БЕРЕНДЕЕВ КУТ
(большая тайна)
Конечно, повторюсь, если скажу, что происходило всё на хуторе у Силича.
Всё та же компания сидела за столом и вела беседы на различные, непонятно как возникающие, темы. Основную суть начала вечернего разговора, как предтечу названию рассказа, расскажу от своего лица, хотя я человек не разговорчивый и чтобы избавиться от необходимости, обозначать прямую речь и прочих трудностей обычного стиля рассказа и не напрягать читателя излишним количеством печатных (читаемых) знаков, только и прибегаю к такому способу. Мыслей в этом моих нет, чьи мысли, думаю ясно. Просто чтобы стало понятней, напишу. Говорил Силич и монолог его, на этот раз, был длинным и возбуждённым, по какой причине так и осталось не известным:
–Мне почему-то кажется, что охотники и рыбаки больше всех разговаривают на темы близкие к их увлечению. Такой особенности я не замечал: ни у грибников, ни у ягодников, ни у туристов и у прочих, включая автомобилистов, лыжников, альпинистов. Можно перечислять дальше, но, уверен, что не найдётся такой когорты, которая бы в этом опережала охотников и рыбаков. Конечно, это касается любителей, для кого рыбалка и охота – увлечение, не употребляю слово хобби – не наше оно и не нравится мне. Среди профессионалов разные люди встречаются, но всё равно азарт, как составляющая этих профессий, тоже накладывает свой отпечаток на характер человека, но не в такой степени.
Не зря написана художником Перовым известная картина – «Охотники на привале» и изображён именно разговор. Помнится или в школе или в картинной галерее – учитель или экскурсовод, рассказывая о картине, сказал, что видимо, один из охотников что-то рассказывает про охоту, второй слушает зачарованно с удивлением, а третий за ухом чешет, как бы говоря «ну и врать же ты горазд, брат!»
Может по этой причине, что можно приврать рыбаки и охотники больше всех и говорят о своих увлечениях. А если их сравнить между собой, кто из них больше говорит, то впереди конечно охотники. Почему? Да потому, что в большей части охотники тоже рыбаки, а если рыбак начнёт заниматься охотой, то это будет уже сначала охотник, а потом рыбак.
Ведь слово охота во многих языках образует много слов, придавая им разные связанные с ней смыслы. Вспомнить можно происхождение слова яхта и соответствующие приставки для образования слов: ягдтерьер, ягдташ и других. Но это совсем не доказательство, это просто следствие, которое должно быть правильно понято. А вот сама ловля рыбы, рыбалка и прочие процессы добычи рыбы вполне могут называться охотой. Не говорят же, что на китов рыбачат, на китов охотятся и вообще чем крупнее рыба, тем процесс ближе к охоте, как таковой. Если даже сбор грибов у нас называется – тихой охотой и вообще любое желание обозначается словом охота. Так вот я думаю, все согласны, что все кто что-нибудь добывают, могут называться охотниками, в том числе и рыбаки, но если их разделить между собой, то охотники больше говорят про свою охоту. То, что они могут приврать – это точно. Причина опять же в охоте, вернее в любви к этой охоте. Получается как: устал, пришёл пустой, промазал, провалился в воду, мокрый – от этого или от дождя, замёрз, ноги сбил, одежду порвал, чуть глаз веткой не выколол, потерял собаку или вообще её волки уже съели и самого тебя тоже чуть не съели, из болота еле выбрался, деревом тебя, падающим чуть не прибило – всё отвратительно. Об этом и вспоминать не хочется, не то что рассказывать и после этого, не должно тянуть на эту охоту. Ан, нет! Тебя снова потянет на охоту, ты будешь вспоминать про те злоключения, произошедшие с тобой, и ты будешь, может быть с удовольствием рассказывать о них, потому что это главный твой охотничий трофей – впечатление от охоты. Если случится какая добыча, ты просто скажешь, что взял кого-то и всё. Конечно, не утерпишь и расскажешь, как это произошло. Приврать можешь, что бы рассказ красивым был, столько – сколько хочешь, но тут ты должен решить, что для тебя важно: в каком месте врать и сколько, бывает в каком-то месте соврать – это просто про что-то не сказать, хотя бы про отрицательные эмоции. Если завтра состоится рассказ, у тебя разные желания возникнуть могут: говорить или нет про злоключения и как говорить, с сожалением, с геройством или ещё как-то, если через год будешь рассказывать, ты будешь вспоминать про них весело. Вот и получается, если завтра будет рассказ, то красота этого рассказа может отличаться тяжелыми описаниями твоих передряг или их отсутствием, а если через год, то рассказ этот будет весёлым описанием твоих передряг или их отсутствием. Если описания передряг будут отсутствовать, то получается, в любом случае соврал, а с другой стороны вроде и нет – просто не сказал и всё. Но посчитать, что врёшь можно: не договорить и соврать – это совсем и рядом и далеко. Если описания будут присутствовать, то они получается, будут разными. Послушает один и тот человек в разное время твои рассказы и запишет тебя в несусветные обманщики. Того ему не понять, что время лечит, всё меняет не только материальное, но и духовное. Цена вопроса – какая? В основном твои эмоции. Разные они у тебя в разное время и оговорись ты, что вначале думал так, а теперь думаешь вот так и ты правдивец и от твоей правды и лжи: ни от той, ни от другой – ни кому ни плохо, ни хорошо. По этой причине считают охотников и рыбаков врунами, а получается иногда зря. Правда рыбаки часто разводят руки шире, чем надо, у них есть размерный диапазон: их добыча от малька, до очень старой, большой рыбы, у охотников такого нет. Малых не трогают. Взрослые не сильно отличаются друг от друга. Просто если взял к примеру глухаря, можно сказать об этом просто, а можно сказать: «взял Хо-рр-(и много Р и О)-шего глухаря». Ну и где тут, враньё?
Думаю, подвёл к тому, что из рыбаков и охотников больше разговаривают о своём промысле – охотники, а врут при этих разговорах, больше – рыбаки. Пусть простят меня удари.
Получается, можно спорить об этом сколько угодно и вовлечь в это уйму рыбаков и охотников и дело дойдёт до разговоров серьёзных, без юмора.
А вот кто больше врёт из охотников, так это охотники до власти. Есть такие охотники, эти врут больше рыбаков, хотя они опять же тоже рыбаки – ловить рыбу в тёмной воде они любят. Эти вне всякого конкурса. Они уже прививают всем понятие, что им должны все верить, но все должны понять, что они при этом врут. Политика – это всё лжеполитика. Политика – грязное дело – говорят они и этим оправдывают, узаконивают своё враньё. Причём это потом, когда прошёл момент, когда им нужно было верить. Они чуть ли не смеются над наивностью народа, который по своей глупости взял и поверил им, не зная правил их игры. «А что вы хотели – политика грязное дело – факт известный» и вроде спросу никакого не должно быть.
Замечено что глупостей от народа вверх, во власть – нет, в основном, а вот сверху, от власти, глупостей в народ – ой как много. Народ терпит эти глупости, не выдерживает и сам совершает ту большую глупость, на которую способен, она у него пожалуй единственная – это революция или бунт. Интересно и по истории и по жизни смотреть на то, сколько может терпеть народ. Наш народ самый терпеливый, но за то ни у одного народа не было таких глупостей как у нашего. Интересно: совершив одну глупость и только оправившись от неё, только-только начинает исправлять последствия этой своей глупости и тут он бывает уже снова накормлен глупостями сверху, и его вынуждают творить свою новую глупость. Но в основном бывает, что народ сам ещё и не хочет начать эту глупость, он и не знает как её начать. Вот тут и появляются охотники и дурят народ: пойдём туда там то-то, этих не возьмём – они не правильные, а мы правильные, мы хотим для народа, а те только от народа. Ладно, понятно – до чего они охотники. Понятно, что народ у них – средство. Пусть они врут сколько угодно. Они не хотят, вместе с народом, исправлять последствия глупости, они хотят, подбить его на новую глупость. Но доводить до того, что бы этот же народ изводить! Доводить до того, что бы страны убавить! О чём люди думают? Ведь у нас произошло две самых больших революции в мире – одна социалистическая – громко-уничтожительная, другая первая оранжевая, масть меняли – тихо-уничтожительная. Одни в Бога не верили, в того в которого вся страна верила. Другие в Бога поверили. Молятся, значит верят, что есть ТА другая жизнь, с двумя её половинами. Там ведь тех, кто за эту страну не дожил до своего срока, навсегда остался в том возрасте, в котором был – миллионы погибших. Там их со всех войн за страну, по-батальонно – армии стоят, в обеих частях ТОЙ жизни и тут придут эти. Куда им деться: в ту или в другую часть придут – всё равно. Вот им и заглянут в глаза те ребята, да если там и не говорят, не думаю, что не хватит «масла в голове» у них понять вопроса «а за что мы тогда не дожили?!»
Кем они будут в той жизни – в царствии небесном, среди тех ребят. Там отболтаться, как при этой жизни – не удастся. И если веришь, что там вечная жизнь, а эта жизнь в сравнении с той, по времени – капелька малая. Как же жить ту вечную жизнь среди тех ребят. Да пусть у тебя в этой жизни чего-то не хватало, чего ты видимо сам не подозреваешь и ты за счёт этого достиг возможности такого обмана, то там за счёт этого – не выкрутиться. Там, наверное, всё устроено по другому, там тебе всё вложат – чего не хватало и ты всё поймёшь, и будешь знать, про что тебя спрашивают. У Бога прощения просят. Бог – добрый, он простит. А те ребята?! Вот и вопрос, как нужно прожить эту маленькую, короткую жизнь, эту капельку малую, быструю очень, чтобы не загадить себя.
Вот, про охотников: про одних и про других – два момента. Про первых хоть завтра найдётся в телевизоре шустрик, который сделает это темой какого-нибудь шоу. А вот про других – уже нет. Хотя важность этих тем – не соизмерима.
Закручивали гайки – резьба летела, ключи гнулись, потом раскрутили всё – всё распалось. Сейчас только наживили гайки, ещё не во всех местах, только на две нитки закрутили, уже кричат – уже не нравится. Уже охотники появились и рыбаки, опять до конца не дают предыдущую глупость исправить, подбивают другую глупость сделать. Любую глупость – какая получится, им всё равно, просто в результате будет мутная вода, а это лафа для этих людей – типа ловца. Почему у нашего народа такое. Почему так это, сам себе он такое устраивает или ему устраивают. Своей той революцией устроили народу геноцид – можно сказать, но зато всему миру дали понять, что если не будет заботы о своём народе, то может получиться как у нас. Получилось, что сработали на другие народы – ладно хорошо. Только стали исправлять всё – вдруг кому-то колбасы не хватило, значит всё, давай глупость сотворим, подбили на глупость. Растасовали страну и раздали как карты и сейчас сидят и в дурака играют. Говорят: «какой народ, такое он правительство и заслуживает» – так, мол, сказал кто-то там. Так это там, про тот народ или народы. Это не про наш народ. Про наш народ можно сказать: «этому народу хоть какое правительство» он его терпит, но вот – сколько терпеть будет? Народу всегда, что-нибудь не нравится – это всегда так. Но чем культурней народ, тем он культурней свои требования предъявляет. Воспитывая не культурный, голодный, нищий народ, правительство готовит форму, в какой народ будет с ним разговаривать. До чего опять может дойти. «Какой народ, такое он правительство и заслуживает» – это получается, если у нас правительство плохое, если собрались не те ребята, если они не хотят для народа жизнь облегчить, если погрязли в неумении и не желании, если пришли уже туда такими, то можно подумать, что они заранее считают, что нас – народ, ввиду нашего не совершенства, должно устраивать их такое отношение к своим обязанностям. То есть они нас не уважают сначала и по этому туда лезут изначально плохими и остаются такими, вроде такому народу и этого достаточно. Раз у нас так всё плохо, то получается, просто нас не уважают сначала и поэтому не хотят ничего делать.
Лежишь один в лесной глуши, подумаешь – интересно всё получается. «Дурователь» этот включишь, десять минут посмотришь, изощряются, чего только нет – нормальному человеку голову можно свихнуть. После новостей захватишь немного и перебор уже. Я уж сажусь около раковины, чтобы плюнуть было куда. Смотрел: появились кадры против курения и алкоголя. Придумал правильно кто-то. Действенная штука. Народ давно спасать от этого нужно. Тут включаю: уже против этих мер компания. Что курить вредно – про это говорить, дескать – нельзя. Да в той же Америке, там каждому врачу вменено в обязанность: с каждым пациентом на приёме провести пятиминутную беседу о вреде курения и алкоголя. У них в кино, с сигаретой – только отрицательные герои. А тут смотрю: сидит тётя, которой вообще много, причём в кино раньше, мало её было и то с сигаретой, а сейчас в телевизоре опять много. И она, эта тётя выступает против врача, который организовал показ этих кадров, выступает и задаёт вопрос: «да кто он такой и почему он в это дело, которое его не касается лезет?». Да он по праву своей профессии и должности это делает, а вот по какому праву такое говоришь ты? Кукушка ты, думаю, с чьей-то руки клюнула и кукуешь за корм и как прости Господи, под тобой ветка не обломится. Подумал ещё тогда, кто-то не хочет чтобы народ бросил курить. Интересно – кто?
Про собак тут смотрел. Отстреливают собак бездомных. Плохо, а куда деваться, если они стаями на людей нападают. Пришёл музыкант, певец немножко, приучил постепенно всех к тому, что он певец – голос так себе, если на его гнусавую противность не обращать внимание. Яро так выступает, себя обозначает, нарепетированно, бумажки наготовил, что нельзя, дескать, собак трогать. Да нельзя, если не правильно с ними обходиться. До людей бездомных дела им нет, они решили поважней вопросами заняться, с бездомными собаками вопрос решить – специалистами в этом вдруг стали. Собакам питомники строить говорят нужно, для пожизненного содержания и денег из казны требуют. При этом они кур трескают и прочее мясо по телевизору готовят и не оставили тому животному никаких шансов на жизнь. Вот откуда у людей двуличие такое – не понять. Пусть тогда все животные плодятся и живут до своего естественного предела по сроку, почему только собаки. А потому что тут собака в другом зарыта, взяли проблему в оборот, чтобы народ затормашить и себя показать, но похоже ещё в чём-то какая-то цель преследуется. Не вся зарытая собака видна. Показать надо, что народ не правильно думает, нужно думать вот так, как этот правильный уважаемый человек и похоже ещё что-то.
Получается: курить, пить – можно и надо, собак, которые людей загрызают – стрелять нельзя – и всё это с экрана. Для кого? Для нас! Получается для народа. Смотришь и думаешь» ты действительно так думаешь или с руки клюнул и говоришь, то что нужно кому-то, за тот клюнутый корм так говорить. Я бы таких на их детях и внуках проверял. Сказал фрагмент своей речи и тут же выдавай, что ты согласен с такой постановкой вопроса по отношению к своим детям и внукам. Конечно, если твои бродячих собак только через ограду особняка и окно автомобиля видят, но ты не это должен иметь ввиду. А нарисуй себе картину, что они покурили, пива попили и вышли на улицу, а там стая собак, если согласен с этим – тогда и кукуй про это.
Тут посмотрел немного передачу: хохот стоит у них, я думаю, наверное, я старый – чувства юмора у меня нет, прислушался, а там юмор плоский, плоский – под плинтус только и пролезет. Парнишка шустрый такой, штанины у него у колен кончаются или начинаются, говорит – смешит всех, я прислушался, а у него тема выше пояса не поднимается. Понятно, думаю, почему у него штаны такие, места у него в них больше, чем нормальному мужику надо, у него туда видимо мозги упали вот и не поднимаются выше пояса в своих мыслях. Но главное смеются все, раньше про детей говорили, когда они без причины смеялись: «смешинка в рот попала», эти тоже, наверное, «смешинки» какой-то наелись. Иначе никак не получится посмеяться.
Вот, в сталинские времена, в глухую деревушку радио проводили, столбы ставили, провода тянули, бесплатно тарелку в доме вешали. Знали, что пропаганда нужна, что это сила влияния и воспитания. Сейчас без проводов такое информационное поле, только ухо или глаз подставь. А это – средство, их так и называют – средства массовой информации, а вот тут их и не правильно называют, нужно называть – средства массового воспитания и влияния и отсюда надо на всё смотреть.
Каналы чуть ли не частные – это хорошо. От государства не зависимые, государство им ничего не даёт, сами деньги зарабатывают. Поэтому сами решают, что показывать и никто им вроде не указ.
Деньги откуда взялись, на которые они вещают? От народа, он проплатил эти рекламы – через товар, который покупает. Да хоть откуда деньги – без людей им и взяться неоткуда. Деньги в любом случае от труда, а работает кто? – народ. В любом случае это деньги страны, от продажи её ресурсов или от продажи чего-то в стране и на страну значит должны работать. Почему тогда, за всё – за что уплачено, нельзя спросить? Почему человек на частном автомобиле обязан ездить по правилам по всей стране, а частный канал, используя язык страны, пространство страны, саму страну, деньги страны никаких правил не признаёт? Допустим, он деньги не своей страны использует и поэтому во вред стране работает? Тогда кто он для страны?
На телевидении организовали всеобуч для преступников. Идёт полный разбор преступлений со всеми методами оперативников и ошибками преступников. Слушай, разбирай, учитывай, планируй, не ошибайся. Даже старые преступления достали из архивов и те разбирают. Ведущий уезжал в другую страну, там ему видимо не позволили бы такого сделать, вернулся – нашёл себе здесь кусок хлеба.
По-моему, уже переели ребята гласности. Да это и не гласность, а уже тошнота и понос от переедания гласности. Да и не гласность это в принципе – просто распущенность, которая не подпадает под понятие гласности. Не знают у нас меры.
Вот тут у нас отпало и только на одном болтике держится, по ветру болтается, по всему колотит, ломает всё – надо хоть ещё на один болтик наживить и гаечки немного подкрутить. Уж больно агрегат не в порядке – просто аварийное состояние, угрожающее не хорошими последствиями.
Передачи – серьёзные, нормальные мужики ведут – сдвинуты на позднюю ночь или на раннее утро сначала, а потом смотришь, вообще их не стало. Такое веет от всего этого. Маленьким пунктиком всё это пахнет в какой-то не хорошей большой чьей-то затее.
Передачи, думал, сами придумали, которые не те, не ночные – да нет, они их заимствовали, придумать не могут ничего, только и всподабливаются, что фамилии свои к названию пристёгивают. Кто хочет стать тем-то. Да только малые дети хотят тем-то или кем-то, а взрослые они те – кто есть, те и есть. Если хотят чего-то, то не на всю страну. Вообще с этими артистами перебор у нас. Они у нас уже средоточие морали и смысла. Раньше как было у древних: рабы, актеры и бродячие торговцы на собрания не допускались. На царском флоте порядок был такой, если морской офицер женился на разведённой или актрисе, всё – с флота долой. Они только и вели себя нормально, когда были из крепостных. Сейчас на передачи их и в политику их притягивают, ну очень дешёвый фантик, скоро понятно это будет всем. Да артисты кого хочешь, тебе сыграют, а если ещё за деньги, тут вообще. Пока только народ это понимает, хотя нет, те кто их привлекает к этому делу, вперёд поняли это, они же придумали их использовать. Соберутся артисты, эти кукушки с петухами и в захлёб друг друга расхваливают, как в той басне и больше вроде в стране заслуженных людей не стало. Только они великие, только они обиженные, а до других и дела им нет.
Видимо срабатывает эффект престижности. Заметил, что если есть престижное место, то оно, в конце концов, со временем затянется всяким сбродом. Как бывает с лесными озёрами, постепенно забиваются грязью, если нет мощных родников, которые очищают.
Партия наша, бывшая, так же затянулась и изжила саму себя. Ведь, кто только в неё не шёл: за должностями, за уважением, за отличием от другого, что бы в командировку за границу по работе съездить, за послаблением в наказании, даже чтобы учли это, когда будут ордена и автомобили распределять – как в общество пайщиков вступали.
Не пошёл тогда в неё – звали. Потому что вывел для себя: если хочешь взять от страны, то должен обязательно вступить, а если хочешь дать стране – не обязательно вступать. Мне ещё не нравилось: там, на верху, решили кукурузу в Мурманске сажать – всё сади, хоть ты знаешь, что это глупость. Партийная дисциплина. Не по мне такая дисциплина. Но та партия, хоть как-то тужилась народу что-то дать, потому что соревнование двух систем наблюдалось и там не личные средства распределялись. А сейчас партийцы, считай, свои личные средства распределяют, понятно, что у них интерес не дать столько, сколько нужно.
Армия по тому же принципу сдала, затянулась илом. Да ещё этот институт прапорщиков, что значил, когда его ввели. Человек, когда нужно было думать, кем быть – не очень думал над этим. В армию попал, из армии уходить домой нужно, а у него только-только мозги прорезались и то в виде хитрости. А кто такой дембель – это, салага будущей гражданской жизни. Вот он, салага и испугался этой гражданской жизни, как сейчас боятся армии и схитрил. Ладно, мужики в профессиях служили, знал таких: в хвосте самолёта, в башне, один с пушкой, по пол суток в воздухе, в нос самолёта другой державы смотрел и не знал, шарахнет тот по нему или нет. Понятно, что выбор не за ним и мужику нервы надо иметь. Были ещё мужики. Кто воевал, про тех конечно – это совсем другое дело и вот тут надо и смотреть: где ты был, что делал, чем занимался и чего пришлось тебе испытать. А то простая работа, гражданская, только в казённой одежде и на тебе – на пенсию наравне с другими. Там же женщины, вольнонаёмные, при такой же работе и до полного гражданского своего предела работают. А эти хитрецы давай тащить, на них глядя и офицеры потащили. В армии в сорок пять лет на пенсию? Портянки на складе считал и чуть ли не раньше родителей на пенсию, тех родителей, которые войну Отечественную выиграли и работали до старости. Бывает после института, не смог инженером стать, в армию устроился – не в войска, всё время в одном городе прослужил, что такое гарнизон или точка не знает, от всех тягот военной службы прогнулся, в наряд или на дежурство ни разу не заступал и на тебе – наравне с остальными. Вот так у нас и получается, что по сравнению с хитрыми, нормальные мужики в дураках остаются. Генералам продлён срок службы, они умные и толковые, а остальные в армии через двадцать пять лет не достойны её? Что уж, такие немощные или не умные? Интересно! Уходят на пенсию и работают на гражданке. Это со сталинских времён, видимо, рассчитано, что тебя по войнам будут бросать, и ты через двадцать пять лет будешь уже ветераном со всеми признаками. Потом в холодную войну это осталось, чтобы нарастить кадровый запас, на всякий случай – тоже логика есть, хотя и сомнительная. А сейчас, если нет у тебя статуса ветеранского ни по военным действиям, ни по трудности службы, ни по ранению – продолжай, служи. Этот эффект престижности и не заслуженных льгот, здорово влияет и его наверное трудно извести. Так вот и теряется уважение к тому или другому статусу, а страдают от этого нормальные, честные, заслуженные мужики.
Депутаты у нас, по этому, же принципу, получаются и какие они? Тайное голосование: за что голосовал, как голосовал, а не ваше дело. Депутатская неприкосновенность, опять же. А нужно вводить наоборот – добавочную статью: за дискредитацию института власти и перечень из табели о рангах – кто подпадает под эту статью. Совершил преступление – получай как гражданин страны и получай за то, что ты особый гражданин, но так подвёл и дискредитировал институт власти. Вот тогда может, появятся нормальные Минины и Пожарские, а эти все улетучатся – престижности и выгоды не будет. У них ведь как сейчас? Их статус только высокой зарплатой, неприкосновенностью и льготами обозначен, а ответственность нигде не прописана. Политика грязное дело, это понятие пусть останется, но означать будет другое: что это тяжёлое, трудное, ответственное, почётное и опасное дело и только благие цели, от души, честность, принципиальность, неподкупность могут человека заставить этим делом заниматься и спасут его от ответственности. У нас уже во власти считай узаконены лобби, то есть решают, чтобы выгодно было кому-то, хотя бы и во вред стране.
Нужен кодекс ответственности: депутата, офицера, предпринимателя, врача, учителя, чиновника, артиста и ответственность за нарушение этого кодекса. Интересно, как в нашем языке это слово «ответственность» можно употребить, даже засомневался – правильно ли я говорю. Ответственность в хороших делах и ответственность за плохие дела – интересно как? …Да! Артистам тоже надо, если чернуху играешь во вред народу, то ты хрен не народный. Их вон Бог наказывает за то, что молодёжи мозги в неправильную сторону сворачивают своими персонажами, а они до сих пор не поймут, за что и к Боженьке снова бегут, постыдились бы. Что бы при заступлении на поприще клятву давали, а за нарушение кодекса – сразу спрос. А то у нас только один президент клянётся, да у врачей клятва Гиппократа есть, а остальные не давали клятвы – не обозначили суть своей деятельности и конечно не соблюдают нужных правил. Некоторые только и хотели туда попасть, потому что там сейчас такое благо – зарплата, престиж, поблажки и раздолье для безобразного отношения к делу и возможность наживы. Вот мне надоело всё это, наелся я глупостей и совершил отдельно взятую для себя революцию, уехал в лес жить от всего этого. А дети с внуками там остались, вот и думаешь: собаки одичавшие стаями, ларьки со спиртным круглосуточно, информации, как средства искалечивания – море, агитации за наркотики навалом, выбирай племя молодое, зелёное и не жизнь, а весёлое хи-хи.
Народ, который мыслящий, не изведённый по сознанию, я думаю, что уже потихоньку греется, но вот кто этим воспользуется при теперешней ситуации, наверное не Пожарский с Мининым – таким трудно будет, а вот кем-то ставленый и проплаченный и раскрашенный под апельсин оранжевый – появится. Может и всеми цветами, как наш Земляк, у которого сегодняшнее кукареку будет отличаться от завтрашнего и будет каждый раз означать разное, появится опять. И если он лапкой поскребёт и «курочек» позовёт, что вроде зерно для них нашёл, то известно, что с «курочкой», которая на это клюнет, будет. Хотя, зря я сравниваю, он не как тот земляк, наш Земляк молодец – с какими перьями родился, с теми всех и долбит, не перекрасится – за свой двор стоять будет и кукареку своё всегда впопад выдаст. Нашлись ребята, вроде хотят чего-то толкового, но я представляю, как им трудно, если там у них кругом такое. Тяжело им. Здесь своим умным собакам порой не знаешь, как объяснить простую вещь, а тут целая страна бестолковых людей и их жадных представителей. Мои то, хоть знают и соблюдают – не дали тебе – не бери, а там ведь только и думают, как что-то к рукам прибрать. Если бы у нас на хуторе так было – это же не житуха, а сплошная погануха.
Тут кровеносную систему – банки, спасали – зря это. Этих банков уже, как раньше киосков – на каждом углу. Назанимали денег за границей и у народа, профукали и потом государство спасай эту кровеносную систему. Шунтировать надо было её – заменять. Самый хороший момент подвернулся. Всё вместе, со всем имуществом и работниками – в госструктуру, если не хватает рассчитаться – в долговую тюрьму: расплачивайся канарским имуществом и свободен. А то у простого человека – приходят в квартире всё описывают и выносят за долги, эти же банки, а для себя другие правила утвердили. У них коллекторы есть, а у государства по отношению к ним нет. Смешно!
Интересно: на их рекламы смотреть, да и не только на банковские, на все с чьим-нибудь портретом или участием. Вроде ты приди, кредит возьми или купи что-нибудь у нас и заплати, получается добавочно за то, что посмотрел на портрет. Да мне этот фэйс уже в печёнках. Это как понимать? Получается: мне он уже надоел и у меня он милостыню, что ли просит и это при его обеспеченности. Это что меня, за идиота, все они считают. А тут ещё смотрю, в рекламе какого-то банка, строчки появились корявые, поэта одного, у которого диван, там кончился как-то – похоже, чуть позже, чем в нём поэт. И этому я тоже, оказывается, денег должен заплатить, когда у меня нужда наступит кредит взять. Смешно! Вот если в рекламе: дети, котики, собачки этим мне не жалко, да они много и не запрашивают. Смешно получается, животных бесплатно в рекламу снимают, а какого-то надоевшего барана за большие деньги, хотя польза в рекламе от него обратная. Посмотришь во многих рекламах: у них то зубы не чищены, то в животе от обжорства тяжесть и кругом одна брехня. Эти рекламодатели всех артистов нам скоро перепортят, ведь ему после таких денег за рекламный ролик или плакат, в кино или тем более в театре играть в напряг станет и он к своей работе уже по другому относится, как к пустяку и к зрителям получается такое же отношение возникает, что они на него живого почти за так смотрят, вот и накручивают цену билетов, неделю надо работать, чтобы вечером на концерт сходить, денег артисту дать, чтобы он замок себе построил. Я людей которые ходят на такие концерты уже уважать перестал, выпендрёж это, дескать смог себе позволить, чего другим не доступно, а того не поймёт, что ценности большой в той хренотени, что он послушал или посмотрел, в большинстве случаев нет, там только цена большая и всё.
…Под промышленный бизнес, с длительной оборачиваемостью, кредит брать при таких процентах – это ж не возможно. Что нужно выпускать. За рубежом все ставки ниже, они там взяли деньги и здесь под большой процент одалживают – своей стране и потом за них государство расплачивается. Это что? За рубежом четыре процента прибыль – это мечта. А у нас в банке двенадцать, восемнадцать процентов, причём их множество этих банков и каждый из своей страны себе «канары» выжимает, а у промышленника тогда – сколько должна быть прибыль? Что нужно выпускать, что бы выжить? При чём у нас стала страна торгашей и получается так, что производители товара, которых уже осталось мало, прибыль имеют меньше, чем продавцы их товаров. Смешно. Всё из-за рубежа везём, начиная с иголки. Не следовало бы сразу импорту открывать дорогу в свою страну, пусть бы успела своя промышленность подняться. Вон соседняя страна закупает за рубежом товар, только для образца, чтобы рассмотреть все варианты и начать выпускать для себя, если надобность такая возникает, а потом и на продажу. Молодцы сообразили, а у нас вроде не додумались, нет – это, просто специально, кому-то не надо. Интересно, как наши бизнесшишки заказывают у них товар: «Сколько стоит?», ему отвечают, допустим – 100. «А за 80 можно?», отвечают – да!. Наш торг почувствовал и давай: «А за 60?», отвечают – да! И так доходит до 20 и ему отвечают – постараемся. « А за 15 можно?», отвечают – нет, не получится. «А за 17 можно?», ему отвечают, что очень постараются и сделают. Наш доволен, что так дешево товар приобрёл, а того не понимает, вернее сейчас уже поняли все, что в этом товаре, при том же внешнем виде, качества 17 процентов по сравнению с нормальным. У нас потом вся страна обижается, что соседи нам плохой товар поставляют, а виноваты наши – это они такой товар заказали, а те молодцы, они при одном и том же виде могут по себестоимости разного качества товары выпускать и прибыль иметь, а наши никакого не могут сделать, вернее чаще всего тоже плохого качества. А соседи: стратеги – молодцы, умницы, всё просчитали – нужно ведь 1/6 часть суши нищих и голодных, и одевать, и обувать и прочим товаром, доступным для нищих обеспечивать, и суши накормить. Все кругом нас толковые, только мы какие-то не разумные, с головы протухшие.
Страна разваливалась, оставили арсеналы одним, а другим, чтобы защитить себя от тех, не дали. Гражданская война, дескать будет. Односторонняя значит пусть идёт, пусть нападают, бандитствуют, а защищать вас государство будет. Да у меня дед с карабином за плечами в тех краях землю пахал и сам ни на кого не нападал. Но и на него боялись напасть. Народ бы сам себя на блокпостах без всякой зарплаты защитил и никого не пропустил и купить его не возможно было и обмануть трудно. Тут видимо дело в том, что боялись бы тогда такого народа не только бандиты, а ещё кто-то, у кого прилипло на лицо пуху. Ведь народ, это самый тот, кто первый за страну.
На что не посмотришь везде не правильно, везде во вред, причём скрытый вред, маскируют этот вред.
Вот такие дела, мы тут как глупые революционеры сидим, разговариваем. Может вам не интересно или я не прав? Прав – тогда Виктор наливай, это у нас какая будет? Пятая? Всего-то, а чего я так разгорячился. Что-то я шашкой разблистался. Вы всё помалкиваете. Может вы считаете, что я не прав – спорьте. Прав. Ладно, сегодня мы выпили, правда совсем немного и не глупей мы сейчас тех умников. Но давайте завтра, на трезвую голову подумаем и если придём к такому же решению, то очень плачевный вывод можно сделать: что три выпивших мужика знают то, что те, кому нужно это знать – не знают. Пойдём, выйдем, проветримся, кстати, как отдельно взятые глупые революционеры – можем спеть «Вихри враждебные реют над нами». Они действительно какие-то враждебные эти вихри. Петь?... Нет, никого не напугаем. Здесь можно и нужно – в полный голос. Почему нужно? Да потому, чтобы медведь в этом лесу знал и нас человеков – не обижал. Он вроде, пока Бог миловал, правильно живёт в этом лесу, по правильному пути идёт, не трогает нас. Вот и пусть идёт, своим, правильным путём и пусть с этого правильного пути не сворачивает и чтобы у него с этим путём было – всё путём. Закон тайга – медведь хозяин. Надо чтобы он правильным хозяином был и смотрел за тайгой. Волков всяких чтобы к порядку привёл.
Ух ты, светло то как, хоть и ночь, который уже час? Полночь!? Ну, вот и не так уж темно. Лес вон видно, и даже видно, что он красивый. А утро наступит, ещё красивей станет. Утро наступит, мы и следы в лесу разберём, посмотрим кто чего набродил. Хотя этого леса, бедного, совсем мало. Он ведь – лес, если издалека на него смотреть, а если поближе посмотришь, то увидишь, что с этим лесом сделали. Тащили и тащили из него. Откуда брать нельзя, оттуда всё взяли. Одни выруба. Хорошо хоть островки остались, и семена от них по ветру летят, вон сколько молодого подроста, Бог даст, настоящий лес и вырастет. Сейчас леса настоящего, какой должен быть и не сыскать наверное. Вот, у вас на примете есть такой, хоть маленький, кусочек? Вы ведь много, где ходили и здесь и раньше. Нет. А представление вы имеете, каким он должен быть? Видели, старые пни, ещё от той рубки в тех местах, где уже снова рубили – говорите? В два раза отличаются пни по толщине? Даже больше – говорите? Те пни, это со сталинских времён. Я так про себя их называю – сталинские. А вот чтобы лес, без вмешательства человека, может за всё время пока он живёт этот лес, такой видели? Что бы досталинские деревья стояли или лежали, если по старости не устояли, а на них росли уже новые. Нет. А я нашёл такой кусочек. Большая тайна это у меня. Трое нас, про этот лес знаем: я и внуки мои, двое. Показал им, сводил. Всё к ним присматривался – решил, что можно. Наказал, что нельзя про него никому говорить и что в этом лесу только смотреть можно и то не долго. Вам тоже покажу, а наказывать ничего не буду – не маленькие, потом своим сыновьям покажите. Вот завтра сяду на Орлика, возьму ваши рюкзаки, а вы вперёд с собаками. Каменный Брос знаете где? Да – километров пятнадцать. Болото там? Правильно! Вот в болоте в этом и посмотрим на Берендеев Кут, я так назвал про себя этот лес. Сейчас в болоте только и можно найти что-нибудь не загаженное. Такой парадокс жизни. Леса все уже вырубили, да ещё писателей развелось, все пишут. Тут Зоя привезла книгу, она всё покупает тех авторов, которые ведущие в телепрограммах. Я открыл и ошалел, детская думаю, что ли книга или для стариков, такие поля кругом текста, такой шрифт крупный, строчек на листе – от одной до другой без лестницы не переберёшься. Я такое последний раз, в первом классе, в Букваре видел. Книга толстенная на три пальца, а там сути на один палец, из него же высосанной. Так и хочется сказать, ребята, вы что делаете, леса то ведь уже нет, что бы вас бумагой обеспечивать. А этой нравится, ей убористой книги такой толщины на полгода хватит, а тут она, что ты читательница – за месяц прочитает. С такой книгой не полежишь, не отдохнёшь, листать устанешь, и на палец плевать, слюной изойдёшь,– пошутил Силич и вздохнул, не обычным своим одинарным вздохом, а троекратным и замолк. Я призадумался над последними его словами, в том плане, что возможно и мимо моего огорода, как пишущего брата, не пролетит такой камень, и намотал себе на ус, который вопреки требованиям Виктора ещё не отрастил. Силич, подумав о чём то, продолжил тем временем.
–А почему то место, называется Каменный Брос, знаете? Нет? Мне рассказывал старый лесник, что туда только зимой можно пройти. Лес оттуда не взять. Болото кругом и скала стоит берегом, в круговую. Ни летом, ни зимой туда технику не протащить и лес оттуда не взять. Там при первой таксации уже лес под рубку не засчитали. Хвойный лес разновозрастной, не прогонистый – кряжистый и не так много его, чтобы большие затраты он мог окупить. Вот во все времена его и не трогают. Зимой, лет через пять, десять, может и появится какой лесник и то вряд ли – посмотреть, а так на карте во все времена обозначен он у лесоустроителей, как бросовый и каменным берегом окружён. Вот и называется Каменный Брос. Я вот завтра поведу вас, покажу. Нашёл проход. Только сапоги болотные одевайте. Согласны. Всё тогда утром и пойдём. Сяду на Орлика, провиант с собой возьму, вы подойдёте, а у меня уже и кулеш будет готов. Всё договорились! Ну что песню будем петь? Про вихри не хотите, а какую лучше, говорите? Фельдъегерскую, говорите, тогда запевай балладу!
Мы запели. У нас с Виктором имелось подозрение, что эта песня, баллада, как говорил Силич, посвящённая трём ветвям Спецсвязи – его собственного сочинения, потому что не раз приходилось слышать от него, что он, мечтая попасть в егеря, попадал и в начальники охотхозяйства и в фельдъегеря и только под старость сам себя определил в вольные егеря. Песня эта, с его слов, не имеет размерного стиля песни, поэтому он её называет балладой, хотя и не знает правильно ли это. Слова мы её знали, потому что пели её на хуторе не раз, причём мы с Силичем пели её под разные мотивы, с небольшими отклонениями, не замечая этого, такую особенность нашего вокала открыл Виктор, у которого в отличии от нас, имелся слух и по его признанию ему каждый раз приходилось подлаживаться под нас. Мы не очень тушевались от этого и пытались доказать ему, что песни вообще в принципе нужно петь на разные мотивы, в зависимости от обстановки, настроения и прочих разных обстоятельств и даже с приплясом иногда. Виктор, когда мы как-то продемонстрировали ему перепляс, сказал нам в шутку, что ногами мы топочем как гуси гуменники и с тех пор, шутя называл нас песенниками-гуменниками, видимо обозначая нашу причастность в деревенском детстве к гумну и по созвучию этого слова обозначал наши вокальные способности. Мы не стали открывать ему того секрета, что ни Силич, тем более ни я, никогда не видели гумна, что это атрибут сельской жизни давно минувших лет. Когда мы запевали, он всегда на полном серьёзе подхватывал и как-то на перекуре похвалил слова баллады. По одной из многочисленных теорий Силича в пении и пляске имеется польза для здоровья человека, по его утверждениям, вибрации, возникающие при этом в организме, выводят шлаки и убивают различные вредные бактерии и вирусы, и люди понимая это на подсознательном уровне, делали это испокон веков и уж обязательно по праздникам, когда не много употреблялся алкоголь и при этом разжижалась кровь. Это воздействие звуковых волн, он сравнивал со звоном церковных колоколов, утверждая, что некоторые колокола имеют аналогичное свойство. Со временем, когда периодичность употребления алкоголя стала чаще при увеличении доз, люди перейдя черту деградации, из-за поражения мозга алкоголем перестали петь на торжествах, только ругаются и творят безобразия. Он помнил времена детства, когда в праздники пьяных не видать, а песни в каждом доме поют и народ знал много песен. По этой теории мы частенько, добавляли благотворное влияние пения к лечебному воздействию хуторских настоек, что со слов Силича означало: лечиться и веселиться нужно правильно.
В тишине ясной ночи, наверное, очень далеко, по всей округе, разносились слова песни, каждый раз при возникновении которой, собаки сразу, сопровождаемые улыбкой Виктора, вместе с покачиванием головой, уж очень громко и самозабвенно мы с Силичем запевали, уходили за угол и выглядывали оттуда, пока не дожидались окончания нашего вокала. Песня гремела басами, удивляя нас в более продолжительные паузы между словами, длинным раскатистым эхом от неё, редко, но иногда случающимся в лесу, по не известной причине, скорее всего из-за какого-то состояния воздуха, которое не возможно определить заранее, не крикнув, а нашу песню, по утверждению Виктора, мы именно больше кричали, чем пели:
Со стародавних пор – гонцы
А со времён Петра – фельдъегеря
Вы нерв страны и страж секретов и казны
Цари, вожди Россию предавали
Но Вы служили верно ей всегда
И если б были продажны фельдъегеря
Россия как держава не состоялась бы тогда
Припев:
И дай Вам Бог, фельдъегеря, пути удачного
Что б не осыпался сургуч на пломбах и печатях
И если пуля встреч, то пусть уж свистнет мимо
Что б не опечатан был пакет следами Вашей крови
И что б в конце маршрута ждал
И тёплый дом и радость в нём.
В седле или на тройках – с особым звоном бубенцов:
«сословья все с дороги прочь»
На ямских станциях переполох устроив
Для быстроты пути втыкали шпоры Вы
И в бок коня и в спину ямщика
В срок было всё: секрет указов
И деньги - золото в казну
Припев:
А служба строгая и в зной и в стужу лютую
Нельзя остановиться Вам
Костром согреться иль штофом водки
И головы нельзя Вам потерять
От красавиц встречных
Пути обратного всё это не касалось
Не зря фельдъегеря через мягкий и твёрдый знак
Записаны Вы в табели о рангах
Припев:
У Вас была одна примета
С пути сапог не чистить
И дозволялось Вам в любых апартаментах
Ковры испачкать дорожной грязью
Но аксельбант держали
Вы в чистоте всегда
Чтобы о Вас никто не пачкал руки
Припев:
А суткам нет числа – как ты в пути
Как давит грудь броня нательная
Как молишь Бога ты – что б не заглох мотор
И не болеть в дороге
Гадать не думаешь – когда домой
Но в разговорах с домом деньги все потрачены
И мысли все о доме
Припев:
Орлы, серпы и молотки – в гербе страны
Вам службы суть – одна
За жалованья – грош, России Вы верны
Так будьте Вы всегда, России верною опорой
И не продавайтесь никогда
Как всё в презренном этом мире
И помнить вы должны всегда:
Аллюром – три креста, со всех пределов,
России слава Вами принесена
Припев:
Закончив петь, мы постояли, послушали тишину, думая каждый о своём.
–Хорошо сегодня спели – душевно!– сказал, вздохнув Виктор, и мы с Силичем отнесли его похвалу на свой счёт.
–Ну, где вы там, идите сюда, – позвал Силич собак, –Интересно, на Кавказе собаки всегда воют, когда песни ночью слышат, а здесь я не разу не слышал. Почему так?
–Там, наверное, поют лучше и под гармонь, им и хочется подпевать,– отпустил со смехом в голосе шпилю, как мы поняли с Силичем – в нашу сторону, Виктор, снова взяв на себя обязанности вокального критика.
–Ну, раз он такой вокалист, давай, Миша, попросим его подготовить выступление трио: Виктор, Лая и Указ, – предложил Силич и мы под общий смех вошли в дом.
–Давайте спать ложиться, а то вам завтра много пройти надо будет,– уже серьёзным голосом предложил он и мы, не разговаривая больше, улеглись спать.
* * *
Я подходил к месту встречи с Виктором, когда увидел Лаю, с которой он ушёл после меня в сторону Каменного Броса. Она подбежала ко мне, вильнула приветственно хвостом. Чуть погодя появился и мой Указ, видимо в поиске наткнувшийся на её след. Они крутнулись около меня и исчезли в лесу, наверное, повела мою визитную карточку в виде Указа, чтобы предъявить её Виктору.
Через несколько минут я встретился с Виктором. Мы уселись на поваленное дерево на перекур.
–Собак видел?– спросил я.
–Видел, крутнулись и побежали ябедничать, до Силича с полкилометра, ветер оттуда, они и причуяли, пробу с кулеша побежали снимать,– ответил он и спросил, –Видел что-нибудь?
Я ответил, что видел только двух рябчиков, взлетели далеко.
–Мне больше повезло. Лая тетерева подняла и прямо на меня. Так что пойдём, может успеем его в кулеш определить. Да и Силич уже поглядывает, нас высматривает. А то будет этих ругать, подумает, что они нас давно бросили.
Я поздравил его с полем, мы докурили, поднялись и продолжили свой путь.
Уже на подходе мы уловили запах дыма от костра, а чуть погодя услышали похрапывания Орлика и голос Силича. Подойдя поближе, мы уже различали его слова.
–Лежите? А где стрелки? Если вы их бросили далеко, то это, братцы – плохо с вашей стороны. Так вы у меня совсем от охоты отвыкнете. Будете только сапоги мне чистить? Нет так нельзя, раз пошли на охоту – надо значит дело делать.
Тут умная Лая видимо обнаружила нас на слух и выбежала к нам, тем самым дав понять хозяину, что он напрасно расстраивается.
–Мир на стану,– приветствовали мы нашего кострового.
Трофей Виктора уже опоздал в кулеш. Он вздохнул и пошёл обработать дичь ниже по течению ручейка, на котором устроил привал Силич.
Силич развёл костёр на берегу ручейка, который, по сути, вытекал из болотистого места и тонкой струйкой устремлялся по склону к не большой речушке, обозначенной внизу зарослями берегового кустарника. Неподалёку стоял привязанный Орлик, к его седлу была приторочена верёвка.
–Как раз, вовремя. Молодцы! Сейчас буду снимать, вроде бы готово,– хлопотал Силич у костра, –Что у тебя там? Косач. Тогда с полем тебя,– поздравил он Виктора, когда тот вернулся снизу от ручья.
Виктор подобрал с земли кусок бересты, разорвал на две части и разложил потрошки и лапки от тетерева, приготовив угощение для собак, которое должно остыть. Собакам нельзя давать тёплое сырое мясо. Умные воспитанные псы, приученные хозяином, на привале всегда лежать в стороне, молча, издали, наблюдали за его действиями, не страгиваясь с места.
По заверению Силича, собак нельзя кормить на привале – пока сам не поешь. От этого поднимается в их глазах авторитет хозяина.
Мы поели кулеша и стали пить чай. Перед тем как заварить чай, Виктор достал из рюкзака пакет Геркулеса и запарил кашу собакам в котелке из-под кулеша.
Силич не сказал ничего по этому поводу, только покачал головой.
–Мне иначе бы и кусок в горло не полез,– виновато проговорил Виктор, оправдывая себя в том, что вопреки диетической теории Силича в отношении собак, решил покормить их на днёвке.
После чая Виктор взял свою чашку и посмотрел на меня. Я понял, что он забыл для собак чашки и кивнул ему головой. Тогда он взял и мою чашку и налил в них собакам еды. Когда каша остыла, он покормил собак, предварительно скормив им ранее приготовленное угощение.
Силич, наблюдавший за Виктором, усмехнулся.
–Это вы с моих рассказов делаете или и раньше так делали?
–Конечно, с твоих, у тебя всему учимся,– ответил Виктор с улыбкой.
–Может, не надо так делать?
–Да, ничего, помоем слегка – и всё нормально.
Дело в том, что как-то нам Силич рассказывал, что на базе, в одной отдыхающей компании охотников были девушки, может жёны уже. Так вот, после обеда, одна пошла на улицу, помыть посуду и быстро вернулась обратно с чистой посудой. Во дворе не имелось воды, которой можно помыть посуду, до речки хватило бы времени только дойти. На вопрос: как она так быстро помыла посуду? Девушка ответила, а что, мол, её мыть, когда во дворе три собаки. Она пояснила, что у них в Сибири так всегда делают многие охотники. Выставят грязную посуду собакам, после того как те её оближут, всполоснут и всё. Все тогда смеялись
Мы после собак тоже всегда споласкивали чашки.
Помню, в том рассказе Силич добавил, что если поранишься и нечем обработать рану – дай зализать собаке. У собак на языке природный антисептик. Мы про такое не знали.
После нашего с Виктором перекура, стали собираться в дальнейший путь. Котелки и всю амуницию по предложению Силича оставили у костра, подвесив всё на деревья, взяли с собой только ружья.
–Так. Сюда вы дойдёте. Дорогу запомнили?– утвердительно спросил Силич и после нашего ответа, продолжил. –А, сейчас, как будем идти, смотрите внимательно и запоминайте.
Он расправил краги своих болотных сапог, отвязал Орлика и повел в поводу. Мы тронулись за ним, тоже подняв краги своих сапог. К нашему удивлению, Силич повёл нас дорогой обратной той, которой мы пришли.
–Силич, а ты почему в седло не садишься? Орлик провалится, что ли под тобой там?– спросил Виктор.
–Да не провалится. Твёрдо там внизу. Там иногда лоси ходят. Я и нашёл проход благодаря их следам.
–Так садись в седло, а мы за тобой пойдём.
–Да как-то не ловко, вы пёхом, а я на коне,– ответил он и конечно мы его уговорили, сесть в седло.
Силич проехал немного и показал нам на зарубку в виде латинской буквы Z, мимо которой мы прошли в своё время, не заметив её. Он пояснил, что весь путь помечен с двух сторон такими зарубками и указал на противоположную зарубку, которая была в виде такой же буквы в зеркальном отображении. Он пояснил, что верхняя палочка на букве показывает путь туда, а нижняя обратно – домой. Такой вид, оказывается, имели его фирменные зарубки. Эти зарубки он сделал специально для внуков.
Сквозь заросли кустов, на расстоянии метров двухсот, иногда просматривался не высокий скальный берег. Мы двигались не напрямую к берегу, а под углом. Силич по ходу указывал нам на зарубки и пояснял, что топей вокруг нет, но всё равно идти нужно по следам Орлика.
Меня всё время интересовал вопрос: почему на скальном берегу не видно леса? Мы ведь идём в лес и я считал, что его должно быть видно.
Где-то посредине болота Силич остановился и показал на зарубки, которые указывали дорогу под углом, уже в другую сторону. Он объяснил, что ему по чистой воде видны старые следы и что он так и прошёл по следам лосей в первый раз. В тех местах, куда ещё не распространилась муть от копыт коня, иногда просматривалась приличная глубина, неровное дно представляло собой множество подводных грив и оврагов, местами очень глубоких. Собаки шли в след за нами, иногда проплывая глубокие для них места.
Поворачивая ещё, раза два, в болоте, с обязательным обозначением поворотов Силичем, мы подошли к скалам вплотную. Собственно это были не скалы, а громадные, плоские камни, лежащие друг на друге, они имели вид, так называемых каменных палаток. Они уходили от нас и влево и вправо и были примерно одной высоты – метров пять, шесть. Мы находились с северной стороны всего массива, поэтому может быть, камни обросли лишайниками. Кое где, на горизонтальных участках камней, были видны разноцветные языки мха, местами большие по размеру. Хотелось отойти в сторону и посмотреть на такие красивые места издалека, но нам приходилось довольствоваться видами, которые появлялись только впереди, и смотреть на них сбоку. Мы шли вдоль скал иногда по воде, иногда по грязи и изредка по мокрой земле, поросшей травой и мелким кустарником. Камни по низу берега почти все поросли мхами на различную высоту. Идти было не тяжело. Двигались мы в обратном направлении с севера на юг, берег находился от нас справа. Силич нам объяснял, что такой берег расположен по кругу и везде примерно такая высота. Говорил он тихо, как бы с потайкой, чтобы его не услышали на той стороне болота. По грязи и по сырой земле виднелись старые следы лосей, их почему-то становилось всё меньше и меньше.
Мы прошли уже наверное с четверть круга, когда Силич остановился и показал на метку, выцарапанную на этот раз на камне. Видно чертить её пришлось долго. Просто так метку, если не знать про неё, можно скорей всего и не заметить. Чтобы метка не выделялась белизной свежих царапин на камне, её видимо полили водой не один раз. Силич подозвал собак, они шмыгнули в расщелину между камнями, которая уходила немного вверх и под углом в обратную сторону. Он поехал за ними. Мы двигались следом. Получалось если смотреть с той стороны болота, то расщелину не заметить, потому что она не имела светового прогала. Кроме того густой высокий кустарник скрывал место расщелины. Силич ехал впереди и закрывал нам обзор. Расщелина была узкой – только-только проехать всаднику. Я немного беспокоился, что Силич не спешился. Вдруг конь оступится или испугается и прижмётся к скале, тогда можно повредить ногу. Я не стал ничего говорить в надежде, что наш проводник знает, что делает. Мы несколько раз поворачивали, находясь в толще камней, тропа постоянно поднималась вверх под небольшим уклоном. Мне никогда раньше не приходилось бывать в подобных местах. Всё так непривычно и загадочно. Веяло каким-то таинством. Мне представилось, что мы золотоискатели или партизаны. Я, было, хотел ещё помечтать, но тут высота камней уменьшилась и стала появляться панорама местности.
Когда вышли на каменный берег, Силич слез с коня, отвёл его в сторонку и привязал к росшему там кустику. Он наискосок направился к наружному краю обрыва, обходя крупные камни, перескакивая иногда через мелкие. Мы двинулись за ним и не доходя до края метра три остановились, пожалуй, в самой высокой точке каменного кольца диаметром километра два три. Отсюда, с высоты, стало понятно, что представляет из себя местность. Мы стояли, как будто на краю пологого кратера, он скорей всего напоминал вогнутое зеркало, обращённое своим зевом на юго-запад. Края этого зеркала, открывающиеся нашему взору, вправо и влево представляли собой сплошь голые камни с редкими вкраплениями зелени. Чуть ниже, в туманной дымке, угадывался лес. Он мелкими кустами, берёзками с искрученными стволами, такими же сосенками начинался недалеко от нас и уходил вниз и чем дальше от края зеркала, тем лес становился выше. Вокруг открывались обширные дали. Оказывается, мы стояли на вершине очень пологой горы и всё время нашего пути к Каменному Бросу, подымались вверх по её незаметному склону. Местность к югу от этой горы, плавно, слабыми волнами уходила до горизонта. С севера склон был круче и даль горизонта прикрывала более высокая возвышенность, поросшая лесом. Мы, молча, рассматривали окрестности, поворачиваясь из стороны в сторону. Виктор показал направление на хутор Силича и я вспомнил вид возвышенности со стороны хутора, находящейся позади той на которой мы стояли, она просматривалась на горизонте в хорошую погоду. Стояла тишина, только слабый ветер обдувал наши лица. Указ, найдя ровное место, поросшее мхом, улегся неподалёку от нас. Лая облюбовала для себя не высокую пирамиду из камней и как по ступеням забралась наверх и красиво улеглась, напоминая свинкс. Она тоже осматривалась вокруг, медленно поворачивая голову и изредка моргая глазами. «Вот шельмовка, вся мокрая, но все равно красавица» отметил я про себя. Орлик изредка своим фырканьем нарушал тишину. Вид далей опять начал нагонять на меня задумчивую мечтательность.
–Курить будете, курцы?– нарушил Силич тишину –Покурите лучше здесь. Вам ведь отдохнуть – отравы вдохнуть. Посмотрим ещё на эту красоту.
Я вспомнил, что Силич рассказывал – он коллекционирует дали. Помнит их все, при возможности показывает всем. Несколько таких далей он показал сыновьям и внукам. Сейчас они если проезжают те места, всегда останавливаются и любуются далями. Научились сами их отыскивать. Один раз показали такие красивые дали в одном месте, которые сами открыли – ему очень понравилось это место и он радовался, что они обращают на такие вещи внимание.
Мы закурили. Силич стоял в задумчивости, потом начал говорить
–Интересно, ночью огни посёлков видно отсюда?– и он показал нам направления на ближайшие сёла и городок. Помолчав, он продолжил.
–От города зарево – точно видать ночью, да и от сёл наверное огоньки. Я когда искал место для хутора, у меня крутилось такое место в голове, что бы вдалеке огни было видно. Только в таких местах реки нет… На Кавказе у нас – какой вид красивый. С востока Биш-тау – пять вершин, а с запада Эльбрус. Горы, красиво, вершины в снегу. Примета была: если утром Эльбрус видно, значит погода будет хорошая,– он вздохнул.
Мы покурили и пошли вниз. Силич отвязал Орлика и повёл в поводу. Мы петляли между больших валунов, выбирая путь. Пройдя ещё немного Силич, попробовав чахлую берёзку на крепость, привязал снова Орлика, объяснив ему и, видимо, нам.
–Здесь будешь стоять. Жди, скоро придём. А то с тобой там неудобно ходить. Провалишься ещё.
Верёвку он снял с седла и накинул на плечо.
Мы снова двинулись вниз и не прямо к низине, а как бы наискосок. Силич уверенно вёл нас, стараясь придерживаться, знакомого ему пути. Лес увеличивался по высоте. Стали попадаться кое-где поваленные деревья. Видимо лес, погибая от возраста, сам себе обеспечивал почву и забирался всё выше на каменные гольцы. Лет через двести он, наверное, уже будет расти на краю обрыва.
Стали попадаться деревья уже нормальной высоты. Кругом, внизу, росли разноцветные мхи, некоторые ярко зелёные, другие отдавали синевой, встречались даже красноватого и оранжевого цвета. Иногда попадались огромные валуны – такие места особенно поражали своим красивым видом. Хотелось задержаться и полюбоваться красотой, но наш провожатый продолжал идти вперёд. Мох сохранял наши следы в виде вмятин, других следов не встречалось. От всей местности веяло неизведанностью и непривычностью пейзажа.
Чем ниже мы спускались по пологому спуску, тем деревья становились толще, создавалось впечатление, что они росли в основном в толщину. Виктор по этому поводу задал Силичу вопрос.
–Видимо от места всё зависит, от почвы, от ветровой нагрузки,– пояснил он в ответ.
Лес становился всё гуще и, достигнув какого-то предела, уже больше не густел. Деревья же становились чуть повыше по мере нашего спуска, а толщина их увеличилась уже до больших размеров, тех «сталинских» пней, которые нам приходилось встречать. Чем ниже, тем деревья и весь лес становились мощнее. Я за всю свою жизнь такого леса не встречал. Ноги утопали во мхах местами чуть не до колена. Попадались толстые, упавшие видимо от возраста деревья. Некоторые деревья падая зависали на других, дожидаясь того часа, когда совсем упадут. Приходилось обходить такие опасные места. Продвигались медленно, обходя завалы и перелезая через лежащие стволы, которые возвышались над землёй иногда выше пояса. На деревьях, упавших в разное время, росли моховые подушки, в некоторых местах они выглядели зелёными валами и нога не ощущала тверди под мхом. Мох на таком валу проминался, как тугая поролоновая губка, скрывая ноги выше колена. Ствол, на котором рос мох, сгнил и мох продолжал расти, сохраняя его контуры Ковёр из мха был прочный и не разрывался под нашим весом. Стали появляться дорожки маленьких ёлочек, растущих на мху, который лежал на поваленных стволах. Эти ёлочки, высотой чуть выше карандаша, напоминали своими весёлыми дорожками грибы. Встречались ряды ёлок разного возраста, видимо выросших таким же образом в своё время. Лес тем временем становился чуть выше. Вдруг нам открылся вид на середину впадины, в которой мы находились. Мы подходили к вершине небольшого крутого склона. Сквозь прогал в деревьях, внизу виднелось небольшое озерцо. Вид был чарующий. Мы невольно остановились не на краю склона, а чуть в лесу и глаз прихватывал ветви леса, растущего по краям прогала около нас и подальше. В лесу было влажно и солнце, пробивавшееся через вершины деревьев, оставляло в туманной дымке, повисшие в воздухе снопы света. Деревья слегка покачивали своими вершинами и снопы света перемещались, увеличиваясь или уменьшаясь по толщине и изменяясь по конфигурации в сечении. Более тонкие, иногда, совсем пропадали, чтобы через время снова прочертить своим светом воздух. Красота была неописуемая. В какой-то момент я стал думать над тем, какая бы музыка подошла к наблюдаемой нами картине.
Мы ещё постояли немного. Силич повернулся к нам и показал на моховой вал позади нас, чуть правее, под которым лежало упавшее дерево. На валу также росла дорожка маленьких ёлочек.
–Вот, тут они у меня с фотоаппаратом часа два крутились. Всё фотографировали: лёжа и стоя и вприсядку и со всех сторон. Это всё старший. Поставил нас, настроил аппарат и к нам подбегал и тоже в разных местах, с разных точек фотографировался я с ними. Тоже с ружьями. Хотят фотомонтаж сделать, будто мы стоим возле вот этих маленьких ёлочек. Вот в этом прогальчике. Сейчас они с карандаш, а на фотографии, которую они хотят смонтировать, они будут большие, эти ёлочки. Ну а те деревья будут вообще гиганты. Не знаю, что у них получится. Хотят и озеро, чтобы было видно. Утомили деда: «дедушка сюда встань, дедушка вот тут, дедушка вот так». Еле увёл их отсюда,– в голосе Силича слышался восторг. Видимо он был доволен, что внуки увидели эту красоту и захотели её взять к себе. –Обещали мне фотографии, уж на этот раз обязательно, если получатся,– глаза его светились.
Виктор пожалел, что мы не взяли с собой ни камеры, ни фотоаппарата. Да, хорошо бы поснимать в этих местах.
Мы стали спускаться в сторону озера. Ещё не раз мы замирали в некоторых местах, любуясь действительно Берендеевскими видами. Силич остановил нас около одной странной ёлки. Ёлка не была высокой и толстой, но почему-то производила впечатление старого дерева. Нижние её ветки вытянулись в сторону озера, образуя ступень, над которой росли более короткие сучки. Она была очень густой и не являла пример классической стройности, так присущей елям. На уступе из веток лежало много, толстым слоем, маленьких веточек. Мы понимали, что они упали с верхних ветвей, а вот кто виновник такой подстрижки дерева, не догадывались. Рассмотрев ёлку, мы уставились на Силича, по очереди пожимая плечами. Он пояснил, что это кормился глухарь и задал нам вопрос.
–Больше ничего не замечаете?– мы, снова пожимая плечами, уставились на него
–Эх вы, лесовики. Посмотрите, какая хвоя у ёлки.
Действительно, хвоя у ёлки не похожа на обычную. Она вроде и такая же, как у виденных нами раньше ёлок, но напрягая память, мы поняли, что она отличается, а вот в чём заключается разница, сказать трудно. Так как рядом не росло обычной ёлки, и сравнить не с чем, точно определить, в чём различие не представлялось возможным.
–Реликтовая ёлка,– пояснил Силич. –Здесь их много и обычные тоже есть.
Он рассказал, что в одном месте около шоссе тоже стоит такая ёлка. Лет сорок назад лесники огородили её и повесили предупредительную табличку, что это реликтовая ель. Стали останавливаться машины и многие сламывали по веточке. Чуть не ободрали ёлку. Лесникам пришлось убрать изгородь с табличкой, тем и спасли ёлку. Встретив обычную ёлку, мы зрительно убедились в отличии хвои.
Мы вышли к маленькому озеру, вытянутому чуть в длину. Ложе озерка было песчаным, вода прозрачной. На пологих песчаных берегах озера трава росла в отдалении и его почти всё можно обойти вокруг. В одном месте к озеру примыкал не высокий каменный берег. Камни берега во многих местах тоже замшелые, в расщелинах между ними росли разной высоты ёлочки, образуя отдельные куртинки. Этот вид ещё сильнее зачаровывал своей красотой. Силич снова отметил, что в этом месте внуки тоже долго всё фотографировали.
Силич пояснил, что глубины у озера он не знает, но в нём есть ключи и показал нам «Ангару» – маленький ерик, по каменистому дну которого вытекала из озера вода в южную сторону. Он пояснил, что вода проделала в камне узкую щель и уходит в болото расположенное вокруг. Озеро с ключами подпитывает круговое болото с южной стороны, а из болота вода уходит с северной стороны через ручейки. Возле одного из таких ручейков и был наш привал. Получается, что озеро омывает внешний каменный берег кратера-зеркала. Мы удивлялись тому, как интересно всё устроилось в природе. Как здесь всё зачаровывало, так не хотелось уходить с этих мест. На каждом шагу возникали необычайной красоты виды, хотелось медленным шагом ходить по этим местам и любоваться ими. Я понимал, что мы осмотрели только малую часть того, что можно здесь увидеть, но Силич засобирался в обратный путь.
–Пойдёмте, а то Орлик там уже наверное берёзку пробует корчевать, всегда проверяет крепко ли его привязали. Сразу много красоты нельзя смотреть. Можно привыкнуть к ней и она обесценится. Получил очарование от одного вида, но тут можешь увидеть ещё красивей и тот вид может поблекнуть. Всё красивое должно оставаться красивым своей красотой и нельзя, чтобы красота конкурировала. Это плохо. Вот проводят конкурсы красоты среди девушек. Большего идиотизма придумать нельзя. Ну как можно сравнивать. Если ты идиот, то тогда конечно. Выбирают одну. Кто выбрал? Если бы выбирали другие, то выбрали другую. Нельзя красоту оценивать. Красота она и есть красота. Кому какая нравится, кого какая тронет. Нельзя измерять и оценивать красоту, тем более девичью. Я бы этих судей и устроителей на пыж употребил, как ни на что не годных людей. Бог вот обидится и не будет красоты давать, если с ней так обращаются,– говорил нам Силич, медленно шагая вверх впереди нас. Идти быстро было нельзя, мы всё время пробирались между деревьев, перелезали через стволы. Прошли по густым зарослям папоротников – Силич вёл нас другой дорогой.
Вдруг замерли на месте, заслышав мощное хлопанье крыльев по ветвям – собаки подняли глухаря. Некоторые звуки его взлёта были похожи на клацанье тележных колёс. Увидели глухаря, большой и видимо старый, вылетевший на чистое место, он попал в зону поражения выстрелом. Ни я, ни Виктор даже не дёрнулись тем особым охотничьим нервным тиком, который бы означал изготовку к выстрелу. Такой матёрый глухарь, в таком лесу обозначил такую красивую картину охоты, что на неё посмотреть, не шло в сравнение ни с какими трофеями. Силич крякнул восторженно и проводил глухаря словами.
–Настоящий мошник!
Лая стояла и слушала. Сорвалась с места и побежала в сторону улетевшего глухаря, видимо, после того как услышала, его посадку на дерево. Указ тоже шмыгнул за ней. Через минуту раздался их лай.
Силич по нашим лицам понял, что мы в сей час не охотники и тронулся вперёд. Раздался его двухнотный свист, лай оборвался и через некоторое время собаки, обогнав нас, разбежались в стороны в своём поиске.
Силич завёл нас в кедровник. Сколько мы не шастали по лесам окрест хутора, не встречали больших кедров. Знали в двух местах по одному маленькому кедру и всё. Здесь же кедр разных возрастов рос сначала вперемешку с другими деревьями, но ближе к середине кедровой рощи он вытеснил остальные деревья. Кругом и вверху, растущие на ветвях, и внизу, на мху – опавшие, виднелись шишки. По совету Силича, мы подобрали несколько свежих шишек и взяли с собой, чтобы отвезти домой детям, кроме этого набрали шишек для хуторских белок. Он нам рассказал, что при рубке леса лесорубам предписано кедр не трогать. Но кедр не мог устоять на вырубах без леса, его весь повалило ветром. Находились люди, которые с бензопилами ездили за шишками, валили дерево и снимали их, когда найдут где-нибудь в лесу одиночный кедр. Извели все деревья, поэтому и не встретишь сейчас этого дерева и всё это человек сделал – царь природы. Он горестно вздохнул.
Собаки быстро нашли в кедровнике белку и стали облаивать её. Мы подошли к ним, отыскали белку, ещё не сменившую свой летний мех и немного понаблюдали за ней. Когда отошли от кедровника, Силич снова свистнул и, послушные псы прибежали к нам. При этом он рассказал, что бывает плохо, когда лайка не оставляет дичь и продолжает облаивать, пока не подойдёт хозяин. С такими собаками иногда возникают проблемы у городских охотников. Торопится на поезд, а собака далеко на краю слуха найдёт белку и облаивает, приходится подходить к ней, брать на поводок и уводить. Бывает так, отведя с километр, отпускают, а она снова возвращается туда же. Да иногда ещё всё это по темноте получается. Хотя это считается хорошим качеством у лаек, но всё это нужно для промысловой охоты, а для любительской – одна морока.
Мне вспомнилось, как один раз пришлось наблюдать работу по белке Лаи и Указа. У Силича на хуторе, на горе, на повороте кромки леса, на деревьях, были закреплены искусственные гайна-гнёзда для белок в виде выпиленных из деревьев природных дупел. В них поселились белки. На одной ветвистой сосне он сделал для них кормовой столик. На этот столик выкладывался для белок корм, потому что природного корма им не хватало. Угощение для белок привозили постоянно и мы, как подарок от наших детей. Моя дочь приспособила для подарка красочный мешочек и к моему очередному отъезду, он всегда был набит разными орешками и лакомствами. Она в магазине в первую очередь напоминала маме или бабушке об этих подарках, часто забывая про свои желания. Непременно привозили гостинцы и внуки Силича и Зоя Степановна, дети арендаторов тоже не забывали про это. Вот по этим белкам и работали собаки. Они чётко выполняли повеление своего хозяина: по показанному им беличьему хвосту и последующей команде «Ищи», летели на гору и уже через некоторое время слышался азартный с отбоем лай, мастерски работающей по мелочи Лаи и ему вторил редкий, за компанию, мощный флегматичный лай Указа. Силич нам показал, как Лая царапает ствол дерева, чтобы сшевелить белку и удостовериться правильно ли она нашла дерево на котором та сидит. Из-за азартности Лаи, по его словам, ему пришлось долго отучивать её кидаться на дерево и приучать стоять в стороне, чтобы видеть всю крону и иметь возможность отследить белку, когда та пойдёт верхом. Интересно смотреть, как привыкшие белки безбоязненно спускались ниже к собакам и ворчливо цокали на них, пытаясь угрожающими выпадами прогнать непрошенных гостей. Для охотника картина чарующая. Очень полюбил гонять белок с собаками Егор и часто по разрешению деда отправлялся на это дело, и только Зоя Степановна, приехавшая в лес за тишиной, устанавливала ему для этого квоту по времени. Переносить такой лай долго не мог никто, кроме Егора.
Мы нашли Орлика там, где оставили. Ещё раз с Виктором покурили на краю обрыва, любуясь далями. По расселине спустились вниз под каменный берег, Силич не садился в седло, вёл Орлика в поводу позади нас. Когда вышли он остановился.
–Тут, мужики, дело одно надо сделать. Только сначала нужно мозгами сложиться, посоветоваться, – говоря это, он привязывал коня к деревцу. – С той, с западной стороны, от камней до воды места больше, вот туда лосихи и идут телиться, у них тут как роддом, водой они от зверя отгородились. Сюда на эту сторону тоже приходят. Вот я думаю, а вдруг по этому проходу зайдёт какая мамка или малыш, а обратно выйти не смогут. Там места опасные есть, мхом затянуло, провалиться можно. Я считаю нужно загородить проход от греха подальше. Они вроде и не ходят сюда, но мы в тот раз с внуками наткнулись по запаху на лосёнка, провалился в расселину и погиб. Вы как думаете?
Мы с Виктором согласились с его доводами. Тем более что он нам пояснил, что лоси сами туда не имеют как бы желания ходить, а вот по ошибке у них такое случается.
Срубив четыре подходящих жердочки, мы нарубили из них в размер палок и с помощью верёвки связали подобие приставной калитки. Установили её немного в глубине прохода. Чтобы не видно было и если лось зимой от волков туда заскочит вспять, то им его спереди не взять. Таким вот образом, по словам Виктора, накатал Силич несколько горошек на одну ложку в этом деле.
Тем же путём, ориентируясь по зарубкам, вернулись к нашему костровищу у ручейка. Силич снова разжёг костёр, чтобы вскипятить чай. При этом он использовал для костра только тонкий хворост, чтобы прогорели старые угли, которые он постоянно подгребал в огонь и не образовались новые – чтобы от костра осталась только зола. После того как мы попили чаю, он нагрёб ногой на потухший уже костёр земли, пояснив нам «так быстрее заживёт болячка, которую мы сделали лесу, не гоже в таких местах оставлять кострище с потухшими углями – долго зарастать будет». Мы переглянулись с Виктором и взяли на вооружение от Силича ещё один пункт поведения в лесу. Силич велел нам привязать собак, чтобы не убежали с ним.
–Через полчаса только трогайтесь, а то за мной увяжутся. Поспевайте к ужину, похлёбка будет из косача,– сказал он нам на прощание.
На ужин действительно ели тетеревиный суп. Были разговоры, но не такие занимательные, как в другое время. Видимо сказывалось то, что нас всё ещё не покидало чувство очарования, вперемежку с чувством сожаления. Понятно, что сожаление было о том, что такого леса, который пришлось увидеть в этот день, не встретишь в округе. О том вечере мне запомнилось ещё то, что Силич открыл нам своё наблюдение, сделанное над нами. Оказывается мы после каждого перекура в Берендеевом Куте, не выбросили затушенные окурки на землю, а, не замечая этого за собой и друг за другом, спрятали окурки в пачки с сигаретами. Этим он нас удивил и мы проверили наши сигареты, оказалось это правда.
–Вот она значимость красоты чистой и задумчивость от неё,– тихо проговорил Силич в конце того жизненного эпизода…
***
У нас, как о большой тайне, редко возникали разговоры о Берендеевом Куте, может раза два-три, во все последующие приезды, но вот, в связи с чем упомянул снова это название Силич в своих речах, спустя примерно год – запомнилось и сделал он это, как всегда неожиданно и опять же контрастно со всей предыдущей темой. В его разговорах, мы часто наблюдали некоторый эффект бумеранга – в своих рассуждениях, он часто возвращался к, уже слышанному нами. Часто дополнял чем-то, вставлял что-то неожиданное, а порой сплетал разные, казалось бы несовместимые темы, в одну. Так случилось и в один из вечеров, когда мы снова слушали его.
– У нас ведь как получается? – если проанализировать историю. Если во главе государства становится человек не исконной российской национальности – так страна переживает потрясения. Возьми Ленина, Сталина, первого президента, да и в отношении Петра первого намёки делают некоторые люди. Сталин – грузин, а сейчас поговаривают и не совсем он грузин по национальности. А Ленин с первым президентом, получается в своих корнях имеют другую историческую родину, я в современной прессе читал, а про Ленина и раньше слышал. Мне говорил старый приятель, он намного старше меня был, с фамилией на …штейн и отчеством Львович, что у Ленина псевдоним взят не в связи с расстрелом рабочих на реке Лене. Фамилию Ленин приятель переводил как ЛЕНин и говорил, что первые три буквы это аббревиатура в фамилии, которая обозначает Лицо Еврейской Национальности, а окончание -ин означает – интернационально. Друг так и называл своих соплеменников ЛЕНинами и сам же пояснял, что в России постоянно будут ЛЕНины стремиться к власти и ничего хорошего из этого для страны не получится, всегда будут приноситься большие жертвы в угоду чему угодно, но только не для блага российских народов и страны. Для страны в целом будет что-то делаться, если только у власти толковый ЛЕНин, но это вряд ли получится, потому что ЛЕНины из других стран в хитросплетениях политических интриг и взаимоуступок приведут к такому положению дел, что выгода проявится только для их стран. Сам он почти первой волны ЛЕНин, высказывал недовольство, когда случилось некоторое отстранение их от власти, жалел, что прошла пора их могущества и говорил, что рано или поздно придёт их время. Всё это он говорил с юмором, но с большой долей правды. Просил, не распространятся об этом, надеялся на это с учётом хороших наших отношений, я и воспринимал это, как шутки, на которые он был горазд, и не относился к ним всерьёз, только сейчас, поскольку друга моего не стало, вам и рассказываю это. Вот, исходя из этого, и напрашивается вывод, что во властные структуры должны выбираться лица – представители исконных российских народов, не имеющие за рубежом другой исторической родины. А нам сейчас паспорта ввели такие, что национальности там не прописано и дети с внуками не будут знать, какому народу-племени их корни принадлежат. Мы не различаем друг друга, а ЛЕНины себя всегда видят и в своём стремлении занять положение в какой-либо области помогают друг другу, а попробуй по такому принципу другие действовать, сразу шум подымут. У малых народов ещё есть своё национальное определение и в быту и во власти, а вот про русский народ о таком даже говорить получается нельзя, сразу объявят: националистом, шовинистом, фашистом, антисемитом и кем только ещё и конечно врагом. Вон даже одна исполнительница русских народных песен, другую объявила не состоятельной в этом жанре, хотя по праву рождения может исполнять и другие национальные песни и вроде не ей бы судить о русском национальном колорите. Но везде они судят все конкурсы, они определяют, кто у нас лучший. Вот и получается, что у одних две родины и по два паспорта, от второй родины они, наверное, и паспорта не получили бы, если бы там другая национальность обозначилась, а у нас нет национальности в единственном паспорте (убрал, кто-то, когда страну второй раз колыхнули и чуть совсем не повалили) и хозяева не мы у себя и нам не разобраться какой национальности человек с фамилией Фёдоров, к примеру: якут, удмурт, русский, чукча или другой северной национальности? Посмотреть: кто у нас историю нам пишет, кто законы издаёт, кто в средствах массовой информации чествуется и поминается, кто ведущий на радио и в телепрограммах, кто не забыт и кто позабыт? Это всё мне мой друг говорил, часто вспоминаю его, он как-то чувствовал, что я ко всем национальностям отношусь с уважением и откровения из него так и шли. Рассказывал в какой-то предположительной форме, что до войны, когда в Германии началась фашистская лихорадка, то от небольшого народа, живущего на Кавказе, кажется, караимы этот народ называется или как-то похоже – я забывать уже стал. Так вот от них ездил в Германию их глава и хлопотал в каком-то департаменте или институте по национальностям, чтобы их народ не считали евреями, ему обещали это. А потом, когда началась оккупация, многие из евреев решили назваться этими самыми караимами, но фашисты всё равно их зверски уничтожали и от этого получилось много невинно пострадавших среди многострадального еврейского народа, не нужно было, дескать, надеяться на свою хитрость. Здесь, как говорил друг с грустью, евреи сами себя перехитрили. О том что ЛЕНины хитрецы большие, он часто говорил, но все планы их построены на том, что их хитрости якобы другие не замечают или не могут подумать, что они до такой степени хитрые или не верят, что они могут совершить в свою выгоду коварства, а они постепенно нарабатывают себе и авторитет и популярность и другой моральный и материальный капитал, каждый день чем-то подчёркивая свою особенность любого плана, общительностью или таинственным молчанием и постепенно создают себе ореол значимых людей, причём у них это получается по параболической зависимости – сначала медленно, потихоньку, иногда с заискиванием и возможно долго, они приучают всех постепенно к своей, по сути не обоснованной значимости, но потом всё быстрее и быстрее, всё с возрастающей напористостью, ёрничеством, наглой шуткой, с использованием достижений других, с попутным принижением окружающих коллег и сотрудников – всё это шутя, иногда соразмерно пафосно, в зависимости от обстоятельств, хотя тайно в своей среде остаются не признанными, а лишь из чувства локтя и национального братства явно поддерживаются другими соплеменниками, становятся постепенно и строгими начальниками, выжимающими из своих подчинённых предел возможного и строгими судьями и метрами и другими профессионалами и это для них всего лучше, чем то, что это место займёт кто-то другой – не ЛЕНин. То, что всегда поддерживают друг друга, независимо от личных симпатий, в этом они большие молодцы, ни у одного народа нет такого преобладания общественного над личным и в этом их сила. То, что иногда своим неблаговидным поступкам, могут придать значимость, дескать, ради высоких целей пришлось прибегнуть даже к такому и в итоге заработать положительные очки, перевернув всё с ног на голову – в этом они большие мастера. Правда, что дело обстоит на самом деле во всём так, я до сих пор сомневаюсь. В этом нашем сомнении, по словам друга, и заключается одна из их хитростей, но иногда в некоторых моментах нашей жизни нахожу подтверждения этому. Ещё друг шутя меня всегда предупреждал: чем дольше тебе ЛЕНин не сделал гадость – тем большую сделает потом, что в каждом из них по отношению к тебе живёт несколько человек – в зависимости от того: нужен ты ему или нет, выше ты его по положению или нет, как он тебя может использовать для себя в перспективе и использовал он тебя до конца или ещё нет, какое его отношение к тебе выгодно для него. Меня всегда удивляли его откровения, как будто ему нужно было выговориться под старость перед кем-то и он почему-то избрал меня. Часто подтрунивал над нашими народами, называл лопухами, говорил, что все свои грехи и в гражданской войне, и в коллективизации, и в репрессиях ЛЕНины свалили на коммунистов, как отработанный материал, и что мы предназначены для того, чтобы нас обманывали. Ленин, мол, придя к власти, сказал, что этих ивашек можно дурить как угодно, вот вас с тех пор и дурят. Дескать, нам можно всегда подсунуть что-то новое, как будто продиктованное ходом истории или необходимостью, как неоспоримый канон нового времени, а мы на это новое и смотрим, как бараны на новые ворота и не понимаем, что в этом новом уже ЛЕНины просчитали свою выгоду, о которой мы и не догадываемся и, возможно, никогда не догадаемся. Скажут ЛЕНины, что неизбежна классовая борьба и мы будем убивать друг друга и изгонять в эмиграцию цвет нации, придумают для нас рынок и реформы такие, что страна налоги получать будет только с простых граждан и этим ещё сильнее народ вгоняться будет в нищету. Передадут нам в собственность наши же дома, обложат их налогами, а мы будем друг друга убивать из-за этих домов, и снова «брат на брата с вилами» и в семьях раздор. Решат, что не нужна прежняя, советских времён, интеллигенция – носительница прежних моральных устоев, как не нужна стала интеллигенция царских времён и перестанут ей платить зарплату, заставят выживать на базарах и в дворниках, хотя деньги для зарплаты всегда имелись. Что постоянно будут стараться держать российские народы под влиянием вредных привычек: пьянства, курения и прочего, и противиться в скрытой форме любым мерам по искоренению этого. И дурить вас постоянной сменой законов или новыми постановлениями, со скрытой выгодой для себя, можно бесконечно, даже при необходимости раскритиковав все предыдущие свои решения и развернув всё наоборот. Часто повторял, что русской поговоркой «Закон – что дышло, куда повернул, туда и вышло» ЛЕНины пользуются давно: одни пишут законы, другие при надобности критикуют их, а третьи, сведущие о тактике первых – всех лазейках: недоговорённостях, разночтении, прочих недостатках и скрытых коллизиях, являясь адвокатами, обходят эти законы, когда нужно и все при этом зарабатывают кроме денег, и признание, и положение. Вам, дескать, что угодно можно внушить: изобразить любую абстрактную глупость, хотя бы картину в виде чёрного квадрата, не говоря уже о какой-нибудь другой мазне, обозначить, что это шедевр искусства и вы поверите в содержательность этого шедевра. Доводил он меня иногда до белого каления своими выкрутасами, особенно когда говорил про казаков, что если бы не необходимость, возникшая в казаках, как военной силе, в виде кавалерии, в гражданскую войну, их сразу бы надо было причислить к классовому уничтожению по сословному признаку, как оплот царской России и что после гражданской многих из них, как и из других сословий, планомерно уничтожали иногда в явной форме, а иногда через лагеря, выжав из них соки, как из рабов. Шутил при этом, что я живу по историческому недоразумению, а так вроде меня и на свете не должно быть, поскольку я из казаков. Начинал это всё Ленин, а продолжил Сталин, который верил во все теории, подброшенные в то время ЛЕНинами.
Высказывал такую мысль: что вы, как вам не приходится тяжело, любите свою страну – как мать, какой бы она не была на взгляд других, но ругаете в тоже время меж собой всяко, а другим не позволяете и даже изгнанные ею, еле спасшиеся от неё, всё равно любите её, и приходите ей на помощь, хотя продолжаете её бояться, приписывал это к загадочности русской души, которая по его мнению, заключалась опять же в большой нашей глупости. Говорил, что живя в одном месте страны, вы вздыхаете о другом, в котором родились и выросли и всё у вас – это Родина, хотя между этими местами могут уместиться тридцать три государства и в обоих местах ничего хорошего нет, но вы не задумываетесь об этом, а вот ЛЕНины, любят то, где им хорошо, сравнивал это с любовью, дескать, если женщина, пусть даже и жена, стала старой и не красивой, то её можно не любить и найти другую, а вы к Родине относитесь как к матери, а нужно как к женщине – спутнице жизни, с которой тебе хорошо. Приписывал это всё нашей глупости и пояснял, что человек – существо мыслящее, мыслить и дела делать можно везде, но лучше там, где тебе хорошо и дела получаются. У нас с ним иногда доходило до размолвок. По неделе не разговаривали порой, но он всегда умел восстановить мир между нами.
И всё это в виде шуток, всегда умел отработать назад, когда видел, что я начинаю заводиться, мол, ты даже шуток не понимаешь, а шутить ему таким способом очень нравилось. Часто поговаривал, дескать, потом увидишь сам, если за жизнью понаблюдаешь. Мне это крамолой казалось в то время, а иногда подозревал и провокацию и ни с кем об этом не говорил. Даже забыл про это – положил на полку, где всякая информационная чушь валяется, а вот тут вдруг вспомнилось. Много я передумал тут, в лесу, об этом и обо всём. Если его слова во внимание брать, то у нас страна очень открытая и всем ветрам доступна, нужно что-то делать, может сделать из института власти подобие заповедника – что-то вроде Берендеева Кута, чтобы в нём произрастало всё наше: ёлки, сосны, пихты, кедры, берёзы, осины, рябины, чтобы звери наши там бродили и не нужно помещать туда пальмы заморские и кактусы, термитов в соседи к муравьям, и львов с гиенами к нашим хищникам не надо, и всяких зебу к нашим лосям – всех не надо, кто не будет любить наши места и в уме будет держать свою вторую родину. Может такое революционное преобразование, сохраняющее страну, нужно сделать? А революционеры? А то нам другие, не наши революционеры, устраивают всякие разрушающие преобразования и новшества. Друг то примерно аналогичного плана советы всё время высказывал и предупреждал, что если станет снова лидером ЛЕНин, то сразу и окружение его таким будет и по боку им интересы народов наших и так всё хитро поведут – комар носа не подсунет и такое им уважение и почёт с памятью на все века создадут другие ЛЕНины, и грехи их в разрушении страны падут на другие головы. Вон, дескать, Ленин в трудный для страны момент войны, сговорился с врагами, предав интересы страны в угоду своим целям, организовал переворот, наобещав народу фабрик, заводов и земли, когда уже и царь от власти отрёкся и наметились явные демократические преобразования в результате февральской революции, по сути предатель и обманщик, а все главные улицы городов его именем до сих пор названы и лежит за чем-то его тело в мавзолее, хотя имена других его соратников, не ЛЕНинского происхождения, давно развенчаны и улицы, названные их именами, переименованы и названы уже может именами новых ЛЕНинов. Ведь как ловко сделал всё, предал отечество, «долой войну» лозунг провозгласив, а только взял власть и сразу другой лозунг «социалистическое отечество в опасности» и нужна война стала не только с внешними врагами, а и гражданская друг с другом и сколько при этом крови прольётся не важно, на это другой лозунг есть «революции без крови не бывает» и ради нужных целей можно залить страну кровью её народов, дескать, таков ход истории – классовая борьба. На самом деле, проводилась специальная смена необходимых потрясений: искусственный голод, война, классовая неприязнь, гонения на религию, чтобы держать народ в нерешительности и противоборстве с самим собой, не дать времени на обдумывание жизненной сути. Такой же почти переворот совершил, когда отошли от власти коммунисты, другой ЛЕНин и тоже по согласованию с иностранной державой и уже названы улицы именем нового ЛЕНина. Друг под старость был против массированного внедрения ЛЕНинов в правящие круги и против их принципа: любые средства оправдывают цель, говорил, что по истории получается так, что коренные народы в конце концов начинают замечать это и на каких-то исторических поворотах, предпринимают меры не благовидного характера, опасные для простых ЛЕНинов, не имеющих возможности вовремя скрыться, в отличии от респектабельных своих соотечественников по двум отечествам. Часто говорил, посмеиваясь, что ЛЕНины везде есть, со всеми народами их фамилии схожи и не избежать нам ЛЕНинского влияния и что в ООН скоро будет всем заправлять наша ООН и расшифровывал второе значение, как Организованная Особая Нация. Что, проповедуя идеи интернационализма, они являются скрытыми националистами, причём такой махровости, что не кому и не снилось. Они, оказывается, в своей среде ведут негласную пропаганду запрета смешанных браков и как-то там учитывают чистоту в происхождении. Странный и интересный был человек. Очень любил рассказывать анекдоты про ЛЕНинов, часто критиковал цеховых начальников из их числа, подчёркивая профессиональную несостоятельность каждого, не взирая на специальное образование, и на мои контрдоводы, что они – в общем, толковые администраторы и руководители, посмеивался и поговаривал, что: начальник, руководитель, организатор или очень значимый человек – это наше призвание, даже и при отсутствии специального образования, а при его наличии мы претендуем на величие, несмотря на то, что мы по сути не разбираемся, что и как работает и руководить можем чем угодно, за счёт жёсткого обращения с подчинёнными, и можем очень хорошо показать в неконкретных разговорах, что мы в этом разбираемся и являемся великими специалистами, но зачастую получается это просто тот же чёрный квадрат и что в последующем на многих местах, где мы были причастны своим руководством, другие ЛЕНины постараются повесить памятные доски, которые обозначат нашу значимость. Часто повторял, что умными быть ЛЕНинам мешает их хитрость, потому что они часто добиваются признания за счёт неё. Приводил пример, как образец особенности и умелости национального индивидуума, поддержанного своими соплеменниками, когда заключённый уголовник на строительстве Беломор канала, стал большим начальником на этом строительстве и потом, работая в структуре ГУЛага, получил много орденов, дослужился до звания генерал-лейтенанта, и умер своей смертью по старости, и сколько других смертей на его совести, и на кого возложена ответственность за это – дескать, на кого угодно, но не на него. Называл он этого человека Нафталинчик – почему-то, и уверял меня, что был такой человек.
Ещё говорил, что русская поговорка «Мы пахали, сказала ворона, сидя у быка на рогах» – это про его соплеменников, пространно и образно пояснил: это они могут слететься к какому-то делу, где можно клюнуть что-то, и чтобы не ходить по полю в поисках червячка, догадаются усесться на рога пашущему, развернуться задом к ходу, смотреть, когда в отвале земли мелькнёт червячок, быстро склевать его, не дав уползти и потом, сначала скромно объявить, что они от червяков убрали всё поле, превратив незначимую работу в очень полезную, а после, учитывая бычье безразличие и скромность, объявить, что вспашка тоже их дело или производилась при их умелом руководстве. Про ленинскую продразвёрстку говорил, что Ленин не захотел, из неуважения к крестьянству, составляющему большинство народа, попросить у него в долг хлеба – за рубежом просил, а своим народом пренебрёг – чего проще было устроить хлебный заем, выдавать облигации не именные и они бы стали иметь ход в качестве твёрдых денег. Нет, он решил силой и принуждением забрать, прировняв зажиточных крестьян к кулакам, которыми в то время считали хлебных банкиров, которые сами не сеяли, не пахали, только держали склады и амбары с хлебом. В трудные неурожайные годы ссужали хлебом крестьян вообще под драконовские проценты, этим наживались и в основном происходили из того же ЛЕНинского национального сообщества. Эти вовремя превратили свой хлебный капитал в другой вид и не пострадали, скорей всего из солидарности были предупреждены. Объявили кулаками тех, у кого работали наёмные крестьяне-батраки и даже единоличников-середняков, сколько извели народа и переломали судеб, хотя потом те батраки работали в колхозах больше, а получали меньше. А как жестоко давили крестьянские волнения и Крондштадтский мятеж, причиной которых являлась такая продовольственная политика. Про Чапаева говорил, что тот тоже уже был недоволен такой политикой, представлял опасность и его Троцкий приезжал расстреливать по сути, но увидев какой у того авторитет, испугался, решил его наградить орденом, а расстрел отложить до удобного случая, и вроде потом организовано было предательство, с целью гибели Чапаева. Будущим поколениям написали про это историю, выгодную для себя и оправдывающую их действия голодом, всё наперекосяк и всё без внимания на народ и во вред ему…
Вот и думаешь иногда: чушь это или нет, может просто маразм уже проявлялся у старого человека, и раз на раз по разному приходится, но опаску вроде бы надо иметь…
Он сам был членом партии, а мне такие вещи говорил по секрету и, учитывая всегда моё постоянное оппонирование его домыслам, восхищался моей близорукостью и тут же агитировал в партию вступить и предлагал рекомендацию свою. Вот такой был человек. Туманно высказывался о методе старых революционеров их национальности, иметь в своём круге двух-трёх малозначащих людей – типа разменной монеты, не знавших всего круга и, при попадании в царскую охранку, эти люди сдавались ей, в знак раскаяния, сотрудничества и прощения или снижения кары – о таком он как-то тоже обмолвился. Вот как его можно было понимать: или просто болтун-оригинал, или знал что-то?...
Ещё друг говорил про казачество, что оно некоторых ЛЕНинов раздражает и сейчас, как и всё, что несёт в себе российский державный оттенок, часто поговаривал, что царствование в 18 году мы вам из истории вычеркнули одним махом в Екатеринбурге, а вот с казачеством, ошибка вышла – возродилось оно, и посмеивался над формами современного казачества. Честно говоря, мне в современном казачестве тоже не всё нравится, много в нём лубочного, наигранного и не серьёзного иногда присутствует, но это опять же вопрос самих казаков, а не ЛЕНинов… А вообще ЛЕНины, если разобраться – молодцы ребята, деловитые и дружные, обязательно как-то образованные в чём-то, но напористые и целеустремлённые во всём, не унывающие, прагматичные, всегда без лишних эмоций могут подсчитать результат и сделать выводы, выработать план действий неожиданный для всех, без всяких иллюзий и сентиментальностей, умеют подать себя. Как он образно говорил: они любой свой или чужой поступок могут в нужные моральные «одежды» одеть, под нужную логику подвести и выдать под любым соусом, в нужном выгодном для них свете, пусть даже это не будет совпадать с действительностью, всегда и везде могут поменять приоритеты или изменить их пороговые значения, в зависимости от своих целей, превратить чёрное в белое, а белое в чёрное. Ещё друг часто повторял, посмеиваясь, что строчка из песни: «И Ленин такой молодой и юный октябрь – впереди», для них имеет особый, скрытый смысл, только цвет ЛЕНина и октября, в отличии от того предательского, будет другой, при той же сути и что на каждый властный, пусть даже маленький пост, у них всегда найдётся свой маленький ЛЕНин. И что ЛЕНины заложили в первую конституцию принцип самоопределения наций вплоть до самоотделения, по вынужденной необходимости, возникшей при создании СССР, чтобы не дать агитационный довод национальной элите, жаждущей власти, но оставили это в последующих конституциях не для надобности наций – о таком никто и не думал уже, а для возможного разрушения государства при необходимости – это он тоже говорил и называл это маленькой хитрой «бом-бом-чекой», за которую можно дёрнуть и всё взорвать … Так и получилось – только намекнули национальной элите окраин о её независимости, главенстве и не подотчётности центру и всё сработало…
Говорил, что ЛЕНины всегда замалчивают недостатки и несправедливость в созданных ими способах и методах управления чем-либо – пока они у руля и начинают, когда их отстраняют от власти, очень горячо всё критиковать, с целью устранения ранее созданных недостатков, но не для улучшения жизни для всех, а чтобы поиметь возможность снова быть у руля чего-нибудь и улучшить своё положение. Тут он пояснял всё опять же на основе русской поговорки «В своём глазу бревна не видим, а в чужом соринку замечаем». До смешного иногда доходило, как-то договорился до того – высказал весёлое сожаление, что знаменитый диктор Левитан не имел голос с картавинкой и на моё возмущение, о невозможности такого по требованиям профессии, пояснял, что это было бы некоторым образчиком их умения провернуть дельце вопреки всему и утверждал, дескать, помяни моё слово: у нас ещё появятся дикторы с такой особенностью речи, и какой они национальности будут, увидишь… и достоинством их будет только и только – голос и больше ничего.
Когда появился свободный выезд из страны, он посмеивался над своими соплеменниками, уезжавшими на Землю Обетованную, говорил, что у них там не будет таких возможностей как у нас и что их повадки там всем ясны и им не позволено будет развернуться со своими хитростями и уловками и торжествовал, когда некоторые из них возвращались обратно…
…Странный и очень загадочный был человек… Здорово он будоражил меня своими домыслами…
Подружились мы с ним давно, когда партия наша ещё была в силе, ему нравилось, что я не терпел разных партийцев, которые в официальной своей жизни были пламенными принципиальными ленинцами, а в личной жизни пользовались всеми возможностями в достижении благ для себя, не взирая на партию, попросту использовали её, как табуретку, чтобы достать для себя что-то высоко подвешенное и далеко отходили в сторону от официальных моральных устоев, я и называл таких коммунявздиками и коммунивцами, другу это нравилось и приводило его в восторг…
…На партсобраниях всегда, говорят, помалкивал, имел авторитет, который, по сути, только и поддерживался его молчанием глубокомысленным, да респектабельным видом, одевался он всегда со вкусом… Долгую, интересную и похоже не лёгкую жизнь прожил человек. По поводу своего преклонного возраста и хорошего самочувствия тоже с иронией пояснял, что ЛЕНины, сохраняют здоровье до старости и долго живут потому, что в жизни своей никогда не горели от стыда и не переживали глубоко. Им чуждо это. Досаду испытывать, что не получилось или не получается что-то – испытывают они тоже и гнев на головы всех при этом обрушают несправедливый, если имеют возможность такую по положению и званию и при этом разряжаются психологически и опять от этой, ими творимой несправедливости, в отличии от других, они не горят от стыда, как и в том случае, когда кого обманут или где коварство совершат… Многие неприятности проходят по жизни с философским подходом – это нужно пережить… Могут запросто, при надобности, снова обратиться к человеку, как ни в чём не бывало… В случае отказа в чём-то, заходят с другого бока: не через дверь – так через окно, не мытьём – так катаньем, друг часто об этом говорил. Это мы сопливые сентименталисты, топорные правдорубы с душой своей и её загадочностью – ранимые и непрочные потому, что нет в нас гибкости, как он всё пошучивал… Говорил, что они очень самовлюблённые люди, при каком-либо интеллектуальном обладании чем-то, возводят это своё обладание в очень высокий ранг, преобладающий над другими, пусть даже и выше их по потенциалу, порой перебивают человека, чтобы он не смог обозначить этот потенциал или контрдовод, стараются любым способом продавить своё мнение, порой заболтать суть вопроса, шокировать своего оппонента жёстким тоном, напористостью и всё равно оставить последнее слово за собой. Иногда, про уже набившую оскомину проблему, которую им высветили другие люди и предложили пути её решения в надежде, что они решат её, они им же много позже про неё и говорят, как будто только они и догадались о ней и путях её решения, только сейчас. И вроде получается, что проблема довольно свежая и с них не должно быть спроса за её не решённость. Получается, что они специально, иногда, в своих интересах, роняют себя до идиотского состояния в глазах этого человека и шокируют его тем, и он, в силу своего такта и воспитанности, не может обозначить их идиотизм – искусственный, как говорил друг. Человек замолкает и не знает, что делать при таких обстоятельствах. Это тот пример, когда они включают ЛЕНтоса – лентяя, с той же, по его понятиям, начальной аббревиатурой в этом определении. Могут высказать альтернативные пути решения проблемы, заведомо не эффективные и подогнать всё к этапу обсуждения этой проблемы. Таких много у них приёмов на крайний случай. Посмеивался и говорил, что такое у них друг против друга не проходит, а вас запросто можно так одурачивать и затыкать вам рот.
Говорил, что им, с детства, родители и родственники внушают, что они особо умные и талантливые дети и некоторые в результате такого приёма воспитания таковыми и становятся в будущем, благодаря упорству в образовании и стремлению к мышлению (с той же примерно вероятностью, что и у других народов), а многие таковыми считают себя априори по отношению к другим и выбиваются на верх, только благодаря своему апломбу, изворотливости, поддержке и протекции соплеменников, при этом выждав на одном месте без блеска своей очереди (на поддержку и протекцию) и по уходу из жизни обязательно получают себе мемориальную доску – опять же стараниями того единства в своих рядах и к тихому недоумению окружающих и знающих современников. При этом он приводил примеры, когда всё негативное умалчивается в деятельности таких людей, а сколько-то чуть положительное или просто рядовое или, хотя бы продолжительное по времени, возвышается неимоверно, с пониманием того, что кто там спорить об этом будет и останется это на веки так…
Начитан очень был, хорошо разбирался в религиозных писаниях, даже в каких-то тайных, как он туманно намекал. Я со своим советским атеистическим воспитанием дремучим выглядел по сравнению с ним, его это даже в какой-то раж вводило и ему нравилось удивлять меня своими познаниями. От него я узнал о том что, в старых текстах написано о Богом избранном народе. Он, посмеиваясь, просил не удивляться тому, что эти тексты и написаны были самим этим народом. Говорил, что положение какого-либо людского сообщества: народа там, религиозного течения, племени или рода и секты – тоже и даже, всегда в религии определяется так, что Бог их самый главный настоящий и несравненный, а они у этого Бога избранный народ. Такое наблюдалось в последствии на всех открытых островах, материках и территориях и если сейчас произойдёт обнаружение какого-либо племени, где-нибудь в какой глуши, куда ещё не проходил современный исследователь, обнаружится тоже самое: та же исключительность своего Бога и исключительность народа этого племени у своего Бога и вытекающая исключительность перед всем остальным людом, и даже заформатированное таким положением дел, некоторое презрение к пришельцам, то есть инородцам, пусть даже они прилетели на вертолёте, а их встречали с каменным топором. Такое положение в малых сообществах не имеет исторического значения и вызывает со стороны иронию, а вот в больших мировых религиях, которые, с его слов получается, что для всех прописал тоже тот богом избранный народ, всё происходящее в взаимоотношениях между ними влияет на мировую историю. Приводил примеры крестовых походов против мусульманских народов и других походов рыцарей иных течений христианства на земли, где был другой вид христианства. Сейчас, дескать, это проглядывается и из всей истории и очень уж из современной, последнее особенно вдруг так явно и резко стало проявляться, что удивление вызывает большое и каждый стал так стараться обозначить своё почтение к своему Богу, которое оказывается можно выразить только большим презрением к другим Богам и соответственно к другим народам, что всё становится похожим на какой-то религиозный психоз. Получается, что от верующего требуется не только любви и почтения к своему Богу – это само собой подразумевается, но и ещё необходимость ненависти к другим богам и народам и чем больше, тем, якобы, лучше для их Бога. И этим можно пользоваться для влияния на происходящее в мире, вот только Россию со своим православием трудно вовлечь в религиозные конфликты, она и тут, хоть и с учётом тех религиозных заложенных канонов, но выработала свою линию поведения в политике и в религиозных взаимоотношениях.
Я ему возражал и соглашался, что Бог един, то есть всего один. Не могло в действительности столько появиться Богов на нашей грешной Земле – им при их могущественности точно места было бы мало на нашей маленькой планете и на небесах тоже, то есть во всей вселенной, а только в воображении народов, племён, родов и сект тоже – так их придумано много, у последних этот процесс ещё продолжается, по созданию своих богов и формированию своей исключительности. Если уж поверить тому, что Бог создавал всякой твари по паре – это всех кроме человека и человека тоже создал в паре, то если он подводит итоги своих дел, наверное приходит к выводу, что с тварями у него в общем всё нормально, а вот с людьми у него не всё в порядке – они у него тоже какие-то твари получились: и презирают, и убивают и стяжают и чего только плохого не делают, до чего даже твари не могут додуматься – куда им, им разум не дан и, похоже, Бог считает, что люди хуже тварей у него получились. Наверное Бог приходит к выводу, что такое получилось из-за того, что он дал людям разум и как следствие этому у них появилось воображение и они благодаря этому воображению на придумывали себе богов своих и религий всяких, на самом деле ничего не зная о настоящем и единственном – о Нём, поскольку им не дано это знать. Он этот Бог, наверное, думает, ну бы и пусть, хотя ему немного конечно обидно, но вот что люди кичатся своими богами и ненавидят друг друга, ему это терпеть уж невмоготу, наверное. Особенно ему не нравится, когда какое-то сообщество или страна начинает преуспевать на этой грешной стезе и он тогда делает так, чтобы их ослабить – вспомнить, сколько у нас в истории было великих империй и государств и все где они? Какими великими и сильными не были, но видимо достигнув в глазах Бога предела тех бед и зла, что натворили, они вызывали его немилость и остаются сейчас раздробленными и относительно безопасными. Но никак не могут эти люди, как Божьи твари, задуматься над этим и продолжается это: стремление к величию, исключительности, притязаниям всяким, диктату и захватничеству и уже в глобальных масштабах даже. Мне кажется нет у того единственного Бога избранного народа, особенного и исключительного. Всё это придумано самим этим народом. Но вот историей избранный народ есть, причём не придуманной историей, а такой, какой она в действительности есть – это русский народ, который это даже не осознаёт. Русский народ – тут нужно подразумевать всё народонаселение России, все национальности, живущие у нас, при том парадоксе, что национальность русский тоже есть. Видимо, не зря за рубежом всех выходцев из России называют русскими – это не ошибка, а скорей установка от Бога. Выбрал Он эти народы и собрал в одной большой стране, видимо, для того, чтобы останавливать зарвавшихся, которых никто уже не может остановить, дал этим народам большую жертвенность, высокое чувство долга, патриотизм и большие территории, богатство недр, как приманку захватчикам. Посмотреть по истории: скольким преуспевающим державам дали мы отпор в их притязаниях на наши земли, сколько мы воевали, защищая по договорам слабые страны. Когда в своей силе и величии мы, вдруг тоже, немного зарвались, зачем-то полезли в Афганистан, Бог приопустил нас тоже, чтобы одумались, но мы у него всё равно остались для этих целей и, думаю, он не забыл нас.
Он засмеялся и, копируя голос Ленина, с иронией сказал «А вы, батенька – националист» и говорил, что это моё такое не значимое мнение, а мировое обустройство за счёт религиозных отношений развивается при управлении другими скрытыми правилами, вернее способами. Говорил, что даже теория коммунизма и социализма и способы их построения имеют авторов от избранного народа. Что для этого народа прописаны свои правила жизни и законы, которые остаются не доступными для всех, а остальному человечеству можно подкидывать различные религиозные или социальные способы решения их проблем. С сожалением говорил, что этот избранный народ тоже делится на несколько частей, даже называл их, но я забыл эти названия и между ними идёт тайная борьба, не видимая для остальных, но они в этой борьбе не переходят некоторые границы, что бы не навредить себе, хотя иногда бывает и такое. Приводил пример деления народа на касты в Индии, деление в исламском мире по религиозным признаниям или приверженности к каким-либо догматам и сожалел, что такое же деление в их среде тоже наблюдается. Приводил пример деления в христианстве в России на новую и старую веру, имея ввиду реформу Никона и говорил, что народ хоть и был разделён и много было уничтожено староверов, Россию это не свалило и она выстояла. О чём мы только с ним не говорили. Времени хватало, на заводе ведь по пол месяца работы не было, а потом начиналась штурмовщина. На нас даже иногда косились некоторые, не понимая, о чём мы так спорим. Он всегда при этом держал схему под рукой, чтобы все думали, что у нас рабочая тема…
Я чувствовал, что ему нравятся наши разговоры и он старается найти повод к ним. Утром, иногда, по его горящим глазам, я видел, что он уже избрал тему или хочет меня чем-то удивить. Один раз спросил меня про значение слова «пристебай», есть, мол, в ваших диалектах такое слово и сам тут же стал пояснять, что оно очень относится к ЛЕНинам, дескать, это они могут пристегнуться к делу или проблеме и потом включив краснобая обозначить себя там. То хвастался, что Массад является лучшей разведкой в мире и пояснял это тем, что ЛЕНины разбросаны по всему миру и внедрены во все национальности…
Он как будто хотел вызвать неприязнь во мне к их национальности, зачем не понимаю. Всегда восторгался моим кредо, что я не люблю: и евреев, и немцев, и татар с французами и прочими, но я люблю: евреек, немок, татарок с француженками и всех женщин других национальностей, которые вообще есть. Многие его доводы я не воспринимал, и у него как будто спортивный интерес был, привести меня к какому-то, ему нужному, мнению…
…Много он мне всякого наговорил, я и не знаю, что думать об этом теперь, но вот что можно было и по хорошему Советскую Власть устанавливать и все дела решать – я стал задумываться и не надо было её разрушать, когда уже были пройдены её ужасные, тяжёлые этапы… Нет, кому-то стало нужно всё охаять и разрушить, нет чтобы подправить всё, не во вред стране и народа… Цели ведь хорошие Советской Властью достигались, а вот способы, иногда, не приемлемыми были… Вон соседи наши – Китай, и капитализм у них появился и страну так подняли…
…Последний раз лет пять назад с ним разговаривали, был у него в гостях, когда наведывался в город, а вот на похоронах – не довелось побывать – проводить его. Зоя говорила, что звонили родственники его, да как мне в лес сообщить, что похороны назавтра назначены, если даже добраться ко мне зимой с такой вестью – всё равно не успел бы…
…Давай, Виктор, налей – выпьем, не чокаясь, в память о нём…
…На перекуре, мы с Виктором не могли обсуждать услышанное от Силича, как это делали всегда – просто молча курили в глубоком раздумье… Единственно, Виктор, искурив половину сигареты, промолвил.
– Хрен знает, что нужно думать об этом!.. Похоже действительно маразм какой-то… или ёрничество?...
– Знать бы: где он и кто он, этот хрен? – молча, в ответ подумал я, к дословному содержанию первой части его реплики и в слух добавил, – Мне кажется люди, как люди – конечно, с некоторыми признаками своего национального характера, как и все.
– Похоже, друг Силича «за интегрировал» его своими легендами похожими на бредни.
За интегрировать – по Силичу означало: заморочить чем-либо голову кому-то или самому себе.
–Похоже, – согласился я, туша сигарету.
…Вот в таком контексте был упомянут Силичем, тот заветный уголок природы… Берендеев Кут – большая наша тайна…
…И ещё – нужно добавить, что, видимо, друг Силича являлся одним из занимательных, оригинальных персонажей его галереи интересных людей и случаев, но он так и не рассказал нам про него больше ничего и разговоров на подобные темы у нас, в последствии, не возникало…
…Последняя часть сначала была написана отдельным рассказом под названием «Бредни старого друга», как всегда по тому шаблону: что запомнилось в тот или иной приезд к Силичу, с небольшим изначальным введением именно на охотничью тему, а в дальнейшем, как описание интересного разговора с ним, но учитывая несерьёзность темы и как не соответствующей по своему сомнительному – бредовому содержанию, на отдельный рассказ со своим названием, всё это пришлось «прилепить» к этому рассказу, подтолкнуло на это и упоминание Силича о Берендеевом Куте и, как не странно, созвучие слов Берендей и бредни…
(38)
Рассказ-14. Берендеев Кут
© Copyright: Георгий Кучеренко, 2011
Свидетельство о публикации №211112800220
Свидетельство о публикации №211112800220
Рецензии