Рог словесного изобилия-2. Рецензентам

… «Тиха украинская ночь. Над Чумацким шляхом рассыпались дивные малороссийские светила, а в густых ковылях стрекочут цикады, напоминая всем живущим о красоте ночного покоя. Поскрипывают оси неспешного обоза, плывущего в ночном океане неведомо куда...» 

Эк, занесло! До меня уже кто-то успел восхититься. Кто? Не подскажете?... Не стану оригинальничать, выдумывать и скажу неизвестное: «Тиха украинская ночь, но сало надо перепрятать!»... – Сделаю попыту номер два: «Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звёзды блещут. Своей дремоты превозмочь не хочет воздух. Чуть трепещут сребристых тополей листы...» – Кажется, тоже читал. Просто невозможно отыскать такого, о чём до меня не писалось. Ну, с Богом! Бог, как известно, троицу любит.


Украина находится от хутора не так уж далеко, поэтому очень много общего… Если днём припекало за сорок пять, то и ночи выдавались душные, не приносящие никакого облегчения. Градусник упрямо отказывался «падать» ниже отметки в двадцать пять. Ночью на хуторе тишина просто оглушительная – до пронзительного звона в ушах... Лишь изредка слышны неутомимые сверчки, хлопанье крыльев пролетающих птиц, рассекание воздуха суетливыми летучими мышами, стрёкот кузнечиков и стук бабочек о зажжённую лампочку... Собаки не взлаивают и не тявкают. Собак на хуторе осталось всего две – Райкин Малыш и страшно любознательный пёс неизвестной породы, который с превеликим удовольствием и готовностью откликается на любое «имя». Кобелёк имел обыкновение внезапно, чёртиком, появиться в самом неожиданном месте: на берегу реки, «помогая» безвестному рыболову, на лугу, беззаботно отдыхая во влажной траве, иногда шарясь в лесочке или деловито шустря с высунутым языком километров за семь от хутора по просёлочной дороге. Пёс пришёл из ниоткуда и прижился в одном из дворов. Но нравом полюбился всем – чрезвычайно жизнерадостный и добродушный. Этакий вездесущий «шнурок» и неутомимый оптимист – вечно доволен и рад каждому.

Деревенская фантазия, особенно хуторская, достаточно скудна, поэтому редко простиралась дальше клички «Малыш», и по этой причине немногочисленные козы почти всегда нарекались Малышками. Исключение составляли Беляночки и старый козёл Цап. Звание и кличку оправдывал полностью, если не с избытком, норовя подобраться исподтишка и неслабо «прокомпостировать» тщательно оберегаемую часть тела. Бодаться тоже любил, превосходя в умении некоторых норовистых бычков. Но Цап умер от старости несколько лет назад. Вечная ему память! Памятью служат и «прокомпостированные» штанишки. Если взглянуть и оценить, то рваные залохматившиеся дыры наведут на мысль, что заработаны при отчаянном побеге из зоны через колючую проволоку или выдраны вертухайским волкодавом, никак не меньше... Ух, козёл, одним словом! А что с него возьмёшь?! Однако скоро и такой памяти не останется. Воспоминания о грозном Цапе вспыхивают лишь в момент влажной уборки – когда вышеупомянутые штанишки окунаются в ведро с водой, а потом наматываются на швабру.

… Раиса Васильевна, а по-хуторскому – Райка, вечером привычно и споро управилась по двору и хозяйству. Одновременно строила планы на утро и день. Никаких особенных дел, выходящих за рамки обычного, не намечалось. В деревне вся повседневность необычайно рациональна и продумана до мелочей. Не сделаешь одного – не стоит браться и за другое. Цепь последовательности строго предопределена и не терпит выпадения отдельного звена. Городского «турыста» видно за версту. Только отдыхающим позволительно бездумно бродить, прогуливаться, не зная чем заняться сейчас или через три часа. Почти любое занятие становится натужным экспромтом. Деревенские такой роскоши не знают. Всегда найдётся дело, которое давно требовало или вскоре потребует догляда, починки или обслуживания.

Райка намеревалась по утренней прохладце навестить дальний огород у реки. Нельзя сказать, что бывала там редко. Наоборот – посещала строго ежедневно, постоянно находя новые изменения, радостные или не очень, по сравнению с предыдущим визитом. Своеобразная игра или ритуал. Если в точности не исполнить, внутри обязательно поселится тревога. Однако перед тем, как запереть дверь на «чопик», Райка вспомнила, что с утра некогда будет кормить Малыша, зачем-то намертво привязанного к будке. И в вёдрах не имелось ни капельки воды. Не для себя, а для домашней птицы. Конечно, можно плеснуть из питьевого ведра, но это уже не по заведённым правилам! Звено выскочит, ритуал нарушится, а вся цепь рассыплется. Восстанавливать придётся. Но такое вмешательство обязательно добавляет лишнее звено. Одним словом – непорядок! Хочешь не хочешь – на ночь глядя придётся тащиться на колодец.

Райка почти управилась с делами. Осталось проверить курятник и пересчитать кур. Старушка..., впрочем, вполне ещё..., заглянула в низенькое строение, приоткрыв дверцу, обитую сеткой. Догорающее солнце в гранёном стакане, забытом на штакетнике, ослепило на мгновение блеском золота... А может быть, отразилась заря, последним всполохом сверкнувшая от крыльев полновластного хозяина курятника: внутри уже привычно проводил вечерний смотр гарема красавец-петух. Похаживал, аки генерал-аншеф на параде, придирчиво высматривая непорядок в «войсках»! И важно демонстрировал грозное оружие – мощные шпоры... Дебет-кредит сошёлся. Полное сальдо-бульдо, консенсус и соответствие баланса... Коршуны днём не дремали! Хорьки и рыжие лисы, кстати, тоже... На этот раз всё обошлось. На хуторе говорят: «Усё блахополушно!» – Можно с лёгким сердцем идти за водой. Райка взяла стоявшее за голубым забором коромысло, ловко ухватила парочку вёдер и отправилась.

Правда, Райка схитрила. Пошла не на «свой» колодец, а на ближайший. Большая разница! Пользователи колодцев, как и травка на косогоре у мельницы, тоже распределены «по ранжиру». Только не по степени значимости коз, баранов, коров или лошадей и неписаным скотинячьим правилам, а вполне по букве хуторского товарищества и уговора: кто насос меняет, ремонтирует, денежку вскладчину выделяет и за «ликтричество» платит, тот и полноправный пользователь. Хоть и объясняло правление, что колхозному собранию всё едино, кто воду пьёт – ставка раскидывается на всех равномерно. Отдельно к счётчикам в хаты никаких явных или тайных проводов не предусмотрено, однако хуторяне, наученные и битые жизнью, властям не верили. Почему правлению трудно написать несколько строчек в приказе? С чёткими разъяснениями. Народ тогда бы понял...

Даже встречи на «высшем» уровне с председателем колхоза порой не вносили ясности. Есть существенная разница, когда приходится жить одновременно по закону и понятиям. Между прочим, жители соблюдали демократию и никому глаза не выцарапывали. Приходи, набирай и пей вволю у любого колодца. Хоть пеший... или впопыхах, проездом на велосипеде, либо не спеша и с удовольствием, распевая чудесным итальянским бельканто!... Странная логика. Гораздо понятнее, если колодец ближайший к хате. Но дело обстояло как ни странно наперекосяк естественной практичности... Не знаете, что такое «бельканто»? Рекомендую ознакомиться, чтобы не уподобиться Ефимычу, который тоже не знал, но пришлось услышать...

В общем, Райка воспользовалась сгустившимися сумерками, понадеялась, что Ефимычу лень станет отслеживать рычание насоса и на глаз, по вёдрам, определять убыль водички из полуперсональной скважины, поэтому украдкой перекрестилась на образок, наспех пошевелила губами и отправилась на тайный промысел. В данном случае – совершать резонансное преступление! Ей повезло: фонарь напротив хаты «долгожителя» не горел. Райкино настроение стремительно рвануло вверх – стало совсем хорошо... Ко всем достоинствам Ефимыча нужно добавить необычайную бережливость: столб, фонарь и «чубайсинки» являлись общественными, а выключатель... Догадайтесь. Дело в том, что куркуль преследовал одну важную цель – не освещать колодец ночью... Авось пронесёт, и заплутавший прохожий в темноте не увидит заветной криницы. Ну, и само собой – прокладки к насосу... Однако некоторый опыт дознания у Ефимыча имелся, но не ко всем применялся. Понимать должны!

«Долгожитель» хутора обладал определённой гибкостью. Не зря ведь иногда подвизался начальником пионерлагеря. Приобрёл навыки! Для некоторых пионеров и пионервожатых встреча с Ефимычем приравнивалась к встрече с Берией, запоминалась навсегда и не сулила ничего хорошего. Только пионеры практически ничего не знали о зловещем обладателе пенсне. Ассоциации наверняка возникали гораздо позже. Забыть Ефимыча оказывалось невозможным... Однако методы Лубянки не вполне подходили для примитивной хуторской жизни. Приходилось «оттачивать» не только лопату, но и мастерство. Деревенская дипломатия многогранна и не во всём совпадает с нормами городской жизни.

Ефимыч предусмотрительно запоминал марку машин, цвет и даже записывал номер и регион, если вдруг... Прокладки, сами знаете. И не каждый водитель опрашивался как бы между прочим – откуда, зачем и почему вдруг такая жажда. Чай, не верблюды, несмотря на засуху... Но блокнотик с номером, временем и датой постоянно пополнялся, распухая до невероятных размеров... Блокнотик хранился так, чтобы быстренько и в любой момент достать – на книжной полке. Полка висела над диваном... Учтите: Ефимыч свободно владел грамотой и даже имел домашнюю библиотеку в основном детективного характера. Изрядный запасец книг организовался... Не буду интриговать – из библиотеки пионерлагеря, практически полностью перекочевав к стяжателю. Или точнее – к крепкому и рачительному хозяину... Самому бы не запутаться в характеристиках! Ну, и следует добавить немаловажную деталь – именно сверху, на полочке, возлежала «надежда и отрада». Палка полукопчёной. Лёве редко дозволялось просачиваться в дом, поэтому лучшего места трудно предположить. Диван, телевизор и разносолы для перекуса – в зоне досягаемости руки... По крайней мере Ефимыч пребывал в твёрдой уверенности, что до выходных колбаска доживёт.

Лёва, однако, думал совершенно иначе. Если мясной туше котяры удавалось изредка протиснуться между ногой хозяина (невероятной пинковой тяжести) и косяком, он стремглав бросался в комнату, памятуя о медлительности Ефимыча. Быстренько проводил ревизию лежащего на полке и – опрометью назад! Как правило, дверь ещё не успевала захлопнуться, но Лёве тоже, как правило, доставались лишь остатки деликатесных ароматов. Тем не менее попытки когда-то урвать что-нибудь ценное Лёва не прекращал: настойчивость, упорство и труд!... Результатом частых тренировок кота в беге и прыжках в высоту явилось некоторое ослабление шурупов, которыми полка крепилась к стене. Вибрации, проверка на прочность конструкции и всё такое... Не надо нервничать: на данный момент колбаска успешно полёживает сверху. Кусками её жрать будут только завтра. Если помните, с грозными подвываниями и всхлипываниями. Пока же всё – полный нормалёк! Но тучи постепенно сгущаются. Бойтесь неизвестности и предполагайте, проверяя интуицию!

Практически в то же время, когда петух со шпорами проводил вечернюю проверку гарема, Ефимыч готовился отдыхать. Коэффициент умственного обалдения пока не превышал величины естественной погрешности, но денёк выдался шебутной. Предстояло всё обдумать и проанализировать. Например, странности с появлением некоторых личностей у времяночки в отсутствие её хозяина. Сначала со стороны реки появились «дельфин и русалка» в гидрокостюмах и ластах, шлёпающие прямо по дорожной пыли. Мужик-гренадёр уверенно чапал походкой бывалого десантника, вызывающе поигрывал мускулатурой и гордо нёс на плече ящик водки. «Русалка» на ходу просушивала волосы, подставляя их солнышку и говорила: «... и слышу плеск весла – какой-то дядька гребёт на ту сторону. Снастей полна лодка, удочки и спиннинги! Рыбка, наверное, сама тут прыгает в садок... Сперва показалось, что кто-то знакомый.» – В руках у неё виднелась косынка и объёмистая сумка, из которой выглядывал зонтик.

Ефимыч даже понял, о ком идёт речь. Утром он с удивлением услышал от местного рыбака Юрки смешную историю... Юрка – лучший знаток уловистых мест и непревзойдённый мастер по приготовлению пареного гороха. Правда, делился наживкой не со всеми, секрет держал в страшной тайне, но крепкого хозяина изредка наделял горсточкой. На всякий случай и во избежание... Юрка тоже обратил внимание на странного рыболова, с которым столкнулся на берегу, едва рассвело, и слегка развеялся утренний туман. История выглядела так: «Представляешь, Ефимыч, собираюсь проверить вятыри по обе стороны реки, лодку отвязал и... Чую, чужой! Притих и наблюдаю... Мужик странный какой-то, не с наших краёв, сидит и пытается отцепить налима от воблера! Налим, летом и на спиннинг – полдела, но, само собой, везуха страшенная. Не в этом дело. Слухай сюды – не воблер вытаскивает из пасти, как положено, а натурально наступил на него и тащит за рыбину... Ох, и артисты! Чёрт их поймёт, городских. Может, новая метода или экстрактора не захватил. Надо бы поинтересоваться...»

… К обеду количество приезжих увеличилось. Откуда-то появились два мужчины солидного возраста. Мелькнули возле времянки пару раз, а потом скрылись от солнцепёка во дворе. Ноздри Ефимыча хищно растопырились, почуяв ароматный дымок шашлычков. Изредка через дорогу доносился птичий щебет «русалки», смешки, звяканье сдвигаемых стаканов, бубнение мужских голосов и чуть позже – нестройная попытка спеть: «Из-за острова на стре-е-е-жень!...» – Привычный уху хоровой репертуар часто прерывался сольными партиями, что отзывалось в хозяйственнике смутными воспоминаниями о юности и репродукторах пионерских лагерей. Пение звучало резким диссонансом в хуторской глуши. Частенько шашлычные посиделки нарушались избранными оперными ариями, русскими романсами, украинскими, а также неаполитанскими песнями. Ефимыч даже прослезился, вспомнив почему-то Робертино Лоретти, тоскующего по далёкой Ямайке...

Справедливости ради необходимо уточнить, что знания куркуля в области итальянской песни значительно превышали кругозор Райки или Маруськи, но всё-таки Ефимыч ошибался на чуть-чуть: сначала исполнялся «Рассвет» Руджеро Леонкавалло:
 
«Аврора луч солнца встречала,
               Покровы раскинув свои…»

Впрочем, такое простительно – и Лоретти, и Леонкавалло – итальянцы. И к тому же инициалы обоих на буквы «Р» и «Л». Мало ли что может подзабыться?... Почти профессионально пел, как выяснилось, солидный дядечка, которого Райка наделила «прокурорским» обличьем. Шикарный вокал сразил наповал буквально всех: пение разносилось шрокой волной по заливным лугам, рыбаки на реке в недоумении «бородили» катушки спиннингов, бараны у мельницы прекратили щипать чахлую травку, а Райкин петух взмыл на плетень, тревожно зыркая по сторонам в поисках невидимого конкурента и заново оттачивая шпоры. И даже ошалевший Малыш вылез из конуры, бестолково поскуливал и подвывал, пытаясь попасть в унисон или петь вторым голосом в терцию.

… «Интересно, сколь там в ящике осталось-то? Даст Бог – не хватит до утра с такими темпами и лужёными глотками...» – Зависть не скреблась, просто Ефимыч остро нуждался в сбыте собственного натурпродукта. Однако надежды не оправдались. День покатился к вечеру, приезжие иногда отправлялись искупаться. И удачливый рыбак-новатор тоже присоединился к компании. Но Ефимыч уже занимался обычными проблемами – семиметровыми «штакетинами» и перебранкой с Дмитрием, русским пареньком, дятлом выдалбливающим мозг. Помните – молоток, зубило, гранитная плита и грубейший ляп: «Словолёт...»? Самое начало дурдома! Перебранки касались грамматики, но происходили на очень нелитературном языке с использованием нецензурной лексики словарика пьяного датского боцмана. В конце-концов Ефимыч смахнул с плеч лавры редактора и корректора и пошёл во двор, чтобы уберечься от вражеского нашествия и других непривычных коллизий. Коэффициент обалдения чуточку повысился пропорционально артериальному давлению, но всё ещё сохранялся в пределах среднестатистической нормы.

Слушая рулады итальянского вокала, «долгожитель» мстительно подумал: «Проклятые макаронники!»... – Итальянцев, в принципе, Ефимыч терпел как нацию, понимая, что они колодцу не угрожают ничем, а макароны ненавидел всеми фибрами души. Жрать вермишель, спагетти, рожки и подобную лабуду приходилось часто и вынужденно. Жена Ефимыча появлялась на хуторе редко. То ли не нравилась здешняя житуха, то ли ещё что, но официальной причиной отлучек любопытным соседкам объявлялась надобность ухаживать за престарелой матерью. В этот вечер давиться макаронами не пришлось – на ужин заботливая жена перед очередным отъездом приготовила царское угощение: бараний бок с гречневой кашей. Ефимыч мог пару деньков беззаботно гулять и в ус не дуть!

… Как и у любого представителя хуторского населения, у сквалыги существовала ежевечерняя «карта контрольных проверок», подобная той, какая имеется на самолёте. Ефимыч переобулся в комнатные тапочки, проверил выключатель на столбе и успокоился. Выключатель находился на месте – с обратной стороны столба и вне зоны видимости с дороги. Резиночка, закрывающая корпус от непогоды, исполняла и другую важную функцию, маскировочную. Поэтому несведущему невдомёк было подумать, что колодец имеет освещение. «Всё путём!» – подумал «проверяльщик» и направился в дом, предвкушая бараний бок и добрый стаканчик... Но подобно призраку замка Моррисвиль – всё вокруг видел и слышал! Завидные качества в почтенном возрасте. Перед тем как закрыть дверь, Ефимыч ещё разок вслушался в тишину, взглянул на бездонное чёрное небо с мириадами звёзд и слегка успокоился.

Удобно расположившись на диване и приготовив закусон, хозяин тупо начал перебирать каналы на ресивере спутникового ТВ «Триколор». Одновременно пытался сообразить, с какого стаканчика его свалит в небытие, поэтому прикидывал время установки функции «Sleep», чтобы телевизор «уснул» автоматически... Не только железный конь пришёл на смену крестьянской лошадке! Информационный прогресс налицо... Напиток Ефимыч выбирал придирчиво. Имелись варианты: чистый первач.., настоенный на шалфее.., на мяте.., на зверобое.., на чабреце.., на смеси трав и на дубовой коре. Это – из любимого. Нелюбимое перечислять не буду. Нелюбимое предназначалось на вынос и трактористу. Что именно предпочёл самогонщик, в данном случае значения не имеет. Выпил и закусил... Подумал и снова выпил, не закусывая... Как оказалось впоследствии, это явилось ошибкой. Коэффициент, сначала придавленный бараньим боком, потом вдруг резко скакнул вверх, но Ефимыч этого не почувствовал. Мозги работали уже в другом направлении.

На экране бодро кривлялись и потешали публику два гарных хлопца: «Кролики – это не только ценный мех, но и два-три цэнтнэра диетического, высокоусвояемого... Сала!» – Ефимыч хихикнул, вспомнив удачную прошлогоднюю эпопею с разведением кроликов и нутрий, приободрился и налил ещё, отщипнув лишь кусочек бараньего бока. Коэффициент отреагировал мгновенно... Дневные тяготы и заботы, перебранки и песнопения потихонечку делали своё дело, оплетая сознание и порождая невероятную истому и расслабуху. Хозяин протянул руку и вынул книжечку. При этом полка угрожающе скрипнула и покачнулась, а оттуда выпал пухлый блокнотик. Это осталось незамеченным. Ефимыч листал и отыскивал нужный раздел: сапропель.

Не стану мучить, как в случае с бельканто, и поясню. Сапропель – это очень богатое слово. Надеюсь, Фима Собак тоже вам знакома. Если помните, Фима Собак, несомненно, была культурной девушкой, потому что в отличие от подруги Эллочки в её арсенале имелось богатое слово «гомосексуализм»... Ефимыч отставать не желал, но и не хотелось быть похожим на женщину. Поэтому в его лексиконе с недавних пор появилось ещё более богатое и даже загадочное слово – сапропель. Это только непосвящённому покажется, что речь идёт об обыкновенной грязюке и вонючем прибрежном иле. Прокурор, который с автолавкой приезжал, тоже пытался Шурику объяснить, что его не так поняли. Правда объясняя, настойчиво всучивал денежку за оторванный бампер, но страстно уверял, что страдает подагрой и особым видом ревматизма шейных позвонков. Именно поэтому – по горло, а не как-то иначе!

Совсем недавно крупному «специалисту любой отрасли хозяйства» взбрело в голову притаранить во двор пару прицепов ила... Пардон!... Сапропеля с ближайшего озера, чтобы ещё больше удобрить теплицы и грядки во дворе. Дальние огороды – не в счёт! Там чистый и самый чёрный в мире чернозём и километр расстояния. А тут, во дворе, сплошной песок, но ежегодно унавоживаемый с коровника. Подозреваю, что правление колхоза просто обязано премировать рационализатора за бесплатную чистку. Жаль, что они ещё на конюшне не побывали! Там всё давно выскребено до шершавого цемента...

Короче говоря, «крупный аграрий местечкового розлива» подумывал не только обогатить унавоженную почву на приусадебном участке сапропелем, но и в ближайшей перспективе значительно расширить площадь обрабатываемых угодий... Клянусь, цитирую Ефимыча! Планы, воистину, наполеоновские, но воплотимые. Помирать автор цитаты давненько раздумал... Что с того, что расширение уже почти завершилось? Потихонечку, передвигая столбики на метр-два, но регулярно. Хаты соседние позаброшены и позабыты. Поэтому и семиметровый «штакетник» заготовлен для распила. Всё – планово и по тщательному расчёту. Хуторяне всё видели, но помалкивали. Мало ли какие запросы у хозяина?! Вдруг голодает или не хватает... – «Цэ не наше дило!»

Ефимыч дочитал и решил поставить книгу на место. В этот момент сработал таймер, и телевизор «умер». Рука по инерции продолжила путь, но слегка промахнулась. Полка скрипнула, покачалась... Шуруп вывернулся окончательно. Полка с грохотом рухнула на голову хозяина. Коэффициент зашкалил... Через минуту башка заработала. Ефимыч тупо взял стакан, налил, закусил и взглянул на пол. Среди груды книг валялся пухлый блокнот, придавленный палкой полукопчёной, и со страницы раскрытого детектива прямо в глаза смотрело лицо, отдалённо напоминающее полярника и депутата Артура Чилингарова. Надпись под фото гласила:

«Леонид Словин родился в 1930 году. Закончил юридический факультет МГУ. Работал адвокатом, затем долгое время в уголовном розыске, а также в охранно-сыскной ассоциации. Давно известен читателю как автор нескольких десятков остросюжетных детективных романов и повестей, написанных на основе богатого личного опыта.»

Ефимыч встрепенулся, дерябнул «для прочищения», собрал наскоро книжки и блокнотик, решив приторочить полку «на живую». Завтра – намертво! Колбаска снова упокоилась наверху. Любитель детективов подумал и решил выйти покурить. На крылечке остановился и прислушался... Звякнуло ведро... – «Райка зачем-то на ночь водой запасается.» – догадался Ефимыч, «по запаху» определив направление. Но на колодце уже явно находились чужие. Это чувствовалось и без света...


(подозреваю, что продолжению быть!)