Amanita Caesaria vs Amanita Muscaria

Когда то я был беспрекословным авторитетом в области прикладной микологии в глазах жены, детей и друзей. Как и в любой области знания, авторитет, часто, не связан с действительными заслугами человека в этой области, а, скорее, обязан вполне конкретным ситуациям и случайностям. Так, мои знания о грибах, производили впечатление на моих близких, но слава не распространялась далеко за пределы узкого круга.  Стоило же мне допустить одну, впрочем, довольно опасную ошибку, как отрицательная слава распространилась стремительно. И, хотя мои действительные знания не уменьшились, и мы всей семьей все так же собираем грибы в любое время года, включая зиму, можем выбирать какого цвета сегодня мы будем собирать грибы, и даже дети прекрасно различают разновидности паутинников, - уже никто не верит в мое всезнание, даже самые близкие проверяют собранные мной сомнительные экземпляры в определителе. Я и сам не вполне понимаю, как я смог допустить такую странную ошибку. Я попал под чары собственного самовнушения, не иначе.

Мы стояли семейным лагерем в верховьях Волги, ниже Зубцова. Три дня подряд шел проливной дождь, временам казалось, что мы находимся в гигантской посудомоечной машине. Однако к середине воскресенья вышло солнце. Уровень воды в Волге поднялся метра на полтора, рыба не клевала, за исключением мелких голавликов, собирающих насекомых в затопленной траве. Мы решили выдвинуться в лес. Мне очень хотелось собрать в моем укромном месте черных лисичек. Европейцы называют их «трубы мертвых». Не смотря на не вполне кулинарное название, в Европе это один из самых дорогих грибов. А у нас его не собирают, к моему большому удовольствию. Лисичек не оказалось.  Но вместо них, я встретил гриб, который никогда раньше не собирал. Да и расти он должен в более южных широтах. Но, каких сейчас чудес не бывает: камбала заплывает по Волге чуть не до Ярославля, попугаи, вон, в Лондоне вытесняют воробьев – потепление в картинках. А лето было жарким. Так почему бы в Тверской области не вырасти цезарскому или «царскому» грибу? Amanita Caesaria – прекрасный гриб, съедобный в сыром виде. Он напоминает мухомор красный, но совершенно лишен точек – обрывков общего покрывала. Кроме того, пластинки у него немного кремовые, а у мухомора – белые. Ни на одни другой ядовитый гриб он не похож. Более того, как я знал из опыта грешной юности, пара шляпок мухомора еще никого не убивала.

 Вот, абсолютно уверенный в своей правоте, подстрахованный тайным знанием о не смертельной ядовитости мухоморов, я отправляю махонький, умытый ливнями и словно лакированный гриб – в рот. Боже, как вкусно. Я и не настаивал, но оказалось, что и жена хочет попробовать. Мы съели несколько штук. Солнце припекало, птички пели, мох сверкал,  и корзина наполнялась цезарскими грибами. Дети попросили попробовать,- попробовали. Понравилось. Все шли и ели, как чипсы. Прошел час, мы вышли на берег Волги довольно далеко от нашего места. Мимо нас прошел грибник, в его корзинке лежали всякие сыроежки и, о боже, ядовитые свинушки, как нам известно из научной литературы. Младший сын гордо сказал, что, мол, дяденька вообще в грибах ничего не понимает, не то, что мы, - с целой корзиной редких грибов идем.  Если у меня и были сомнения в самом начале, то  теперь, когда все поели деликатесных грибов, и прошло достаточно времени, то они рассеялись. Последние экземпляры уже содержали небольшие точечки на шляпки, но внутренний цензор  самоуверенно сообщал, что, мол, эти грибы из семейства мухоморов, и могут содержать некие атавизмы и рудименты, в виде таких вот точек.

Моя жена,  - девушка спортивная и редко жалуется на усталость, однако меня не слишком удивило то, что корзина показалась ей чрезмерно тяжелой. Ночью шел дождь, могла и не выспаться. Я взял корзинку, и мы минут за двадцать доплелись до наших палаток. Жена выглядела сонной, и я предложил ей поспать, пока я приготовлю грибы. Заснула она прямо в кресле, довольно неудобном, а когда я предложил пойти в палатку, она встала, но, не дойдя до детской палатки, прилегла на разложенной для просушки второй палатке. И это меня не удивило – какие могут тут быть церемонии, спи, где хочешь. Я почистил грибы и пожарил их на сливочном масле. Они стали солнечно-золотистыми, а аромат распространился в шатре такой, что дети прибежали и сели за стол.  Нет – сказал я, будите маму, будем есть вместе. Сели, поели. В общей сложности съели не очень много – ну, полтора килограмма на четверых. И тут я почувствовал некую печаль и неудовлетворенность. Жена снова легла спать, так что я отнес эту неудовлетворенность на счет того, что собирать лагерь придется мне, тогда как обычно я увиливал от этого под разнообразными предлогами. Я сел на берегу, стал смотреть на воду. Вода текла. Я долго смотрел. Потом прибежал младший сын, он впервые попробовал жареные грибы. Его вырвало, практически, на бегу. Он очень удивился, но сел рядом со мной и мы стали смотреть на воду. Я раньше не замечал, что это настолько интересно, а тут вот заметил. Мы с младшим смотрели на воду, жена спала на сырой палатке. Старший сын задумчиво выстругивал нечто из кривой коряги.

А что, если мы отравились, подумалось мне. Нет, ответил спокойный и уверенный голос, вы ведь ничего подозрительного не ели. Да, действительно, не ели, соглашался я. Младшего опять вырвало. Старший медленно водил ножиком по коряге, жена спала. И мне стало не хорошо. Нет, не тошнило, но какая- то тоскливость завладела мной. Все было слишком спокойно, никто не шумел, никто не собирал вещи, даже ветра не было.

Вдруг, наваждение прошло, и стало ясно, что это дождь смыл с белых точек мухоморы, что это только мне казалось, что пластинки были кремовыми, но они были белоснежными.  Ведь в этих местах всегда росло много мухоморов, обыкновенных красных мухоморов, amanita muscaria.

Все встало на свои места. Только моя незыблемая репутация испарилась. Появилась неуверенность и чувство повышенной ответственности за происходящее. Темнело, нужно было уезжать.  Кое-как покидав вещи в багажник и, распихав сонные тела детей и жены, отравленных мной, беспечно уверенным в непогрешимости своих знаний,  по сиденьям, я сел за руль. Меня не тошнило, просто казалось, что дорога уходит в бесконечность, и ничего кроме дороги нет: нет встречных машин, нет дорожных знаков, нет полей и лесов вдоль дороги, только тоннель моего сознания и игра разметки на дороге. Дорога расширялась и суживалась, смысл движения отсутствовал, связь между движениями рук на руле и положением машины утрачивалась, педаль газа потеряла вес и только неровность дороги оставалась единственной ниточкой, связывающей мое летаргическое состояние с реальностью.
Страшно сейчас подумать, что могло бы с нами произойти, но старший сын внезапно проснулся и разбудил меня. Его стошнило фонтаном прямо в потолок. Нам пришлось остановиться, вечерний прохладный воздух и шум проносящихся машин немного отрезвил меня, а может просто отравление потихоньку проходило. Остаток дороги я вел машину очень осторожно, периодически пощипывая себя, что бы быть уверенным в том, что не сплю.

Дома ужинать никто не стал. Сразу легли спать. Мне не спалось, если бы мне сказали, что можно съесть с детьми три десятка мухоморов, я бы решил, что тот, кто это говорит – идиот. Я переживал. Пару раз даже вставал ночью - посмотреть на детей: они спокойно спали.  Утром жена посмотрела на меня так, что я понял, - в определенном смысле, наши отношения больше никогда не будут такими, как прежде, доверие – полным, а чувство защищенности надолго покинет ее. Что можно ожидать от мужа, который устраивает семейное отравление. Что бы подумали патологоанатомы и следователи, если бы доза была больше, а исход – серьезнее: семейный суицид? Религиозный порыв семьи фанатиков?  Семья наркоманов, подсевшая на мускарин? 

К счастью, история обернулась веселым семейным анекдотом, а моя репутация стала очень малой ценой для «царской» ошибки бывшего гуру.