Встреча с поэтом Евгением Рейном

                Встреча с поэтом Евгением Рейном

   Узнав о том, что  известный  поэт  Евгений  Борисович Рейн будет выступать в Московском еврейском культурно-просветительском обществе, я направился по указанному адресу.   
      Небольшая комната, стол и около 30 стульев. За 10 минут до начала встречи в комнату входит человек среднего роста, с небритым лицом, в котором можно узнать по его поведению, что он хозяин помещения. Громким баском начинает давать указания: зажечь свет, раздвинуть шторы на окнах, раздать свежие номера Международной еврейской газеты. В этом человеке узнаю известного кинорежиссера Владимира Эммануиловича Двинского. Год назад я видел его в Доме кино на презентации фильма «В субботу я король» и на пятилетнем юбилее литературного салона Рады Полищук, издающей литературный альманах  «Диалог».   
      В комнате всего несколько пожилых людей. Но вот появляется группа молодежи и занимает все свободные места.
      За стол усаживаются два человека:  хозяин гостиной и Евгений Рейн, - немолодой,  с лицом  уставшего человека.  Отвисшие щёки, широкий рот, правый краешек которого немного выше левого. Большие выразительные губы, активно участвующие в разговоре, чтении стихов и при улыбке. Глубоко сидящие старческие глаза, а над ними широкие, густые, чёрные брови. Это выглядит контрастно по отношению к седой лысеющей голове. Порой кажется, что брови мешают его взгляду. Такой мне запомнилась внешность поэта.
      Двинский представляет гостя: «Известный поэт нашей эпохи. Это признало авторитетнейшее жюри, недавно присудившее Евгению Рейну премию имени А.С. Пушкина. С поэтом  меня  связывает  давняя дружба и я рад его представить вам».
      Рейн очень коротко рассказывает о себе, родителях, друзьях и о своих успехах в литературе. Издал уже 12 книг. Некоторые стихи переведены на иностранные языки, даже на китайский. Слушатели просят начать чтение стихов. Но поэт устал и предлагает  присутствующим: «Задавайте вопросы». Закуривает папиросу. И это курение без перерыва будет продолжаться всю встречу. В этом ему помогает Двинский, постоянно чиркает зажигалкой и тоже затягивается папиросой. Маленькое помещение переполняется дымом, становится тяжело дышать, что мешает в первую очередь самому поэту. Он, читая стихи, – трудится, а мы только слушаем.  Но большому поэту всё дозволено.
      И здесь я вспомнил, что двумя днями ранее, на встрече в литературном кафе Московского еврейского общинного центра в Марьиной роще, прослушал лекцию  библиотечного работника: «Анна Ахматова и её еврейское окружение». Она недавно приехала из Израиля, где лекция была воспринята с большим интересом во многих городах страны. Лекция содержала рассказы об эпизодах из  жизни Ахматовой,  нашедших отражение в её стихах и письмах. Автор этой встречи упомянула, что однажды Ахматову навестили три  молодых  человека: Евгений Рейн, Иосиф Бродский и Анатолий Найман. Поэтесса особо отметила  талант Бродского.   Отсюда и возник мой вопрос:
      ; Евгений Борисович, я недавно прослушал лекцию одной женщины: «Анна Ахматова и её еврейское окружение», где она упомянула о первом посещении Ахматовой Бродским, Рейном и Найманом.  Было бы интересно услышать от вас об этой встрече.
      Мои последние слова утонули в эмоциональном ответе поэта: 
      - Эта женщина ничего не знает. Она не права. Я впервые познакомился с Ахматовой в городе Ташкенте в эвакуации. Меня привела к ней в гости мама, когда я был ещё подростком.  Впоследствии, уже в Ленинграде я решил навестить Ахматову. Её адрес  узнал в будочке «адресного стола». Это был мой второй визит к Ахматовой. Я действительно тогда отвёл к ней Бродского.  Что касается Наймана, то  он был её секретарём. Он помог нам встретиться с  поэтессой.   
      Ответ был коротким и, к сожалению, не содержал впечатлений о встрече с Ахматовой.    
      В тот момент, когда прозвучал мой вопрос об отношении Ахматовой к еврейству, в зале раздался громкий смех. Рассмеялись молодые люди, которые были, видимо, студентами или литературного вуза или учебного заведения кинематографии. Мне же, казалось, что в вопросе, заданном в стенах еврейского культурно-просветительского общества, не было ничего смешного. Молодёжь же усмотрела в вопросе что-то неординарное.
      Поэт читал свои стихи, давая краткие пояснения, по какому поводу они были написаны. Иногда обращался к Двинскому: «Ну, как, уловил?» При этом он хитро улыбался. В переходе от одного стиха к другому он неторопливо, смачно затягивался табачным дымом.
      Вскоре Рейн вновь попросил паузу и вопросы. Их последовало немного. Спрашивали о творчестве Довлатова, его жизни в Америке. Кто пригласил Рейна в Америку, как  и у кого он  там жил? Как он попал на работу в Московский Литературный институт? Ответы были  краткими и не очень понятными.
      Здесь я опять «выкопал»  вопрос, вытекавший из моих встреч с интересными людьми в стенах Израильского культурного центра. И я спросил поэта:  «Мне как-то довелось встречаться с Михаилом Хейфицем, входившим в группу молодых литераторов, где были и вы. Группа  решила выпустить сборник стихов Иосифа Бродского. Хейфицу поручили  написать  предисловие  к сборнику. Об этом стало известно КГБ. При обыске у Хейфеца  изъяли предисловие,  и он был осуждён. Было бы интересно услышать от вас рассказ о событиях тех дней». Ответ Рейна был предельно коротким: «Да, Хейфец был моим другом,  осудили  его на  четыре  года».
      И опять звучали стихи. Читая некоторые посвящения, он прибегнул как бы к некой викторине, задавая аудитории вопрос: «Кому посвящено это стихотворение?».
      Если бы  выявлялся победитель и присуждался  приз за правильные ответы,  то его следовало бы отдать одной пожилой женщине лет восьмидесяти, пришедшей на встречу с тростью белого цвета, которыми пользуются люди со слабым зрением.       
      Здесь Рейн опять просит паузу для отдыха. Отвечать на вопросы ему легче. Молодежь больше всего интересует Довлатов. Видно студенты в этот период были увлечены творчеством этого  писателя.
      А я снова со своим вопросом.  Какой-то особый настрой  был  в  тот  вечер.  Обычно я вопросов задаю мало, больше стараюсь слушать. Евгения Рейна воспринимаю как знаковую фигуру в русской литературе, от гонимого до признанного и хочется побольше узнать о нём и его окружении. Вопрос необычный, которого я коснулся случайно несколько лет назад.
      Работая в Минуглепроме СССР,  однажды,  я познакомился с человек, приехавшим в министерство из Донецка «выбивать» оборудование. Самуил Яковлевич Трахтенгерц, так звали незнакомца, в двадцатых годах был студентом Московского государственного университета. В этот период он познакомился с Антолом  Гидашом, - венгром, журналистом, молодым красавцем, сподвижником Белы Куна и его дочкой Инессой Кун, вскоре ставшая женой Антола. После разгона Коминтерна и ареста Бела Куна,  Гидаши были  высланы из Москвы. Спустя некоторое время, с освобождением Венгрии от фашистов, супружескую пару вернули в Москву, а впоследствии по рекомендации компетентных органов СССР, направили  Гидаша возглавить Союз писателей Венгрии. Моё знакомство с Трахтенгерцом произошло, когда проводился очередной съезд писателей СССР, на который приехали Антол и Инесса. Я приложил большие усилия для состоявшейся встречи  Трахтенгерца с писателями. В результате им была передана Трахтенгерцем его тетрадь-дневник с воспоминаниями студенческих лет, который был использован венграми при написании книги «Бела Кун», впоследствии переведенная на русский язык и изданная в серии «Жизнь замечательных людей».
      Об этой истории я вспомнил  на встрече с Рейном, после того, как он несколько раз упомянул: «Когда я был в Венгрии»…Отсюда  был мой  вопрос:       
      - Евгений Борисович, Вы несколько раз упомянули о своём пребывании в Венгрии. Могли бы Вы вспомнить о контактах с местными писателями, и, в частности, с председателем союза писателей Венгрии   Антолом Гидашом?
      Ответ был следующим: «Я с писателями не общался,  так как не знал языка и посетил Венгрию как частное лицо».
      Опять чтение стихов и опять пауза для вопросов. В тот вечер меня буквально прорвало на вопросы. Я даже не задумывался об их тактичности.  И вот вновь мой вопрос:
      - Евгений Борисович, недавно писательница Рада Полищук опубликовала в издаваемом ею альманахе  «Диалог»  рассказ  о  встречах  с  Вами.  Вам  нравится   этот   рассказ?   
      - Рада  моя лучшая приятельница, - ответил Рейн.
      Его ответ дополнил Двинский:  «Рада и моя лучшая приятельница. Писатель волен излагать свои взгляды».
     И опять чтение стихов.
     По дороге домой я оценивал проведенный вечер. Он мне    понравился.  Иначе  и  не могло  быть. Прекрасные стихи не могли меня оставить равнодушным. А то, что не получал ответы на  вопросы, то это вполне нормально.  Ведь Е. Б. Рейн поэт и в этой части его стихи прекрасны, а мемуарные воспоминания для поэта не обязательны. В этом литературном жанре работают другие. Об этом следовало бы мне понять в начале встречи.
      Что касается усмешки присутствующих студентов при упоминании связи Ахматовой с евреями, то это элемент бескультурья и невежества, заслуживающих сожаления. А ведь не случайно у евреев появилось желание рассказать об отношении Анны Ахматовой к евреям, окружавших знаменитую поэтессу, несомненно, влиявших на её творчество. Достаточно вспомнить длительные отношения Ахматовой с Иссаем Берлиным, которая посветила ему девятнадцать лучших своих стихотворений. Впоследствии, И. Берлин стал известным литератором, а во время Карибского кризиса между Америкой и СССР был консультантом президента Кеннеди по вопросам Советского государства, способствовавший мирному решению конфликта.  И тем обиднее, когда понимаешь, что этим будущим писателям, сценаристам, журналистам, телевизионщикам отводится важное место в воспитании толерантности нашего общества.
      Задумался я и над личностью Довлатова, интересовавшая студентов. Его книг не читал, а потому в ближайшие дни пошёл в библиотеку. Сергей Довлатов предстал предо мной, как талантливый, своеобразный писатель небольших рассказов, написанных просто и целомудренно. Бытописателем о людях советской эпохи, среди которых был он сам, выходец из еврейской семьи. Немало персонажей  этих рассказов  - евреи, окружавшие его. Умных и не очень, но неизменно симпатичных автору.               
                Август  2003