Города из амаркорда

   ГОРОДА ИЗ ПРОШЛОГО

  ...Мы приехали туда ночью,  в два часа душной июньской ночи, черной и непроглядной как горизонт неудачника.  Остановились на ступенях вокзала.  Они спускались к незнакомому южному городу, в котором нам предстояло жить следующие два месяца.  Настроение было приподнятым, как у первооткрывателей, несмотря на бессонную ночь в поезде.  Этот новый город волновал и радовал нас, как волнует 20-летних юношей все новое и прекрасное.  Мы  почти не могли  его рассмотреть – было слишком темно, но уже видели, что он наполнен бульварами и романтикой, и что нам будет здесь хорошо.  С таких ощущений начинались для меня и другие новые города, но то утро было южным, а потому – особенным.  Мы прошли по окаймленным липами улицам, осматривая спящие дома, скверы и палисадники, вышли через широкую тополиную аллею к Днепру, и залюбовались розовой от восхода рекой с зелеными джунглями островов.  Каждый тогда мечтал о своем.  И многое сбылось... 

     Были ослепительные, только что политые машинами утренние улицы с чистыми домами, поросшими диким виноградом, завтраки и просто выпивки в открытых уличных киосках, заводские троллейбусы и проходная, и Главный Кременчугский конвейер, где мы собирали грузовики. Были бесконечно долгие купания в широком, теплом и еще чистом Днепре, и вечерние прогулки  с веселыми девушками, и дискотеки на крыше «Седьмого Неба».  На всю жизнь запомнились путешествия за город: археологические раскопки на курганах Градижска, костры и ловля раков с ночевками в палатках или в стогах сена, и паромные переправы на Зеленый Остров, и воздух, свежий бодрящий воздух-букет из сочной городской зелени, цветов, женских духов, реки, волнующий и не дающий покоя даже глубокой ночью !!!

     Позднее мы приезжали на практику также в Витебск, и он встретил нас таким светлым и солнечным утром, что поливший затем недельный дождь показался пустяком и забылся в череде интересных событий, а потом все лето стояла теплая погода.  Плавать мне нравилось у Екатерининского /Центрального/ моста.  В то время я легко переплывал Витьбу с одного пляжа на другой, несмотря на сильное течение, вызывая тем самым раздражение многих речных штурманов, которое они изливали ревом гудков.  Наверное, они горячо желали искромсать меня винтами своих паромов и барж.  Красивее и чище Витьбы оказалось озеро Лосвидо, что в 46 километрах от города.  Мы арендовали лодки и бороздили его вдоль и поперек, отдыхая на диких песчаных берегах. А музыкальный фестиваль «Витебское лето» -- просто чудо.
  ...В Гомель, тот уютный заснеженный Гомель 83 года мы приехали зимой. Но и тогда чувствовались торжественность, значимость, и несомненная польза нашего прибытия.  Вероятно оттого что мы выглядели такими надутыми от гордости и нахальными /преддипломная практика! /, нас поселили в женское общежитие.  И вспыхивали обалденные романы, полные восторгов и счастья!
      В остальные города я часто приезжал один, не считая тех беззаботных дней, когда малышом с удивленными глазами держался за мамину ладонь и крутил безостановочно головой  на просторные  проспекты Москвы, Питера, Риги, и Баку.  Все в них казалось мне тогда гигантским,  Позже я естественно вырос, но не перестал замечать их особенностей, хотя удивлялся гораздо меньше.
  ...На старших курсах и после института бывал  я проездом в шумной перегруженной столице.  Сквозь желтоватые дымки титанов из подслеповатых ламп выступал заснеженным кубом Белорусский Вокзал. Темными зимними утрами, одновременно с поездом из Восточного Берлина, сквозь толпы снующих пассажиров пробивался к телефону, позвонить приятелям на Юго-Запад, и услышать их неизменное, искренне-доброе приглашение, и торопиться к ним на метро, которое в те "Советские времена" всегда поражало чистотой и величием...

     В Питер я приезжал обычно осенью.  Шел пешком вдоль Обводного Канала до Варшавского Вокзала, где брал билет на вечерний поезд, и проводил весь день среди известных всему миру храмов, монументов, каналов и дворцов, среди убегающих в бесконечность старых улиц с геометрически точными фасадами домов, над которыми корпели лучшие архитекторы  Ренессанса и Классицизма.
Во всех этих поездках всегда было одно общее -- мой пустой желудок, острый голод молодого организма , заглушить который могли только вокзальные горячие сосиски с тушеной капустой и пирожки с разными начинками, что продавались у Пяти Углов и на Староневском, и на всех остальных питерских перекрестках тетками в высоких валенках и платках «крест-накрест». 
     Ни разу не приходилось испытывать «общепитовских» проблем и в городах Прибалтики.  Думаю, что при Советах вкуснее и благополучнее, чем там, не было нигде.  Несколько лет мне посчастливилось жить в дореставрационной Риге, в той старой, настоящей Риге, где были сохранены в первозданном виде все соборы и городские здания, построенные прусскими и шведскими купцами и промышленниками, в сказочном городе, который хранит множество тайн и легенд, ушедших в древность с их свидетелями...

     И черт меня возьми, если я попытаюсь изобразить  на бумаге, прозой, очарование моего родного города, моего вечного и доброго друга, которого я знаю, чувствую и люблю каждой клеточкой организма.  Таллинн, ты являешься ко мне во снах... тусклых акварелей мир в слезах, сотканный печальными дождями.  Удивительное явление, но только в Прибалтике и Праге я слышу голоса и вздохи древних домов, отчетливо понимаю, как рассказывают они каждый на своем языке разные старинные истории о своих обитателях и о том, что происходило на соседних улицах триста, пятьсот лет назад. Научиться бы еще видеть призраки населявших их людей...
     Нет, я не смогу описать маленькими черными буковками алфавита древние улицы ганзейских столиц настолько реально, как делали это художники-урбанисты подобно Сезанну или С.Щедрину.  Хемингуэй рассуждал в свое время, что проза гораздо сложнее живописи,  потому что писатель очень редко чувствует основу,  или надежную почву для последующей строки.  Ведь он ее не видит,  но уже должен чувствовать.  Художнику легче – он начинает видеть композицию и краски с первых же штрихов.  Однако это утверждение не помешало мастеру слова создать художественный шедевр о городе, которому он поклонялся – «Праздник, который всегда с тобой»... Для него это был старый Париж,  для меня – старый Таллинн.
Вообщем,  слова – это жалкие потуги изобразить экзотику, величие, красоты и характеры некоторых выдающихся шедевров градостроительства.  Было еще много других географических мест, где я бывал проездом или как турист, но впечатления от которых не забудутся никогда и просто не вместятся на бумагу. 
Я счастлив:  мне есть что вспомнить.