Жеребенок и девочка

(Глава из романтической повести «Ветер Надежды»)

За своими непрестанными заботами многое успел сделать до наступления осени Кузьма Андреевич. Одолел и главное, что удалось ему, и что стало крепкой основой их с Терциной дальнейшего существования вдали от посёлка. Благодаря его трудам была сооружена небольшая конюшню прямо на территории, отведенной в тайге под общественную пасеку.
   Конечно, не в одиночку провернул старик такое большое строительство, требовавшее не только немалых физических усилий, но и технической оснащённости. Помогали ему во всём друзья-фермеры. Тоже работали, что называется, не за страх, а на совесть, не забыв как много лет назад именно Крылов, спас их нынешнее благосостояние от неминуемой гибели.
   ...Тогда в соседних поселках почти сплошь выкосила заразная болезнь – варатоз, губительная для всего пчелинное «поголовья». Лишь у них в Предгорном нашёлся человек, который и сам вовремя догадался, как бороться с клещем-паразитом, разносчиком болезни пчёл и других научил тому, что нужно делать...
   Был это Кузьма Андреевич Крылов.
   Саму пчелиную напасть, как оказалось, он познал ещё на Дальнем Востоке, где служил на границе, попав в коневоды на отдаленной заставе. Там местные жители уже в ту пору повсеместно исплользовали муравьиную кислоту для обработки пчел. Да еще и нагревали их до особой температуры, позволявшей буквально «выжаривать» клеща без вреда медоносным «мухам».
   И вдруг те «армейские» познания неожиданно пригодились уволеному в запас пограничнику, хотя к тому времени на собственном подворье у новичка в посёлке Предгорном – Кузьмы Крылова имелось всего-то несколько пчелосемей.
   Впрочем, заведя собственное хозяйство после женитьбы на местной красавице Галиночке, сам он не захотел до бесконечности множить «улики» на придомовой пасеке, устроенной прямо в саду под окнами.
   Иная страсть окрыляла его на работе. Мечтал всего себя посвятить любимому делу на племенном конезаводе.
   …Сюда, в отдалённый сибирский в поселок отставной сержант-пограничник и приехал-то «по лошадиной милости» услышав дельный совет одного из своих сослуживцев. Тот не мог не заметить как и все остальные на их заставе, с какой любовью и страстью относится Крылов к лошадям, помогавшим бойцам выезжать в наряды для охраны государственного рубежа.
   Тогда у сибиряка и возникла в разговоре по душам замечательная мысль.
    – Слушай, Кузьма, тебе после армии всё равно ехать некуда, коли для взрослых Детских домов не построили, – заявил он. – Давай «направляй вожжи» прямо к нам в Предгорный. Навсегда перебирайся, не пожалеешь!
   Тогда Крылов сразу не воспринял предложение в серьёз, полагая, что время само расставит всё по своим местам. Да не на того, оказывается, напал. Добиваясь осуществления задумки – вернуться «на гражданку» не в одиночку, а в компании со столь знатным специалистом-коневодом, сибиряк пошёл на хитрость.
   Однажды принёс ему в казарму подарок, присланный по просьбе своей собственной невесты, поддержавшей жениха в поисках подходящей девушки для друга. Это была довольно простая любительская фотокарточка, но с изображением удивительно симпатичной старшеклассницы.
   Сержант Крылов не мог тогда не залюбоваться землячкой друга, казавшейся строгой и неприступной пионервожатой с косой, заплетённой по-взрослому, но в форменном платьишке и  рубиновым комсомольским значком на белоснежном кружевном школьном праздничном фартуке.
   На обороте фотографии совсем кстати оказался и адрес, по которому можно было с девушкой связаться, вызубренный вскоре пограничноком «на зубок». Можно даже сказать – лучше самого «Устава караульной службы». А потом, нашёл серьёзное продолжение, и без того продолжавшийся довольно долго – до самой поры увольнения Крылова из армии в запас этот их «почтовый роман». Однажды он перерос в настоящее чувство, заставившее-таки Крылова отправиться в посёлок Предгорный, что называется, «на смотрины».
   И посёлок ему приглянулся, и он понравился местным жителям.
   Тогда как сама «невеста по переписке» другого суженого для себя уже и не желала, сограсившись на первое же предложение Кузьмы:
    – Пойти за него замуж.
   И на местном племенном конезаводе, как оказалось, поджидала другая страсть молодого работяги. Там, что называется, из покон веков разводили чистокровных скакунов донской породы, выведенной когда-то казачеством при скрещивании своих степных лошадок с трофейными, пригнаными из набегов, персидскими, карабахскими, арабскими, туркменскими и прочими иноходцами.
   Потому первый же визит туда отставного сержанта-пограничника «попал прямо в десятку». Едва глянув на своих будущих питомцев, Кузьма Крылов уже иного места трудоустройства для себя и не искал.
   Буквально влюбился с первого взгляда в эту породу скакунов – исключительно выносливых, совершенно неприхотливых к любому корму. К тому же, лошади были ещё и прекрасно приспособлены к табунному содержанию. Причём, в самых суровых климатических условиях. Эта любовь к тому же оказалась взаимной. Потому что потом дончаки так и тянулись мордами к своиму конюху, всегда имевшему для них в карманах привычного пиджака какое-нибудь лакомство. Вроде куска пиленого сахара, хлебной корки или просто горсти овса.
   К тому же и будущие коллеги приняли его в штат весьма охотно, учтя и опыт «коневодства» на заставе и полгода проведенные в учебке, где, как раз и готовили для прохождения службы на границе собственных коноводов с квалификацией ветсанитаров.
   Так было прежде, пока всё не изменилось после крайне неудачной поездки в город на ипподромные скачки. И хотя он всегда считал главной удачей в своей жизни именно обретение любимой профессии, всё же злополучное увольнние с конезавода которому отдал всего себя, пенсионер по-по возрасту Крылов пенес довольно-таки легко. Потому, что ему стало просто не до лишних переживаний, когда оказался крайне занят немалыми хлопотами по спасению, доставшегося ему на последок от конезавода «чистокровного» расчета за добросовестный труд.
   Дел на пасеке хватало, что называется, за глаза. Ведь мало оказалось – просто поставить покалеченную Терцину на ноги. Требовалось делать всё предельно аккуратно. Выхаживать её, особо не распространяясь при этом о реальном состоянии здоровья лошади. Чтобы не узнали о негласном договоре директора с бывшим старшим конюхом в среде односельчан нового владельца животного. Иначе вполне могла выйти наружу, достаточно криминальная, история с наездом на табун лошадей юного угонщика автомобилей из директорской семьи.
   К тому же нужно было, не теряя времени, ещё и всерьёз позаботиться и о дальнейшем существовании кобылицы и её возможного приплода в условиях надвигающейся зимы.
   И Кузьма Андреевич, что называется, засучил рукава.
   В погожие дни Крылов не знал ни минуты покоя. Днем готовил он сено, а в остальное время сооружал ту самую — теплую конюшню из пиломатериала, в достатке отпущенного ему на лесосеке, что осенью уже красовалась на территории пасеки. При этом он успевал и выполнять свои функции по охране объекта, куда теперь не могли сунуться даже самые отчаянные «любители дармового» мёда, зная крутой нрав и твердую руку нового наёмного работника пчеловодов-фермеров.
   И вот самая ответственная пора — сезон сбора мёда подошел к концу. День и ночь крутились медогонки, перерабатывая заполненные взятком соты в золотистый лакомый товар для горожан.
   В связи с авралом, народу тогда на пасеке прибавилось. И Крылов получил возможность съездить в посёлок на короткое время заслуженных отгулов. На несколько дней получив отпуск, подкрепленный заверениями оставшихся на пасеке друзей о том, что и за Терциной они лучшим образом присмотрят.
   Вот только дома в посёлке очередной визит не во всём обрадовал «отпускника».
   — Да и как иначе, — коли, по мнению Крылова. — Не все было так гладко, как хотелось ему видеть!
   В первую очередь, войдя будничным утром в избу, он крайне насторожился, увидев внучатую племянницу дома в своей неизменной инвалидной коляске, а не в школьном классе, где были все поселковые ребятишки.
   Ведь прежде думал и надеялся, что она успешно занимается уроками вместе со сверстниками.
   Правда, вслух свои чувства не выказал. Да и то — спасибо сыну Василию, который подробно обяснил отцу непростое душевные состояние городской девочки, так неожиданно для себя оказавшейся в новом окружении.
    Правда, при этом педагог не тушевался в полном бессилии повлиять на воспитательный процесс. Он даже видел положительный момент предстоящей адаптации девочки-инвалида перед настоящей учёбой.
    – Пусть ещё это учебный год над учебниками дома посидит! – убедил сын-учитель Кузьму Андреевича. – Тем более, что в том году всё сдала экстерном, опередила сверстников, время зря не потеряла, а закрепить как следует полученные знания никогда не помешает!
   Попутно напомнил Василий Кузьмич отцу и о брошюре про иппотерапию, которую загодя оставил в доме у родителей.
   И он как в воду глядел с этим неожиданным подарком. Посидев ночь над изданием, оказавшимся методическим пособием для «Оздоровительных центров иппотерапии», бородач, впервые для себя, досконально узнал о том благотворном воздействии верховой езды на больных и раненых, что успели заметить медики еще в древности.
   Оказалось, что в основе такого метода лечения детей-инвалидов лежит воздействие как вибрации и энергетики, так и собственно температуры лошади, являющейся самым лучшим тренажёром для развития многих сфер жизнедеятельности человека.
    – В том числе физическую, психическую и умственную, — с удивлением повторил Крылов некоторые слова из пособия.
   Особенно пригодились ему те главы, в которых говорилось о вещах, давным-давно интуитивно интересовавших самого ветерана коневодства. Книжку эту но аккуратно завернул в непромокаемую плёнку, собираясь взять с собой на пасеку, где отныне должны были поселиться и некоторые из его близких.
   Педагогика – дело не простое. И даже опытному учителю Крылову, подсказавшему отцу прекрасную мысль этой книжкой, не удалось в точности распознать истинную причину и грусти Нади Кашиной, и её нежелание воспринимать реально происходящее в классе. Зато и без него главное понял Кузьма Андреевич, когда прямо с порога на него так и набросилась Наденька, с горячими расспросами:
    – Как там наша лошадка? Когда появится жеребёнок? Можно мне на Терцину посмотреть?
   А тут еще и новые знания Крылова про иппотерапию оказались в самый раз. Несколько вечеров он посвятил размышлениям. Тогда же, довольно долго времени проведя с внучатой племянницей, не оставлявшей расспросов о Терцине, Крылов пришёл к окончательному выводу:
    – Нужно пойти навстречу душевному устремлению маленькой, но, не смотря на это по-взрослому увлечённой подопечной!
   Готовясь назавтра уезжать в отпущенный ему срок обратно на таёжную пасеку, Кузьма Андреевич неожиданно предложил супруге:
    – Знаешь, Галя, нужно спасать девочку от самой себя!
   Та не сразу поняла, что он хочет, а потому переспросила:
    – Неужели окончательно сбрендил, седая голова? То лошадью обзавёлся, то стал чуть ли не психологом у себя там в глухомани?
   Но Кузьма Андреевич, как оказалось, был готов и не к такому отпору.
    – Нечего дискутировать! – строго, может быть первый раз за время их совместной жизни, заявил он, стукнув кулаком по столу. – Завтра же и поедем!
   После чего всё всем стало ясно.
    – Собирайтесь со мной в тайгу, – с прежней уверенностью в своей правоте заявил домашним бородач. – Поживете на природе до снега, а там видно будет.
   Радостный вопль Наденьки, раздавшийся в ответ на его предложение, снял все последние сомнения и в душе хозяйки:
    – На природу, дед, так на природу. Нам ли привыкать к переменам? И не такое прежде с тобой видывали!
   Только этот, обещанный лишь до первого снега «отпуск на пасеке» растянулся для Галины Ивановны до самой будущей весны. Чему была уважительная, видно, заранее принятая во внимание хитроумным супругом причина. В ноябре наконец-то освободились от бремени Терцина. После чего, появившийся на свет в одну из счастливых ночей, всеми долгожданный, весь в мать – рыжий с золотистым отливом  жеребёнок потребовал от каждого из обитателей пасеки самого активного участия в его судьбе.