Жить стоит... Глава вторая

   День выписки наступил неожиданно быстро. Первый глоток свежего воздуха опьянил. Закружилась голова.  Инга едва не потеряла сознание, успев опуститься на скамью, стоящую в больничном дворике. 

   Был конец апреля, пряно пахло молодой, тополиной листвой. Щебетали прилетевшие с юга птицы. Всt живое тянулось каждой своей клеточкой к весеннему солнцу.  Земля радовалась пробуждающейся в ней жизни.

   Между Ингой и  весенним безумием ликования образовалась незримая, но прочная стеклянная стена. Произошедшие в ней перемены мешали раствориться в весенних лучах света, предаться безмятежному созерцанию светло – зеленых, клейких тополиных почек, влиться в общий поток роста, цветения, восхищения.

   Хотелось вернуться в тесный больничный мир. В его посильный ритм, укрыться стеной востребованности и рисовать, рисовать, рисовать, ничего не замечая вокруг.

   Сидя на старой деревянной скамье во дворе больницы Инга почувствовала себя  жухлым, сухим листом, по нелепой случайности занесенным судьбой на этот весенний бал жизни. Она примерила себя к своему прежнему миру и испугалась его. Вопрос мужа застал Ингу врасплох.

   - Ну, ты как? Сможешь дойти до остановки или я пошел ловить такси?

   - Я дойду.

   - Ну, пошли. Я хочу на вторую пару успеть. У нас с тобой есть час времени, на то что бы добраться до дома. Может быть, всё же взять такси?

   - Я сама доеду. Спешишь, иди.

   - Понял.Ну, я пошел. Пока.Пока

   Инга, поймала себя на мысли, что уход мужа ее только обрадовал. Силы таяли с каждым движением.  Дорога домой казалось недосягаемой целью.  Объяснить это мужу представлялось  невозможным. Он никогда не видел ее слабой.

   Чудо  спасения воспринял как должное. Ее операцию приравнял к ангине. Пару раз появился в больнице, строго в приемные дни и считал свою задачу на этом выполненной.

   Ингу это  вполне устраивало. Они оба были самостоятельными и независимыми людьми. Обилие общих интересов, знакомых, дел позволяло им по долгу быть рядом, в самой гуще студенческой жизни. До сегодняшнего дня, казалось, что так будет всегда.
   Если бы муж сейчас взял такси.  И тем самым освободил, Ингу от необходимости выбора она была бы ему очень благодарна, но он,  решил переложить ответственность на нее. Инга прислушалась к себе и сказала.

   - Иди, лови такси. Посадишь меня, а сам и пойдешь на пару.

   - Хорошо, охотно согласился он.

   Посмотрела на удаляющуюся фигуру мужа. Что-то непостижимо переменилось. Мир показался вдруг таким маленьким, муж беззащитным. Дела волнующие его не важными.

   Выходя из такси от слабости никак не могла открыть дверь. Шофер вышел из машины, открыл дверь, проверил все ли в порядке и уже вдогонку,  из вежливости поинтересовался, не проводить ли чахлую пассажирку.

   Инга отрицательно замотала головой и пошла к подъезду. Уже дома, долго сидела в старом кресле, с резной деревянной спинкой. Смотрела в лицо своему одиночеству. Слушала шуршание автомобильных шин по сырому асфальту.

   Взгляд упал на брошенную рубашку мужа, пуговица на манжете была оторвана. Инга пришила ее, остаток дня провела в домашних хлопотах и заботах. Мужа встретила горячим ужином.

   Что сильно удивило его. Раньше, они могли часами спорить о том, чья очередь мыть посуду или идти за хлебом. Сегодня Инге это показалось такой мелочью, такой ерундой. В детстве она часто жалела свою мать, когда та не ложилась спать, пока не переделает всю домашнюю работу. Матери и в правду было тяжелее не сделать, чем сделать ее.

   Мать Инги, своего мужа называла четвёртым ребенком. Выходит, что не шутила, теперь Инга поняла ее.

   Муж принял произошедшую в Инге перемену как нечто должное. С удовольствием переложил на нее все заботы и хлопоты по дому. Друзьям шутливо говорил, что чувствует себя рядом с ней малым дитем. Им шутка нравилась, насколько она близка к реальности, они попросту не задумывались.

   В минуты отдыха Инга садилась в старое кресло и продолжала смотреть в глаза своему будущему.  Смириться с невозможностью, быть матерью было не просто. Рассчитывать, на чью то  помощь глупо. Отгораживаться  от проблемы занятостью, как это делал её муж, не получалось. Слишком многое в окружающей ее жизни напоминало о главном предназначении женщины  -  рождении и воспитании детей.

     Закутаться в уютный плед собственных иллюзий, как это сделала ее мать тоже, не удавалось. Более того, хотелось безжалостно разрушать любые иллюзии. Вчера во время своего визита, мать Инги сделала попытку утешить дочь:

   - Ну, может быть еще все устроиться. Найдешь хороших врачей,  забеременеешь, родишь себе ребёночка…

Терпения Инги на впитывание потока матушкиного сочувствия хватило от силы минут на пять. Потом она взяла пустую чайную чашку, бросила её на кафельный пол кухни. Чашка разбилась на множество мелких осколков. Инга на глазах изумленной матери, смела, осколки разбитой чашки в совок для мусора и спросила:

   - Ну, как можно в эту чашку чаю налить?

   - Нет.

   - Так вот, мамочка, я тоже разбитая чашка. Не строй иллюзий относительно меня. Не мучай себя и мне душу не трави. Ничего хорошего в случившемся со мной нет, но могло быть и хуже. Я выжила, я цела, я рядом и слышу тебя, Утешь себя этим. Сочувствия от меня не жди и меня своим сочувствием тоже не мучай. Придется, как-то жить с этой невозможностью.

   - Да, доченька. Конечно, ты права. Во всем права. И она заплакала. Инге пришлось утешать ее уговаривать как ребенка.

   - Ну, мамочка. Ну что ты. Успокойся. Я у тебя не одна. Сестренки рано или поздно выйдут замуж. Нарожают тебе внуков, успеешь еще нанянчиться.

   После ее ухода Инга долго сидела в любимом кресле, не включая света, не желая ни кого видеть. Она не сердилась на мать, понимала, жалела ее. Вспоминала, как маленькой девочкой часто искала у нее поддержки и защиты. Как ценила ее советы. Все изменилось в одночасье. Мир разделился на две части. До операции и после. Теперь мать нуждалась в ее  поддержке и заботе.

   Натыкаясь в магазинах или на остановках на мамочек с колясками, боролась с желанием заглянуть в них. Твердила себе:

   - Стоп. Стоп. Стоп. Это чужой ребёнок. Надо жить... Просто жить... Дышать...  Заботиться о муже. Не раскисать! Жизнь сама по себе огромная ценность.

   Без твоего ребенка род человеческий не прервется. Я должна, я смогу  принять свою новую реальность. Надо только преодолеть свой эгоизм. Перестать жалеть себя, и не позволять жалеть другим.

   О, это было непростым делом. Голова сама собой поворачивалась в сторону любой коляски с малышом. Захлестывало желание прижать к груди крохотный беззащитный комочек, ощутить его тепло,  вдохнуть запах детского тела, пересчитать многочисленные ямочки на пухленьких ручках… 

   Инга сжимала кулаки и шла мимо. Вернувшись, домой замечала кровь на своих ладонях от впившихся в них ногтей. Садилась в кресло и часами сидела молча и неподвижно.

   Родные очень скоро привыкли к произошедшим в ней переменам, охотно искали у нее поддержки, принимали ее заботу.  Инге по-прежнему  важно было быть  нужной. Оказывается это так просто взять и стать мамой своему мужу, своим родителям, своим близким. Жажда материнства росла вместе с победами, похоже, ей было наплевать на утраченную Ингой способность рожать.

   Окрепнув, Инга стала подолгу сидеть на скамейке у песочницы. Надеясь что, наблюдая за чужими детьми, она найдёт способ утолить свою боль. Вместо этого открыла для себя удивительный мир детского рисунка. Она и не подозревала о такой детской страсти к рисованию.

   Оказывается, малыши использовали малейшую возможность творить. Они рисовали палочкой по сырому песку, белым мелом по асфальту. Решение пришло неожиданно и перевернуло всю ее жизнь. Инга даже не советовалась с родными. Просто взяла и одним теплым майским днем поехала в деканат своего политехнического института. Написала заявление об отчислении ее с четвертого курса по состоянию здоровья. Через день подала документы, на подготовительное отделение Худ графа. Решила учиться на вечернем отделении.

   Работу нашла неожиданно легко, в доме детского творчества. Заведующая оказалась Настиной мамой.
   
    Инга с головой ушла в работу. Начала жизнь с чистого листа. Проезжавшие мимо коляски с младенцами теперь не ранили ее сердце. Инга нашла способ утолить свою жажду материнства. При этом не оставить в своей душе места ни зависти, не ревности к мамам своих детишек.

   Она испытывала огромное удовлетворение от своей работы в детской изостудии. Дети любили ее, родители были довольны. Такое положение дел примерило ее с не желанием мужа взять на воспитание чужого ребенка.

   Самой же Инге в один прекрасный момент стало не понятно, как можно делить детей на своих и чужих. Ребенок он и есть ребенок. С мужем спорить не стала, вместо обид и выяснения кто из них прав, налегла на работу. Компромисс в очередной раз был найден.