На фашистском космодроме

(Глава из романа «Беглецы» – второй книги фантастической дилогии «Неоконченное следствие»)
…Густые заросли, так и не осыпавшегося за осенние месяцы, орешника, вплотную подступившего к откосу железнодорожной магистрали, были плотно забиты сейчас, недавно выпавшим сырым снегом. Потому, на счастье отчаянных беглецов, кусты мягко приняли в себя, спрыгнувших с поезда, Кондратюка и Пущина. Обошлось для них это приземление лишь царапинами, да местами порванной одеждой, на которую можно было не обращать внимания здесь, в местах, достаточно отдаленных от цивилизации.
А вот их спутнице, не воспользовавшейся рациональным советом возлюбленного, меньше повезло в таком рискованном покидании «Тиса-экспресса».
Андрей, с трудом выбравшись из ореховой чащи, вынужден был пройти несколько десятков метров вперед, держа направление на услышанный им, крик отчаяния. И там нашел Татьяну, ничком лежащую на обширной поляне, куда покато сбегал откос железнодорожного полотна.
Пройти мимо он и не мог, так как темная фигура человека отчетливо выделялась на снежном ковре. Кроме того – чуть ли не от самих шпал книзу вел, оставленный на снежном липком сугробе, след падения.
Страшась самой мысли о возможно плачевном состоянии любимой, Андрей в несколько шагов преодолел, разделявшее их, расстояние. И только уже рядом с ней, с облегчением перевел дух, когда при его появлении очнувшаяся женщина приподняла голову.
 – Слава Богу! – первой воскликнула Татьяна, как оказалось заботившаяся больше именно о нём, а не о себе. – Живой!
Столько неподдельной исернности слышалось в каждом ее слове, что Пущин разом забыл обо всех обидах минувшего дня, заставивших на время усомниться в истиных причинах поступков баронессы Клостер-Фейн и просто любимой им женщины. Но и поводов для тех самых сомнений было более чем достаточно, чтобы строить на их основании самые невероятные предположения.
Вот и Кондратюку не очень-то понравилась та спешка, с которой произошли связанные с ними события: вначале, их чудесное освобождение из милицейской кутузки, а потом и стремительный отъезд на запад в «Тисса-экспрессе». Причем, «добровольным» его назвать, этот самый способ передвижения, ни у кого из россиян просто не поворачивался язык. Особенно после того, как поняли, что недаром бестия Мэзер так демонстративно приставил к ним охрану из своих надежных людей.
Хотя оба при этом явно понимали, что их протест, возможное обращение к властям уже во время движения в поезде – на любой из остановок, не сулит обоим ничего хорошего. Не даст ничего, кроме возврата обратно в грязную и зловонную камеру изолятора временного содержания мицейского участка окраинного района Киева.
Потому-то Экскаватор и откликнулся так легко на план, украдкой предложенный ему инженером. Не стал ыозражать, несмотря даже на окончательную потерю только что обретённого им, счастья. Тогда как у старого зека мотивация к новому побегу была куда более весомой, чем у его молодого сообщника.
Учёный, превращенный в постоянные лагерные сидельцы еще в конце войны и давно разучившийся верить окружающим его людям, на слово, теперь и в грош не ставил чужие благостные заверения. А ещё у того, кто более не верил ни в черта, ни в дьявола, была собственная причина шагнуть сломя голову в черную пустоту проема вагонной двери, несущегося на всех порах пассажирского поезда. Он ее и не пытался скрывать от Андрея с тех самых пор, как открылся ему в психбольнице. С той минуты, когда убедил помочь в осуществлении последнего проекта.
Цель оставалось все та же, что и прежде. В виде давешней, бережно лилеемой столько лет мечты – реализовать святое теперь для него дело! За которое немало людей, начиная с бедолаги Хроноскописта и жестокого майора госбезопасности Мурзина, до простого колхозного водителя Лимачко поплатились жизнью.
Особенно близкой и достижимой цель показалась именно сейчас, когда рядом оказался и Львов, и совсем недалеко от него – хутор Кривичи. С его заветным местом, где врос в  землю по самый замаскированный бетонный колпак заброшенный ДОТ – долговременная огневая точка. Оттого-то, чувствуя себя зачинщиком столь рискованного предприятия, еще больше чем, они сами, обрадовался Юрий Васильевич, когда после прыжка с экспресса нашёл друзей, что называется целыми и невредимыми.
Об этом так прямо и заявил, когда воссоеденился с ними, прошагав довольно много по рельсам, вослед за умчавшимся в ночь «Тисса-экспрессом».
 – Ну, мадам, Вы прямо в рубашке родились, – констатировал инженер, осмотрев состояние Татьяны. – Просто счастье какое-то, отделаться при таком кульбите лишь легким сотрясением мозга.
Выслушав его с затаённым опасением, понял и Андрей, что получилось все у них троих не так уж плохо. Во всяком случае – гораздо лучше, чем бы могло быть при ином результате прыжка в чёрную ночную неизвестность. Он первым поднялся с сырой корки снега, подтаявшего под его коленями. Следом на ногах оказались и остальные.
После чего для всей компании Юрий Васильевич очень своеобразно подытожил первый этап их нового бесконвойного существования:
 – Поблагодарим, ребята, проведение и наше отчаяние в том, что пока все обошлось вполне благополучно.
И тут же напомнил спутникам о том, что пора действовать по тому плану, который начался с пистолета, наставленного на проводника:
 – Давайте тогда скорее уносить отсюда ноги.
К тому же и все остальные, вместе сним, прекрасно понимали, что наверняка, вне всякого сомнения, поисковая команда, а может и не одна, уже отправились к ним сюда с соседней станции.
 – Не будем, Андрей Андреевич, напрасно терять драгоценного времени! – раздалось в ночи. – Иначе снова окажемся с глазу на глаз с людтми господина Мэзера!
Требовавший скорейшего исчезновения с места падения, Кондратюк особенно адресовал своё беспокойство Пущину, взявшему на себя основную часть всей ответственности за переполох устроенный в вагоне. И весьма кстати напомнил ему о возможной перспективе такой встречи с преследователями:
 – Уж им-то, Андрей Андреевич, не объяснишь простой шуткой угрозу применения оружия проводнику международного поезда.
Тот промолчал. Не стал напрягать мысли на констатацию известных вещей. Зато всё своё внимание обратил на выбор предстоящего им маршрута следования.
Морозец, с прошлого вечера обещавший продержаться до следующего дня, оказался обманщиком. Уже к наступившей полуночи в лица путников,. продиравшихся сквозь заснеженный кустарник, повеяло влажным дыханием очередной оттепели. Следом за чем вновь, с еще большей интенсивностью выпал заряд пушистых хлопьев снега. По утру сменившемся еще одной природной напастью. Перед самым рассветом все укутало белое молочное марево, обычного в здешних местах в такое время года, тумана.
К тому времени от полотна железной дороги трое беглецов отошли уже достаточно далеко, чтобы можно было подумать и о возможном месте для отдыха. Что они и сделали, спустившись на дно глубокого, поросшего по краям, все тем же кустарником лещины, песчаного оврага.
Выбор места временного пристанища оказался не случайным. Только здесь они могли быть совершенно незаметными случайным наблюдателям. Овраг надежно скрывал от посторонних не только пламя, но и дым их костра. Тем более, что пламя весьма умело развел Пущины, как делал сотни раз, помогая в психиатрической лечебнице сжигать мусор. На этот раз костер он собрал из кучи сухих веток. Этот хворост, неутомимо, как и всё, что он делал, натаскал сюда из рощи, пополам разделённой когда-то ручьём, промывшим в песке нынешнее своё и довольно глубокое русло.
Тепло немудрящего очага, без сомнения, спасло всю компанию от пронизывающего холода. И когда они согрелись, как следует, пришла пора и за пищу добрым словом поблагодарить окружающую природу, и особенно – одряхлевший дуб, высившийся прежде на самом краю этой промоины. Ведь теперь лесной великан пожертвовал собой ради благополучия совсем озябших к тому моменту путников. Некогда он стоял здесь местным исполином. Пока годы не отняли статность. И теперь, совсем подточенное эрозией почвы, царь-дерево, и до появления людей обречённо кренилось над оврагом. Стояло, безвольно поникнув облетевшими, безлистными ветвями, словно в ожидании окончательного своего падения в песчаный овраг, которое произошло с помощью людей, появившихся эти пасмурным утром.
Таким образом, дуб пришёлся «ко двору» временного убежища не только своими сухими ветками, оказавшимися отменным топливом. Спелые, уже упавшие с них на землю, жёлуди, а не те зелёные, что чудом сохранились все еще на отдельных отводках, пошли сейчас в дело. Собрав их в снегу из-под своих ног, разрыв сугроб сапогами до самых листьев, Татьяна и Андрей, по совету многоопытного Кондратюка, принесли к костру и высыпали свою добычу прямо на раскалённые угли. И костровому, роль которого досталась Юрию Васильевичу, оставалось не так уж много забот. Он лишь сверху присыпал «будущий обед» углями и не до конца прогоревшей золой, после чего оставалось только ждать начала, обещанного им молодежи, незабываемого пиршества.
Старик ни сколько не преувеличивал. Совсем скоро ароматный дух от жареных желудей, волнами пошел над оврагом. Заставил всю компанию изрядно пожалеть о том ужине, от которого беспечно отказались, не пойдя, как им было предложено, в вагон–ресторан «Тиса-экспресса». Но если фирменные блюда так и остались недосягаемой сказкой, то жареные жёлуди были под рукой сейчас и только ждали, когда за ними потянутся в кострище.
Когда инженер посчитал, что еда готова, долго упрашивать и особо приглашать никого не пришлось. Орудуя удобной палкой, Пущин выкопал из углей овальные жареные «первое», «второе» и «третье» их сегодняшнего лесного «меню».
Обугленные и внешне совсем не аппетитные орехи, всё же были вполне съедобными и хотя бы немного утолили голод.
 – Не рулет, конечно, «ретеш», так нами и не попробованный, но и беглый венгр от такой пищи в худой бы час не отказался, – пошутил Кондратюк, не забывший разговор о гастрономических пристрастиях своих друзей.
Чтобы скрасить обстановку, он припомнил к месту несколько случаев из своей прошлой лагерной жизни, когда скудную пайку черного хлеба разбавляли мохом, выколупываемым из пазов рубленных стен барака.
Он, как и его более проворные молодые друзья, тоже разбил камнем, определённый на другом камне жареный с горчинкой жёлудь и получившееся месиво аппетитно отправил в беззубый рот:
 – А тут прямо деликатес.
Но и сам рассказчик понимал, что вызванный им громкий смех Баронессы и Экскаватора получился слишком мрачноватым. Однако и на такое отвлечение от неустроенной действительности уже не оставалось больше времени.
 – Успели немного подсушиться и подкормиться у костра и ладно, — строго, не терпя никаких возражений, заявил тот, кто и по возрасту и по фактическому положению, являлся старшим в их небольшой компании. – Не до деликатесов!
Инженер первым поднялся на ноги со ствола, перед этим сообща сваленного в овраг дуба и служившего им всем скамейкой, когда были обломаны сухие ветви:
 – Пора в путь!
Поступившей им команде спутники последовали безоговорочно, хотя и не без сожаления покинув столь уютное место днёвки, подарившей несколько часов сравнительно приятного отдыха.
И в дальнейшем пути именно Кондратюк, достаточно хорошо ориентировавшийся, в основном, по старой памяти на окружающей местности, где бывал в молодые годы, давал направление движения. И уже по нему, Андрей, протаптывавший тропу в глубоком снегу, уверенно вел вперед. Лишь иногда ненадолго останавливаясь, чтобы не потерять из виду отставших в тумане, женщину и старика.
Но не все было монолитно в их рядах, спасающихмся от преследования, как своих, так и чужих.
 – Вы хоть знаете, господа, куда идти дальше? – как-то, потеряв прежнее своё долгое терпение, поинтересовалась Татьяна Клостер-Фейн, удивленная странной слаженностью действий своих проводников. – Может быть на самом деле заблудились давно и вовек не выберемся к людям, как полякам в российских лесах?
Андрей, до сей поры не отличавшийся особым многословием, не вытерпел намека, на сравнение его с великим Иваном Сусаниным.
 – К людям, Таня, точно не попадем, – пробурчал он. – А вот куда нужно – доберёмся, и нет в том сомнения!
При необходимости он мог бы, конечно, рассказать ей то, о чем пока еще не откровенничали, дожидаясь более удобного момента. А поделиться было чем. Тем, например, с каким упорством старый инженер много лет, по случайным книгам и схемам, попадавшим в больничную библиотеку или приносимым «с воли» завхозом Дьяковым, изучал район, где раньше ему довелось преодолеть немало испытаний.
Вот почему, теперь достаточно точно вел их с собой от взятого в начале пути ориентира – километрового столба на железнодорожнй линии. Того, рядом с которым они все оказались, когда безоглядно выпрыгнули в снег и холод из комфортабельного международного вагона «Тисса-экспресса»
К тому же кое-что осталось в памяти Кондратюка и от собственного пребывания здесь в ходе предвоенного строительства оборонительной линии. Причем, сама она – военная память, вдруг, напомнила о себе. Сделав это очень скоро, когда, довольно неожиданно для себя и своей спутницы, Пущин наткнулся на ряд сильно проржавевшей колючей проволоки, тянущейся вдоль подгнивших и поваленных ветрами, стольбов.
 – Наверное, еще с той самой войны остался подарочек? – спросил он у подошедшего следом инженера, воспринявшего, судя по глазам, «колючку» как нечто вполне для этих мест естественное.
Однако и Юрий Васильевич не остался безучастным к сделанной ими в лесу, находке. Он тяжело дышал, заметно устав от долгого плутания по свежему липкому снегу. Так что и минутная остановка могла очень пригодиться ему для восстановления сил. Потому, словно собираясь с силами перед ответом на вопрос Пущина, старик облегченно присел на ближайший от них, подгнивший и оттого свалившийся столб. Откуда пристальнее присмотрелся к прибитой «колючке»:
 –Стойки действительно те же самые, еще с войны, а вот проволока, не фашистская, а гораздо новее! – заметил Кондратюк И тут же мотивировал свои слова фактами. – Немецкая «колючка» совсем немного похожа на нашу проволоку, советского производства, но могла бы за прошедший с тех пор срок, гораздо сильнее источиться коррозией.
После чего последовало и объяснение подобной «смене декораций»:
 – Скорее всего, мы с вами вышли сейчас на ограждение Прикарпатского заповедника, сооруженного в конце шестидесятых годов.
К его серьезному предположению, свою часть версии добавил Андрей Пущин, восстанавливающаяся память которого выдавала иногда совершенно неожиданные умозаключения:
 – Тогда же, здесь было что городить и военным.
Бывший следователь районной прокуратуры, как, оказалось, твёрдо знал то, о чем сейчас говорил. Пущин не забыл, увиденных ещё во время своей прошлой командировки, в Львовскую область военных с черными петлицами артиллеристов-ракетчиков, о принадлежности которых к «богу войны», вещали эмблемы из перекрещенных орудийных стволов. Теперь, соотнеся ту информацию со всем услышанным от Кондратюка о фашистском ракетном полигоне в этих местах, он пришел к выводу, более всего соответствующему истине.
 – Думаю так, что ни с армейсктй ли в основном подачи это место вообще объявили заповедником? – предположил Андрей и объяснил «сугубо гражданской» Татьяне. – Чтобы лишний праздный люд сюда не совался.
Пущин, вовсе не ведая того, попал, как позже выяснилось, в самую, что ни на есть точку истины. Вернее, направил смысл разговора в нужное русло. После чего непосредственным образом задел «ракетную» судьбу здешнй многострадальной местности, которой непосредственным коснулось разоружение, совпавшее с развалом бывшего Советского Союза. Ведь именно тогда, что называется «направо и налево» крушили отечественные средства стратегических наступательных вооружений.
В правильности его версии, путники убедились довольно скоро. Тогда же и поплатился Андрей за прежнее своё нежелание принять меры предосторожности, необходимые в таких местах, где могли быть военные сооружения. Идя впереди их маленького отряда, Пущин несколько отвлекся от окружающей его обстановки, думая о чем-то своём и едва остался в живых, когда с маху провалился по самые колени в переплетение гнутых стальных арматурин, чей злой «капкан» был в этот пасмурный снежный день словно самой природой хитроумно замаскирован плотным ковром из опавшей листвы и выпавшего сугроба.
Нестерпимую боль от множества ссадин он почувствовал позднее, когда с помощью Татьяны и инженера выбирался из опаснейшей ловушки. В первую же секунду просто опешил от неожиданности, заявив своим «спасателям» серьёзную претензию к тем, кто долгие годы были здесь до них самыми полновластными хозяевами:
 – Это же надо додуматься, чтобы сооружать в заповеднике подобные «игрушки» из армированного железо-бетона?
Все прояснилосьпозже, когда Кондратюк, самым внимательным образом поглядывая себе под ноги, обошел всё вокруг и вернулся к своим спутникам, чтобы сообщить результаты своих умозаключений. К его возвращению Татьяна уже заканчивала делать перевязку ран на ногах Андрея, осуществляя это обрывками рукавов «парадной» рубашки Пущина, разорванной на ленты ради такого случая.
 – Да, ребята, такие сооружения мне, действительно, очень хорошо знакомы, – с какой-то затаённой грустью, заявил инженер. – Сам строил нечто подобное неподалеку отсюда в «Хейделагере».
После чего последовали дальнейшие выводы бывшего узника нацистских формирований рабов-смертников:
 – Видно, после войны наши удачно использовали, оставшееся от немцев «ракетное» наследство.
Судя по всему, не только там – на сопредельной польской территории, но и здесь – в Прикарпатье в бытность Советского Союза прятались современные в ту пору баллистические ракеты различных модификаций.
В доказательство всего им только что сказанного, Юрий Васильевич уверенно шагнул туда, где только что пострадал Пущин, оставивший пятна крови на снегу, пока выбирался их западни.
 – Пожалуй, не на один десяток метров вглубь земли, находилась здесь совершенно секретная стартовая площадка!
Слушатели невольно глянули на хищные жала стальных обрезков арматуры, на которые набрёл их проводник. Только сам Юрий Васильевич, наученный горьким опытом Пущина, не собирался, как тот напрасно рисковать ногами. Прохаживался чуть в стороне от опасного места, делая расчёт на то, что примерно понимает размеры, встретившегося им «стратегического» объекта.
 – Несколько лет назад, нас бы с вами и за версту сюда не подпустили, а теперь никому не нужны эти тайны «Прикарпатского двора»!
Горькая шутка заставила даже Андрея встать на ноги и снова оказаться рядом с местом собственного горького фиаско. Да и баронесса последовала примеру мужчин. Тоже подошла туда, где прямо перед ними были достаточно свежие следы разрушеннной шахтной ракетной установки, куда по своему полному неведению и невнимательности угодил Пущин.
Да и как было винить Андрея в том, что он под снегом не разглядел бездонное жерло, кое-как заваленное бульдозерами песком и корягами. Татьяна тоже не смогла устоять от выражения личного мнения. Вспомнила сама и рассказала спутникам о том, как не так давно смотрела по телевизору репортаж об уничтожении бывших мест базирования советских баллистических монстров по международной программе сокращения подобных термоядерных арсеналов.
Из чего мужчины сделали свои, вполне утешительные в создавшейся для них ситуации, выводы.
 – Коли дело обстоит так, то есть надежда на то, что нам удастся найти неподалеку и место нашему ночлегу! – более прогматично, чем до него рассуждал о ракетных монстрах инженер, заметил Пущин. – Посторонние здесь давным-давно ходить отучены и опасаться чужого присутствия нечего.
Действительно, как ни надежно работали военные саперы, разрушая, ими же когда-то построенные стартовые сооружения, после недолгих поисков удалось отыскать и частично уцелевшее строение.
Им оказался простейший блиндаж-времянка. Как было понятно по внешнему виду, совсем не так давно и совершенно наспех его соорудили не одноразовое употребление, хотя и с бревенчатым накатом, да ещё с широкой панорамной амбразурой, что выходила над землей как раз в направлении ствола подорванной шахты – «крестницы» Андрея.
 – Отсюда и смотрели наблюдатели, – со знанием дела, определил Пущин по следам на толстых плахах, оставленным от былой установки на бруствере блиндажа множества стереотруб.
Его специфические познания, некогда с интересом полученные на долгих часах занятий университетской военной кафедры, сейчас по-достоинству могла оценить, разве что лишь исключительно «штатский человек» – баронесса Клостер-Фейн. Тогда как бывшего инженера по призванию, зека по судьбе, а потом и «советского сумашедшего» по несломленному в застенках характеру занимало в тот момент совсем другое.
С восторженным воплем, так не гармонировавшим ни с его возрастом, ни с тем почтением, что севсем надавно оказывали мэтру представители мирового сообщества на посольском приеме, Кондратюк подал о себе весть своим спутникам, стоявшим на самом свету перед амбразурой
Те живо откликнулись на его зов и тоже не обошлись без таких же, как у него, радостных восклицаний. Оказалось, что инженер отыскал в одном из углов полузаваленного грунтом блиндажа какие-то ящики.
Сколоченные из крашеной в защитный зеленый цвет, древесины они тем самым выдавали свою принадлежность к армии и могли таить в себе как ненужную им совершенно, специфическую военную амуницию, так и кое-что более существенное, полезгное для голодных и уставших скитальцев.
Изучение находки подтвердило предположение о втором варианте, наиболее устроившем всех троих исследователей заброшенного блиндажа.
Оказалось, что уезжая отсюда последними из войсковых подразделений, чуть ли не сразу после полного и окончательного выведения объекта из строя, саперы не очень-то утруждали себя лишней работой. И теперь их служебное рвение объективно оценивал военный инженер еще с тридцатых годов:
 – Посмотрело, судя по всему, высокое армейское начальства на подрыв ракетной шахты и больше сюда заманить никого не удалось, – произнёс Юрий Васильевич, как следопыт в тайге, тоже читая по следам, но не зверей и птиц, а тех, кто разрушал стартовую площадку. – Вот и посчитали солдатики, что не стоит лишний раз уродоваться со «времяннкой», и так, дескать, сгниет.
Тогда, перед своим уходом саперы только и сделали, что проявляли служебное рвение исключительно для отвода глаз, как и Кондратюк, понял Пущин.
 – Покружились солдатики на перекрытии своим гусеничным тягачом, да и посчитали поставленную перед ними задачу выполненной, – объяснил он баронессе, показав рукой на брёвна над их головами.
А глянуть было на что.
Некоторые из двухвершковых лесин местами треснули и угрожающе провисали сейчас обломанными краями, не выдержав запредельной тяжести сапёрной техники. При этом, на счастье самих беглецов, особенно пострадал лишь угол блиндажа с брошенными там, кем-то недоеденными остатками пиршества. Скорее всего – полевого фуршета генералов и представителей западного мира, высказавших желание засвидетельствовать кончину «красной мощи».
Но аппетит у них тогда оказался куда меньше продовольственных запасов излишне расчетливых интендантов. Это на остатки их деятельности, как раз и наткнулся Кондратюк, особенно внимательно изучавший обвалившуюся сторону укрытия.
Вначале он подумал, что в, торчащих из-под песка, армейских крепких ящиках находится не сдетонировавшая вовремя — при уничтожении объекта взрывчатка, оставившая в сравнительной сохранности блиндаж! И тогда предстояло «тряхнуть стариной, чтобы обезвредить, унести отсюда подальше, содержимое армейской тары, прежде чем ночевать рядом с таким опасным соседством.
Но когда Пущин, откопав целиком ближайший из ящиков и заглянул внутрь, то убедился совершенно в обратном. Опасная вещь, оказалась на деле спасительной. Заначкой какого-то служивого, расчитывавшего вернуться за ней, но не сумевшего это сделать.
Но провиант все же не пропал даром. Счастливая находка помогла не только восстановить силы, но и продолжить их путешествие по «партизанским тропам». Ведь среди найденного «армейского клада» оказалось несколько десятков жестяных банок с тушенкой и рыбными консервами – вполне благополучно сохранившихся за месяцы, прошедшие с момента уничтожения ракетной базы.
Впрочем, даже остатки этого «сухого пайка», прихваченные из блиндажа с собой в дорогу, по мнению всей троицы, не оказались лишними в течение тех нескольких дней, что пришлось им провести, блукая по девственным, не хоженым лесам, некогда закрытым для всех под личиной заповедника.
Теперь впереди, время от времени сменяя Пущина в качестве «торителя тропы», шел и старик. Неутомимо шагая, несмотря на преклонный возраст и определяясь по каким-то, ему только знакомым, ориентирам, он вел за собой собратьев по бесприютному лесному бродяжничеству.
С ним никто не спорил.
Бывший психохроник потому, что сильнее чем себе самому, верил проводнику. Тогда как сильно озябшая, чуждая в этих местах, баронесса, здраво полагала, что иначе вся затея заранее будет обречена на провал. И эта общая вера в опыт и знания предводителя возымела свое действие. Шли и шли вперед, пока однажды Юрий Васильевич громко не окликнул, шагавшего на этот раз впереди его, Андрея:
 – Задержить на месте!
Тот прекрасно расслышал команду. Сразу же выполнил приказ и готов был ко всему на свете, заранее решив про себя, что предстоит встреча еще с какими-нибудь руинами «ядерного щита СССР». И без того оставившими после себя крайне болезненные следы на перевязанных ногах путника.
 – Что случилось? – тревожно спросил Пущин, дождавшись, когда по следам на снегу его и Татьяну догонит приотставший сегодня ученый.
Но тот, своим сообщением, не только не добавил ему новых проблем, но и наоборот – даже порадовал своего, гораздо более молодого приятеля долгожданным известием.
 – Ничего не случилось – донеслось со стороны учёного. – Просто не нужно белее двигаться вперёд.
Голос старика уже не дребежжал как прежде. Стал молодым, торжествующим и довольным:
 – Уже и так пришли на место!
Андрей сначала ему не поверил. Так как ничто вокруг не напоминало, заочно знакомый по рассказам инженера, оборонный объект. А самым приметным был лишь ближайший пригорок, сплошь поросший деревьями и кустарниками, он возвышался над открывшимся внизу, старым, а теперь совершенно заброшенным колесным трактом. Только ни он, ни всё остальное ничем не выделялось в здешнем диком запустении, некогда хорошо охраняемого псевдозаповедника.
Потому Пущин неуверенным тоном переспросил:
 – Не ошибся ли, Юрий Васильевич, в своих расчетах?
Полагая, что где-где, а уж тут точно не бывать огневой точке? На что старик лишь откровенно засмеялся:
 – Не ты один искал.
Вот когда всей компании стала понятна неуязвимость, оставленного своим безоружным расчетом, довоенной поры ДОТа:
 – Маскировали хорошо! – был объективен в своей оценке Пущин.
Тогда как Кондратюе сказал еще более ёмко:
   – Потому и не нашел никто нашу долговременную огневую точку, что не сарай под дрова строили
Инженер еще раз довольно улыбнулся:
    – И после подсказки не видите? Тогда придется вам открыться. ДОТ – именно здесь. Цел и невредим.