Циферблат и солнце

1. Кора.
«В эти смутные времена даже утро перестало походить само на себя. Недавнюю ночь, стянувшую город вязкими путами больного сна, сменяет секундный рассвет – и небо «зашторивают» слоистые темные тучи. Изредка льется дождь, и, кажется, холодные капли пригвождают нас, редких прохожих на пропахших смертью улицах, к земле. Те, кто бродят по опустевшему городу, потеряли последний страх перед смертью. Приди сейчас к нам старуха с косой – мы бы помахали ей, как старой знакомой. В сущности, мы с ней почти приятели – так часто видимся. За полторы недели на наших глазах  вымерла самая могущественная столица нашей планеты. И никого не спасли ни золото, ни магическая мощь, ни заслуги. Один за другим уходили в мир иной политики, казначеи, писатели, ученые и бесчисленный простой люд.
Спустя 3 дня закрыли все входы и выходы из города. Видимо, опасаясь распространения эпидемии. Думаю, она дойдет и до них, абсолютно не нуждаясь в переносчиках заболевания.
Этот  грязный заблудший мир давно прогнил и сейчас его всего лишь добивают, как пристреливают охотники смертельно раненых животных. Теперь никому не выжить.
Оставшиеся жители завели традицию – каждый день, когда бьет единственный оставшийся колокол, приходить на главную площадь, якобы, чтобы отмечать убыль населения. Звонарь, единственный выживший из находившихся наверху в то время, старается «будить» нас в полдень, но я не уверена, что это у него получается. Будто это еще кому-то нужно! Мы просто желаем лицезреть нашу поруганную святыню. Достояние… Мой дом окнами выходит на главную площадь. Я вижу простирающуюся вдаль брусчатую дорогу, окруженную почерневшими домами. Вижу распахнутые двери, выбитые стекла, обрушенные флаги. Еще немного – и каждый увидит Тишину. Она уже сейчас слишком жива даже для литературного понятия. Чего уж говорить об «отсутствии звука». Тишина материальна, как утро, небо, ночь, смерть. Мы поздно это поняли.
На площади бродят Считающие. Они обходят площадь круг за кругом и до сих пор носят часы. С тех пор, как все настоящие разбиты, они смастерили себе картонные. Говорят, Считающие молятся Времени, своему единственному Богу, но их усилия в любом случае пропадают даром, ведь Времени больше нет.
Жители убили Время, желая стать бессмертными…. О, мы предупреждали этих безумных ученых, когда они врывались в дома и били часы, когда рвали и жгли календари, мы еще молили их, когда они покусились на символ нашего Города – огромный серебряный циферблат! Безумцы в своем припадке забыли, какая магическая мощь была сконцентрирована в нем, они, великие ученые, забыли, как опасны людские желания! Как только циферблат, расколовшись пополам, обрушился на землю, время погибло. Остановилось. Площадь странно опустела, а воздух наполнился сладковатым удушливым запахом тлена.
А потом начался мор. За 3 дня большая часть населения (и большинство ученых, не считая 2 идейных руководителей, которых позже разорвали Считающие) вымерла. Как заражались люди, мы так и не поняли. Не было ни крови, ни боли – люди просто падали, будто в обмороке. Но уже никто не мог им помочь. Сначала мы свозили трупы на кладбища, заполняли ими опустевшие тупики улиц, но потом, когда число мертвых превысило число живых в сотни раз - перестали…. Из 8-миллионного населения, не считая приехавших в те дни в Город, выжило 150 человек. И кто знает, сколько придет сегодня на площадь. На бесконечные поминки Времени.… Почему живы именно мы? Откуда знать.…  Есть несколько изобретателей, докторов, много рабочих, певцов. Я писательница. Наверное, сакральный смысл моей жизни в том, чтобы законспектировать апокалипсис.
За эти дни я поняла, что, в сущности, все имеет причину и следствие. 15 ученых и их соратники (о, множество людей в эти черные дни утонуло в болоте глупости!), обезумевшие от желания победить смерть, сами позвали её в свой дом.
Но это уже не важно.
Ведь сейчас мы просто наблюдаем процесс агонии Города. Еще несколько дней, и это порочное создание, столько лет отравляющее планету, погибнет само. Так сказать, перестанет трепыхаться в тисках.
Тогда нас, конечно, уже не будет. Но я не боюсь смерти. В этом Городе я жила абсолютно одна, ежесекундно цепляясь за свое право на жизнь, право настолько эфемерное, что я захлебываюсь гулким смехом, кашляя при его упоминании. Наконец борьба за выживание кончилась. Возможно, жизнь сейчас теплится лишь в сильнейших, но ни одному из нас не жаль её, как не жаль и ушедших - они уже свободны. А тем временем Город догнивает и опускается в смерть.
И, если это судьба, я могу принять её. Наказание заслужено всеми нами.
Но больше я боюсь, что смерть не найдет нас, заблудших прохожих на потерявших смысл улицах жизни. И что однажды утро вновь станет утром. И будет, чем жить, что ценить, за что  любить этот мир, потерявший управление.
Единственный мой страх – снова начать бояться».

2. Сецилия.
«Две недели назад я в последний раз видела солнце. Даже если оно еще и есть, то где-то глубоко за тучами, за вечной тоской, уже захватившей нас.
Сейчас я уже и не представляю, что когда-нибудь все станет по-прежнему. Даже если смерть перестанет косить всех подряд, состояние Тишины, глухой, давящей, плотной, как желе, уже не исчезнет, останется вечным напоминанием о нашей трагедии. Отпечатком беды.
Как быстро нас изолировали от остального мира! Интересно, успел ли кто-то выйти из Города? Спасся ли, или умер так же, как умирают здесь? Мы, последние жители вымирающего Города, больше не боимся. Чего?
Странно, что не грабят. Я живу в 10-этажном доме, на первом этаже. Входная дверь открывается, только когда я ухожу на Перепись, и возвращаюсь. Наверное, я одна жива. Или все попрятались, забились в защищенные норки.
Но от смерти нам уже не уйти.
Джастин сказал мне это, когда безумцы сожгли мой календарь и выбросили часы за окно. Я могла бы еще собрать их, но уже не буду. Не хочу заниматься «воскрешением». Не хочу ничего.
Помимо часов и календаря они разбили наше с ним огромное настенное зеркало. Он еще отражался в осколках и ушел лишь, когда безумцы разбили циферблат на площади.
Время умерло лишь в нашем Городе? На всей планете? А может – мы все мертвы, а происходящее вокруг – очищение, и смерть – дорога в новый мир?
Тогда люди очень быстро очищаются. Сегодня на Переписи было 90 человек. В дома заходят лишь те, кто живет там, и то – пробегают, как нашкодившие дети. Неуютно.
Они разбили мое зеркало, и мы с Джастином уже не увидимся в этой жизни. Разве только когда я умру.
Джастин был призраком. Когда я 2 года назад поселилась в этой квартире, то понятия не имела, отчего её так дешево и быстро продали.
Раньше здесь жил Джастин, 20летний юноша с очень светлыми глазами. Грабители убили его, когда он стоял перед зеркалом. На похоронах ни одно зеркало не было «зашторено».
Я увидела его уже через неделю после новоселья.
Пальцы подрагивают до сих пор.
Год спустя мы поняли, что зависим друг от друга настолько, что он чувствует каждое мое движение, а я – когда рядом с зеркалом пробегает собака.
Собака Майя убежала, дико воя, когда раздался звон от расколотого об брусчатку циферблата.
Моя жизнь, которую я только начала складывать, развалилась, как карточный домик.
В один миг не стало ничего.
А я прекрасно помню, как, когда солнце касалось лучами зеркала, Джастин довольно жмурился. Мне казалось, даже воздух искрился.
Две недели солнце светит, как из-за шторы. Две недели мы, последние жители Города, балансируем над пропастью.
Нас осталось всего 90 человек.
Ни один из нас раньше не был знаком друг с другом.
В самом начале я видела толпы воющих от горя, бросавшихся с крыш и многих других страдальцев.
Сейчас – ни одного.
Мы держимся. В часы Переписи – да что я?! – убыли, я вижу лишь помрачневшие лица, плотно сжатые губы. Часто люди зажмуривают глаза. По улицам все бредут как тени.
Лишь немногие осмеливаются идти, как ходили раньше: твердой походкой, с поднятой головой. Я – не в их числе. Моя слабость стала явлением общепризнанным, но мне даже не стыдно. Я мало думаю о мнении людей. Я и раньше как-то не прислушивалась к раздраженным шепоткам за спинной, но зато помню, как Джастин однажды, услышав мой разговор по телефону, только сказал: «Если все было так, как ты описала, ты человек безусловной силы и твердости. И хотя я знаю тебя, как может знать любящий, твоя сила вновь стала открытием». Разве в сравнении с этим что-то имеет значение?
Сейчас внутри нас будто сжата пружина – мы не цепляемся за жизнь, но и не играем в «догонялки» со смертью.
Если солнце еще осветит умирающий Город вновь, пружина разожмется.
и тогда Джастин вновь будет со мной». 

3. Соня.
«Наша любовь очень хрупкая, но в то же время безумно сильная. Мне кажется, сейчас в нас кипит океан сильнейших эмоций, океан, пробужденный в каждом. Теперь так легко полюбить и возненавидеть, особенно тому, с кого и так были сорваны все рамки. С меня, например.
У нас с Ральфом не было посиделок за столиком, долгих прогулок, подарков, улыбок и многообещающих взглядов.
Были давящее небо, холодное утро, дождь, жажда тепла, толпа на площади, перешептывания стоящих рядом, настороженные взгляды, случайные прикосновения.… Две недели назад мы стояли рядом. В один момент я оглянулась, и наши взгляды встретились. Это решило всё.
Теперь целыми днями льет дождь. Дома кажутся совсем черными. Сейчас и нет ярких цветов. Когда люди выходят на Перепись, все кутаются в черный и серый.
На улице поздняя осень. Отопление, конечно, есть, но греет плохо. Если бы время шло и дни сменяли друг друга, сегодня было бы 10 ноября.
Вот только зимы не будет.
Хотя, может быть, она еще наступит. Снежные хлопья будут падать на мертвый город и постепенно покроют его полностью. Небо останется таким же: темно-серым, готовым упасть на плечи.
Я ясно вижу эту картину – научилась от Ральфа. Он художник. Раз в несколько дней он выходит с мольбертом в город и запечатлевает все происходящее. Его картины (особенно пейзажи) прекрасны, но в их красоте есть нечто мертвое, жуткое.
А разве происходящее с нами не есть олицетворенная жуть?!
Вчера на Переписи я видела, как одна девушка с волосами цвета соломы что-то шепчет осколку зеркала. Она назвалась Сецилией Моррон и сказала, чтобы мы не записывали некого Джастина к мертвым.
Она сошла с ума, я думаю. Но она все понимает, и взгляд у этой Сецилии осмысленный. Может, это я сумасшедшая? Может быть, мне снится все происходящее, а на самом деле Город жив, мора нет, и все в порядке? А я – в коме?
Тогда Ральфа нет.
Если так, я не хочу просыпаться.
Я знаю, что до сих пор жива только потому, что он рядом. Сама по себе я слаба. Но слабость и сила – слишком относительные понятия, чтобы являться факторами (не)выживания.
Сейчас каждый ищет для себя собственный способ выжить. Эта адская тварь, Город, определенно надеется на воскрешение, и я не сомневаюсь, что она его  еще получит.
Но я уже не боюсь Города. И хотя до встречи с Ральфом я боялась выйти наружу, запиралась на все замки, и хотя мои страхи, серые мрачные тени, никогда не оставят меня, я перестала бояться главного – Города. А раньше мне все казалось, что он сожмется до точки и раздавит меня. Но нет. Я родилась в Городе, в нем, видимо, и умру, но в душе нет сожаления к гибнущему. Другое дело – Ральф, он видит в нем красоту, жуткую, безумную, горькую, но – красоту. Ральф во всем видит красоту. Меня называет Джульеттой. Что же, все возможно, ведь я, хоть и старше героини, но все-таки молода. Мы с Ральфом так безрассудно молоды, и, возможно, лишь благодаря нам молодость жива здесь. И любовь.
Ведь мы с Ральфом вместе. День еще сменяет ночь, и люди пока дышат.
Та писательница, которой внимают абсолютно все, говорит, что мы должны верить. Хотя сама она ненавидит Город, но еще есть люди. Люди и вера – почти синонимы. Мы должны верить.
И мы верим.
Пока ночь не сожжет день своим черным пламенем, и кислород не прекратит поступать к нам в легкие. Но и тогда наша с Ральфом вера не отступит, умрет вместе с нами, но не прекратится.
Если только кто-то из нас двоих не умрет раньше другого.
Ведь «нет повести печальнее на свете» …»

4. Джиллиан.
-Джанис, зачем мы вышли? – маленький Джастин доверчиво смотрит на сестру, ожидая ответа.
-Нам больше нечего есть, - отвечает Джанис.
-А потом мы пойдем искать бабушку? – спрашивает Джастин, и его светло-зеленые глаза задумчиво рассматривают улицу.
Джанис теребит свои длинные черные волосы.
«Как пусто… - думает Джанис, - и холодно. Она сказала, что пойдет на площадь. Как только возьмем еды, пойдем туда. А потом сразу домой».
-А ты, Джиллиан, как думаешь? – обращаясь ко мне, Джанис быстро-быстро хлопает ресницами.
«Она ушла на площадь уже давно. Нам лучше побыстрее купить что-то (если деньги еще в ходу) и вернуться. Здесь опасно. Мы тоже можем «уснуть», как остальные».
Джанис мрачно смотрит на меня и старается спрятать свои мысли.
За свои 12 лет Джанис этому прекрасно научилась.
Но по глазам её настроение тоже заметно.
-Что за бред, Джи? Мы пойдем, а ты, если хочешь, оставайся. 
Я равнодушно пожимаю плечами. Мне уже 14, но Джанис по большому счету безразлично мое мнение. Я же стараюсь не думать о том, что не слышу мыслей бабушки уже час.
Это удивительно, но я до сих пор «живу по часам». Хотя Время и убили, но для меня оно как будто бы живо. Да, это странно, но в моей жизни есть нечто более необычное.
Я телепатка. Читаю мысли большинства людей и легко передаю им свои. Как в чате. Юзер Джиллиан отправила вам сообщение.
Так я компенсирую то, что не могу говорить.
До произошедшего я ежеминутно сходила с ума. Причина?!  8 миллионов жизней в голове! Впрочем, не так давно я смогла контролировать потом их мыслей и не пускать большинство в сознание. Ну, к тому же некоторые – в том числе Джанис и мой отец, Джон, закрывали доступ к своим мыслям. Отец «уснул» на второй день. Бабушка куда-то уволокла его тело и запретила говорить о произошедшем. У неё были очень тяжелые мысли. Джанис долго плакала. Она часто плачет в последнее время – боится засыпать. Считает, что не проснется. Мои нервы в относительном порядке. Я ко всему привыкла.
Ну, кроме того, что начала слышать мысли Города.
***
В ближайшем найденном нами супермаркете не было не только людей, но и света. Джастин разревелся. Ну, ему только 5 лет. Я понимаю. Но ведь мы все боимся темноты – в наказание бабушка часто запирала нас в комнате с выключенным светом и мы часами сидели, трясясь от страха и вглядываясь в темноту.
Пришлось идти, взявшись за руки. Джастин продолжал реветь, Джанис бормотала что-то под нос, у меня болело сердце. Хорошо, что дома и в сумке есть лекарства – иначе умру, не дождавшись «сна».
Из еды я взяла хлеб, соль, заварку для чая, кофе и спички. Джанис несла первые попавшиеся крупы и шоколад. Странно, что еще остались продукты. Джастин хотел молоко, но оно все протухло.
Собственно, никому не хотелось есть.
***
-Идем на площадь! Ну же, Джи, быстрее! – торопит меня Джанис.
Я молчу. Тучи над нами совсем черные. Холодно. Мысли Города беспокойно ворочаются в моей голове.
Город напоминает мне старого волка. Так же ворчит и злится. На окраине что-то произошло, и Город повизгивает от боли. Он умирает.
Бабушка говорила, что те, кто убили Время, совершили самое ужасно преступление за все века.
Наверное, это действительно так. Они не поняли, что без Времени нет жизни. Из-за них «уснул» отец, и я больше не слышу бабушку.
Я так задумалась, что потеряла связь с миром, и лишь спустя минуту заметила, что Джастин вырвался из рук Джанис и  понесся вперед.
-Там бабушка! – кричал он, надрывая свой детский голосок.
«Джанис, за ним!» - вздрогнула я, понимая, что мне лучше остаться. С моим больным сердцем нельзя бегать. Но можно попытаться увидеть бабушку глазами Джастина. Но странное дело – сама по себе  я отчетливо видела узкую улочку,  сдавленную множеством домов. А вот глазами Джастина я действительно видела туманный силуэт бабушки. Или это столб?! Да, точно. Ему кажется… А вот чьи-то мысли, правда размытые, неясные, мне определенно не мерещатся.
Сзади вдруг раздался скрежет и шум.
«Что это?!»
***
«Джанис схватила брата у самого входа в один из домов. На крыльце была грязь и пыль.
«Здесь тоже все уснули?» - подумала Джанис.
-А ну стой! Кто тебе разрешил бежать?! – грозно нахмурилась она.
-Бег ничуть не повредит ему. Он ведь ребенок! – сказал кто-то несколько давящим низким голосом.
-Да, пожалуй… Но мы чуть его не потеряли,.
-Мы? С вами кто-то еще? – спросила высокая женщина в синем. Она стояла на крыльце, чуть справа от Джанис, недоумевающей, как она могла не заметить незнакомку.
-Да, моя сестра Джиллиан. Да вот же она! – Джанис указала на меня, бегущую к крыльцу.
«Там дом .. рушится!» - сигнализировала я, и, если бы мысли могли кричать, то звуковая волна достигла бы окраин. Сердце уже кололо, но проще было умереть, чем справиться со страхом.
Джанис и женщина недоуменно посмотрели на меня.
В нескольких метрах за мной старый кирпичный дом распадался по кирпичам и наконец, обрушился на землю».

5. Кора.
«Вчера умер Безумный Доктор. Когда он в очередной раз «шел в обход» по Городу, приглядываясь к трупам и записывая что-то в блокнот, к нему будто пришло озарение. Минут 5 он разглядывал мертвых, и на лице его читалось выражение понимающего происходящее. Нам, в волнении собравшимся вокруг него, он сказал: «Так вот!», а затем застыл и рухнул, как подкошенный. Мы похоронили его.
Город бьется в агонии. Сегодня вдруг обрушилась телевизионная башня, а про рухнувший дом, упавший на моих глазах, думать совсем не хочется. Земля дрожит. А мы все еще живы. Сегодня откуда-то вышли 3 детей. С ними нас 85. Смертность падает. Вчера было 90.
Наверное, это испытание – наше чистилище, хотя я и не религиозна. Почти безлюдный Город, бесконечное пространство вымерших домов и никому не нужных идеальных дорог. Наше существование уже не имеет смысла. Но мы пока здесь. И апокалипсис обступил нас внезапно, словно со спины подошел кто-то незнакомый. А мы еще не чувствуем его и пытаемся жить по-прежнему. Анархия не царит, варвары ничего не рушат, никто никого не убивает. Похоже, все асоциальные типы «уснули» в самом начале. Но я до сих пор жива.
Хотя с чего бы? Когда все только началось, я боялась одного – возрадоваться.
Если уж научилась ненавидеть.
Эта гигантская машина, Город, каждую минуту перемалывала, смешивала с другими и выбрасывала в отбросы наши судьбы! Никто не был так жесток, как Город, отравляющий дымом своих труб, ядом своей серости. Наши души пропитались этой грязью, этими пороками, окружавшими нас повсюду.
«Как дышать в этой жизни?» - спрашивали меня те, кто находили мои книги в стопках других, и я отвечала им: «Понятия не имею».
Кто из нас может дать гарантию, что дышал по-настоящему, что не был очередной изломанной куклой, которою периодически дергал за ниточки страшный кукловод в раскрашенной маске сытости и достатка – Город.
Мной Город точно управлял, как ни прискорбно признаваться в этом. Скорее даже, Город мстил мне, заставляя выплясывать безумные танцы над пропастью. «Только бы не сорваться!» «Только бы не упасть в толпу!» - чередующиеся с частотой в миллисекунды мысли. Толпа – даже страшнее, чем смерть. Она не мыслит. Она – взбешенное животное. Простейшие инстинкты – разорвать непохожих, убить непокорных, убить, убить, убить!...
Но толпы уже нет. И Город гниет заживо. И мне не жаль.
Но я больше не боюсь возрадоваться. Люди уже не принадлежат Городу, и мы, 85 человек, способны жить и дышать по-настоящему.
Страхи материальны, и желание жить неуклонно пробуждается во всех нас заново.
Но, чтобы выжить сейчас, мы должны … воскресить это чудовище. Иначе погибнем сами. Наши души уже связаны с Городом крепчайшим симбиозом, нам не под силу разорвать эту связь. Никогда не было под силу.
Единственная мысль приходит мне в голову – воскресить Время. Но…
Когда я уже подходила к сломанному циферблату, аккуратно обходя Считающих и не вмешиваясь в их круг (как они пропустили меня?), то увидела, что и они держатся от Циферблата на расстоянии 15 (или чуть меньше) метров. Что уж говорить о прохожих, обходящих циферблат стороной? Возможно то, что они не выдерживали удушливого запаха тлена, распространяющегося повсюду. Как ни странно, но запах я преодолела. Циферблат обволакивала прозрачная, но крайне прочная оболочка. И ничего, напоминающего проход, не было. Впрочем, я стала подозревать, что просто не вижу его. И пройти сквозь эту стену суждено не мне». 

6.
Джиллиан.
***
«Опять «Смутные времена»... Кажется, эта женщина не может думать ни о чем другом. Она назвалась Корой Маклаун.
И я совсем ей не симпатизирую».
***
Кора.
«С каждым днем становится все холоднее. На окраине обнаружили пустоты и несколько домов провалились под землю. Грохот был неимоверный. Все это – смутные времена.
Но нужно бороться. Все чаще я вспоминаю свой поход к циферблату. Кто-то должен прийти к Времени, но кто? Люди запрятались в норки-квартиры. Их главная цель – продержаться еще день. Как холодно… я только жду снега. Он заметет все улицы, проспекты, переулки, тупики, покроет эти катакомбы саваном-снегом. И мы застынем.
Но нам не выжить без Города, я отчетливо понимаю это, как и Городу – не выжить без нас. И, если мы не воскресим Время, то умрем в обнимку».

Город.
«Со всех сторон давит холод. Замкнутое пространство. Очерченный круг. Холод – мел. Кора ненавидит все вокруг и желает бороться.
«процесс агонии», «все равно», а потом «хотим жить», «надо верить». Что её изменило? Кто?
Хотя если это поможет – пусть.
Кора на верном пути, в конце концов. Только она не отличает декорации от настоящего. Она смертная. Смертные – глупый народ, немногие понимают жизнь, и еще меньшие принимают её, понимая.
А я – Город. И хотя я живу много веков подряд, но нить жизни в любую секунду может оборваться.
И эта смертная права насчет симбиоза».
***
Джиллиан.
-Кора очень красивая, не находишь? – внезапно спрашивает Джанис.
«Вздрагиваю.
«С чего ты взяла? Обычная. Ей, конечно, идет синий цвет, но так она выглядит совсем бледной. Вкупе с короткими черными волосами она как из могилы!»
-Наш Город сейчас тоже могила. Помнишь ту улицу?
Опять вздрагиваю.
Час назад мы прошли мимо тупика, в который стаскивали трупы. Тупик был полностью занят. Люди будто спали. Если честно, я ожидала увидеть процесс гниения и прочие неприятные вещи. Но ничего подобного.
Джастин устроил истерику.
Коре было очень плохо. Из-за неё мою голову чуть не разорвало. А еще Город о ней думает. Кора такая высокая, как фонарный столб, ну, или чуть ниже. А еще у неё внутри определенно компас. Больше часа идем куда-то, а она и не заглянула в карту.
«Нет, Джанис. Ты куда красивее. У тебя волосы такие пушистые, а у нее короткие и прилизанные. Хотя ты тоже бледная, как она. И профиль у тебя тоже греческий».
-Наверное, ты права. Но почему я черноволосая, а вы с Джастином, и родители – рыжие?
Папа тоже был рыжим. Бабушка была седая. Старые бывают рыжими? Мама профилем очень похожа на Кору, но мама – тоже рыжая. Мы все такие. Мама уехала в прошлом месяце. Она не любит Город. Ей по душе ветер и море. У нас такого нет.
Кора удивлялась тому, что наши имена звучат похоже. Традиция – называть именами, начинающимися на «Дж». Придумали мама с папой, а все из-за того, что в обеих семьях было много таких имен. Маму зовут Джина. Бабушку звали Джейн. Я увидела её тело на улице, в том тупике. Кора заставила меня молчать.
Коре не нравится моя инфантильность, да и Джастин не вызывает у неё симпатии. А с Джанис они сошлись. Но не суть.
Куда мы все-таки идем?»

7.
Джиллиан.
«Она привела нас к себе домой. Дом Коры буквально в двух шагах от площади, окна выходят на неё. Но мне у неё не нравится. 3 темные тесные комнатки, соединенные узким коридорчиком. Еще есть кухня. От света лампочки она кажется желтой, а наши лица засвеченными, как на фото и больными.
Джанис этот быт даже нравится. Она забыла закрыть свои мысли, и я читаю разную восторженную нелепицу. И мысли о родителях и бабушке. Ей хочется плакать, но она решила держаться. Я же – не могу плакать. Да и не хочу. Я устала от всей предыдущей жизни. И, если рассуждать, то для меня ничего не изменилось. Отец был так увлечен своими открытиями, что не думал о маме. Мама ни разу за последние 7 лет не открывала своих мыслей, и вообще старалась не появляться дома, оставив Джастина на бабушку и меня с Джанис. Вряд ли она была счастлива. Бабушка по ночам долго бессонно бродила по квартире, топая по паркету. Джастин сначала боялся её и плакал, но вскоре привык.
Мы все ко всему привыкаем. Сейчас Кора и Джанис разговаривают на кухне. Коре сложно – она не привыкла о ком-то заботиться, слишком долго было одна. Мы же возникли неожиданно.
Я не хочу слышать их диалог, но все равно слышу, как Кора говорит Джанис что-то о надежде».
***
Кора.
«По пути к супермаркету я увидела бледный рассвет. Он длился всего секунду, но её хватило, чтобы осветить безумный Город и открыть нам нечто светлое. Что же покажет сегодняшняя перепись? У циферблата лежит какой-то человек. Наверное, Считающий. Как он не пытался воскресить Время, но для него оно закончилось.… Закончилось!»
***
Город.
«И Кора, в каком-то волнении оглядев улицу, внезапно рванулась в противоположном супермаркету направлении, и в голове её выстреливали следующие друг за другом догадки, озарения, умозаключения, логические цепочки, а Джиллиан, следившая за сознанием Коры, недоуменно щурилась и хмурила брови.
У меня, Города, окончательно закрепилось ощущение, что я нахожусь в безумном гуле истории, летописи апокалипсиса. Но если только это поможет…»

Джиллиан.
«Что дернуло меня следить за Корой? Отчего-то она вызывает у меня сомнения… Ей вообще сложно верить, хотя у Джанис это неплохо получается. Но вот она отправилась в супермаркет – и оказалась в городской библиотеке».

Кора.
«Ранее эта библиотека была ежедневным пристанищем множества страдающих библиоманией. Теперь же я вижу лишь 3х человек и неизменно стоящего «на посту» библиотекаря. Он выходит отсюда только поздно вечером, когда закрывает библиотеку. Впрочем, раньше он часто оставался здесь ночевать. Дома у него нелюбимая вторая жена и невестка. В библиотеке он чувствует себя увереннее. С каждым днем ему все труднее выходить на перепись.
Короткое «Доброе утро», рывок к книжным полкам и полное погружение в идеи».

Джиллиан.
«Интересно, что она пишет по ночам, закрываясь у себя и не туша свет? Впрочем, пока я не понимаю и части её гипотез. Сложно понять что-либо, сидя на полу в душной комнатке, постоянно отвлекаясь и посматривая, спит ли Джастин и не бил ли где колокол. Хотелось бы мне поскорее попасть на перепись, но пока (по моим внутренним часам) только 8 утра и больше хочется спать. Хотя спать хочется постоянно, и нельзя иначе в этой тишине, которая слишком уж ощутима, чтобы думать, что все в порядке».

Кора.
«В читальном зале я нашла стопку книг по физике. Кое-что подчеркнуто или обведено. Но самым ценным я считаю вырванный из тетради лист, лежавший в одной из книг.
Почерк Безумного Доктора. Его я узнаю из тысячи. В конце концов, Безумный Доктор раньше был профессором, преподающим в моем университете. Именно он учил меня и других студентов основам медицины, а тем, кто интересовался не только базовой программой, и основам философии. Но даже я, его любимая ученица, не знала, что он был так силен в физике…. Я мало знала о нем. За все долгие вечера, проведенные за исследованиями, я так и не расспросила его о прошлом, о том, почему он вдруг оказался преподавателем, о том, кто был его семьей. На момент моего обучения ему было около 38 лет, и он был высок, худощав и бесконечно грустен. Даже в самые радостные моменты (чего уж говорить о праздниках) на его лице не разглаживались морщинки. Он по кому-то тосковал, и с этой его тоской не справился никто. Даже я. Иногда мне кажется, что поэтому я и выбрала одиночество. Слишком яркий пример и слишком живая боль…
Я ушла в книги, он ушел в физику. Видимо, он стал настоящим мастером в ней.
Но дело даже не в этом, а в том, что на этом листке написаны все столь необходимые нам ответы.
Безумный Доктор нашел причину смертей, но окончательное осознание (а может быть, выход из ситуации?) пришло к нему лишь перед смертью. Он всегда сетовал на нехватку времени. Возможно, гениям предпочтительнее было бы иметь 48 часов в сутках, а уж Безумный Доктор (Что за кощунство с моей стороны! Профессор Хоффнунг, Эдвард Джеймс Хоффнунг) безусловно был гением медицины, «безумным» же мы прозвали его еще на 1-ом курсе, за неуемный интерес и вечно горящие глаза... Но нет времени на эмоции! Ведь, если следовать его логике, и у меня мало времени». 

Джиллиан.
«Я проснулась в половине 12-го от громкого возгласа Коры:
-Вставайте! Нужно идти!».

8.
Соня.
«Я похожа на подземного крота. Вчера Ральф достал где-то очень хорошую лампу. Я около 10 минут щурилась. Возможно, дело в том, что мы почти не зажигаем света…
Сейчас Ральф ведет меня на очередную перепись. Он держит меня за руку и мне не страшно. На  улице сыро и холодно. Я в его кофте, да еще и сверху накинула свою куртку. Его вещи дарят мне странное тепло и ощущение, что он рядом. Даже когда он уходит рисовать.
Вчера мы вместе с ним ходили к обвалившейся телебашне, которую Ральф хотел нарисовать. Почерневший остов под давящим темно-серым небом. Ральф гениален и ему не стоит отрицать этого. Он слишком скромен. Раньше я думала, что в беде не нужно и бессмысленно искусство – очень ошибалась. Одна пожилая женщина с длинными седыми волосами, свисающими дождливыми прядями, наблюдала за тем, как Ральф писал пейзаж. Женщина замерла и лишь изредка утирала слезы. Ральф краем глаза видел это, но заставил меня не говорить ей ничего. Спустя несколько минут она «уснула». Когда я спросила Ральфа, почему он не дал мне успокоить её, он сказал, что у него возникло ощущение, что ей не помочь, и лишь она сама сможет освободить себя. На вопрос, от чего именно освободить, он промолчал и задумчиво нахмурил брови. Мы хотели отнести тело на кладбище, но Кора, которая тогда была неподалеку, решила соорудить повозку и отправить несколько мужчин с телами на кладбище. Ральфа Кора всерьез не воспринимает. Он однажды смешно передразнил её!
Несмотря на холод у Ральфа такие теплые руки.
Бьет колокол. Ориентировочно полдень, но ощущение, что раннее утро.
Вот идет Кора.
-Ральф! Взгляни! Кора ведет детей!»

Джиллиан.
«Все рассматривают нас, как редчайших музейных экспонатов. Я-то привыкла, а вот Джастину и Джанис несладко приходится. Их так сложно успокаивать…
-Рада вас видеть – хрипловатый голос Коры разносится над площадью. Нутром чувствую, как ей холодно и руки у неё дрожат. Но она никогда этого не покажет. А тем временем от её чувств мне лишь холоднее!»

Сецилия.
«Еще одна перепись. Дни мелькают, как шарики в руках жонглера. Без Джастина пусто. В голове звенит, и мир вокруг кружится. Я простыла. Но мне не помогут таблетки и чай с лимоном. Просто без его тепла (метафора, скажете?) озноб бьет сильнее. Кора просила (или требовала?) бороться. Я слабая. Я не умею. Я могу только кутаться в плед и остекленевшими глазами смотреть на зеркало. Когда же он появится и заберет меня?!
-Сецилия, Соня, оставляю на вас детей.
Кора – синий всполох. Или фиолетовый?»

Джиллиан.
-Привет!
«У Сони тонкий голос. И такие короткие светлые волосы. Она выглядит наивно, но на самом деле просто маскируется. Быть честной, она сильная. Сильнее меня, во всяком случае.
Я машу рукой. Джастин шепчет: «Привет!», а Джанис, пожав плечами, говорит за всех нас:
-День добрый.
Её волосы немного взъерошены, но это лишь добавляет красок. Парень хочет нарисовать её. Соня удивлена моим поведением и не знает, как к нам всем относиться. Не впервой.
Прежде чем она решилась спросить меня, откуда мы и как оказались у Коры, я послала ей ответ.
Она вздрогнула и сжала руку парня. Он (его зовут Ральф, это не сложно было выяснить) недоуменно посмотрел на неё. Соня начала шепотом делиться впечатлениями. Ральф мысленно поставил на мне галочку, но всерьез не принял.
-Как вас зовут? – Сецилия (третья незнакомка) по-птичьи тянет звуки и мигает разноцветными глазами. Один серый, другой светло-голубой. Еще у неё желтые соломенные волосы. Вытянутый нос. Общее загадочное выражение лица.
Соня шепчет Ральфу:
-Она же не в себе! А тут дети… 
Ральф хмурится, вспоминая, что Кора доверяет Сецилии.
А эта странная девушка щурится, будто от солнца, и бросает надменный взгляд на Соню. Сецилия откровенно не в себе, но при всем этом внушает уважение.
«Я Джиллиан. Со мной моя сестра Джанис и брат Джастин». Мысль дублируется и отправляется к 3 адресатам сразу. Соня жмурится.
-А может, кто-то будет озвучивать твои мысли? Очень непривычно, знаешь ли…
Ральф чуть сжимает Сонину руку и мрачно смотрит на Кору, стоящую перед собравшимися с видом учителя.
Сецилия тихо шепчет:
-Ах, Джастин… Его звали так же, как твоего брата. Знаешь, Джастин – мое любимое имя.
Джанис вздыхает и отворачивается».

9.
Джиллиан.
-Всё, теперь уже сама перепись,  - шепчет Соня, - лирическое отступление закончилось!
«Ничего особенного. Несколько человек уселись за принесенными столами. Люди разделились на 3 очереди, но их совсем немного, это видно невооруженным глазом. Всего на площади 81 человек и каждый из них несет в себе нечто, напоминающее расплавленное железо. Их боли столько, что мое сознание не выдерживает, и я бессчетное количество раз копирую их стили речи, принимая их мысли за свои. Толпа? В людях, стоящих здесь, нет единения, почти все настолько погружены в себя, что ничто другое не могло бы уместиться в их душе – лишь свое горе. До случившегося никто не был знаком друг с другом. И лишь Ральф и Соня…
Когда Джанис, равнодушно смотря на заведующих переписью, назвала наши имена: Джиллиан Бизхен, Джанис Бизхен, Джастин Бизхен, я поняла, что мир вокруг разваливается на кубики, что люди уже не пытаются вернуть реальность в надлежащее состояние, что мир скорым поездом отправляется в хаос. Точнее, не поняла – Город продиктовал мне это, пряча за сухими репликами свою боль. Он не отчаивается – не умеет. Это умею я, маленькая девочка в огромном полумертвом Городе.
Постепенно люди начали расходиться, и голова престала казаться чугунной. Ноя все еще была в своеобразном трансе, и когда совсем рядом Кора окликнула Ральфа, я вздрогнула. Он быстрым шагом подошел к ней, взъерошивая свои короткие темно-коричневые волосы. Соня хочет остричь свои волосы еще короче, хотя и сейчас волосы Ральфа длиннее Сониных. Собственно, ежик светлых волос, голубые глаза, матовая кожа – Соня красива. В отличие от меня. Мои рыжие волосы, точнее – торчащую в разные стороны копну – никто красивыми не находит. Я вообще не прелесть. У меня темно-зеленые глаза, вытянутый нос, очень тонкие губы. И суета веснушек. К тому же я слишком худая для своих лет, хоть и не высокая.
-Ральф, нужно освободить площадь от Считающих, - скомандовала Кора.
-Стоп! – он резко взмахнул рукой прямо перед лицом Коры. У этой женщины железные нервы – она лишь моргнула от неожиданности, - во-первых, объясните, зачем. А во-вторых, расскажите для истории, как вы это себе представляете.
-Времени нет, Ральф! Сгони их куда-нибудь! Главное, пусть отойдут от Циферблата. От тех кругов, которые они выписывают вокруг него, можно сойти с ума.
-Они уже сошли, - пробурчал он. А затем его голос, изменив интонацию, снизился и стал более напряженным, - если у вас есть план, то лучше обговорить его. К тому же неизвестно, когда… - он не закончил. Чуть повернув голову, Ральф бросил взгляд на Соню, шепчущуюся с Джастином, на Джанис, опять затосковавшую по отцу, на в сотый раз обходящих изогнутый, будто раздавленный гигантский Циферблат. Минутная стрелка, а также «ломоть» с делениями, указывающими на промежуток от 7 до 11  лежали отдельно от остального Циферблата. Ему тяжело дышать, я чувствую, что с ним происходит нечто странное. Но нет, это не «сон», это боль.
Кора тоже почувствовала его настроение, и, шумно вздохнув, повела плечами.
-Хорошо. Ты и сам знаешь, что во время строительства Города люди замкнули вокруг главной достопримечательности, Циферблата (вокруг которого Город и строили), время. Это обеспечивало Городу относительную сохранность – кто пойдет войной на Город, от которого зависит Время?
-Но нашлись одаренные личности, - мрачно процедил Ральф.
-Нашлись. Безумцы, решившие, что разбив все часы, обретут бессмертие, и на самом деле сорвавшие ту петлю. Когда они разбили Циферблат, то Время жизни всех и каждого истекло. Собственно, Циферблат это труп. Запах чувствуешь?
Ральф кивнул.
Меня бьет озноб и отчего-то хочется, чтобы все это было страшным сном. Чтобы мама никуда не уезжала, отец по ночам смотрел в свой микроскоп и ругался себе под нос, когда проливал на одежду чай, а бабушка топала ногами и бурчала в своей комнате. Но я стою на площади и слышу самую безумную и одновременно логичную историю…
-На самом деле все мы мертвы, но петля замкнулась так, что жизнь продолжается по инерции. Я не физик и не дам тебе расчетов. Я знаю лишь то, что эта же мысль пришла в голову Безумному Доктору – видела его пометки в книгах.
-И что тогда? Мир мертв? – голос Ральфа был настолько тих и глух, что я.… Как бы я хотела не знать чужих эмоций!
-Кто знает… Если живы мы, значит, есть и другие. Тучи заволакивают солнце – возможно, его время тоже остановилось, а возможно, остановлено его движение. Но мне пришла в голову самая наивная мысль – восстановить Циферблат.
-Как вы думаете, почему Считающие держатся от Циферблата на определенном расстоянии? – хитро спросил Ральф.
-Да уж не тлена боятся, - фыркнула Кора, - пройти сквозь сдерживающее поле сможет только кто-то один. Ну, или, во всяком случае, не я.
-Это дети!
Соня подлетела совсем неожиданно.
-Вы писательница, вы знаете, что «дети – символ будущего!», - обратилась она к Коре, на что Кора вздрогнула и нахмурилась.
-А «красота спасет мир», - с горькой усмешкой взглянул на Соню Ральф.
Соня грустно посмотрела на него в ответ и промолчала».

***
Кора.
-Отойдите! Отойдите! – они либо глухие, либо … назовем это трансом.
-Нет, не делайте этого! – кричит Соня.
«Я думала, сумасшедшие только Считающие. А нет, у нас тоже есть такие создания. Додумались – порвать часы у Считающего. О нет…»

Соня.
«Как страшно! Считающие разорвали этого несчастного… Он сделал огромную глупость, но… какая смерть… Никогда не забуду его глаза. Считающие загоняют нас в угол, точнее, к Циферблату. Запах невыносим. И вот уже оболочка, невидимая стена. Значит, мне не пройти. Не спастись. Ральфу это тоже не под силу. Холодный ужас, охвативший меня, хуже, чем вонь, чем разодранный на части и разбросанный по площади труп… Они безумны. Нет!»

Джиллиан.
«Не думать. Не дышать. Не чувствовать. Не глядеть, как к Ральфу подкрадывается Считающий, как Соня ударяет, отталкивает сумасшедшего, как Ральф удерживает её от убийства, как Соня жмурится, стараясь не выдать предательских слез.
Мы окружены.
-Отступайте! – шепчет Кора, но голос её тверд. Слишком.
-Куда? Там стена, неужели не чувствуете? – с отчаянием отвечает Джанис.
-Одного из вас она пропустит..
Запах разъедает ноздри, и я отступаю еще, еще, проваливаясь во что-то вязкое. Но…»

Кора.
«Даже и не заметила, когда исчезла Джиллиан. Боюсь, что у неё одной есть шанс выжить. Но сможет ли она?
А нам остается лишь дать бой».

10.
Джиллиан.
«Внезапно исчез запах гнили. И еще пространство расширилось, исчезла брусчатка с площадью, серость неба, а про этих ненормальных я и не говорю. Теперь я в абсолютном одиночестве сижу у Циферблата. Ничего не слышно, и мне страшно: вдруг выйду – а там все мертвы? А мне нужно уйти отсюда. Джанис и Джастин в опасности.
«Ты не поможешь им».
Город. Этот металлический голос нашел меня и тут. А я как в другой вселенной.
«Им ты помочь не можешь. Спаси его».
«Но кого?!» - могла бы – воскликнула бы, - «Считающие загнали моих брата и сестру в угол! Там же Кора, Ральф, Соня…. Они же умрут!»
«Все умрут, если не будет Времени». Голос Города напоминает мне диктора из новостей. Сухой, ничего не выражающий, жесткий голос старика. Я давно говорю с ним, но лишь сейчас этот голос стал нагонять на меня тоску.
«Ты же слышала теорию Коры. А она права».
«Помню». Кора – под стать Городу. Почему они раньше не могли ужиться?
«Кора своенравна. Она забыла, что я определяю все правила. Точнее, определял».
«Вы действительно верите, что я спасу Время? Его нельзя убить, а воскресить…»
«Убить можно все. Жизнь изначально предполагает смерть. Воскресить же можно почти все».
«Тогда почему люди не воскрешают мертвых?!»
Я сплю. Это дурной сон. На самом деле я дома, и нет ни Коры, ни смерти, ни Города, ни времени. Сейчас я проснусь. Раз. Два. Три. Утро? Нет. Не выходит…
«Кто допустит подобное? Смерть в корне меняет мировоззрение. К тому же – до чего вы додумаетесь тогда, если перед вами открыть завесу смерти? Если сейчас, со своими ничтожными возможностями и громадой амбиций вы убили Время?! Мертвые пусть лежат в своих могилах. Но, если не хотите погубить мир – Время придется спасти».
«Хорошо. Как?»
Становится холодно. Мои руки постепенно белеют. Но…
«Восстанови Циферблат».
Смотрю на осколки. Как склеить их? Чем?
«В тебе много жизни. Отдай её Времени».
Внезапно. Голова чугунная, хочется спать. Это место и так забирает мои силы.
«Я умру?» - ну, надо же удостовериться.
«Проверим».
И потом реальность вдруг раскрошилась, как батон, который я ломала, чтобы угостить птиц еще месяц назад. Остался огромный Циферблат. Расплавленное серебро.

***
Сецилия.
«Как быстро пришла подмога. Я не боюсь умереть, но раньше смерть была для меня чем-то … красивым, жутким, но притягательным. А теперь – обмякшие тела, застывшие лица и лужи крови.
Если бы не было рабства и гниения, убийство стало бы для меня самым омерзительным.
Все эти люди так мучительно умирали – я видела. Но мне так не умереть, меня заберет Джастин. Он не допустил бы, чтобы я видела этот ужас. Когда Джастин придет?
Стоп».

Соня.
«Все закончилось. До сих пор бьет дрожь.
-Сколько их, мертвых? – обращаюсь к Ральфу. На скуле у него длинная кровоточащая царапина. Волосы спутаны. И в глазах – тяжелая усталость. Сколько смертей…
-Все Считающие. С нашей стороны – 6, кажется. И Джиллиан еще нет.
-Чувствуешь?!  Что это? – как со стороны слышу свой крик».

Кора.
«-Землетрясение?!
Люди падают кеглями. Еле удерживаю рядом с собой Джастина, не вижу, не могу найти взглядом ни Джанис, ни Джиллиан. Пару минут назад я замечала чей-то силуэт у Циферблата, но почему-то вокруг него теперь туман. Землю сотрясает так, что она почти звенит. Здания пока стоят, но, кажется, это дело времени. Толчок, еще.
И вдруг тишина».

Джиллиан.
-Эй! Что происходит? Я вернулась…

11.
Сецилия.
«Как странно останавливается мир – вдруг тишина,  и лишь обволакивает вязкий прозрачный воздух. И я сама прозрачная, легкая, но – как оса в янтаре. Увязла.
Никогда не замечала, что люди – только изображения. Или обман зрения? Они тоже завязли, только вот даже не барахтаются. А я осторожно пытаюсь высвободиться. Главное – не застрять здесь.
-Ты уже не застрянешь.
Я сказала это вслух?
-Я слышу мысли, впрочем, как и раньше…
-Джастин.
Я обернулась, и мир разлетелся вязкими клочьями. Ослепительно-яркое солнце ударило по гулкому, мешающему, давящему сгустку внутри, и мы с Джастином растворились в солнце».

Кора.
«Мой взгляд легко нашел обладательницу столь звонкого голоса, и я замерла от удивления.
-Джиллиан?! Не может быть!
-Кора, уже все может быть! Только взгляните  - солнце!
Такое же яркое, как искристые рыжие волосы Джиллиан, которой теперь было не меньше 30 лет, звонкое, как её обретенный голос, солнце светило вовсю.
-Сецилия! Что с тобой? О нет, Ральф, Ральф!
оборачиваюсь. На асфальте, вытянувшись, лежит Сецилия. Её желтые соломенные волосы разметались по плечам, по лицу, будто укрывая её. Спит…
-Последняя жертва. Секундой позже – и она стояла бы сейчас вместе с нами, - сжал кулаки Ральф, хмуря черные брови. Соня прижалась к нему, и на миг они показались мне единым целым, по ошибке лишь разделенным надвое. Или так и должно быть?
Скорее всего.
Нас осталось 60 человек.
Растерянные, уставшие, счастливые, верящие и не верящие, мы стоим на площади, и над нами – огромный сияющий целостностью серебряный Циферблат и горящее, будто золотое, солнце.