Никиткина жизнь. Часть 2. Комиссар. Глава первая

Часть 2.  КОМИССАР

«…Грех, для человеческой натуры,  имеет необъяснимую сладость. Единожды  совершённый, он оставляет неизгладимый отпечаток в человеческой душе и тянет за собой другой, потом третий и так далее.  Бесы всех уровней знают это и пользуются такой слабостью, постоянно подталкивая к греху и вводя во искушение.

 Кто-то пустил слух о том, что можно заключить сделку с дьяволом. Чушь всё это! Нет никаких договоров подписанных кровью, нет никаких сделок – всё это измышления досужих писателей и фантастов.

Бесы пакостливые по своей природе и старающиеся при любом удобном случае сделать гадость человеку. Сила и могущество низших духов совсем невелики и самое большее, на что они способным –  попытаться испугать невнятным звуком или предстать нелепым обликом, заставляя человека вздрогнуть. Духи рангом повыше, называемые демонами, гораздо опаснее – они могут подстроить так,  чтобы человек впал в грех, направлять и подталкивать его к грехам последующих,  строя, при этом, самые хитроумные козни.
К счастью, демоны  не так многочисленны  и не вездесущи. Обычно, они устремляются туда, где,  с попустительства Божьего и, не без помощи Дьявола, происходят всевозможные катаклизмы – революции, войны,  безверие, смута или  пустое брожение умов. И тогда тёмные силы, собравшись в один клубок, начинают издеваться над самой сутью человеческой, толкая на самые противоестественные и ужасные поступки, многократно умножая и плодя зло… »

(Цитата из беседы с незнакомцем, состоявшейся 22 июля 2009 года, в  Крыму, близ курортного местечка  Форос)



Глава первая

Москва ошарашила столпотворением. По улицам нестройно маршировали,  распевая незнакомые песни, оборванные солдаты с красными бантами и лентами на шапках. На углу  два дюжих хлопца, перепоясанные пулемётными лентами, жестоко пинали лежащего на земле старика с окровавленной седой бородой. Редкие прохожие торопливо пробегали мимо, старательно отворачиваясь в сторону. 

Пара беспризорников, возрастом чуть помладше самого Никитки, увязались за ним, выклянчивая поесть. Боясь, что они могут выхватить узелок с провиантом, он надел его на искалеченную руку и крепко прижал к груди. Другой рукой крепко сжимал в кармане дамский револьвер без патронов. Когда  к беспризорникам присоединился ещё третий и их приставания стали совсем бесцеремонные,  он  показал им своё оружие. При виде револьвера маленькие оборванцы мгновенно бросились врассыпную и исчезли в подворотнях.  Никитка только диву дался их прыти. Видать,  оружие было в столице в большом почёте.

Полдня проплутав по московским закоулкам, наткнулся на обшарпанное казённое здание. На стене висела криво написанная табличка «Московский военно-революционный комитет». Возле двери  топтался строгий  часовой,  весь преисполненный важности,  в солдатских обмотках, драном пиджаке и овчинном треухе с кумачовой тряпичной лентой.  В руках была  винтовка с примкнутым штыком.

Набравшись духу, Никитка подошёл к нему:
-  Здравствуйте, товарищ. Мне бы, к самому главному пройти. Хочу революцию защищать.
Часовой  окинул долгим строгим взглядом  щуплую фигурку Никитки:
- А кто ты будешь такой? Откуда пожаловал? Может ты шпиён?
- Да не, - задохнулся от возмущения Никитка:
- Какой я шпиён? Я на каторге царской маялся. Вот, пострадал от самодержавия, – он привычно заголил израненную руку.
Солдатик  брезгливо поморщился:
- А тугументик у тебя есть?
- Да какой тугумент у бывшего царского узника! Меня сам товарищ  председатель  губчека освобождал по осени. В Москву вот отправил помогать Советской власти,  - вдохновенно врал Никитка.
- Ладно, - после долгих раздумий смилостивился часовой:
- Проходи на второй этаж к комиссару товарищу Парамонову.  Пусть он разбирается с тобою.

В грязных затоптанных коридорах комитета царила неразбериха. Прямо на замызганном полу вповалку спали мужики в смрадно воняющих лаптях и солдаты, укрытые  разномастными шинелями. Рядом, по-каторжному сидя на корточках, курили блатного вида личности, выпуская сизые клубы зловонного дыма. Некоторые лениво грызли сухари, запивая их прямо из горлышка мятого жестяного чайника, передавая его по кругу.

 Аккуратно перешагивая через ноги спящих, степенно пробиралась по коридору тоненькая девушка похожая на гимназистку, с кипой бумаг в руках, в  опрятном платьишке с фартучком. При виде её захолонуло сердце Никитки. Вдруг захотелось ему приголубить это неземное создание, потрогать за выпирающие бугорки грудей и заглянуть под подол, откуда выставлялись аккуратные кружевные рюшечки.

- Дамочка, а можно у вас осведомиться? – робко окликнул он её.
- Слушаю вас, товарищ, - голубые глазки надменно смотрели поверх головы, а пухленькие губки скривились в капризной гримаске. Стушевался Никитка. Был он  весь покрыт паровозной копотью, с мокрым хлюпающим носом, в  старых сиротских сапогах с  отстающими подошвами.  Из дыр, кое-как залатанных одной рукой, высовывались старые портянки.

От  пренебрежительного взгляда неожиданно остро захотелось  взять власть над жизнью этого  женского существа  в свои руки, надругаться над ней и увидеть животный страх в её кукольных глазках. От этого на секунду даже помутилось в голове, но он  опомнился и смиренно  спросил:
- Как бы мне  найти товарища Парамонова? По личному вопросу интересуюсь…
- Ступайте за мной, товарищ, - не оглядываясь, бойко застучала каблучками по коридору. Ниже поясочка, туго перетягивающего талию, невольно притягивая взгляд, упруго перекатывались два соблазнительных полушария.

Рябой мужик, курящий смрадную цигарку и с интересом наблюдавший за происходящим, подмигнул Никитке:
- Видал, фифу? Такая нашему брату не по зубам. Это самого товарища Парамонова секретутка. Она  то  яго и обслуживаеть… - сплюнув тягучую слюну прямо на пол, заржал разевая щербатый рот.

Опомнившись, побежал  Никитка следом за девушкой  в приёмную. Там она, даже не повернувшись, сказала:
- Ждите. Товарищ Парамонов занят.
 Уселась на стул, небрежно закинула ногу на ногу так,  что  стало видно светло-фиолетовые ажурные чулки до самых колен.  Со вкусом  раскурила длинную коричневую сигарету в мундштуке из слоновой кости. Тонкий аромат дорого табака, перебивая коридорную вонь,  поплыл по комнате.

Неожиданно, высокая дверь, обитая драным коленкором с  торчащими клочками обгоревшей ваты, распахнулась, и из неё выскочил низенький толстенький человечек в косоворотке, кавалерийских галифе, обшитых на заднице кожей, и высоких хромовых сапогах.
- Варенька…, - вкрадчиво промурлыкал он, но, вдруг наткнувшись взглядом на Никитку, резко изменил тон:
- А это кто ещё такой? Что ему здесь надо?
- Да вот, вас дожидается. Говорит что по личному вопросу.

Толстячок поморщился:
- Не вовремя конечно, занят я сильно… ну уж ладно, зайди на минутку.

В огромном кабинете было сильно накурено, кругом валялись мятые бумаги. На грязном подоконнике стояла початая бутылка водки с затычкой из газеты и две рюмки. Пахло несвежими портянками, пылью и перегаром.

Товарищ Парамонов сел за стол и  демонстративно достал наган. Сурово приказал Никитке:

- Рассказывай, какое такое дело у тебя ко мне есть. Врать будешь, пристрелю!
- Я из Н-ской губернии приехал. Советскую власть хочу защищать. Сказывали к вам надо обратиться.  А сам я их арестантского сословья. На царской каторге всю жисть провёл…

- Постой, постой, - перебил Парамонов:

- Из Н-ской губернии? С каторги? Да я сам там сиживал! Чо-та я тебя не упомню. А ну-ка обзовись. Врешь поди, сука!

Никитка оробел, со страхом глядя на лоснящийся от смазки наган.  Еле смог выдавить из себя:
- Никитой Безродным меня кличут.  Посадили за то, что приют поджог и сторожу в глаз ножом попал….  Давно ещё,  когда совсем малым я был…
- Точно, бляха-муха! – комиссар звонко хлопнул себя по плеши на шишковатом черепе и заулыбался:
 - А ведь я  вспомнил тебя! «Никитка-убивец»  твоё погоняло было! Да ты старый проверенный кадр! Все наши руководители прошли ссылку и  каторгу. Это, брат ты мой, лучшая революционная школа!  Советской власти хочешь служить?  Нужны, нужны нам такие! В милицию пойдёшь?  Буржуев да жандармов будешь ловить, стрелять  их и  вешать! А ну-ка погодь, погодь… Что с рукой-то у тебя?
- Это мне надзиратель в приюте её искалечил. Сохнуть с тех пор стала…
- Сволочи! – вдруг грохнул кулаком по столу товарищ Парамонов и, выбежав из-за стола, подскочил к подоконнику. Жадно глотнув водки прямо из горлышка, крякнул и немного успокоился:
- Сволочи, какого парня искалечили! За все злодейства свои умоются они кровавыми слезами! С одной-то рукой не сможешь ты в рабоче-крестьянской милиции служить… Жалко, жалко… Что ж делать-то?

Он отхлебнул ещё из бутылки и задумался. У Никитки вдруг появилось предчувствие удачи.  Непонятное существо, недавно поселившееся в нём уже хихикало и радостно потирало руки.

 Сумрачные видения промелькнули перед глазами:  вот короткая плеть хлёстко врезается в румяный бабий зад, оставляя брызнувший кровью рубец; вот болтаются в петлях вытянувшиеся покойники, склонив головы на бок;  дымом застилаются пылающие сараи с горящими заживо там людьми…  Среди всего этого шагает он. Одна рука на перевязи,  дымящийся наган в другой руке. Шагает, шлёпая начищенными сапогами по лужам крови. Чей-то голос властно прозвенел в голове: «Власти над людьми хочешь, Никитушка? А не побоишься? Не оробеешь?».

Голос товарища Парамонова вывел из странного забытья:
-  Придумал! Ты ж грамоте-то наверняка обучен? Писать-считать умеешь? Вот и славно! А сделаем-ка мы тебя, Никита, комиссаром продотряда!  Молодой нашей  республике не хватает продовольствия. Рабочие на заводах и солдаты  на фронтах голодают. Надо ехать в село раскулачивать богатеев! Справишься? Недельку поездишь со мною на митинги, сутью революционной проникнешься, а  потом вперёд, в бой! ... Эй, Варенька!

В дверь неспешно вошла секретарша и остановилась у порога, томно глядя в потолок.
- Вот Никита! Это Варвара, боевая моя помощница и подруга. Хотя и благородных кровей девушка, но беззаветно предана делу революции, – комиссар Парамонов подскочил к ней и ласково положил руку пониже спины.  Она досадливо дёрнула плечиками и осторожно убрала его руку.
 
- А это, Варенька, мой старый знакомец. – продолжал комиссар,
- Вместе с ним мы томились в царских застенках. Герой! Такой же борец с самодержавием, как и я. Даром, что молодой – тяжкие пытки и лишения перенёс. Ты приказ настрочи. Назначаю его комиссаром  нашего районного продотряда. Мандат выписать не забудь. Да, ещё пусть завхоз ему одежонку подберёт получше. Не абы какую, а из того, что мы у бывшего хозяина мануфактурной лавки  недавно реквизировали.  Видишь, в каком виде он к нам прям с каторги приехал…

Взгляд секретарши медленно опустился с потолка и заинтересовано скользнул сверху донизу. Льдинки глаз оттаяли и словно пронзили Никитку. Сладкая глубина таинственного омута женского естества разверзлась вдруг перед ним.  И снова что-то подсказало Никитке что будет, будет скоро эта надменная сучка  стонать и биться  в его руках.

Демон искушения тут же нарисовал такие картины сладострастия,  от которых  бросило жар. Бесовские наваждения тревожили и ублажали погибающую душу. В какой-то миг возникла перед ним  его покойная мама, скорбно глядя  и что-то пытаясь сказать. Словно предостеречь пыталась от чего-то. Только досадливо отмахнулся Никитка от неё.

Придя в себя, жадно взглянул на Варю, мысленно срывая с ухоженного и гладкого тела платье. С дерзостью усмехнулся ей в лицо и проговорил, обращаясь уже к Парамонову:
- Спасибо  за доверие товарищ комиссар! Живота своего не пожалею ради дела революции!

Продолжение следует