За чугунной оградой

Утро незаметно спускалось на заспанный город. Первые лучи солнца лишь едва коснулись полуразрушенных стен старой часовни и в испуге отпрянули от пустых глазниц выбитых окон. Это здание уже несколько лет бездействовало. Его некогда белые стены облупились, и через них кое-где проглядывал красный кирпич. Чёрная черепичная крыша обвалилась и торчащие из-под неё доски стали пристанищем ворон и летучих мышей.
Старое кладбище, находящееся около часовни, давно закрыли и неподалёку построили новое. Гнилые, завалившиеся кресты и обросшие мхом могильные плиты ещё больше угнетали вид здания, которое одиноко возвышалось над узорами ржавой кладбищенской ограды. Это место отделялось от города. Теперь сюда приходили лишь старушки, чтобы проведать своих родных, по привычке крестились у входа в часовню и поспешно уходили.
Здание было окружено густым сплетением ветвей кустарников, поэтому редкие лучи солнца могли заглянуть в пустынную залу часовни. Один, самый ловкий из лучей, сумел пробраться сквозь уцелевшее стекло небольшой кельи, где на стене висело большое позолоченное распятие, а в углу ютился пустой аналой – они единственные уцелели от хватких на хорошие вещи рук горожан. Отразившись в золоте креста, луч рассыпался на сотни маленьких лучиков и осветил все укромные места этой небольшой комнатки, кроме одного угла, где на сухой траве, укрывшись старой тряпицей, возможно некогда служившей плащом, лежала, свернувшись в клубочек, маленькая девочка. Как только на её перепачканное личико попал отблеск света, светлые реснички её вздрогнули и глаза зашевелились под веками, стараясь продлить сладкие минуты сна, но утро взяло своё и девочка, нехотя приоткрыв глаза, приподнялась на сооружённом ею лежбище. В этом существе трудно было узнать ребёнка. Её серое от грязи, рваное платьице, сшитое не по её размеру, спускалось до середины голени, а рукава болтались, вовсе скрывая руки. Плечо обнажала дыра, доходящая до лопатки. Некогда русые волосы густой копной громоздились на маленькой головке девочки, в них запутались травинки и веточки, а грязь спутала их в общий узел так, что казалось, будто их специально начесали мелкой расчёской. О том, что это действительно волосы напоминали лишь отдельные пряди, спускавшиеся до пояса. Но самым необыкновенным в этой девочке были синие глаза, которые от расширенных зрачков наполняли её взгляд дикостью и напряжением. Один глаз был косоват, по этому нельзя было точно определить, куда она глядит.
Девочка передёрнула плечами, когда по её спине пробежала волна судорог и, прищурившись, посмотрела на золотое распятие:
 - Доброе утро – хриплым голоском проговорила она и слабо улыбнулась бесстрастному лицу мученика. Она встала, подошла к окну и, посмотрев, прищурившись на яркое солнце, нахмурилась, увидев огромную чёрную тучу, медленно плывущую по небу. От нагретого стекла шло приятное тепло и девочка, прислонившись к нему щекой, закрыла от удовольствия глаза. Простояв так немного времени, она повернулась и тревожно оглядела запылённую комнату. Свет выделял пылинки в воздухе, которые поблёскивали на фоне белых оштукатуренных стен и придавали комнате уют. Девочка подошла к аналою и вытащила из-за него сооружённый из веток берёзы веник.
 - И откуда здесь столько пыли? Только вчера подметала. Ты ведь, наверное не спал и видел, откуда она взялась. - приговаривала девочка, аккуратно выметая меловую крошку из углов кельи и поглядывая на распятие. – Ну что ты молчишь? Лучше бы помог, а то мне трудно одной управляться. – девочка остановилась и, внимательно посмотрев на крест, вздохнула:  - Да что с тобой разговаривать, всё равно молчишь тут. Я сейчас на кладбище схожу, поесть принесу нам. Я быстро. – девочка накинула плащ, которым укрывалась ночью и вылезла в окно на улицу.
Двери часовни были заколочены, но окна находились не высоко от земли, и девочка могла без особого труда проникнуть внутрь. Её тропинка лежала через кустарники, поэтому долгое время девочка незамеченной выбиралась наружу. При жизни мать часто водила её в эту часовню и даже после закрытия, она оставалась для девочки самым святым и чистым местом на Земле. Именно поэтому, когда мать умерла, девочка пришла в эту часовню, которая уже вторую неделю служила её кровом. Ребёнка грела мысль о близости Бога. Его воплощение девочка нашла в позолоченном распятии, поэтому общалась с ним, как с единственным живым существом, даже более того – своим самым близким другом.
Тучи всё больше и больше набегали на небо, скрывая солнце и омрачая всё вокруг. Девочка не любила дождь - он нёс с собой холод и страх. Когда умерла мама, шёл дождь, молнии, разрезая небосвод, озаряли полупустую комнату страшным белым сиянием. Девочка сидела в углу, а на кровати лежало бездыханное тело её матери. Капли дождя звонко стучали по подоконнику и этот стук теперь напоминал её о том страшном дне, перевернувшем всю её жизнь.
Девочка шла вдоль оградок, внимательно разглядывая лица на портретах. На столике около одной из могил девочка увидела конфеты и выложенный пшеном крест. Конфет было немного, но достаточно, чтобы утолить голод, мучивший её со вчерашнего вечера. Девочка остановилась около одной из могил. Её крест лежал на земле, сгнив у основания, могильный холмик порос травой и почти сровнялся с землёй. Сиротка переступила через цепь ограды и, подойдя к упавшему кресту, стала аккуратно снимать обвивший его вьюн. Однако, когда она попыталась поднять довольно массивный крест, то не смогла оторвать его от земли. Ей стало неловко, поэтому она выбрала самую большую конфету и, положив её на могильный холмик, поспешно ушла. Сама не зная почему, девочка старалась не попадаться людям на глаза, поэтому в столь безлюдном месте ей было наиболее спокойно. Она уже не боялась кладбища, как было в первые дни. Напротив, оно дарило покой и тихое чувство скорби. Девочка боялась позабыть мать, подобно тому, как другие люди позабыли эти старые могилы. Живя на кладбище она перестала бояться этого. Единственное, что огорчало её, это то, что мать была похоронена на новом кладбище, а где именно – она не знала.
Девочка подошла к ограде – за ней текла жизнь. Город с бесконечным количеством машин, людей, спешил, поднимая в воздух пыль. Сиротка просунула голову сквозь решётку и стала с интересом наблюдать за прохожими. Все они были такие разные: одни куда-то спешили, размахивая чемоданами, другие прогуливались, насвистывая под нос мелодии, третьи, держа за руку детей, недовольно волокли их за собой. Один мальчик шёл со своей мамой и вёл рукой по узорам ограды. Увидев девочку, он остановился. Его голова вытянулась вперёд, и он слегка приоткрыл рот от любопытства. Девочка тут же отпрянула назад и, пригнувшись, смотрела на мальчика исподлобья. Мать потянула ребёнка за руку и он засеменил за ней, периодически оглядываясь назад. Девочка прислушалась. Где-то недалеко шумели машины, листва деревьев тревожно шелестела на ветру. Сиротка подняла лицо к небу и на её бледную щёку упала крупная капля. Дождь постепенно заполнял всё вокруг, стуча по пыльным тропинкам, листве и сухой от зноя траве. Он был неприятен, водяные потоки затекали под платье. Девочка побежала в часовню, держась за чугунные оградки и ловко огибая выросшие на тропинках деревья. Но то, что она увидела около здания, заставило её остановиться. С лицевой стороны выстроились огромные машины, люди сновали туда-сюда, кричали, подходя к дверям часовни, и размахивали руками. Девочка подошла к кустарникам, загораживающим её окно, и влезла на подоконник. Люди громко разговаривали, но она расслышала лишь одно слово: рушить. Девочка открыла рот в немом испуге, и поспешно перекинув ноги через оконную раму, спрыгнула на прогнивший деревянный пол залы. Через дырявую крышу просачивалась вода, оставляя коричнево-жёлтые разводы на потолке и капая на пол. Девочка забежала в келью, закрыв дверь на крючок, и бросилась к распятию. «Разрушить» - это слово звучало в её голове в такт с биением сердца. Всё её маленькое тельце колотилось от страха новой потери, но она успокаивала себя и мученика:
 - Не бойся, нас не тронут, они посмотрят только и уйдут. Они не смогут, не смогут. – не веря своим словам девочка жалась к ногам мученика: - Боженька, помоги мне.
Чем больше нарастал шум работающей техники, тем громче говорила сиротка и по её щекам текли слёзы. Со стороны входной двери раздался шум и девочка, услышав, как грохнула об стену массивная дверь, вскрикнула и бросилась в тёмный угол на разметавшуюся по полу траву. Она быстро-быстро шептала «Отче наш», сбивалась, путала слова и всё больше раскачивалась от этого.
В зале послышались голоса людей, эхом отражающиеся от стен и затихающие где-то под куполом часовни. Девочка вжалась в угол и обхватила колени. Она съёжилась, чтобы казаться ещё меньше. Голоса доходили через стены в келью и сиротке казалось, что часовня дрожит и стонет, не в силах сдержать подобного шума. Огромные тяжёлые шаги приблизились к маленькой комнатке и остановились около двери. Девочка перестала шептать молитву. Она была абсолютно тиха, но сердце стучало так сильно, что этот стук отражался от меловых стен часовни и разносился барабанной дробью по воздуху. Он выдавал её присутствие и шаги, звучавшие за дверью кельи, приближались именно из-за него. Девочка почти не дышала, вжавшись в стену так, что у неё болели лопатки. Шаги остановились у двери, крючок натянулся, но не поддался. Тогда вновь раздались голоса и кто-то с силой ударил в дверь так, что со стен посыпалась штукатурка. Девочка закрыла голову руками. Всё вокруг поплыло, стены медленно поползли вниз, а потолок рухнул и в воздухе запахло штукатуркой и мелом. Сиротка лежала на полу, когда к ней подошёл человек в рабочей одежде. Он приподнял её и заглянул в лицо. Девочка рванулась к стене и, тяжело дыша, диким от страха взглядом, посмотрела на рабочего. Теперь её косоватые глаза казались чёрными от расширенных зрачков, а тело дрожало от неровного дыхания.
 - Не бойся. – рабочий говорил полушёпотом и его мягкий, благозвучный голос бархатистым тембром доходил до самого сердца девочки, успокаивая её. Человек протянул руку и дотронулся до её волос. Сиротка сильнее прижалась к стене, поглядывая на большую загорелую ладонь мужчины. В этот момент в келью вошёл другой человек:
 - Что у тебя здесь? – его неприятный громкий голос тут же наполнил комнату. Девочка метнулась к окну и, не медля, выпрыгнула на улицу, разбив коленку о бетонную дорожку.
 - Ксюша!
Девочка обернулась. В окне стоял человек в рабочей форме, но откуда же он знает её имя. Она отвела взгляд, пытаясь найти ещё кого-то, кто мог произнести её имя, но мужчина повторил:
 - Ксюша, это ты? – он перелез через окно и подошёл к сиротке. Она смотрела во все глаза, пытаясь узнать его. Действительно, его черты лица были знакомы ей, но откуда – девочка не могла вспомнить.
 - А мы тебя ищем повсюду. Где же ты была? – мужчина присел на корточки и взял девочку за плечи.
Ксюша искала глазами кого-то, кто мог бы ей всё объяснить.
 - Ты что же, не помнишь меня? Ну да, ты ведь совсем маленькая тогда была. Я – Александр Григорьевич, твой дядя.
Ксюша вспомнила его. Один раз они с мамой ездили в какую-то очень далёкую деревню, сначала на поезде, потом на телеге. Александр Григорьевич постоянно возился с ней, катал на лошади и собирал для неё самые крупные ягоды клубники.
 - Дядя Саша. – хрипло прошептала сиротка. Она обрадовалась и одновременно испугалась своей догадке. Мужчина, угадав чувства девочки, раскрыл руки, и она бросилась ему на шею. Он взял её на руки и отнёс к машинам, где суетились рабочие. Посадив девочку в кабину, мужчина улыбнулся:
 - Я сейчас – он быстрыми шагами пошёл куда-то.
Через несколько секунд всё вокруг ожило, пришло в движение. К часовне  подъехала большая машина с подвешенным на толстой верёвке шаром. Он стал медленно раскачиваться и вдруг с силой ударил в переднюю стену здания, пробив кирпичи. Часовня стонала и ёжилась, не в силах совладать с разрушителем. Девочка вылезла из кабины под дождь и стала смотреть на рушившиеся, столь родные для неё стены. Часовня умирала постепенно, уже почти полностью была разрушена зала и на железных штырях держался черепичный свод. Александр Григорьевич подошёл к девочке и усадил её обратно в кабину:
 - Ты чего?
 - Там Боженька живёт. Он умрёт, как мама умерла – девочка заплакала.
Мужчина улыбнулся, вытер сухими пальцами слёзы с её щёк и мягко, добро сказал:
 - Бог никогда не умрёт. Он будет жить в твоём сердце, так же как и мама. Пока ты помнишь её, она жива.
Ксюша посмотрела на часовню: из обломков выглядывал угол золотого креста. Машины закончили свою работу. На месте здания теперь стоял клуб меловой пыли. Она больше не стонала, ей не было больно. Кирпичи лежали неровной грудой, из которой невозможно было узнать некогда величественное здание. Дождь кончился, и из-за туч вновь показалось солнце. Его лучи бегали по мокрым останкам здания, с интересом расследуя гибель этой мрачной, неприступной часовни.
 - Что же теперь будет? – спокойно спросила девочка.
 - Теперь будет новая жизнь.
Мужчина опустил девочку на землю и, взяв за руку, повёл прочь от обломков часовни, от старого кладбища, за узоры чугунной ограды, туда, где кипел жизнью город, спешили по своим делам люди и, выйдя из-за чёрных туч, освещало крыши домов яркое солнце.
13.03.2011