Свобода слов

       И явилась писателю Муза в лице придирчивого читателя. И указала на погрешности текста. И повелела править.  Удивляться здесь нечему. Автор всегда «правит бал» в собственном тексте.
               
  Тяжёл и неблагодарен писательский труд. Особенно достают мелочи. Ерунда всякая. Слова, слова. Вся жизнь в словах. К примеру:  «Жизнь вообще-то штука нелёгкая». Трудная, значится, жизнь.  Если убрать из предложения «вообще-то», -  ничего страшного не произойдёт, зато  появится ненужная категоричность. Если оставить, то следует ли выделить «вообще-то» запятыми?  Оно же вводное слово, вообще-то. Или нет? Надо бы предложение разобрать по членам.   Анатомировать. Но  как, как  резать по живому? Больно и жалко. Разве что  «авторский текст» призвать на помощь? Существуют же авторские запятые.  Воля автора  всесильна. Пока творит, «он  бог, царь и воинский начальник  в одном лице».  Над своими словами.

  Сделать можно много чего. Можно, например, понизить рангом злополучное слово.  Ишь, цаца какая!  Пусть не высовывается из ряда других, ничем не выделяемых слов. Можно и чёрточки лишить. Вообще. К чему  такие сложности?
 
  Проще надо быть, господа Слова, проще и демократичней! Это ко всем вам относится!
 
  Позволишь одному сесть на голову, за ним и другие тут как тут.  Тем  дефис-чёрточку подавай, другим позарез необходима большая буква, - кому в начале, кому в конце, а кому-то и посередине (а то их не так поймут, сердешных); третьим непременно хочется влезть в кавычки для уютного  существования; к четвёртым и синонима не подобрать, - такие несговорчивые;  пятые, слова-паразиты, так и норовят втереться  туда,  где  их  совсем  не ждали.
 
  И каждое слово на что-то надеется, претендует, требует личных  свобод и каких-то там прав добивается.
 
  Если хотите знать моё авторское мнение, то никакой свободы нет и быть не может, включая и так называемую «свободу слова».  Так что,  мои «единственные и неповторимые»  Слова, сидите тихонько в тексте и не выпендривайтесь,  не то лишитесь  насиженных мест во  мгновенье ока!
 
  Не забывайте об этом, глупые Слова-воробьи! Думаете, что выпорхнули и никто не поймает? Заблуждаетесь, голубчики! Ещё как поймают! Оглянуться не успеете, как окажетесь в  темнице строгого режима Грамматики и её верных слуг: Орфографии, Морфологии и шестёрки-Фонетики. У них не забалуешь, не порезвишься, как в авторском тексте.  Замучают-замордуют, выхолостят-зашельмуют так, что своих не узнаешь, предадут забвению и отправят в Словарь с пометкой «малоупотребительное». Хуже  может быть только ярлык  «устаревшее».  Вежливый эвфемизм означает, что  слово  больше не употребляется,  и нет ему места в живом языке.  Старое, ставшее никому не нужным, оно покоится  то ли в коме, то ли в летаргическом сне,  где-то на  дне  языковых закромов, наивно надеясь, что ещё придёт его время, что возродится оно к жизни подобно птице Феникс.
 
  Спору нет, всякое бывало, но не обольщайтесь: жизнь коротка, а срок ожидания неизвестен. Может, и внуки ваши не дождутся. Так что оставайтесь на своих местах, кому какое досталось, и не ропщите, что вас не так употребили, родимые мои! Радуйтесь, что хоть как-то использовали-поимели,  изнасиловав и искалечив.
 
  Смирите собственную гордыню, Слова мои, романтики и идеалисты!  И не вздумайте жаловаться самому Синтаксису, категорически не  советую!  Увязнете  в бесчисленных поправках и толкованиях его параграфов, никогда не пробьётесь сквозь армию запятых, - лукавых, увёртливых, - интонационных,  факультативных, авторских  и многих других,   усиленных точками для пущей важности; запутаетесь среди  вертикальных двоеточий с горизонтальными многоточиями; зачахнете,  дополняя прямо и косвенно ваши печальные обстоятельства, а затем и   утонете  в сложных,  чему-то подчинённых, и не менее сложных, кем-то сочинённых предложениях, обстоятельных инструкциях и ссылках,  так и не выяснив всех  причастных к обороту, непременно сложных и холопски подчиненных Хозяину словарно-административных единиц, что по горизонтали,  что  по вертикали.
 
  Он ведь двуликий и двуличный, Синтаксис ваш, на которого уповаете. Да и не занимается вами напрямую. Жалоба живенько  вернётся к безжалостной и деспотичной Грамматике.
 
  Инакомыслящим и особенно развитым особям, исподтишка кивающим на заграницу, напоминаю: хорошо там, где вас нет, родные мои, непутёвые! Научитесь ценить то, что имеете. Никто вас не заждался, да и  Правила за бугром другие.  Порядок слов в предложении строгий, раз и навсегда  определённый,  не то, что родной беспредел. Не спрячешься далеко от ока всевидящей общественности,  не потерпит она  нашествия иноязычных слов. Нет там вашего низкопоклонства и всеядности. Нет и добросердечного гостеприимства.  У них  хай-тек и ноу-хау, а у вас пенаты. Чувствуете разницу?  Кому и где вы нужны, несчастные мои, шипящие и свистящие,  со странной мягкостью изначально твёрдых звуков?
 
  Вспомните о своём, до сих пор окончательно не выясненном,  происхождении  от двух братьев (оба давно уже святые). Один, вроде бы, был воином, но второй-то, - монах. Монах всегда главнее, сами знаете. Вот и следуйте заветам предков!  Смиренно  чтите  мать вашу, Кириллицу, и поминайте  родную сестрицу её, Глаголицу.
   
  Сидите дома, не умничайте, и да поможет вам Бог!  Если кто верит, конечно.  Кто ещё не поверил, настоятельно советую, вера помогает смириться с Контекстом и с Автором.  Вообще-то, надежда умирает последней. А вера – та  и вовсе бессмертна.
 
  Умерьтесь, Слова мои, строптивые и непокорные! Знайте своё место!  Думаю о вас днём и ночью!  Потому, в знак любви и заботы о благополучии вашем, жалую с авторского плеча  восклицательный знак!  Особого смысла в том  нет,  вообще-то, но такова моя  воля: завершить текст знаком квасного  оптимизма!
 
  Желаю счастья вам,   Слова мои,  бедолаги  мои горемычные! 
  Искренне  любящий  вас,
  Автор.