Рассказ-11. Автономка

АВТОНОМКА

Нужно начинать рассказывать. Всегда трудно начинать. Не зря в народе есть поговорка: «лиха беда начало». Что бы сочинить начало, так что бы было – полегче, пришла мысль написать: НАЧАЛО (поставить тире) и (написать) смотри начало предыдущего рассказа и тогда в визуальном восприятии получилось бы: НАЧАЛО – смотри начало предыдущего рассказа.
Но так нельзя, хотя почему нельзя? Ведь отчасти вполне даже можно. Потому что: хоть как начни этот рассказ – всё равно он начнётся с дороги, которая приведёт на хуторок к Силичу. В этот охотничий рай, в эту охотничью Мекку, в эту вольную сечу, как мы только не называли и вслух и про себя с моим другом Виктором хуторок Силича. Вот написал «с моим другом» – да мы стали друзьями. У разных людей – разная оценочная градация к этому понятию – друг. Главное в том, что бы ты считал человека другом в том плане, что готов для него сделать, что угодно, не задумываясь над тем – думает или поступит он так же. Поэтому я не взял на себя лишнего: «без спроса» назвав человека своим – другом. Это не в плане: ожидания к себе – это в плане готовности от себя.
Думаю: смею надеяться, что в каком-то виде, Виктор тоже испытывает дружеские чувства ко мне. Какого они плана: не хочу задумываться и подвергать их ревизии – тоже не хочу.
Мы с ним ехали к нашему общему другу. Конечно к Силичу. Всегда тревожный момент, всегда торопишь время. Поскорей бы! Увидеть его, посмотреть, что у него изменилось, что он опять придумал и что опять расскажет.
Вот назвал его другом и вспомнил, что сейчас это не совсем так. Другом – мы его и он нас – друзьями, считали уже давно и думаю, что первые – мы с Виктором. Хотя зачем: кто, кого, когда признал за друга – он нас или мы его? Единственно однозначно можно сказать, что если люди стали друзьями, то потом отсчитывают время их дружбы со времени знакомства. Поэтому здесь можно сказать, что Силич с Виктором стали друзьями раньше, чем я стал их другом. Вот так будет – так как надо: «по циркулю», как говорит Силич.
Повторюсь снова: «вот назвал его другом и вспомнил что сейчас – это не совсем так»??? Кому не ясно для того можно написать – смотри (читай) рассказ «Скрытник». Ладно – можно устроить проще и напомнить: Силич нас с Виктором – «усыновил». Так что ехали мы к своему – Бате.
Ехали мы не ночной, а вечерней электричкой. Мы уже не первый раз так делали, появляясь на хуторе за полночь. Когда нам пришла такая идея, мы спросили Силича: можно ли, не будет для него беспокойства – и получили ответ.
–А хоть в ночь, полночь. Самим то – не тёмно будет идти или давайте, я на бедарке к мотовозу подъеду,– он уже и раньше предлагал нас встречать на Орлике на разъезде, но мы на отрез отказались. Для встречи нужна предварительная договорённость, что мы обязательно приедем. Такого мы не могли себе позволить – по обстоятельствам нашей жизни и работы.
Силич готов был ездить каждую пятницу – встречать нас, но мы убедили его в невозможности такого. Да с ума можно сойти, если не сможешь приехать, а тебя встречают. Мы представили: с каким настроением он будет возвращаться на хутор, не встретив нас. Так что при вечернем варианте – добирались пешком, по темноте с фонарями, причём времени на дорогу тратилось меньше. Я и раньше замечал такое, по прежним своим ночным похождениям.
Мы обсудили этот момент в электричке и пришли к выводу: что по прохладе легче идти, на охоту опять же не отвлекаешься и по сторонам меньше глазеешь.
Разговор был ещё о чём-то, уже и не помню и потом как-то коснулся «автономки» Силича. Мы с Виктором удивились, что несколько раз слышали про неё и какое-то имеем представление о ней, но не доскональное и ни разу её не видели. Мы, оказывается, каждый по своему, приписывали ей разные достоинства – в основном те, которые она обеспечивала, по словам Силича, но конкретного вида её – представить не могли. Вот мы и решили всё разузнать.
–Давай выпросим у него её и сходим на рыбалку, на ночку или две, – предложил Виктор. Я раздумывал над его предложением. Дело в том, что я как обычно – по словам Виктора, «залез в дебри». Сразу подумалось: Силичу может не понравиться, что какое-то время выпадет из нашего общения. Мы знали, что он считает дни и гадает, когда мы приедем и очень радуется нашему появлению. Здесь же получается: что приехали и тут же ушли в лес своей компанией, а он опять останется один. Я раздумывал: какой можно найти компромисс в этой проблеме. Из задумчивости вывело меня штамп-изречение Виктора: «Алё гараж! Я с кем разговариваю?», и вернуло к реальной обстановке. Я встряхнул с себя задумчивость. Вид у меня опять, наверное, был «смешной» и я услышал неизменный короткий смешок своего друга и за ним последовал вопрос:
–Так давай выкладывай: где витал, что видал, о чём думал? Вылезай из дебрей – рассказывай,– он уже по моему виду знал, что я сейчас высвечу какую-нибудь проблему, о которой он пока и не подозревал.
Он часто удивлялся моей способности, просчитывать всегда ситуацию до конца и находить не стыковки.
«Никогда из тебя не получится спелеолога»,– шутил он. «Хрен, тебя заставишь, полезть в какую-нибудь дыру, если ты на другом конце – не увидишь свет. Ты не человек, а какой-то экстраполятор».
Значение этого слова я помнил из математики.
Я рассказал ему о своих мыслях.
–Блин! Только было всё хорошо, а ты опять: «на ажур одел абажур»,– использовал он выражение Силича.
Мне стало не по себе и я начал доказывать действительную сущность проблемы, но Виктор остановил меня, сказав, что я прав на все сто и предложил:
–Давай думать, что можно придумать,– это снова было выражение из речевого обихода хозяина хутора. Мы молча думали. Виктор прервал наше молчание.
–Так – хватит! Давай – ложимся,– применил он проферансный термин, что означало открыть карты – положить их на стол, а применительно к нашей ситуации – выложить: кто что придумал. –Давай я первый, а ты потом, а то ты меня сразу убьёшь – своей простой оригинальностью, я крылышками помахать не успею,– и он стал не торопясь излагать.
–Может уговорить с собой Силича, пусть вспомнит молодость, только есть «но» – хозяйство,– рассуждал он вслух. Я кивком головы подбадривал его и соглашался с общей сутью его предложения. Виктор замолк и, понимая, что я готов слушать дальше, подвёл черту, немного раздражённо взглянув на меня, видимо огорчённый единственным числом своего предложения. –Всё! Теперь ты давай.
–Я тоже думал о таком варианте. Хозяйство можно взять с собой в путешествие: Орлика и Ёлу. Кур можно не выпускать из загородки, насыпать им корму, воды побольше налить.
–Так-так!– подбадривал меня Виктор. –Давай! Давай, догада!
–Проблема: кто охранять будет хутор? – обозначил я нестыковку и Виктор, было воспрянувший, стал угасать. –Оставим пока этот вариант. Возможно, Силич сам подскажет, что делать с охраной,– предложил я. –Есть второй вариант,– Виктор усиленно закивал головой, подбадривая меня и я продолжил. –Не ходить далеко. Это стремление уйти подальше, где вроде, получше – иногда обманчиво. Если посмотреть относительно посёлка – хутор и так далеко и можно уйти, чтобы хутор скрылся с глаз и всё! Правда от этого как-то веет детством.
–А что? Мне нравится!– глаза Виктора снова разгорались и он развил эту мысль:
–Можно будет по очереди наведываться на хутор и собак менять на охране. Можно – если что, на ночь кому-нибудь – по желанию уйти на хутор. Только как он посмотрит на всё это?
Так, добавляя друг друга, мы дошли до какого-то конечного варианта. «Доконались», – как говорит Силич. Это его выражение – имело пространное объяснение относительно смутного характера. Термин был взят из его южного детства. Конаться – это значило определить, чей кон первый в какой-нибудь игре. Конались на палке: первый брал палку в кулак с самого низа, потом брал поверх другой, потом если был третий, потом снова первый и так перебирали палку по очереди, пока кто-нибудь не ухватывался с самого верха. Если палка сверху захватывалась не полностью, то сомневающемуся конкуренту предоставлялось право: выбить из руки оппонента эту палку своей кепкой, если это удавалось, то засчитывался предыдущий захват. В словах Силича – конаться означало: каждому добавлять свои идеи в общем обсуждении какой-либо проблемы и за счёт коллективного ума дойти до какого-то относительно высокого результата. Только палка подразумевалась не ограниченной длины и идеи можно излагать: столько – на сколько у кого хватит мозгов и можно не соблюдать очередь. Вот что это означало, по крайней мере, я понимал это так.
«Давайте сложимся мозгами, поконаемся»,– обычно говорил он после того, как освещал проблему и тем самым просил совета.
Мы решили, что поконаемся по этому вопросу на хуторе втроём. Нужно только «привести к общему знаменателю» самого Силича. Означало это – опять же по Силичу: убедить человека в чём-то, чтобы он проникся идеей и был согласен с ней в принципе и был заинтересован в доведении ее до развитого состояния. Все смыслы своих изречений, применительно к ситуациям, в которых он их употреблял, он не объяснял нам специально. Это было понятно из контекста его слов само собой. Мы только, с пониманием посматривали с Виктором друг на друга, когда слышали от него что-нибудь новенькое. Нужно сказать, что он был горазд на такие, по словам Виктора, «аллегории». Видимо это являлось результатом его раздумий в одиночестве или понятия, возникающие из разговоров со своими питомцами, а может и вообще постоянной особенностью его характера. Нам с Виктором нравились его «аллегории» и мы использовали их, не только в разговорах на хуторе, но и на работе и вообще в своей жизни. Моя жена, услышав от меня что-нибудь этакое новое, всегда переспрашивала «Это от Силича?» и получала утвердительный кивок, причём ей так же не требовалось дополнительных объяснений по смыслу выражения, если был понятен сам термин для обычного своего применения. Начальный смысл термина «конаться» мне, конечно, пришлось ей объяснить, потому что он встретился ей как и нам – впервые.
Мы благополучно добрались до хутора за полночь и благодаря «бдительным ябедникам» Лае и Указу, застали уже горячий чай на столе и, конечно, не только чай…
Почему: «ябедники?» – этот термин оказывается – корабельный. Раньше, на парусном флоте, может и сейчас есть что-нибудь подобное, но на современном уровне, в каюте капитана над койкой, на потолке, был встроен небольшой компас-ябедник, который всегда позволял капитану контролировать курс корабля, даже лёжа в постели и не требовал присутствия на капитанском мостике. По «измыслу» Силича, этот термин был применён к собакам и совсем под другим значением, относительно своего первоначального смысла, хотя на флоте он и имел такой смысл. Вот всё как! Ябедники в понятии Силича означало – указатели, помощники, часовые, охрана и не имело позорного смысла, из детских понятий.
Виктор, взяв в расчёт радость встречи и обычное особое радушие к нам хозяина, в день, то есть в ночь приезда, выждав момент – до примерной половины неделимого числа семь, потихоньку подвёл Силича к нашему наболевшему вопросу. Силич немного помолчал, как-то радостно глядя на нас и сказал:
–Прорезало и вас, а я всё думаю, когда вы поспеете и с дерева упадёте, как те спелые фрукты? Уж, думаю, может палкой по стволу постучать – самому вам предложить, если не совсем поспели, что бы всё равно упали с дерева, да как-то стеснялся: получается как бы хвастовство. Внуки у меня уже давно опробовали и не раз. Нравится – нахваливают. Я уж думал, что вас не интересует это. Ладно, думаю – видимо, уже остепеняться стали мужики, а вы молодцы – «ещё не угасла в отъезжее поле, зовущая страсть!»,– услышали мы в ответ, не переставая удивляться его словам и «раскумекивать» по ходу их смысл.
Виктор, поощрённый такими словами, изложил на выбор варианты, заготовленные в электричке. Силич выслушал молча, не перебивая. Ему видимо понравилось, что у нас в зачёт шло время нашего общения с ним, что мы дорожим этим временем и всегда не проявляем чисто потребительских желаний напрямую – без учёта всех нюансов.
–Да на меня не смотрите, решайте сами. Как пожелаете сами, а я если соскучусь, то в любой момент Орлика под седло и проведаю вас, оставлю Лаю сторожить. Она понятливая – простит, что осталась без леса на недолго. Вдвоём вам интересней, а то буду ещё довлеть над вами своим присутствием. Далеко можете не ходить. Я вам расскажу, как найти места, там у меня есть три омутка, прикормленных – для внуков, специально прикармливаю. Раз в неделю езжу на Орлике, бросаю в мелкой сетке корм, чтобы течением быстро не унесло. Рыба там и крутится.
Мы переглянулись с Виктором – взгляды наши означали: признательность старику, что он доверяет нам места, приготовленные для внуков – святая святых, так сказать и Виктор тут же сказал:
–Спасибо, батя, не думай: мы сильно ловить не будем.
–Да ловите – сколько хотите! Рыба, она – чем хороша, что её никогда до конца не выловить. Чем больше поймаешь, тем лучше жизнь для оставшейся. Это у начальников – от природоохраны, приём такой есть: для разведения и зимования ничего не могут сделать, только и могут запреты устанавливать. А взаимоотношение: рыба – человек, всегда раньше устанавливались сами по себе. Много рыбы – люди ловят, нет рыбы – народ перестаёт ловить, она снова плодиться начинает. Зато по реке, в каждой деревне, делалось по нескольку прорубей, для рыбалки, воду брать – рыба и дышала и деревень по речкам много стояло. А сейчас деревни – извели. Поэтому и дохнет рыба, в количествах, которые никогда – ни кому не поймать. Вот и осталась единственная мера – запретить. Было же: запретили деятели подлёдный лов – рыба и уморилась вся, а если бы рыбаки ходили, сверлили лунки, тогда и не случился бы замор. Только и понимать начинают, когда тухлым запахнет.
Вот кому попало в этот раз мимоходом от Силича и он дальше пустился в рассуждения:
–Надо постановить: никакой платы за природу, но если берёшь от неё – должен больше дать ей. Нужно, что бы рыбаки по плану выезжали на все водоёмы и речки зимой, ловили рыбу и давали ей дышать через лунки. А то, тоже, набьются в одно место – черным черно, льда не видно, а в других местах никого. Охотник приехал весной на охоту, должен: пять шесть кустиков посадить бузины или яблонь-дичков или мешочек маленький овса. Чтоб всё сознательно и чтоб детей с малых лет этому приучали. НЕ дал – НЕ бери. Осенью, чтобы в снопы – тот овёс связал. На вальдшнепиной тяге: днём – делать нечего, построй кормушку и помни про неё! Приедь зимой – хоть пару раз, положи корму, да галек мелких. Вот птица и переживёт зиму и будет у каждого – свой заказник. А так деньги одни. Они до леса не доходят почти. Ладно, если егерь ещё нормальный. Я всё сыновьям раньше проповедовал это,– немного с грустью закончил он. Потом он встал из-за стола и вернулся с листом бумаги и карандашом и стал рассказывать суть автономки – своей стародавней задумки, постоянно пояснял: почему так и почему эдак и почему, из таких вот вариантов какого-то решения – выбран именно этот, чем он поступился и в угоду чему. При этом мы уяснили, что если бы сейчас он делал свою автономку, то тут и тут – сделал по другому. Мы просидели почти до утра. Силич нас успокаивал, что утром можно будет поспать, потому что «пока дойдёте, пока развернёте автономку, всё равно только вечером можно будет ловить рыбу».
Поспав немного, мы с Виктором, видимо, подстёгиваемые предстоящими событиями, поднялись без побудки и застали бодрствующего хозяина.
–Ага! Не спится! Доброе утро! – радостно приветствовал он. –Не спится – страсть-забота не даёт. Вот она: охота – в пуще неволя. Рыбка да рябки – потеряй деньки!
Мы, пожелав ему в ответ доброго утра, вопросительно переглянулись с Виктором. Если первое перефразированное выражение мы уже слышали, то второе нам было не знакомо. Нас вроде даже оно сконфузило как-то. Силич, увидев на наших лицах недоумение, крякнул с досадой и извиняющимся тоном начал.
–Брякнул – не к месту, старый дурак!– выругал он себя. –Вы на свой счёт такое не воспринимайте. Это я, по моему, у Мамина-Сибиряка вычитал, что раньше охота и рыбалка считались праздным развлечением богатых людей – помещиков и прочих, а крестьянам заниматься этим некогда было. Им заботы и хлопоты по хозяйству не позволяли заниматься такими делами. Но всегда, почти в каждой деревне находился хоть один мужик, у которого по жизни руки к хозяйству не лежали. Вот из такого и получался местный рыбак и охотник. Он знал всю местность на предмет: охоты и рыбалки и всегда, его богатые привлекали в свои компании. Он и проводил с ними время. А народ про него – так и говорил: рыбка да рябки – потеряй деньки. Бездельниками – таких называли. А ещё так говорили в те времена: кто стреляет да удит – из того ничего хорошего не будет, это я тоже где-то читал. Вот ещё с этой охотой как было! К вам – это не относится. Сейчас другой статус у охоты и рыбалки. Не берите в голову. Я ведь если бы сам не такой был, то тогда можно подумать, что корю вас. Это так у меня – не впопад получилось. Давайте завтракайте и собираться пойдём.
Пока мы завтракали, он нам пояснял:
–Вчера я вам всё рассказал, когда достанете, там сами разберётесь, что к чему. Главное место – правильное ищите, где поставить. В высоком лесу, по возможности – не ставьте. В высоком, табориться – не надо и рядом чтоб высоких деревьев не было – опасно. Вдруг гроза, молния, ветер – дерево может свалиться. Выбирайте место в кустах, в тени и чтобы от ветра защита. Главное – найти место с двумя деревцами, метров пять-шесть между ними. Иногда надо мелочь какую срубить – место расчистить. Мы, как-то, с напарником сделали себе бивак на речушке – ночевали осенью на охоте. Весёлое такое место. А к ночи ветерок поднялся, мы смотрим: не вдалеке ёлка – сухая стоит, высоченная, если полетит, как раз нас поперёк захватит. Всю ночь ворочались – прислушивались, как она поскрипывает, не приятно было… Чуть не забыл: про омутки ведь – вам не рассказал,– без перехода приступил он к другой теме.
–Один вверх по Марье – с километр, там где сивачья горка, туда не ходите, там и рыбы всегда поменьше и палатку не где ставить. Туда днём можно сходить, а с ночевой неудобно,– мы с Виктором опять удивлённо переглянулись и, поняв, что мы потом друг другу ничего не поясним, Виктор прервал его:
–Так-так, батя, поясни, что значит сивачья горка?– Силич немного смутился и пояснил.
–Поговорка есть «укатали Сивку крутые горки», ну вот – там как раз такая, сивкина горка.
Улыбаясь и кивая головами, мы подтвердили, что поняли «аллегорию». Вот у него всегда, все новые слова рождаются по какой-то странной логике
–А вот ниже, там, где ближняя дорожка, через Марью, метров триста вверх – там хороший омуток. Другой, от дальней дорожки – ниже по течению, метров двести будет. Только по речке не идите – там заросли, вы обойдите их. Найдёте – всё уж тут знаете!
–Конечно – найдём, только куда всё таки идти, я к тому, что договориться надо, чтобы ты к нам в гости приехал?– спросил Виктор, поймав на паузе Силича. Его слова звучали как приглашение.
–А хоть куда идите. Места то запомнили?
–Конечно,– подтвердил Виктор.
–Ну, вот и хорошо, а найти вас хоть где смогу, я уху свежую далеко носом чую!– смеялся глазами Силич.
Я как всегда помалкивал. «Мало говоришь больше наматываешь. Надо тебе усы тогда отрастить», иногда подкалывал меня Виктор.
Позавтракав и перекурив, мы стали собираться. Собираться куда-нибудь на хуторе было легко это не то, что в городской квартире. Ничего не надо доставать – просто взял, что нужно, копнул червей в банку, провиант в рюкзак и готов. Рюкзак Силича с его автономкой – уже стоял на улице, прислонённый к проёму входа в стожок-беседку. Виктор захватил свой котловарочный комплект из двух банок, который давно, вместе с удочками и прочими принадлежностями прописался на хуторе и не ездил в город. Удочки Силич посоветовал принайтовать к рюкзаку, опустив их концы, в его боковой карман. Удочек у него, заставлен целый угол – разных мастей, не считая наших, здесь обитали рыболовные снасти внуков, арендаторов и других знакомых и друзей. Силич поэтому и уделял особое внимание охране хуторка. Своего добра, кроме конечно инструмента и оружия– ему было не жалко. А вот если пропадёт, оставленное кем-нибудь – он не мог с этим смириться.
–Только об дерево не стукните, когда катить будете – сломаете удочки. Миша, ты зачем сидор на себя одел? Давай снимай. Сейчас привяжем его сверху и покатите всё на колёсах. Потом в лесу палку срубите, привяжете к перекладине станка и так удобней за неё вдвоём катить. Топорик вот здесь – в кармашке, пила лучковая – в рюкзаке,– наставляя нас, он сам закончил оснастку нашей походной поклажи.
Уже через двадцать минут после начала сборов мы, напутствуемые Силичем, посланным к чёрту, в ответ на его: «не пуха не пера, не хвоста не чешуинки», отправились на рыбалку. Начало похода оказалось совсем лёгким: под горку, тяжёлый, в общем, рюкзак, не затруднял нас своей транспортировкой и я отметил, что это намного лучше, чем нести такую тяжесть на плечах.
Добрались мы быстро. По пути вспугнули выводок рябчиков и, увидев, как перелетают с ветки на ветку – почти голые птенцы, Виктор ошарашено проговорил:
–Блин! Как они так? Ведь у них и перьев нет. Ты видел?
Я второй раз уже видел такое и не мог найти этому объяснения. Действительно – птенцы пролетали метра по три, при этом не имея толком перьев на своём теле. Торчали из крыльев какие-то короткие, не красивые «пеньки», но  полуголые птицы как-то, всё таки летали. Это было удивительно!
–Сам не понимаю, как они так могут,– ответил я Виктору. –Наверное, только за счёт убеждения, как в том анекдоте.
–Это как?
Мне пришлось рассказать Виктору старый анекдот про то, как один курсант-парашютист – при первом прыжке достал инструктора вопросами: «А что если парашют не раскроется?». –Да раскроется, у нас надёжные парашюты! «А что если – всё таки не раскроется?» –Тогда запасной открывай. «А что если запасной не откроется?»  –Тогда быстро-быстро маши, вот так, руками и потихоньку приземляйся. Выпрыгнул этот курсант последним, инструктор заходит в кабину лётчика, только сел в кресло рядом, вдруг сбоку стук в стекло кабины. Глядь, а там: тот курсант – быстро-быстро машет руками, летит рядом и кричит: «Говорил же не откроется»
Виктор посмеялся и удивил меня тем, что не слышал этот старый анекдот.
Мы попробовали катить рюкзак по одиночке и оценили легкость такой транспортировки. В меру высокие колёса, на подшипниках, хорошо катились по неровной почве. Станок и рюкзак были самодельными – увеличенных размеров. Я вспомнил – Силич рассказывал, что раньше всякие приспособления охотники делали на заводах, это считалось негласной – нормой. В магазине не достать, зато всё можно было сделать и материал любой найдётся, и сварить, и выточить, и отфрезеровать – пожалуйста.
По истёртости металла станка и по заштопанному брезенту рюкзака стало понятно, что мы с Виктором, пожалуй – годимся им в ровесники.
Мы решили идти к дальнему омутку. Всё таки подальше, а подальше – это у охотника и рыбака видимо в крови. Наверное, кроме того гена, о котором говорил Силич, есть ещё что-то, что заставляет искать – ещё не изведанные места.
Я представил, как он – Силич, колесил со своим рюкзаком по лесам и речкам, как забирался в самые глухие места. А ведь хорошо так: шагай куда хочешь и живи где хочешь – твой дом всегда с тобой и он будет там, где ты захочешь. Надоело одно место – снялся, переехал на другое.
Место для палатки, около омутка, мы отыскали без труда. Вспомнив все критерии, по которым нужно выбирать место, мы решили, что оно соответствует всем требованиям. Благодаря ночному инструктажу, быстро поставили палатку. Оказалось всё просто: между двумя опорными деревьями, на высоте вытянутых рук, привязывается коньковая жердь и к ней привязывается конёк палатки. Наружная палатка сшита из разномастных кусков камуфлированной непромокаемой ткани. Я представил, сколько стараний и умения пришлось проявить, чтобы сшить это. К опорным деревьям, ниже коньковой жерди, на уровне стрех палатки, привязывалось по поперечине-краспице, как на морской манер – называл их Силич и на них клались продольные жерди и к ним растягивались стрехи палатки. Мы поздно вспомнили, что это зимний вариант растяжки, при летнем, когда печка не используется, продольные жерди можно заменить верёвками. Внутри на петельках подвешивалась внутренняя палатка. Стенки наружной палатки придавливались к земле полешками – по всему периметру, заворачивались внутрь и скручивались там с нижними краями внутренней палатки. Всё – минимум готов. Дальше можно, при необходимости улучшать растяжку крыши. Вход в палатку представлял, так называемый – тубусный тип. Я вспомнил, что Силич не признаёт застёжки-молнии вообще, а в походной жизни особенно – подвести могут в самый, не подходящий момент. Верёвочки и узелки – вот весь арсенал Силича –  это у него от парусного спорта.
Мы пошли проверить удочки, которые перед тем как заняться палаткой, поставили на самолов. Попалось два хороших хариуса.
–Хорошее начало! – весело сказал Виктор, опуская рыбу в садок.
Ближе к обеду мы наловили уже достаточно рыбы. Я стал готовить место для костра, потому что голод уже давал о себе знать. Виктор продолжал ловить. Мне пришлось слукавить – намекнуть ему, что всё таки – не прилично ловить много на прикормленном не для нас месте и «азартный парамоша» опомнился и стал помогать мне готовить обед, чего я и хотел добиться. Поскольку Виктор любил готовить, я оставил его одного и занялся нарами в палатке. Мне потребовалось связать остов нар из жердей и растянуть на нём полотна коек, которые по задумке Силича, должны располагаться на уровне груди и тогда – даже если внутри на земле зимой будет лежать снег, на такой высоте можно спать в тепле. Печку мы решили не ставить, хотя и достали её из рюкзака и рассмотрели. При виде её нам захотелось испытать автономку зимой и мы решили: по возможности сделать это в ближайшем будущем.
Уже подошла пора опускать в котелок рыбу, как вдруг из кустов, сдержанно вильнув хвостом, к нам выскочил Указ и тут же мы услышали фырканье Орлика. Вскоре и Силич подъехал к нам.
Быстро осмотревши всё, он сказал
–Мир – на стану! Ну, вот и я! Как раз – к ухе. А вы наверное ещё не знаете, что вы перец забыли,– и он достал из кармана походную перечницу, которую я забыл, по моему, в сенях – точно не помню.
Виктор укоризненно посмотрел на меня и я представил, что бы я услышал от него, не подоспей вовремя Силич.
–Уха без перца – это не уха!– назидательно сказал Виктор.
–А без этого – это просто рыбный суп!– ответил ему Силич и достал бутылку водки из сидора, притороченного к седлу. –У меня бурланула мысль, что у вас двойная или тройная будет и без водки – может горчить, а тут смотрю, вы и перец забыли. Ну, думаю, хоть как – надо ехать. Да сразу, почти за вами и поехал, по пути дела, кой какие накопившиеся – по лесу сделал. Место, я смотрю, вы хорошо выбрали. Правильное место! Я на тот омуток заезжал, там стоит уже остов для палатки – внуки который ставили. Я вам специально не сказал, что там остов есть. Теперь будет вам два – куда хотите туда и пойдёте и времени терять не будете.
–Опять две горошины спроворил!– тихо, что бы не слышал Силич, комментировал ситуацию Виктор, довольный будущими перспективами.
Я про себя отметил, что мы сходу, поняв новое «бурланула», проглотили его, как само собой разумеющееся и даже не посмотрели друг на друга.
Водку Силич привёз фабричную, из той, которой по вине Виктора, скопился целый ящик, но пробка была другая. Он пояснил, что водку пришлось почистить и перегнать и сейчас она, как раз годится в уху, да и к ухе или под уху – если желание есть.
Силич зашёл в палатку, видимо, осмотрел всё внутри и не нашёл недостатков, потому что – только спросил:
–Печку не будете ставить?
–Не будем – ночи не холодные сейчас, палатка двойная, да и лежать не на полу,– ответил ему Виктор.
Пока мы заканчивали варить уху, Силич отвязал от луки седла свой сидор и достал из него полиэтиленовый мешок с подкормкой для рыбы. По мешку было видно, что это остатки. Он прошёл по берегу выше омутка и вытащил за секретную верёвочку сетчатый мешок с камнями внутри – вместо груза. Засыпав в него подкормку и завязав его, он раскачал его, прицеливаясь, и забросил в середину омута.
Уха на костре, с водкой и чуть-чуть под водочку, с перцем – отменная еда, а чай на свежем воздухе, с костра – всегда имеет особый вкус.
Перед обедом Силич, осмотрев снедь на импровизированном столе, сделал нам замечание, что мы мало прихватили хлеба и стал резать его на маленькие кубики со словами «придётся побольше сделать хлеба». Мы с удивлением посматривали на него, но изрезав часть хлеба, которого было в действительности мало, за что, в придачу за забытую перечницу, я испытал на себе укоризненный взгляд Виктора, Силич так и не пояснил свои действия, достал из сумки свою походную деревянную ложку и начал  пояснения насчёт неё, что, дескать, давно пользуется деревянной ложкой, она и глубже и больше и удобней и не горячо ей есть из котелка. Немного задумавшись он сказал.
–Вот, интересно получается, о чём-нибудь заговоришь и обязательно что-нибудь из своей жизни вспомнишь. Вот утром вам говорил, как мы под скрипучей сухарой ночевали и вспомнил про деревянные ложки, сейчас ложку достал и снова вспомнил уже другое и всё как-то связано друг с другом.
Мы с Виктором в предвкушении очередного рассказа с интересом уставились на него и Виктор как всегда вопросом «Как это?» обозначил наш интерес и поощрил Силича к разговору.
–Молодым тогда был, ходили с товарищем на охоту, вдвоём в паре, несколько сезонов. Напарник охоты не просыпал, всегда ему надо, пораньше встать и вперёд всех, прошерстить дичные места. Как-то утром немного проспали, а с вечера не собрались, вот в темноте по спешке и собирались, пока другие охотники ещё спали. Стали в лесу обед варить и выяснилось, что не взяли кружек с собой в лес и ложка у нас всего одна, тогда своих не возили, на базе брали, на время. Напарник огорчается – не из чего чай будет пить и есть как. Я его успокоил, что по очереди поедим, а чай как из большой чашки из котелка попьём, тем более сахар комковой, вприкуску нормально получится. Мы тогда с одним котелком ходили суп и чай друг за другом готовили. По жаре часов с двенадцати, с часу не ходили по лесу, дичь отдыхала – уходила в крепи, в тех местах выруба непролазные были, вот и мы часов до четырёх отдыхали, иногда и поспать получалось. Я, когда шарился в рюкзаке, обнаружил, что забыл выложить противопростудную четвертинку водки, затолканную в запасные носки. Всегда возил такую и только в последний вечер презентовал её на стол. И чтобы поубавить огорчений у напарника, показал ему, смотри, дескать, за то – что есть. Он, вроде, не дурак был выпить, но грусть свою не оставляет и ещё больше расстроился, что кружки не взяли. Вроде, не из горлышка же. Тут я и придумал, поскольку он сильно расстраивается, предложил ему есть первым, а я за официанта буду водку в ложку наливать. Вот он прилёг к котелку ест, а выпить я ему, как он пожелает в ложку подставленную и наливаю. Смеялись тогда. Наелся он и мы поменялись местами. Я тоже поел. Повесили котелок, чай кипятим, курим сидим. Я и спрашиваю его, ты водки, мол, сколько хотел выпил? Он подтвердил, что вообще так часто не выпивал, как за этим обедом. Я ему, что дескать и у меня тоже так же и ты посмотри, сколько мы водки выпили при том, что пили, сколько хотели и очень часто пили. А из четвертинки и половина не выпита. Смеялись и удивлялись мы с ним тогда.
Так стоп! Вы чего на меня так поглядываете? Нет, эта ложка у меня не для этого. Она для этого уж больно велика. Эта ложка на другие воспоминания наводит, потому что она деревянная. 
Потом с напарником, уже на второй год, мы решили, на охоте ночевать в лесу, вот и устроили тогда бивак около той не хорошей сухары. Вечером у костра тоже выпили и в бутылке осталось водки немного. Друг предложил мне допить. Я не стал, я в те времена её по вынужденной необходимости, за компанию, только и пил и не любил её. Он тоже не стал, взял и запулил эту бутылку в ельник. Я его ещё поругал, за то что лес засоряет. А на следующий день дождь, мелкий и весь день. К вечеру пришли мы на свой бивак, все мокрые, замёрзшие, сварили ужин и вспомнили вчерашнюю водку, которой бы не надо было пить столько, а оставить на сегодня. Повздыхали по этому поводу, посоглашались с такими доводами. Потом пошёл я в ельник, а та бутылка лежит на мху и остатки водки не пролились из неё, принёс её к костру. А мне на охоту сын, он тогда маленький был, дал свои ложки деревянные: маленькую чайную и большую, ему их бабушка подарила. Попросил их свозить на охоту, чтобы у него стали ложки охотничьими, так он решил по детской логике своей. Что бы охотничьими ложками есть. Вот мы эту водку, маленькой ложкой – по четыре ложечки досталось нам и впечатление опять, что у нас ужин с водкой и согрев пришёл. Опять мы смеялись с напарником над тем, как нас жизнь принуждает. А следующей весной, в марте, снега стояли ещё целыми, мы вчетвером поехали на дружину, за токами присмотреть, выстрелов чтобы не было, по утрам послушать если. На станции, на базу, к нам ещё егерь подошёл из местных. Я вечером и «забыл», что у меня водка ещё есть, ребятам посчитал уже достаточно. Ближе к вечеру на следующий день мы добрались до лесной базы. Крюк большой заложили, чтобы посмотреть, нет ли следов возле токов, устали как собаки, на лыжах бродно было тогда идти. Сварили обед, тут я обрадовал всех «нечаянной находкой». Ну, вроде, по сто грамм, как раз на брата. И тут я вспомнил наши с напарником ложечные возлияния и рассказал про них и предложил опробовать проверенную методику. Все смеются, вроде, глупости всё это, а напарник поддержал и убедил всех и взял на себя обязанности виночерпия. Смеху было. Напарник командует: «Ложки в центр», нальёт, кто-нибудь тост скажет и такое впечатление, что водка рекой льётся. Поели, смотрим, а мы впятером и полбутылки не осилили. Легли на кровати и уснули от усталости. Проснулись уже к полночи, вроде ужинать пора. Поужинали и опять водка у нас в изобилии и почти треть бутылки осталось. Все удивляются, хотя там были такие литрованные ребята. Утром на следующий день, мы ещё спали, приходит к нам сторож базы, у него дом в пол километре, в старой брошенной деревне. Поговорил с нами немного и потом просит опохмелиться, мол, вчера в переборе побывал, «буде у вас есть чё-нибудь?» Напарник ему, мол, там на кухне, в шкафчике, остатки в бутылке. Тот на кухню скорей, водку бух в стакан и выпил залпом. Ну, тут мужики и давай шутить, мол, да как так можно стаканами, да мы за два раза, впятером не могли её прикончить, а ты враз.
Вот я с тех пор и задумался над этим. Теперь поняли, почему у меня такие маленькие рюмочки. Ведь вкус ощутить и малого количества достаточно и большим не надо, организм травить. Вот же рассказывают, что француз с маленькой рюмкой коньяка весь вечер в ресторане сидит, а араб от одной рюмки весь вечер под столом валяется. Мы, конечно, не те и не те, но минимизировать вредное влияние нужно.
Я видел по лицу Виктора, что ему уже давно хочется что-то сказать и действительно, как только Силич закончил своё повествование он с притворным возмущением начал.
–Блин, Силич, а я ведь замучился в твои рюмочки прицеливаться как снайпер, чтобы налить, может мы тоже на ложки перейдём и посуды меньше мыть надо?
–Вот видите, как связано между собой всё. Вот же видите, как получилось, от рюмок к ложкам, от ложек к маленьким рюмкам, от маленьких рюмок опять к ложкам. Только, ты за какие ложки говоришь, не за такие ли, как моя?
Мы усмехнулись над сложносплетением этих связей и над тем, как Силич вернул нашу шутку, в виде лукавых взглядов, насчет величины ложки, но теперь уже обращённую в нашу сторону. Немного помолчав, он добавил.
–Да ещё вспомнил, вот как одно за другое цепляется – в тот раз мы слышали в лесу вой волков. Кто-нибудь из вас слышал как они воют?... Не подымает настроения как-то их песня, особенно зимой под вечер.
Вот так при таком рассказе прошла наша трапеза на берегу реки у костра. Пообедав, мы с удивлением подметили, что не съели и половины, нарезанного Силичем хлеба, при этом не испытывая недостатка в нём, хотя при другой нарезке вполне могли съесть весь имеющийся у нас. Силич на наше удивление ответил, что этому его научил приятель и этот парадокс неощущаемой экономии хлеба, он проверил уже несколько раз за свою жизнь, но в чём заключается принцип, пока не понял и тут же задумавшись ненадолго, пояснил: «видимо от маленького кусочка человек непроизвольно откусывает по немногу и по реже»
–Силич, получается, что у людей много неправильного в этой жизни по поводу выпиваемых и откусываемых доз?– смеясь, задал вопрос Виктор.
–Конечно, есть неправильное. Человек такая ненасытная скотинка, всю свою жизнь в чрезмерности проживает и страдает от этого,– ответил он, поднимаясь из-за стола.
После обеда Силич пошёл отдохнуть в палатку. Слышно было, как скрипнул остов нар, когда он лёг. Я напоил Орлика. Мы сидели у костра и мне подумалось, что и Силич чуть хватил автономки – вспомнил былое, заодно посидел в компании у костра и поговорил с нами и не будет у него недостатка в общении из-за нашей затеи.
Хорошо на берегу речки лежать у костра. Конь звенел изредка удилами, похрумкивая травой. Красивая собака лежала в сторонке. От реки слышалось журчание воды. Вид добротного походного жилища дополнял картину экзотики и покоя.
Силич проспал не долго – с час, может больше. Сходил, умылся в речке.
–Ну, пора ехать, а то та уже – все глаза просмотрела. Куснёт она тебя – наверное, Указ? За то, что мы долго прохлаждались,– сказал он, поглаживая подошедшую к нему собаку.
А баню – будете делать?– спросил он.
Мы с Виктором не могли понять вопроса. Усмехнувшись, видимо вид у нас был – смешной и, догадавшись, что мы не можем понять, о чём он спрашивает, Силич подошел к рюкзаку и вытащил то, что лежало на самом дне.
Мы уже рассматривали это, когда доставали всё из рюкзака. Это было подобие тазика – не круглого, а квадратного в нём лежала свёрнутая полиэтиленовая плёнка, занимавшая весь его объём и всё это в чёрном полиэтиленовом пакете. Мы решили, что это формообразующая вставка, для формирования днища рюкзака и придания ему жёсткости и запас плёнки для каких-то нужд. Зря мы не обратили внимания, что этот тазик находился в полиэтиленовом пакете. Когда Силич его достал из пакета – мы увидели, что наружная сторона тазика вся в копоти от костра. Тазик был из нержавеющей стали и представлял собой – раковину от кухонной мойки, с обрезанными излишками. Оказывается из кольев и плёнки можно построить будку, сделать в ней кострище из камней и раскалить камни костром. Потом согреть на этом же костре воду в тазике и баня готова. По словам Силича, у него минимум на третий день в лесу – полагалась баня!!!
–На том омутке остов для бани уже есть и камни тоже. Старший внук у меня большой любитель бани,– проинформировал нас Силич в конце инструктажа по устройству бани.
Мы отдали ему остатки присоленной, отобранной по размеру – специально для вяления или копчения рыбы и Силич, пожелав нам: счастливо оставаться, уехал на хутор.
После его отъезда мы растянули плёнку, промеряли её, сложив в четверо и по этой длине, используя её как сторону квадрата, связали из тонких жердочек остов бани. Натаскали камней и развели костёр. Из второго куска полиэтилена связали крышу для бани и решили набросить её после того, как разогреются камни и вода.
На вечерней зорьке рыба клевала хорошо, но мы не стали много ловить, потому, что соли оставалось мало, а в лесу нам столько не съесть. Да и хотелось половить ещё и утром.
После рыбалки мы парились в бане свежими берёзовыми вениками и окунались в реке – такое удовольствие, в дополнение ко всем прелестям лесной жизни, мы испытали впервые и долго восторгались.
Спать в палатке было тепло и удобно. Я не думал, что в сравнении со своими ночёвками, так удобно всё можно устроить в походных условиях. Парусиновая койка приняла тело, как мать младенца и пожалуй, по удобству, не шла в сравнение даже с домашней постелью. Радовало то, что не надо горбиться и сгибаться, чтобы войти в палатку и ходить по ней. Настоящий дом. Окон палатка не имела и всё тот же зеленоватый свет, пробивавшийся от солнца через камуфляж днём, не пускал мух во внутрь. Я высказал предположение, что возможно Силич впервые заметил отпугивающее действие зелёного света на мух, когда пользовался палаткой и применил это впоследствии на хуторе, применяя вместо камуфляжа зелёный полиэтилен в качестве штор на окнах и дверях. Виктор согласился со мной и решил при случае выяснить это. Лёжа в койках, мы ещё раз перебирали достоинства и удобства автономки. Конечно вспомнили, что высота палатки может по желанию быстро меняться, в зависимости от наружной температуры и в сильный мороз можно добиться комфортного соотношения мощности печки – к внутреннему объёму палатки.
Рано утром, выспавшиеся в полном удобстве, мы половили рыбы, сколько хотели, но не до конца клёва, всё по той же причине – малого количества соли. Позавтракав, мы отдыхали в прохладе, в палатке, которая стояла в тени от кустов. На обед снова варили уху. К вечеру мы довольные пришли на хутор.
Теперь мы знали, что такое автономка – летом. Хотелось автономки – зимой.
–Приезжайте зимой и идите. Опять же можно на рыбалку – прям по речке и уйдёте, куда хотите. С автономкой – не замёрзнете! Только зимой на лыжи её придётся положить, а то колёса тонуть в снегу будут,– агитировал нас Силич. –Можно к тем же омуткам, остовы для палатки – уже готовы,– «укозырил» он свою агитацию
Мне вспомнилось: что лёжа у костра, на берегу речки, мы с Виктором обсуждали, слышанное от Силича, что в лесу, у костра – все проблемы работы и жизни вообще, куда-то отдаляются – становятся примитивно понятными и ты, по возращению из леса, на них смотришь по другому и легко находишь решение или избираешь правильную, мудрую форму реагирования на них. «Какой-нибудь доставучий начальнИшка, становится – мельче комара возле твоего носа, которого ты, если захочешь, запросто можешь прихлопнуть». Разногласий по поводу таких слов Силича у нас не было. Только согласие с ним.
Уезжали мы от Силича как всегда довольные и всё с тем же сожалением, что хорошего в этой жизни всегда помаленьку. А где-то там, в моём личном сознании, уже тихим интересом разгоралась идея зимней автономки и уже требовала изведанности, пока со слабой силой, ввиду ещё не зимнего времени. От уверенности, что эта изведанность сбудется, на душе было хорошо…
(5)*