Cпите спокойно, Владимир Ильич!

CПИТЕ СПОКОЙНО, ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ!
(Опыт политического  спиритизма)

Представьте, что однажды ранним апрельским утром проснулся вождь мирового пролетариата и со свойственной ему энергией приступил к анализу текущего момента.
Проницательный, чуть с прищуром, взор Ильича, тут же подметил, что развитие капитализма в России идет архимедленно. А тот курс реформ, намеченный еще в 1921 году (всерьез и надолго) под кодовым названием НЭП, попросту забуксовал и выглядит, по меньшей мере, несерьезным. «Шаг вперед, два шага назад» - так  четко, по-ленински, определил он динамику проводимых ныне реформ. В связи с этим, Ильич без какого-либо заигрывания жестко поставил вопрос о «друзьях народа», об их отзыве из всех ветвей власти с последующей их ликвидацией. Другими словами, им по-новому был поставлен вопрос о «ликвидаторах» и «отзовистах».
Иначе Владимир Ильич поступить не мог.  «Промедление смерти подобно», «кто не с нами, тот против нас»,  «потомки нас поймут… наша жестокость будет оправдана» - беспрестанно цитировал он самого себя, когда в потертом костюмчике (большой палец руки всунут в подмышки жилета) и в уже изрядно побитых ботинках сорок первого размера мерил быстрыми маленькими шажками небольшой, но пока еще свой кабинет. Положение было действительно тяжелым. Сегодня его страну душила уже не костлявая, как когда-то в 20-м, а жирная и вездесущая рука мирового империализма. Но помимо врага внешнего, был еще враг куда опаснее и изощреннее – это внутренняя контрреволюция. Именно, ему, этому невидимому врагу  в первую очередь страна обязана так называемым «механизмом торможения». Ведь по существу с тех послеоктябрьских лет так ничего и не изменилось. По-прежнему все разрушено до основания. В стране продолжается повальный спад производства, обнищание деревень и крестьянского хозяйства. Везде и всюду безраздельно властвуют чиновники и капитал. Напрочь отсутствует какой-либо рабочий контроль. Более того, рабочих, его рабочих, ради которых он потратил свои лучшие годы и начинал «Великое дело», вновь притесняют. Их выгоняют с заводов и фабрик. Им месяцами не выплачивают заработную плату. Ему было больно смотреть, что культура, здравоохранение, наука и образование, (то есть та социальная составляющая), без чего не может нормально развиваться ни одно общество, до сих пор находятся в глубокой клоаке. Что по-прежнему много на улицах беспризорной детворы – тяжкого наследия, но теперь уже отнюдь не царского режима; что неимоверно быстрыми темпами растет преступность и коррупция, а госаппарат, как и прежде, «из ряда вон плох». Что пышным цветом расцвели наркомания, проституция и прочие язвы дикого капитализма. Ну и, конечно же, как человек до мозга костей идейный, он не мог не обратить внимание на отсутствие в обществе хоть какой-либо идеологии. Хотя внутренне он понимал, что сама природа капитализма отвергает «моральный кодекс» его строителя.
Владимиру Ильичу нелегко было все это осознавать, но в данный момент он не мучился вопросами «Кто виноват?» и «Что делать?». Ему все было предельно понятно. Он подсел к столику и быстрым, еле разборчивым почерком принялся писать «Апрельские тезисы».
В своих тезисах он предлагал разогнать партию (все еще по сути ту), которая за восемьдесят лет своего правления не предложила своему народу ни одной программы, ни ясных лозунгов, ни свежих идей.   Более того, развалившую все и вся и к тому же обвинившего его, Ленина, в «бонапартизме». Его, который дал ей почувствовать «вкус власти», но едва отведав этого вкуса, она лишилась «ума, чести и совести». Как профессиональный революционер, он сразу же поставил обществу диагноз, определив его как «детскую болезнь». Далее он обвинил руководителей в «прожектерстве» и заклеймил «соглашателей». Ну а некоторых и вовсе обозвал «дураками», «ренегатами» и «политическими проститутками».
Впрочем, довольно. Спите спокойно, Владимир Ильич. А то вас опять не так поймут, или не захотят понять, и снова вся страна, с присущей только ей удалью и размахом, свистом и улюлюканьем, всем скопом пустится, «задрав штаны, бежать за комсомолом».
А вот этого хотелось бы меньше всего.
С дем. приветом …
1998 г.
Опубликован в сборнике «Острова памяти» 2000 г.