День сурка

Ну, что ж – теперь сиди и слушай.
Там, высоко на облаках Валера принимал гостей, а на земле шёл снег.
-Заходи, братва, рассаживайся по кучевым…
-Но я тебе и в морду могу!...
-В морду? Что ж, это можно.
Как каждый уважающий себя ангел, Валера отличался ангельской кротостью.


Понимаешь – там, на облаках, – всё не как у нас. Плавают по эфиру в различных позициях, лопают нектар почти не закусывая, хлопают, в знак приветствия, крыльями по голове… Что с них взять? Ангелы… И посиделки у них там – каждый божий день, не то что у нас, приземлённых.
-Господа! Давайте знакомиться! Ты, браток, что заканчивал?
-Я? Хранительский институт. Над Сарапулом…
-Понятно, но факультет-то какой?
-Педиатрический.
-Да ты что! – лез целоваться Валера, – это ж надо такому! Да ведь и я… Я тоже с педфака! Только над Гурьевском! Мы ж с тобой братаны! – И промокнув пресные слёзы умиления практически белой туникой, Валера серьёзнел, – Судари! Минуточку внимания! Только для моего сарапульского братана исполняется песня… Эх! Чего там!  ...На итальянском языке!
Гитара выдавливала пронзительнейшую си-бемоль, ещё си-бемоль – си-бекар, и хором нестройных голосов овладевало всепоглощающее желание помочь, подтянуть, подмычать, подвыть… Ну, хотя бы приснопамятное «о Sole mio»…
Нектар у них на небесах заканчивается быстро – испаряется, что ли? – и кто-нибудь (всегда сам!) вызывается сгонять до чипка. В такие минуты Валера грустнеет, вспоминая, что пора закрывать снежные форсунки, но обычно отыскиваются дела поинтересней – пока перезнакомишься, пока вспомнишь про извержение Ключевской Сопки, которое  видел, как петлю – висельник. Пока изобразишь, как играет на гитаре сэр Пол, – уже и гонец вернётся. Ох, и скоры они там на ногу! Или на крыло? Кто их знает…
А потом всегда находятся несогласные с его самосознанием.
-Не мог ты служить в десанте!..
-Не было извержений на Камчатке в пятьдесят четвёртом!..
-Да я тебе сейчас в морду!..
-В морду, говорите? Что ж, сударь, – Валера испускал вздох облегчения, – это пожалуйста.
Как каждый уважающий себя ангел, он отличался ангельской вежливостью.
И когда высоко на облаках увязали в эфире контральто, и раздавался умиротворённый храп счастливо улыбающегося во сне Валеры, на земле шёл снег.


Вообще-то жизнь на облаках разнообразием не блещет. Недавно, правда, прибыл к ним новенький. Сказал, что абсолютно непьющий, только сейчас пятьдесят грамм за знакомство, а завтра, на трезвую голову,  сделает всем предложение, сулящее очень выгодный бизнес. Но после этих слов его никто трезвым не видел. А доброхот-Валера был, как всегда, в своём амплуа.
-Ты, браток, что заканчивал?
-Да говорю же – Хранительский, над Сарапулом…
-А факультет какой?
-Педиатрический…
-Братан!!! Да мы же с тобой!.. Да я для тебя!.. Только для моего сарапульского братишки – впервые – исполняется песня на итальянском языке!
И снова – пронзительно выдавленные си-бемоли, и горячее желание подмычать, подвыть врезанное в мозги на века «о Sole mio».
Ты помнишь, как быстро у них на небесах кончается нектар? Ну точно – испаряется. Валера грустнеет, а закрывать дождевые краны ему мешают воспоминания о Ключевской Сопке и странных, неразгаданных эпидемиях гельминтозов у детей г.Ключи перед её извержениями, очевидцем которых он был. Да об уникальной манере игры на гитаре сэра Пола, которой он чуть было не овладел из рук Мастера. И ставшая такой родной перепалка:
-Да не служил ты в ВДВ!
-Не мог!..
-Не извергалась!..
-Тебе же в морду надо!..
-Прошу!
Как каждый уважающий себя ангел, с тех самых пор, как встал на крыло, Валера отличался ангельской лаконичностью.
И увязали в эфире контральто, упоённые блуждающей улыбкой спящего Валеры. И на земле шёл дождь.


Я слышал – будто бы не всегда было так. Не всегда нектар у них испарялся в мгновение ока, и амброзия возгонялась с быстротою пули. Не всегда их гонцы были так скоры на ногу (или на крыло?). Не всегда жизненный опыт Валеры измерялся полулитром, начинаясь с пробки и обрываясь на сухом донышке бутылки. Не всегда было над Вяткой это поселение ангельских каторжан, и не всегда здесь летом шёл дождь, а зимою – снег… Эх, какое было время! – оно знало себе цену…
В какую даль оно умчалось на игрушечном поезде?