Александр Сергеевич Грибоедов

Конец августа 1968 года. На улице теплынь.  А я маюсь  бездельем. Не знаю, куда себя девать.

Провалилась на вступительных экзаменах в институт. Письменную математику  написала на  пятёрку, а на физике срезали.

Учительница физики, она же классная руководительница, узнав о позорном моём провале, прибежала в наш двор взволнованная.   Не верилось ей, что одна из лучших учениц класса  не прошла  именно по её предмету. Мне неловко. Не могу  ни ей, ни себе объяснить: волновалась, запутать меня  женщине-экзаменатору не составило большого труда.

Мучаюсь несколькими вопросами: зачем подала документы именно в тот институт, и почему  срезали именно меня?

Подруги заняты. Поступили все. И исчезли.  Лишь одна поддерживает, беспокоится: ей кажется, что своими необдуманными   словами в очень важном для меня месте она  случайно ими мне  навредила. Но всё это  уже не имеет значения.

Те, кто были вхожи на протяжении долгих лет в наш дом и приняты со всей душой моими  родными,  ушли из нашей жизни.  Я молчу.  Бабушке обидно. Она часто тихо плачет.  Надо бежать. Но куда? Поеду-ка  к отцу. Решено!

Сообщила матери,что  дней на десять уеду в Ворошиловград. Пытаюсь объяснить: не могу сейчас здесь находиться, невыносимо мне,  а  ехать больше некуда и не к кому. Мама обижается,что странно: она никогда не вмешивалась в наши с сестрой  отношения с отцом. Приревновала. Вот мол, столько сил в тебя вложено ,а ты туда же!  Называет предательницей.  Запутала меня окончательно. Но никого никогда не предавала, потому её слова меня и не задевают,  и не обижают.

Билеты куплены. Телеграмма отправлена. В поезде, а путь долог,  начались терзания: куда еду и зачем?!


Дорога оказалась длинной.  Поезд как будто кружил. Иной раз выглядело так, словно возвращаемся туда, где  несколько часов назад были.   

Безусловно, состав, согласно графику, двигался вперёд, но, будучи почтовым, останавливался на станциях больших и малых.

Мелькали   пристанционные дома, будки обходчиков, переезды, поля, леса  – обычный  вид средней полосы. Вдали люди виделись  маленькими   и оттого воспринимались игрушечными человечками.

В какой-то момент привычный   пейзаж изменился. Недалеко от  железнодорожных путей  появились  горы.  «Это  терриконы, насыпи из пустых пород,  извлеченных при подземной разработке месторождений угля и других полезных ископаемых" - объяснили мне соседи по купе.

Когда-то я  читала об этом в учебнике, а увидела впервые.

Было солнечное утро. Но внезапно потемнело. Удивила   резкая перемена. И опять   знающие люди разъяснили:  «проезжаем мимо  металлургических комбинатов, смог  прикрыл солнце, потому день ощущается как вечер».

Мне, выросшей  среди одноэтажных строений, вдали от заводов, стало не по себе.  Грохот, дым.  При одной лишь мысли о возможности  очутиться внутри  этих монстров, бросало в дрожь…


Каждое  путешествие когда-нибудь заканчивается и не всегда  так, как задумывалось.
Подъезжая  к  городу,  я   себе  не могла объяснить, зачем затеяла поездку. С мамой  натянутые отношения. Отца  толком и не знаю. Виделись давно. Понимаю, что буду чувствовать себя неловко, сковано. Но  пути к отступлению уже нет: увидела  «его» на перроне.

«Его», так между собой отца называли мама  и бабушка,  узнала сразу.  Даже если бы у вагонов было много народа, то мы бы  всё равно узнали  друг друга.  Но узнать -  не значит полюбить…

По  мнению  родственников,  мы были похожи внешне. И оба обладали  невыносимыми характерами. И  ненормальной страстью к чтению.  Отец был самоучкой. Много читал и знал.

Я же «заглатывала» всё, что попадалось на глаза. Однажды, на отдыхе в Евпатории, посчастливилось снять комнату, где  одну стену  занимали  подписные издания. Кого только из авторов там не было!

За  двенадцать дней, на большее количество  у нас не хватало денег, я умудрилась прочесть все тома Фенимора Купера и то, что ещё не читалось у Вальтера Скотта.   

Конечно же, без головной боли не обошлось. Но могла ли боль сравниться с тем счастьем, которое я испытала  не только при чтении, но и при виде неслыханного богатства,  волею судьбы на короткий  срок ставшего моим!

Отец был столь же помешан на книгах, как  и я...


В небольшом частном домике  меня  поджидала неожиданная встреча: я  познакомилась с девочкой лет десяти, о которой не знала. Оказывается, у меня имелась младшая сестра.

Обстановку внутри дома  не рассматривала, но отметила  большой книжный шкаф. И сразу же заинтересовалась   его содержимым.

Мне отдали комнату сестры. Впервые, хоть и на малый срок, я обрела своё собственное пространство.

И потекли дни в прогулках  по незнакомому  городу,  в ничего не значащих встречах и знакомствах. А ночами я читала. Засыпала на рассвете.

Мне  несказанно повезло: успела прочесть у Мельникова-Печерского «В лесах» и «На Горах».   

По-настоящему познакомилась с творчеством Алексей Константиновича Толстого. «Князь Серебряный»  положил начало моей  влюблённости в исторические романы.

А очередная встреча с «Козьмой Прутковым»,  с ним-то   я  дружбу водила давно, воскресила  воспоминания о  школе,  о друзьях.

Бывали дни, когда мы общались между собой  только на «прутковском» языке.  Его изречения: «если у тебя есть фонтан, заткни его, дай отдохнуть и фонтану»,   «если хочешь быть счастливым, будь им»,  «зри в корень!», «бди!», «лучше скажи мало, но хорошо», «нельзя объять необъятное» -  эти и другие  употреблялись нами  к месту и не к месту.  Мы радовались, веселились, смеялись…

Очередь дошла и до пятитомника Куприна. Томов должно было бы быть шесть, но книги покупались  « с рук» и шестой отсутствовал.  «Гранатовый браслет» я знала.   Взялась за «Яму».   В силу возраста  и  жизненного опыта поняла не всё. Но осознала: это настоящее творчество, умное, серьёзное.  «Яма» долго будоражила воображение. Я  в мыслях часто возвращалась к героям, думала о них, сопереживала им…



Дни  летели. Отношения со всеми были ровными. Отец попытался  в своей всегдашней  манере абсолютно   правого  человека  поговорить о нашем общем прошлом, но я не поддержала начатый им разговор.  Выяснений с лихвой  хватало и дома.  К болезненной для всех теме не возвращались. Я уже не жалела, что поехала  незнамо  куда и неизвестно зачем.   

Мой приезд принёс в этот дом спокойствие. Отцова жена  обладала характером покладистым,  угождала мужу, чем он,  безусловно, пользовался, но я ни во что не вмешивалась, общалась  с сестрой, ела конфеты, припасённые заранее  для меня-сладкоежки,  читала книги, старалась не думать о своём будущем.


В один из оставшихся до отъезда дней отец сказал:"Сегодня вечером идём в Камброд  к Соне. Возражения не принимаются."

Я не любительница чужих  компаний.   Всегда ощущаю неловкость,скованность.  Но отказаться  не осмелилась. 

Камброд, Каменный Брод, оказался  одним из самых старых районов города.
Мы долго  ехали, потом шли  по длинному мосту, и наконец-то вышли к одноэтажным  строениям.  Нас  ждали. В небольшой комнате собралось человек семь, восемь.
Меня представили  женщине  немолодой и слишком накрашенной.  Осмотрелась: на комоде  слоники, повсюду салфеточки,коврики.  В моей юной  жизни не существовало  полутонов. Если слоники и  кружевные накидочки,  значит  мещанский быт с  соответствующим умственным развитием хозяев этих предметов.

Соня  пристально меня разглядывала.  Изрекла: «Похожа! Твоя дочь!». Сказав,  потеряла ко мне всякий интерес. 

По всему видно было: встречались эти люди часто. И любимой их темой, как ни странно, оказалась литература.

Заговорили об Александре Сергеевиче Грибоедове. О его жизни, женитьбе на  княжне Нине Чавчавадзе,  о назначении его послом в Персию, о  разгроме русской миссии, о его гибели от рук фанатиков-мусульман.

Кто-то из присутствующих  напомнил слова,  высеченные Ниной Чавчавадзе, Чёрной розой Тифлиса,  на могиле мужа: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»

Заспорили: справедливо ли считать Грибоедова  писателем одного произведения, если написаны  им ещё и вальсы?! 

Отец и другие Сонины гости  оказались яростными спорщиками. Я не вмешиваюсь, хотя имею собственное  мнение.  Кто-то прочитал стихотворение, посвящённое  Нине. Я услышала его впервые.

"...Там, в тёмном гроте — мавзолей,
И — скромный дар вдовы —
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись и чтоб вам она
Напомнила сама —
Два горя: горе от любви
И горе от ума."


Потом вспоминались иные  стихи, разгадывались шарады, вечер прошёл куда интереснее, чем я предполагала.


В какой-то момент я позабыла, где  нахожусь. Возник интерес. Что-то неуловимо изменилось.  И это "что-то" и потом присутствовало в наших с отцом отношениях.


Бытует мнение: мы видим лишь то, что желаем видеть. Но с годами поняла и другое: порой мы не можем познать истину  в силу своей молодости и недостатка  жизненного опыта.


Пять книг Куприна, всё те же и  без шестого тома,  стоят в моём книжном шкафу.
А «Горе от ума» во время моего отъезда за границу  перешло к соседским детям, им оно было нужнее...


29.11.11.







Мельников Павел Иванович (25.10.1818 года - 01.11.1883 года) - выдающийся беллетрист-этнограф, известный под псевдонимом Андрей Печерский. По мнению Даля, был “первостепенным знатоком русского быта”. В истории русской литературы остался прежде всего как автор дилогии из жизни заволжского старообрядческого купечества “В лесах” (1871-74) и “На горах” (1875-81).
 


Александр Иванович Куприн (26.08.1870 - 25.08.1938).Фамилия Куприн происходит от названия речки в Тамбовской губернии
В 1915 году Куприн завершает работу над повестью «Яма», в которой рассказывает о жизни проституток в российских публичных домах. Повесть подверглась осуждению за излишний, по мнению критиков, натурализм.


Алексей Константинович Толстой (24 августа (5 сентября) 1817, Санкт-Петербург — 28 сентября (10 октября) 1875, cело Красный Рог, Черниговская губерния.  русский писатель, поэт, драматург, член-корреспондент Петербургской АН (1873), граф.
Создатель баллад, сатирических стихотворений, исторического романа «Князь Серебряный» (опубликован в 1863 году), драматической трилогии «Смерть Иоанна Грозного» (1866), «Царь Фёдор Иоаннович» (1868) и «Царь Борис» (1870). Автор проникновенной лирики, с ярко выраженным музыкальным началом, психологических новелл в стихах («Средь шумного бала, случайно…», «То было раннею весной». Совместно с братьями Жемчужниковыми создал пародийный образ Козьмы Пруткова (более половины произведений Козьмы Пруткова, особенно в поздний период, авторства А. К. Толстого). Большая часть политических сатир опубликована посмертно.


Козьма Петрович Прутков — литературная маска, под которой в журналах «Современник», «Искра» и других выступали в 50—60-е годы XIX века поэты Алексей Толстой (наибольший в количественном исчислении вклад), братья Алексей, Владимир и Александр Жемчужниковы (фактически - их коллективный псевдоним), а также Пётр Ершов.
Сатирические стихи, афоризмы Козьмы Пруткова и самый его образ высмеивали умственный застой, политическую «благонамеренность», пародировали литературное эпигонство.


Александр Сергеевич Грибоедов (4 (15) января 1795 года[1], Москва — 30 января (11 февраля) 1829 года, Тегеран) — русский драматург, поэт и дипломат, композитор (сохранилось два «Грибоедовских вальса»), пианист. Статский советник (1828) [2].
Грибоедов известен как homo unius libri — писатель одной книги, блестяще рифмованной пьесы «Горе от ума», которая до сих пор является одной из наиболее популярных театральных постановок в России, а также источником многочисленных крылатых фраз.


Нине Чавчавадзе, грузинская княжна, дочь поэта и общественного деятеля Александра Чавчавадзе, жена русского драматурга и дипломата Александра Грибоедова,с которой ему довелось прожить всего несколько недель,от нее имел сына Александра, который не прожил и дня.  Ещё в ранней юности отличалась необыкновенной красотой, изысканностью манер и душевной добротой. Грибоедов, служивший в 1822 году в Тифлисе, часто посещал дом князя Чавчавадзе и давал его дочери уроки музыки. По возвращении из Персии в 1828 году он провёл несколько месяцев в Тифлисе.  22 августа (3 сентября) 1828 года влюблённые торжественно обвенчались в тифлисском соборе Сиони. Грибоедову было 33 года, Нине — всего лишь 15. Как утверждает предание, во время венчания жених, страдавший от лихорадки, уронил обручальное кольцо, что считалось дурным предзнаменованием.

Вскоре по служебной надобности Грибоедов был принуждён снова ехать в Персию; молодая жена сопровождала его в пути до Тебриза, уже будучи беременной и часто болея. Не желая подвергать Нину тяготам опасного путешествия и жизни на чужбине, Грибоедов в декабре 1828 года отправился в Тегеран в одиночестве, попрощавшись с женой и оставив ее в городе, где она прожила несколько месяцев. В одном из редких писем из Тегерана Грибоедов посоветовал ей возвращаться в Тифлис, так как его миссия в Персии затягивалась; при содействии отца ей удалось благополучно вернуться в Грузию. В начале 1829 года она узнала о разгроме русской миссии толпой фанатиков и убийстве мужа (что от нее пытались скрыть, опасаясь за её здоровье); это привело к преждевременным родам и смерти ребёнка.

Она так и не вышла замуж во второй раз, отвергая все ухаживания. Её верность трагически погибшему мужу стала легендарной ещё при её жизни; имя Нины Чавчавадзе было окружено почётом и уважением тифлисцев, Нину называли Черной розой Тифлиса.
В 1857 году она умерла во время разразившейся в Тифлисе эпидемии холеры.

В 1879 году поэт Яков Полонский (6 (18) декабря 1819, Рязань — 18 (30) октября 1898, Санкт-Петербург), русский поэт и прозаик посвятил её памяти стихотворение «Н. А. Грибоедова»