Триумфальная арка. Попытка пародии

*лёгкий вариант пародии, написано на один из игровых литературных конкурсов, которые проводили мои друзья.


Над Парижем серебряным долларом висела луна. Казалось, что длинные ряды домов тихо плывут в её равнодушном сиянии. Тысячи людей: тоскующих, радостных, спаривающихся или спящих - прятались в пыльных недрах этих домов.

В такие минуты особенно чувствуется неумолимость времени, методично, минута за минутой, час за часом несущего каждого к смерти. Бунтующие, смиряющиеся в молитве, прячущиеся по норам своих убогих жилищ – все без исключения – мягко или яростно, удостоятся прикосновения вечности.

Октябрьской простуженной полночью доктор Равик стоял на мосту и изо всех сил сдерживал подкатывающее желание блевануть.

Выпитое накануне неудержимо просилось наружу.

- Я так и знал, что этот пройдоха кельнер подсунул мне несвежего лангуста, то-то мне его кельнерская морда сразу не понравилась, - Равик пытался философически отвязаться от мысли, что он таки кретин, и просто снова набрался как свинья.
В его желудке плескалось три двойных кавальдоса,  изрядная порция абсента и пара рюмок яблочной водки - всё в шоферском кабачке оказалось таким вкусным, что предварительные намерения "выпить только пару капель коньяку" были посланы к чёрту уже после первых обжигающих глотков...
 
Почти смирившись с тем, что потраченные на выпивку деньги вылетят на ветер, вернее на каменную кладку моста, Равик вдруг услышал шаги и обернулся.
 
По мосту торопливо шла женщина. Она двигалась наискосок, направляясь к перилам в метрах трёх от того места где стоял доктор. В тусклом свете фонаря лицо её показалось ему испуганным и огорченным. Равик обрадовался:
 
- Оба-на, кому-то паршивее чем мне! Вот и чудненько.
 
Женщина подошла к перилам, перегнулась через них и замерла, вглядываясь в тёмную воду.
На поверхности Сены, уносимая течением, тревожно суетилась осенняя листва.
Женщина зябко передёрнулась и сдержанно чихнула.
 
О! Счас блеванёт! – подумал Равик, но тут же понял, что ошибся.

Её взъерошено-растерянный вид скорее выдавал желание нырнуть под мост или хотя бы попытаться это сделать ради того чтоб попугать саму себя и всласть помучиться ощущением собственной никчемности.

 Покачиваясь от лихорадящей его нутро адской смеси алкоголя, Равик приблизился к ней:
 
- Вам помочь, мадемуазель?
 
- В чём помочь, простите? Не надо мне помогать. И вообще, идите, пожалуйста, нахуй - досадливо оттолкнула его протянутую руку Женщина.
 
- Ну, Вы же топиться вздумали, насколько я вижу? Почему бы не помочь хорошему человеку в таком добром начинании? - галантно осведомился Равик, вежливо пропуская мимо ушей грубоватую отповедь Женщины.
 
Она некрасиво сморщилась, и, вцепившись в полы пальто доктора, зарыдала:
 
- Вот и утоплюсь! Пусть мне будет хуже! Не хочу больше жить! – в её голосе нарастала истерика:
- Сегодня вечером меня бросил один негодяй.
Я любила его, а он вытолкнул меня за дверь без гроша в кармане. Я даже не успела захватить свою бриллиантовую пудреницу, которую подарил мне бывший муж. Этот святой человек, которого я так неосмотрительно послала нахуй чтобы уйти к этому ублюдку, - чувствовалось, что воспоминания об утраченных подарках были ключевой причиной её негодования.

- У, старый плешивый пидорас, чтоб его в гестапо забрали и не выпустили! - глаза Женщины блеснули гневом и, даже сквозь исходящее от него самого амбре, Равик уловил запах свежевыпитого ею коньяку.
 
Дама обиженно икнула, высморкалась в шарф доктора и снова обратила лицо к холодному пространству за мостом.
Но отпускать его пальто она явно не собиралась.

Серебряная луна, казалось, потешается над обоими.
 
- ****ец, - досадливо подумал Равик - Что-то я несколько переборщил в желании развлечься в эту ночь.
Он почувствовал, что стремительно наживает новый "геморрой" на свою многострадальную эмигрантскую задницу.

- Вы же собирались топиться, а?! Вот и не нужно отвлекаться, хотите я Вам  ****юлину выпишу для ускорения? - настойчиво попытался отцепить руки женщины от своего пальто Равик.
 
- Сами себе ****юлину выписывайте, Вам только на пользу будет, - возмутилась дама - Вы хам, негодяй и просто дурак, раз толкаете меня на этот отвратительный шаг, вместо того чтоб спасать! Ну почему мне в жизни попадаются одни идиоты и педерасты?!

Прозвучавшая вслед за этой тирадой пощечина дала понять доктору, что если он упустит этот шанс, то эта «утопленница» станет его самой большой проблемой на ближайший период времени.
 
Раввик  оглянулся, и быстрым решительным движением перекинул разъярённую женщину через перила моста. Пронзительный визг отдалился и отозвался где-то внизу коротким всплеском. Доктор осторожно заглянул через перила в серую мглу, в которой тревожно поблескивала Сена. Дамы нигде не было видно.
 
- Хорошо пошла, - удовлетворенно хмыкнул доктор и с большим облегчением опорожнился выпитым накануне прямо в черную воду холодеющей реки.

Напряжение последних недель исчезло, растворившись в тихой, спокойной радости освобождения.

Он остановил такси, и отправился в отель "Энтернасьональ", где его ожидали остатки обеда и заветная бутылка кавальдоса, которую он хранил на случай экстренных обстоятельств...

Рассеянно наблюдая через лобовое стекло такси сонные дома ночного Парижа, Равик  думал, что самой ужасающей подробностью человеческой смерти является то, что в своём умирании человек представлен исключительно самому себе.

Эрих Мария Ремарк, наблюдавший эту душераздирающую сцену из темноты, плюнул под ноги и подумал:
"Стареет наш доктор. Вот, разволновался не на шутку по такому пустяку, а ведь мог бы и не сразу её утопить.

Придётся на этот раз додумывать историю самому, а то не роман получится, а заметка какая-то для криминальной прессы..."

 В глубине души, немного стыдясь своей кровожадности, писатель полностью одобрял поступок прототипа героя своих романов.

Он, как и доктор Равик, терпеть не мог истеричных женщин...