Стукач поневоле

(Глава из романа «Часы из прошлого» – первой книги фантастической дилогии «Неоконченное следствие»)


В другой камере изолятора, куда перевели Костю почти сразу после его разговора с майором Мурзиным, условия обитания, оказались более худшими, чем в прежнем узилище.
Уже потому, что было в ней даже теснее, чем можно это себе представить.
То ли дело – предыдущие «хоромы», когда место на двухэтажных нарах «персонально» имелось у всех, какие были, сокамерников.
Здесь – в душном, пропахшем потом и запахами параши, совершенно замкнутом обьеме, казалось уже давно и небезуспешно шло испытание на выживаемость. Подследственные сидели и лежали.
И не только на переполненных шконках вдоль стен, но и даже на бетонном полу. Делали это, как только могли. У кого было что из верхней одежды вроде пальто или куртки, использовали это своё «богатство», подстелив прямо под себя на затоптанный и грязный пол. Однако, согласно летнему времени произведённых в основном, арестов, в ходу больше были самые обычные пиджаки, как у Кости, в чем каждого застал их неожиданное изменение судьбы.
Когда за спиной Кротова с лязгом захлопнулась дверь камеры, он долго не мог решиться пройти дальше от порога. Просто боясь наступить на кого-либо с «первого этажа». Лишь когда глаза полностью привыкли к полумраку, сгущаемому клубами едкого махорочного дыма, новичок выбрал направление своего движения.
В дальнем от него углу сидел на корточках, худощавый высокий мужчина, явно, интеллигентного вида. Небольшая бородка и усы безошибочно выдавали в нем недавнего работника умственного труда, сменившего свое занятие не по собственной прихоти, а исключительно по статье «Измена Родине».
Но для Кости сама внешность бородача была па втором плане. Он даже в полной темноте, лишь по голосу мог узнать своего недавнего кумира в инженерной профессии – Юрия Васильевича Кондратюка, которого, по приказу майора госбезопасности Мурзина и должен был сейчас встретить в этой самой камере.
Подойдя поближе, осторожно переступая через спящих своих новых сокамерников, Костя не стал скрывать того, что имеет понятие о том, кто перед ним находится и с кем его свела в этот момент злая арестантская доля. Тем более что не стоило скрывать своего знания личности инженера уже и по предыдущим их, пусть и мимолетным, встречам. Тем самым, когда студент-практикант часто бывал в бывшей лаборатории ученого, внезапно ставшего «врагом народа».
 – Здравствуйте, Юрий Васильевич! — негромко поприветствовал он, присаживаясь рядом на корточках. – Не узнаете?
 – Почему же не узнаю? Узнаю! – довольно настороженно глянул тот на подсевшего к нему парня. – Практикант с нашего номерного  завода!
Кондратюк наморщил лоб, собираясь с мыслями:
 – Кажется, Вас зовут...
Он промедлил, и Косте пришлось представиться по всей форме, заодно поведав и о случайности своего собственного задержания с пакетом для Кондратюка, который он доставлял по распоряжению заведующего своей собственной лаборатории.
На этом их общение, вполне могло бы и закончиться, перейдя в обычное для тюремной камеры, настороженное молчание, но из коридора донесся шум движения .многих людей. А вместе с ним еще и лязг посуды, грохот открываемых окошек в дверях.
Ужин везут! – уже хорошо успев освоиться в неволе за дни своего заключения, догадался Кротов.
В их камере, как, впрочем, во всех соседних, тоже в этот момент поднялся сильный гомон основательно оголодавших в заключении людей. За голосами началась и совершенно заполошная суета. Самым проворным арестантам повезло больше других. Едва услышав лязг открываемых «кормушек» в других камерах по их коридору, они поспешили ринуться к входу. С тем, чтобы занять лучшее место в очереди, уже выстроившейся, к пункту раздачи пищи, роль которого успешно выполняло квадратное окошко с откидной заслонкой, занимавшее центральную часть дверей их узилища.
Кондратюк на пару с Костей, по причине своей неторопливости оказались, чуть ли не последними. Потому вынуждены были терпеливо ждать, огда подойдет их собственная чередь на миску супа, пайку черного ржаного хлеба и кружку незаваренного, чуть подслащенного кипятка.
Даже столь скудная еда, какая оказалась сегодня в обычный рационе питания  внутренней тюрьмы НКВД, давала силы, позволяла выживать в бетонном «мешке». И отказываться от ужина никто не собирался. В том числе и новичок, только попавший в это сообщество заключённых. Пропустив инженера вперед, Костя, как и все прочие, охотно получил свою порцию камерной еды и уже повернулся обратно, намереваясь за ужином составить компанию ниженеру. Одако тот, пока Костя ещё только слушал скрежет черпака раздатчика по дну уже опустевшего бака с супом-баландой, уже успел лишиться почти всего того, что ему полагалось на пропитание.
Как-то утробно, по животному урча от удовольствия, «инженерскую пищу», к моменту подхода Кротова, с аппетитом поедал здоровый детина. Стриженный, что называется « под Котовского» с мощной комплекцией расплывшегося от безделия, атлета, мускулы которого теснились, под трещавшим по швам военном френчем, он и требовал себе больше пищи, чем тругие.
Как уже успел теперь оценить Кротов, именно этот здоровяк, как раз, был первым в очереди как за баландой, так и всем остальным, полагавшимся на ужин каждому арестанту. И теперь, умяв то что ему дали быстрее всех, о торопясь и отрыгиваясь он подъедал и свою нежданную «добавку», отобранную у слабака из «вшивой интеллигенции»!
 – Что же, закон джунглей! – вздохнул Кондратюк, лишившись ужина.
Так, видимо, здесь бывало уже не раз, и он опять посчитав за благо – не встревать в споры, и тем более в, грозившее вслед за этим, рукоприкладство с признанным авторитетом камеры но кличке Цепа!
Свою, пустую теперь, алюминиевую чашку, в которой прежде был суп, перелитый уголовником, он взял с собой в обжитый угол. И уже там принялся за оставшийся от пайки кипяток, осторожно отхлебывая его помятой кружки.
Костя не сразу понял всё то, что произошло у него за спиной. Но когда факт наглого грабежа был осознан им окончательно, мириться не стал. Смело подошел к здоровяку, что называется, за сатисфакцией.
Как раз, умяв и вторую пайку, отнятую у сокамерника, он сидел на своих нарах с чувством сытого блаженства.
 – Еще хочешь?
Вопрос, заданный новичком не очень громко, все же привлек к Косте внимание практически всех остальных сокамерников. Потому, как больно грозно выглядели со стороны, чудовищные кулаки и мышцы Цепы. И еще хуже того имелся аргумент  «править бал» в замкнутом пространстве камеры – нож, имевшийся у другого известного авторитета из уголовных – худого и длинного как фитиль, уркагана по имени Харитон, с которым тесно корешковался любитель чужих паек.
 – Что, что? — насмешливо протянул Цепа, отставляя в сторону уже опустевшую чашку. – Ты мне свою порцию тоже желаешь подарить.
Уголовник плотоядно ощерился.
 – Вот умница, – от него, явно, не ускользнула полная миска в руках новичка, еще только собиравшегося отведать стряпни тюремных поваров. – Сам, без напоминаний понимаешь, у кого здоровье крепче и от того аппетит получше.
На последнем слове он стал, было, подниматься со свой лежанки, устроенной в «красном углу» камеры под зарешеченном окошком.. Но тут же сел обратно, вытирая лицо, с выплеснутой на него теплой жижей, гордо именуемой в тюремном меню, как «суп перловый с рыбой и картофелем».
 – Ах, ты, так! — когда до него дошёл смысл случившегося, взревел Цепа, и кинулся вперед, прямо под разящие в самые болевые точки, кулаки боксера Кротова.
От еще худшей участи, чем пара выбитых зубов, верзилу спасли нары. Под которые них он не по собственной воле закатился, сбитый с ног серией хлестких ударов.
 – Осторожно. Константин! – вдруг услышал парень.
Предостережение было сделано вовремя. Потому, что расправившись с «камерным Геркулесом», Кротов ещё не добился решающего перевеса. Ему следовало закрепить достигнутый успех, что он и готов был сделать, когда, круто обернувшись, собрался парировать еще и нападение со спины «фитиля» Харитона.
Однако новой драки не получилось. Разглядев внимательнее лицо того, кто стоял перед ним со сжатыми кулаками и в уверенной боксёрской стойке, кореш поверженного Цепы с неохотой убрал в карман свое оружие – остроотточенную полоску металла с матерчатой рукояткой. Тот самый самодельный нож, изготовленный здесь же из скобы от нар. Которого так опасались сокамерники, уже не раз видевшие здесь кровавые результаты подобных разборок.
Но теперь самоделка была спрятана так же быстро, как о обнажилась. Чему имелся, как оказалось, довольно веский повод у Харитона, прежде никогда не упускавшего удобного случая – пустить в дело свою, крайне опасную в ближнем бою, «пику»:
 – Корефан, не бузи, я же тебя, такого фартового парня, отлично знаю! – воскликнул он, обращаясь в Кротову. – К чему весь этот балаган с заступничеством.
Харитон дружелюбно расплылся своей гнилозубой улыбкой старого чифириста и совершенно миролюбиво продолжил:
 – Это, ведь, ты очень знатно краснопёрого на Первомай уделал!
Он обернулся к другим, смотревшим, к то с интересом, кто с испугом за тем, что разворачивалось в камере:
 – Да так, что тот прямо с катушек долой.
Поняв, что боксер его бить не станет, а сам прочно завладел вниманием окружающей их «публики», разговорившийся уголовник продолжил своё восторженный рассказ о боксёрском поединке за звание первого чемпиона области. Заодно преподнеся и собственную персону в качестве непосредственного участника тех незаурядных событий.
 – Ох, и хороший был денек – с удивлением услышал и Костя от столь неожиданного оратора. – Пока за тобой лохи глядели, я не один кошелек успел в толпе вытянуть.
Тут на его веселый голос из-под нар выбрался и поверженный Цепа, огорчённо и с долей незаслуженной обиды сетуя на то, что не знал про дружбу Кости со «вшивым» интеллигентом.
Относительный мир был достигнут. Но все же нет-нет, да, ловил вдруг на себе Костя Кротов косые взгляды, посрамленных им, корешей. Он не мог при этом не понимать, что так просто они, нанесённое им оскорбление, не простят, постараются отыгратьтся, при первой же возможности. И если уж не на нем, то на, взятом под защиту инженере – точно. Потому, всякий раз, возвращаясь в камеру с допроса, первым делом с тревогой смотрел в угол, где обычно сидел Кондратюк. И легче становилось на душе, когда его встречала там добрая, чуть грустная улыбка на изможденном лице инженера.
Камера, тем временем продолжала наполняться народом, посрамляя прежний символ перенаселения в виде «бочки с селедкой». И тому были основания. Несколько недель, по разным причинам, о которых могли только догадываться сами сотрудники правоохранительных органов, как прежде, не уходили «этапы» отсюда, с Западной Украины в Центральную часть страны.
Причину задержки в действительности знал только один лиш майор госбезопасности Мурзин. Но ее он скрывал даже от собственного местного начальства. Полагая отчитаться обо всем на самом высоком уровне!
Потому и скопилось столько людей и камерах, что отправлять их собирались одним горомным этапом, в котором должны были просто затеряться «особые» заключенные.
Только, не смотря на все ухищрения организатора специальной операции, рано или поздно, все это «накопление людской массы» должно было кончиться. Но лишь тогда, когда настанет заветный срок и контрразведчик приступит к выполнению завершающей части своего непростого замысла. Пока же просто формировались команды из состава подконвойных, в число которых входили и лица, нежелательные в приграничной зоне, а не только уже осужденные особым совещанием – Тройкой.
Однажды вечером, сразу после ужина, в камеру вошел дежурный по изолятору и зачитал длинный список фамилий тех, кому велено было:
 – Собираться с вещами!
Таких оказалось едва ли не больше половины. И том числе – Кротов с Кондратюком. Вот она, обещанная майором, отправка в Москву, мелькнула в мозгу Константина затаенная досели мысль. Ведь, обещая помочь с освобождением и его самого, и отца, майор госбезопасности Мурзин потребовал от парня ответной услуги.
Впрочем, просил он тогда, вербуя нового тайного агента, не о чем-то, совершенно несбыточном:
 – Просто присмотри в камере за инженером, чтобы с ним там ничего не случилось непредсказуемого!
И еще, кроме того, заставил подучить, некоторые, предложенные ему, схемы, достаточно сложных и совершенно необычных радио и электросистем:
 – Пригодятся, тебе на будущее!
Но все это требовалось применить, по его словам, не здесь, а в другом месте:
 – А то, здесь, как бы, не стало совсем жарко!
И вот подошел, судя по всему, обещанный майором государственной безопасности, контрразведчиком Мурзиным срок отправки «его людей» в столицу.
...Несколько полуторок «ГАЗ-АА» с обитыми жестью коробами фургонов, уже поздней ночью чередой выехали из ворот здания областного Управления НКВД. До этого у сотрудников внутренней тюрьмы – надзирателей-вертухаев было достаточно времени на поголовный «шмон» заключенных, наконец-то отправляемых по этапу до места отбытия наказания.
В результате такого, тщательного, как никогда, обыска Харитон лишился своего грозного ножечка. Тогда как Костя вздохнул свободнее от того, что теперь можно было уже не так опасаться удара в спину от столь матерого и мстительного уркагана.
Между тем, немало попетляв по узким и кривым улочкам города, их колонна машин выехала на железнодорожный грузовой двор, где своих «подневольных пассажиров» уже дожидались «столыпины» – красные тюремные вагоны, готовые сейчас принять в себя новую партию уголовников и врагов народа.
Ночная срочная погрузка сотен людей в «камеры на колесах» прошла достаточно успешно. Как и желали конвойные – быстро и без особых осложнений. Начинало уже светать, когда состав, к которому прицепили арестантские вагоны, вышел из города и, набирая ход, застучал колесами на стыках рельсовой магистрали, уводящей, всех в нем находящихся подальше от государственной границы.
Глядя в зарешеченное окно, Константин Кротов, совершенно оправданно, с тем, чтобы не упустить, когда будет нужно, главное, еще и еще раз вспоминал свое последнее общение с Иваном Михайловичем Мурзиным.
...В последнее время Костю часто вместо допросов уводили совсем не в следственный корпус тюремного двора, как других, от кого требовали показаний. Маршрут у него теперь был совершенно иным. Садили в «Эмку» с зашторенными окнами и доставляли на машине в один из городских особняков, нде майор, как говорится, «по старой памяти», а может, так ему и полагалось по должности, сам вел с Кротовым доверительные занятия.
Правда, все было обставлено не совсем обычно, для подобных дел. Занимались, крайне необычно, если не сказать, что странновато, по меркам бывшего студента Политехнического института. К чему Кротов привык далеко не сразу.
Ну, наверное, стрелять научат, работать с рацией! – попервой думал он. Или с парашютом прыгать, раз готовят к особо важному заданию. На самом же деле просто кучу бумаг сунули прямо под нос для изучения, со сложными схемами и чертежами. Их и следовало вызубрить буквально «на зубок», чтобы потом передать «подшефному» Кондратюку, когда дойдет до этого время.
 – В том и заключается, молодой человек, твое задание, — заявил как-то раз ему грозный майор. – Вот из таких блоков установку соберешь там, где прикажут.
Мурзин строго глянул в глаза Кротова:
 – И включишь в нужный час!
Тут настоящий шальной энтузиазм пробудился у обучаемого столь непонятным процедурам.
 – Совершенно секретная мина! – загорелся чувством будущей опасности Костя, с невольным уважением  взглянув на серую металлическую пластину в руках своего спецнаставника.
 – Не совсем, — улыбнулся тот над столь героическим энтузиазмом. – Не мина, но эффект даст, как и полагается.
Зато в другом он не наводил «туману», в том, что касалось непосредственно будущего монтажа.
 – Главное не спутай маркировку и провода, – строго инструктировал Кротова Иван Михайлович. – Каждым отдельный блок нужно будет соединить, когда укажут, и в том месте, что станет известно, точно по схеме и вот этому чертежу.
Впрочем, контрразведчик Мурзин прекрасно понимал, что для технически подкованного парня, предложенная процедура сборки этих самых таинственных блоков, судя по схеме, труда не составит. Как-никак, этот Кротов – чуть ли не профессиональные механик автотракторной техники, каким работал в МТС, да еще и целый институтский курс у него за плечами!
Свое должна была сыграть и производственная практика, специально устроенная Мурзиным «подопечному» на оборонном номерном заводе. Она немало опыта добавила, дав хороший фундамет тем знаниям, ради которых доставляли Костю в особняк прямо из тюремной камеры.
Потому самолично и выбрал  майор в качестве «специального агента» именно Константина Кротова, а не кого-нибудь другого. Ведь только он, как нельзя лучше, подходил по всем статьям к выполнению такого необычного задания.
Но иногда и Костя не удерживался от вопроса.
 – И все же, где то место, которое выбрано для нашей установки? – вопрошал студент, отлучённый пока от своего Политехнического института, для опасной службы Родине в ином качестве – Наверное, нужно будет через границу переходить, в тыл к фашистам?
 – Не все сразу, наберись терпения, — коротко ответил тогда Мурзин, сохранив в секрете еще больше, чем уже раскрыв перед заключенным и сыном «врага народа»!
Вторая часть предложенного задания, действительно, была посложнее.
 – Вот ради нее то и сидел в камере, изолированный от общества, якобы за связь с нежелательными элементами, гражданин Кротов, – услышал парень на одной из последних встреч со своим куратором.
В этот день Мурзин был жесток и требователен особенно.
 – Твои соседи по камере, а особенно, один из них, должны искренне верить в то, что ты такой же зек, как и они, – сверкнув глазами, рубящими фразами, так, что каменные желваки заходили на скулах, заявил майор госбезопасности. – Они совершенно не должны догадываться об истинной причине того, зачем ты с ними.
Ивану Михайловичу было хорошо так говорить, он уже знал по «своим каналам» о дружбе парня, завязавшейся в камере внутренней тюрьмы областного Управления НКВД, по его совету с инженером Кондратюком. Которого поручил заботам Кости, полагаясь не только на цельность характера парня, но и серьезные возможности его боксерских кулаков.
...И вот, останавливаясь лишь на разъездах, пропуская встречные эшелоны, больше часа стучат колеса. Мчит поезд и неизвестность. Снова в одном «купе», отделенном от коридора стальной мелкоячеистой решеткой, «прохлаждаются» старые знакомые – долговязый карманник Харитон, бандит Цепа из местных раскулаченных хуторян, да еще и Кротов с Кондратюком.
Как ни свыкся Костя с тем, что вместе с Юрием Васильевичем проходит по одному уголовному делу, а все не может скрыть, своего крайнего уважения к исключительному инженерному таланту Юрия Васильевича Кондратюка. Общение их не прошло бесследно для каждого. И хотя тот не очень-то откровенничает с парнем, все же теперь относится к нему не столь настороженно, как в первый день появления Кротова в их камере.
Тогда как поезд, мчавший заключенных на восток, явно имеет «зеленую улицу»! Во всяком случае не стоит подолгу нигде на полустанках как другие. Но, как оказалось, подошел и его черед «гасить топку паровоза».
Днем их разбомбили! Разметав фугасками остатки вагонов по всей, на счастье уцелевших, не очень высокой в этом месте железнодорожной насыпи. Не избежал подобной участи и «столыпинская тюрьма на колёсах», в котором, ничего пока не понимая, Костя и его сокамерники сначала просто с опаской, полагая, что идут учения, слушали звуки воздушного налета – рев над головами пикировщиков, жуткий свист бомб и, похожий на тарахтение гигантской швейной машинки, треск пулеметных очередей. Пока из обычных свидетелей начавшейся войны, не превратились в невинных жертв всей этой «свистопляски». Случилось это в тот момент, когда их вагон, как другие, тоже опрокинуло мощной взрывной волной. Так, что разворотив при этом часть обшивки. Как будто было не железо, по мнению счастливчиков – спасшихся очевидцев, а сухой картой.
Едва придя в сознание от падения на пол со своей полки, Костя недоумевающе глянул на Кондратюка, тянущего его наружу из дымного ада, начинающегося принимать самые серьезные размеры, пожара, охватившего «столыпин».
 – Что произошло? — окликнул он инженера.
Но вместо объяснения тот просто порадовался за товарища, не желая тратьть время на что-то другое, кроме спасения из разбитого вагона::
 – Ну, слава Богу, очнулся! – успел сказать ему бывший сокамерник. – Давай скорее уходить отсюда своими ногами, пока целы, потом во деталях разберемся.
Все еще поддерживая идущего на заплетавшихся ногах контуженного Костю, инженер вывел его из чадного вагона на свежий воздух. Где, не задерживаясь на насыпи, увлек его к, тянущейся рядом с железнодорожным полотном, кромке леса.
Двинулись они туда не только интуитивно стремясь избежать попадания под новый налет, но и по примеру спасшихся первыми. Их же было немало — разбегающихся от разбомбленного состава заключенных, охранников и просто граждан, ехавших по купленным в кассе билетам в обычных пассажиских вагонах. Даже стрелкам ВОХР и сотрудникам НКВД, всерьез перепуганным бомбежкой, было теперь не до конвоируемых., мол, спасайтесь сами, как можете! И тем, и другим хотелось одного – уцелеть в этом, не весть, откуда взявшемся, кошмаре огня и разрывов.