что это что-то страшное, скупое и абсолютно безликое. Шепот пронзает меня насквозь раскаленными иглами, вдавливая в меня свою корыстную злобу.
Я осмеливаюсь повернуть голову немного назад, чтобы осмотреть помещение. Вижу, как мои товарищи спят мертвым сном, в бессознательной глупости завалившись друг на друга. Они вряд ли будут помнить что-либо, когда проснутся. Они давно забыли свою жизнь, и теперь скользят на автомате по своему существованию, заливаясь очередной бутылкой свежевыжатой дряни. Позади меня валяется рваное подобие человеческого организма, растерзанное зловонным гноем общечеловеческого самоуничтожения. А я ведь был одним из них, и теперь просто не могу этого отрицать. Хватит себя обманывать. Никто не заметит, если я исчезну. Ни один не заплачет по мне, я в этом уверен. Они будут просто продолжать насыщаться похотливым злорадством, что преподносит им эта жизнь. Та жизнь, которую выбрали они сами, по своей собственной воли.

Я почувствовал, как легкий ветерок освежил мою больную голову благоухающей прохладой, и я будто бы проснулся после страшного сна. Снова взглянул в окно, и предо мной открылась безмятежная даль, которая так сладко замерла в своей непостижимости. Я чувствовал, как она звала меня к себе, я слышал ее бархатный голос, который плыл по атмосфере небытия тихой и плавной надеждой на что-то светлое, на что-то лучшее, приятное и абсолютно бескорыстное. И мне так захотелось к ней, я так хотел убежать от глухой повседневности, от серой пустоты пластмассовой жизни.
И вот мои ноги поочередно становятся на подоконник и уже аккуратно, с нелепой осторожностью касаются карниза. Я смотрю вниз, вглядываюсь в бесконечность, но ничего не вижу. А не вижу только потому, что там ничего нет, совершенно ничего.
И вот мимо меня пролетают многочисленные карнизы, развешенное белье, что колыхается от легеньких порывов весеннего ветра. Десятки окон разлетаются в безудержном пространстве ватных созерцаний, в немом крике судорожной пустоты, в щенячьем писке обиды и жалости. Они смотрят на меня весьма странно, ведь теперь я по другую сторону мира. Они словно прощаются со мной, ведь никогда больше не увидят. Скупая реальность застывает в призрачном сладострастии…
Теперь все кажется таким абсурдным, нелепым и странным, что просто невозможно удержаться от смеха. Все словно не на самом деле. Немые брызги в тишине распадаются на мелкую алую пыль…

И вот я уже лежу, распластанный на грязном асфальте. Лежу и нагло молчу, будто бы ожидая чего-то триумфального. И все эти глупые люди, словно муравьи, сползаются на бесплатное зрелище, чтоб в очередной раз вдоволь насытится чьей-то бедой и порадовать свой глаз свежими картинками. Затем проходит некоторое время, и все эти зрители поочередно друг за другом расходятся по своим делам, изрядно обсудив и осквернив место моего пребывания.
А я все молчу, где-то сбоку наблюдая за этим. Молчу и чувствую, что не  могу больше сдерживать смех. И вот меня уже разрывает от злорадной истерики, и вот я уже хохочу так нагло и громко, что сам Творец вздрагивает от моего безумия. Я поднимаю голову в небо, освещая пред ним окровавленное лицо, от которого уже практически ничего не осталось, и смеюсь до самых слез от наивности происходящего. Смеюсь так долго и противно, так безудержно и щедро, что смех мой просто начинает теряться где-то в недрах подсознания, где-то в глубинах моего мозга. И вокруг становится так тихо, как бывает только у меня в голове. Все становится таким мертвым, каким может быть только в моей жизни…

Киев, октябрь 2011 года