Я не сдамся без боя! Глава 10

Июнь, 2008. Черкесск.

 

Попутчица, дородная тетка с обвисшими от времени и хорошего питания веками,  тонко нарезает сало и, соорудив бутерброд, заботливо сует  его в руку мужу.  Поезд дернулся у станции и мужик, бросив еду, выскочил  из купе, как на пожар.

  - Футбол, четвертьфинал, - громко хрустнула огурцом тетка. -  Побежал счет узнавать. Ехать отказывался, еле уговорила. Чемпионат Европы. Россия - Нидерланды.

 «Елки…  Орлов ведь тоже  заядлый болельщик, а я напрягла его встречей в Невинке. Как же неудобно…»

Он встретил. Приехал ночью на вокзал. Небо сверкало огнями от фейерверков, машины гудели, фанаты орали – Россия победила в кои веки.

- Это карнавал в честь тебя! – не моргнув глазом, соврал Орлов, - я сам организовал.

Потом отвез  меня домой к маме, чмокнул куда-то в ухо, и исчез. Больше  Андрея  я не видела.

 
1 января 2009 года.

 
Орлов позвонил, как ни в чем не бывало,  поздравил с Новым годом. Долго болтали обо всем на свете, подхватывали слова на полуслове, как будто читали мысли друг друга.

Казалось, что только вчера расстались. Но между нами висела пропасть, полная бездонной тоски.

- Лиз, я тебе уже говорил, что все время вспоминаю нас в Кишиневе?

- Hoc est vivere bis, vita posse priore frui, - ни с того, ни с сего выдаю я.

- Чегооо? Умничаешь?  Скажи по-русски.

 - Уметь наслаждаться прожитой жизнью – значит жить дважды.

Неожиданно пронзает мысль:  почему мы говорим о себе в прошедшем времени? Мы ведь живы. Мы есть. И мы можем быть рядом.

Но мы не рядом.  И никогда не будем вместе. Мы  боимся…

Неужели?! Какой ужас.

И я ору ему в трубку, что вот, на днях почти, снова буду в Черкесске. И мы увидимся. Мы будем вместе!

А в ответ – гудки…

- Господи! Какая ужасная связь!

Он знал, что я буду. Знал, зачем еду. Не встретил, не позвонил, не поздравил с днем рождения. Скрылся у своей барышни. Как дура, наматываю круги по Черкесску в надежде наткнуться на него. Зашла в гости к его матери. Нина Михайловна подарила мне носки из карачаевской шерсти – сама вязала. Потом вдруг заплакала. Просила не бросать Андрея.

На юбилее школы Орлов тоже не появился.

***

Наши лысые мальчики  спорят об опасности исламистского вызова на Кавказе.

Тимка (дослужился уже до полковника) утверждает, что безопаснее жизнь на Кавказе станет лишь тогда, когда здесь будет, нормальная экономика, нормальные отношения и условия для жизни людей. Потому что сама нестабильность и жуткие условия для жизни генерируют сопротивление людей власти под любым флагом.

- А какая может быть жизнь, если в Черкесске не осталось ни одного кинотеатра? – возмущается  Танюша Кислова. Она появилась в нашей   школе в восьмом классе и училась в параллельном. В Черкесск их семья приехала с Сахалина.

- А помните? Помните, как мы всей школой ходили в кинотеатр «Россия» на встречу с Дином Ридом и чилийцами? – Ирка Иванова обводит всех торжествующим взглядом и выбрасывает вверх правую руку со сжатым кулаком: «Венсеремос!».

- Точно! Я вспоминала об этом недавно, когда смотрела спектакль «Куба – любовь моя!». Видел кто-нибудь? – вставляю я. А в ответ – тишина. Все молчат. В Черкесске редки столичные гастролеры. – А ведь Фидель – жив!

- А я помню, как папа на Сахалине летал в санавиации, – загрустила Танюша. - Вернется из рейса – спит непробудным сном.   Я так гордилась им! И советскими врачами и самой лучшей страной! – Танюша опрокинула  рюмку с коньяком. 

- А моя тетка – мать-героиня, после работы шла не к своим детям, а по квартирам учеников -   проверяла условия жизни.  – вспомнила наша отличница Галя. -  Боже, как странно сегодня все это.  Даже плакать  хочется…

- Везде хорошо, где нас нет, - лениво отмахивается Шамиль. На его пальце холодно мерцает драгоценным огнем перстень.

- Как написала моя подруга, вся жизнь - это только кусочек земли около Креста Спасителя. Поэтому все равно, где ты живешь. Она права,  - шепчет Танюша. 
 
«Она права ...»

- Мы уезжаем из Черкесска, Лиза. Уже продали почти все. Наша старшенькая выиграла грант на работу в Италии. Средняя через месяц выходит замуж  за черкеса из Израиля. В самолете познакомились. А младшим  - только на пользу будет жизнь в другом, в большом городе, – вздыхает Асюта.

- Свекровь  тоже с вами?

- Нет.

- А как же супруг, Аська? Он же не может мать здесь оставить?   

- Не спрашивай. Ему хуже всех. Горец, который оставляет мать, дом, земли… Он нервничает, извелся весь, курит по пачке в день. Но выхода другого нет. Он боится за наших детей.

 Асюта шепотом рассказывает мне  о том, что местные газеты пестрят сообщениями о летних лагерях по изучению Корана с указанием  солидной суммы стипендии. Золовка побывала уже пару раз на этих учениях. Теперь по двору ходит с автоматом,  и никто никогда не может быть уверен, что она не будет стрелять. Она фанатка.

- Ась, я видела, что город изменился, что в Черкесске появились женщины в парандже. Но я не думала, что все так критично. – С трудом подбираю слова. Все же, я выросла здесь и понимаю, как себя может чувствовать горец, уезжающий из аула. – Куда же вы двинете?

- В Питер. Там большое землячество. Помогут.

- Аська! Не боитесь?

- Ты про то, что мы станем лицами кавказской национальности?  – усмехается она.

- Негативное отношение к кавказцам в России давно уже сформировано. Тебе будет очень сложно. Ты понимаешь? – волнуюсь за нее и семью.

- Понимаю, Лиз. Но готова. Потому что лучше я буду там, далеко, доказывать, что я – нормальный образованный человек, чем здесь буду ожидать каждую минуту нож в горло. Мы решили. Ты думаешь, почему так много людей сейчас уезжает отсюда?

- Боятся?

- Да. Нет никаких гарантий и нет стабильности. А с фанатиками нигде  никто  никогда договориться не сможет. 

- Может, лучше к нам, в Кишинев? Я помогу, чем смогу, правда.

- Что ты, родная! Там же еще и язык совсем другой, там мы совсем чужие будем. Спасибо тебе, но  уже все  решено. Дело  за малым, мужу надо  бизнес перевести к Питеру поближе. Ну, а я к свадьбе готовлюсь. Решили, что отпразднуем в Черкесске. У нашего будущего зятя здесь большая родня. Столько хлопот!

Аська улыбается, и ее настроение передается мне. Это ведь не шуточки, дочь замуж выдать.

- А ты как с Орловым-то? – спохватилась через время Асюта. – Виделись уже?

- Увы. Встретил и скрылся. Знает, что мне завтра уезжать, но не появляется, не звонит. А я все жду его. Похоже, что не дождусь.

- Знаешь, Лиз, несчастным быть всегда проще. Очевидно, он избрал именно этот способ прозябания. Наверное, не каждому дано уметь радоваться жизни, которая всегда богаче.  – Аська  всплеснула руками. – Наплюй на него. Ты сильная. На что тебе нянчиться со слабым и безвольным мужиком?! У тебя все еще впереди. В сорок пять жизнь только начинается!

Орлов так и не появился.

 
Февраль, 2009 год. Невинномысск.

 
Санька привез меня на поезд в Невинку. Он не пьет уже три месяца, с Орловым не встречается, выглядит чудесно, дважды уже дед, недавно приступил к новой работе. Он боец по жизни.

В Невинномысске  плюс четырнадцать и  ветер с песком. Курим с Санькой  в ожидании посадки на Кисловодский поезд. Песок бьется в окна его  машины, чужой город зыркает  по сторонам глазницами вокзала, а  Jan Akkerman рвет мне душу через динамики. Cottonbay. Это музыка для меня.  Песня одиночества и грусти...

А ведь и правда – в  сорок пять  жизнь только начинается. Во всяком случае, мне хочется в это верить. Нет, не так. Верю в это.