что-то еще

     Она не была прекрасна. Ее волосы не хотелось перебирать, в них не хотелось зарываться. Я смотрел на нее и думал о филе лосося с раковыми шейками, о «кани»-крабах, о ризотто с белыми грибами, о баклажанах «ламазо» и салате «капрезе», о судаке запеченном в пергаменте с креветками, о шариках ванильного мороженого и тирамису. Ее хотелось жрать. Жрать, чтобы жир стекал по подбородку… чтобы пальцы стали липкими от сладости…
     Когда ее дочь уходила на очередную поебку, она надевала только свободное трико и делала вид, что очень удивлена моему визиту. Прикрывая колышущиеся арбузы грудей руками, она бежала в комнату, чтобы надеть обтягивающую белую майку, которая только подчеркивала гранитную твердость ее сосков. Жопа подпрыгивала и каталась в шароварном плену. Ей было сорок два.
     Мы познакомились в трамвае, с которым она контрастировала до рези в глазах. Как я уже говорил, она не была прекрасна. Но видеть ее там было невыносимо. Будто проглотить стекло.
     Помню, я подошел и сказал: «Вам стоит уступить мне место… мои ноги подкашиваются, когда я смотрю на Вас!», или какую-то похожую туфту. Она бросила, не оборачиваясь: «Тогда смотрите в другую сторону». «Не могу, - парировал я. – Ведь все прекрасное притягивает взгляд». Она не была прекрасна, но это я уже, кажется, говорил.
     Потом я смотрел в ее декольте, а она мне улыбалась. И трамвай отстукивал свои остановки. Ее шея завибрировала, когда она произнесла: «Мне сходить…». И тогда впервые я увидел ее жопу. О, это было нечто!
     Не футбольные мячи фитнес-инструкторши, не разъезжающийся, желеобразный пердак работницы почтового отделения, не унылые, прыщавые картофелины малолетки-эмо, не слипшееся куриное очко обезвоженной учительницы младших классов, нет. Это была классическая жопа. Жопа, от которой никуда не деться.
     Я знал, что увижу ее снова, поэтому никаких истерик по поводу телефонного номера не устроил, а молча смотрел ей вслед, пока она спускалась с трамвайных подножек. Она оглянулась, но я отвернулся. Когда же двери захлопнулись, я уже примерно представлял, как все пойдет дальше.
     Переживания не по моей части. Зачем? А самое главное – нахуя? Ее жопа въелась в память, но дискомфорта не причиняла. Я представлял, как раздвигаю полукружия, чтобы добраться до темной вишни ануса, как в первобытном ритме бьюсь мошонкой о ее раскрытую и вспенившуюся ****ь… Через секунду я уже возвращался к сделке, прихлебывая пуэр с рандоликом.
     Как я уже говорил, она не была прекрасна, но мы встретились вновь и ей удалось произвести на меня впечатление.
     В отделе мужского белья она подошла ко мне с вопросом, чем могла бы помочь… Так я узнал, где она работает.
     О, эти покачивания бедрами, пока она несла в примерочную сорочку от Ральфа Лорена! О, эта жопная клоунада, исполненная над упавшей вешалкой! Я был готов эякулировать собственную душу, лишь бы продолжался этот праздник плоти.
     И опять я ничего не сказал. Натянутые струны похоти звенели между нами от легкого движения воздуха, но инициативы от меня не исходило. Она нервничала. Ей было сорок два.
     Когда мой член оказался у нее во рту, ощущение было такое, будто теплой влажной губкой водят от основания до головки. Приятное, надо сказать, ощущение. Тогда я впервые запустил руку в ее волосы… Она глотнула под самый корень и посмотрела мне в глаза… И от этого взгляда мне захотелось незамедлительно спустить ей прямо в глотку. Пытаясь сдержать порыв, я потянул ее за волосы от затылка вниз. Залупа заскрежетала по небу… Она закашлялась, и я вынул. Ее слюни стекали по напряженным пригоркам вен моего аппарата. Прокашлявшись, она взяла его в руку и крепко сжала чуть пониже головки…
     Как я уже говорил, инициативы от меня не исходило, поэтому она сама попросила номер. Записала его в ежедневник, - где-то между маникюршей и доставкой пиццы на дом. Почерк такой округлый… и с наклоном.
     Запиликало у меня через два дня. Разговор был как бы ни о чем:
     - Привет, это Ира. Помнишь?.. Ну, из магазина «Марсель»…
     - А… Привет. Хороший у вас такой магазин…
     - Ну да… Я вот, что звоню… У нас завоз новый в конце этой недели… Там и лето уже будет…
     - Да?.. Ну, лето – это нормально. Надо будет зайти, взглянуть…
     - Ну, зайди…
     - Ну… зайду…
     - Ага. Ну, так пока?..
     - Угу… Счастливо…
     Я отбил, понимая, что свой номер она мне очень тактично, но все же впарила.
     Перезвонил, выждав три дня. И вот, мой член уже у нее во рту. И эта симфония отсоса обещает быть незабываемой.
     Она облизывает уздечку, все крепче сжимая уже пунцовый мой ***, - и вдруг, - кусает! Потом еще! И еще! Я всаживаю ей настолько глубоко, насколько это возможно, чуть не выбив передние зубы… и ее ногти оставляют длинные красные полосы на моей заднице.
     Ее блузка перекособенилась и левая сиська практически вывалилась наружу. Ареал соска аж темно-вишневый. А сам он мясистый, затвердевший как древесная смола. Она освободила рот, чтобы отдышаться, и мой член покачивался прямо перед ее носом. Сиська не давала мне покоя. Я чуть оттянул двумя пальцами кожу, и она застонала.
     Мы вернулись в зал. Заказал рыбу. Она – кебабы. Сосок топорщился под блузкой.
     Пока задумчиво поглощал карпа, мой *** был тверд и непоколебим. Сосредоточившись на еде, я все же пару раз успел заметить, что Ира трет ****у под столом. Ее нога несколько раз коснулась моей. Там, в сортире, я не кончил, и эти игры теперь выходили мне боком.
     - Хочешь, я отдрочу тебе прямо здесь, за столом? – не поднимая глаз от тарелки, спросила она.
     - Ага… - улыбнулся я, отправляя в рот лист салата.
     Ира придвинулась почти вплотную. Взвизгнула ширинка, и вот уже ее рука освобождает разбухшую плоть от трусов.
     Ее рука сразу заработала в бешеном темпе, она ходила вверх-вниз с такой частотой, что, казалось, кожа с залупы вот-вот слезет окровавленной снежинкой.
     Я откинулся на спинку и отхлебнул чаю. Все подходило к концу, но время еще было… Ее сиська тряслась и казалось, что темно-вишневый бугорок распорет сейчас ткань и явит миру чудо. И тут я кончил. Струя, должно быть, ударила в столешницу и потекла по ее руке…
     - Только не вздумай останавливаться! – полупрошептал, полупрокричал я. Ответом были ее удивленные глаза, но темп оставался прежним.
     Поагонизировав еще несколько минут, я убрал ее руку со своего *** и вытер пульсирующее хозяйство о скатерть.
     Попросили счет. Оставив на чай стольник, долго целовались в такси. Я беспощадно дергал и теребил ее ****у. Кажется, она кончила раза четыре.
     Я не сказал ей, что она прекрасна, потому что прекрасна она вовсе не была. Я вспоминаю ее с удовольствием, но не более того. Куда все делось? Где что-то еще, кроме стояка?