Таможня

Все случилось, как и тогда, три года назад.   Вчера вечером  Иван лег спать, и вдруг среди ночи как бы выпал из сна в это странное состояние. Именно что выпал, потому что перехода, который всегда бывает от сна к бодрствованию, не было.  Перед ним, слегка освещены  непонятно откуда  приходящим светом, кружились два больших обода. Они были похожи на ободья от велосипедных колес, только вместо шин на них были накручены темные ворсистые  нитки. Колеса крутились все быстрее и быстрее, перематывая пряжу с одного обода на другой. Иван не только слышал звуки вращающихся колес и шорох пряжи, но и физически чувствовал, как нить  ложится на обод, как проминает другие, уже накрученные  слои, и в этот момент он осознал, что не чувствует своего тела.
Это было так же,  как и в первый раз. Случается, человек не может пошевелить ни ногой, ни рукой, скажем, от страха. Но тут было совсем по-другому, он видел свои руки, ноги прикрытые одеялом, но не  ощущал себя больше там, где  мы все ощущаем себя – где-то между переносицей и затылком и той странной нитью, тянущейся куда-то в грудь. Сознание было настолько резким и острым, как никогда не бывает во время просто бодрствования. Вдруг колеса стали отъезжать в глубь, в темноту, и Иван почувствовал, что началось непреодолимое падение в тот невероятно глубокий колодец, в который он падал  прошлый раз.
 Тогда он не  долетел до дна колодца - Полина повернулась  во сне и случайно коснулась своей ногой его ноги. Он почувствовал ее прикосновение, и это тепло и способность ощущать вновь разлились  от его стопы по всему телу -падение остановилось. Но сегодня некому было прикоснуться к нему: Полина умерла два года назад.
Падение ускорялось, в сознании же противоборствовали две силы: ужас и радостное ощущение прикосновения к величайшей тайне, развязка которой должна была вот- вот наступить. Потом он как будто моргнул глазами и увидел, что стоит перед  странной тлеющей полосой, плывущей в воздухе и преграждающей ему путь. В памяти его, временно скрытые, уже находились девятнадцать таких остановок. Единственное, что он помнил это то, что за спиной его, по правое и по левое плечо, стоят два существа, присутствие которых,  позволяло хоть как-то преодолевать ужас, возникший у него при виде этой роковой черты.
Воздух чуть заклубился и стек тяжелым туманом к его ногам. За чертой перед ним стала видна дверь. Как ни странно, во всем этом зыбком мареве послышались  твердые отчетливые шаги, и дверь стала открываться. Иван смотрел неотрывно, дрожь охватила все его существо. Из дверного проема  навстречу ему, приятно улыбаясь, вышел молодой человек в безукоризненном костюме, белой рубашке и галстуке.
- Здравствуйте, Иван!- сказал он. Короткая пауза,- Не ожидали? А что вы думали здесь увидеть? Что-нибудь рогатое?
Иван молчал. Молодой человек очень мило и сочувственно улыбнулся.
- Ну, ладно,- продолжил он, незаметно переходя на «ты».-  Я здесь не для этого. Я хочу тебе помочь, Ваня. Ты все совершенно неправильно понимаешь. Время твоей жизни на земле закончено, это верно, но это ведь не конец, как ты теперь сам можешь видеть. Может быть, из твоего небогатого опыта, ты вынес некоторые понятия о суде, который будто бы должен,   сейчас над тобой состоятся. Однако суда в твоем понимании не будет. Тебе просто  нужно сделать выбор. Выбор, как тебе, наверное, уже успели наплести, между очень хорошим  и  очень плохим, да?
Молодой человек перестал улыбаться  его холодный взгляд, полный превосходства, устремился к ангелу, стоящему за правым плечом Ивана:
- А что это – «очень хорошее»?!- начал он, возвышая голос.- Вечно находиться в общении с Ним?! Вечная молитва?!! Вечное пение?!!!
Ангелы молчали. Владелец костюма вновь обратился к Ивану:
-  Наврали, конечно, что тебя тут жарить будут?! Посмотри, что ты оставляешь! Там ты этого не видать!
И вдруг заорал, резко нависнув над плечом Ивана:
-А что, скажете: Вру?! Вот и молчите! Меня на слове не поймаешь! Иди сам посмотри.
Ангел придержал Ивана за плечо.
-Да мне-то что?- сбавил тон  тип в черном.- Пусть и отсюда смотрит. Все равно, если он решит, вы его не удержите.
Дверь открылась полностью и стала видна комната. Это была комната их старого дома. В ней все было так, как было когда-то давно, когда они с Полиной в ней еще жили.
Сквозь полуприкрытые ставни чуть струился теплый июльский свет. Послышались шаги. Сердце  Ивана оборвалось. В комнату вошла она, Полина: тонкий цветастый халат, прилипший к мокрому телу, полотенце на голове. Она села на кровать,  взяла с тумбочки, приготовленный кем-то стакан кваса, и стала потихоньку пить. Иван видел, как она приподняла подбородок, как сложились ее губы, как чуть подрагивает артерия на шее, и как капелька воды стекла из-под пряди волос на виске и замерла на миг на щеке. Полина сняла полотенце с головы и стала им вытирать волосы. Наскоро обтерев их, она бросила полотенце на спинку стула и легла на кровать, чуть прикрывшись покрывалом. Лицо горело румянцем, и от гулко стучащего сердца, подрагивал тонкий цветастый ворот халата.
Иван смотрел не отрываясь. Где-то по краю его сознания проплыл другой образ Полины: больной и беспомощной, такой, какой она была в последние дни своей болезни. Как будто ручеек расплавленного воска пролился из сердца и затих, остывая в солнечном сплетении Ивана. Он опустил глаза на секунду и  затем вновь устремился взглядом к той, потеря которой  была для него страшнее всего. Она жила в его памяти, в его молитвах и  снах, в перебираемых фотографиях, в ее почерке в тетрадке  кулинарных рецептов и все еще стоящих возле кровати домашних тапочках.
- Она что же, здесь? У вас?- наконец вымолвил он.
- А ты бы хотел ее увидеть? Хоть бы и у нас лишь бы сейчас?!- спросил черный.
Иван молчал.
- Хотел бы!- самодовольно осклабился  черный, подглядев на лице Ивана тень промелькнувшего сомнения.-  И правильно! Ты думай об этом, это сейчас важно!
И сразу же другие  воспоминания и образы оживились в сознании Ивана. Сначала они были робкими, а затем все более настойчивыми и настойчивыми, перекатываясь упругими маслянистыми волнами, они поднимались все выше и выше, затапливая все его существо. В первый момент Иван как будто мог их остановить, отказаться от них, но не сделал этого. Теперь же эти видения окрепли, набрали силу, и прервать их поток он  уже  не мог, а может быть, и не хотел.   Тогда в мыслях своих Иван сделал шаг вперед, в дверь.
На лице, носящего костюм, мелькнула, полная презрения и гордости, улыбка. Теперь он просто ждал, когда  Иван откроет глаза и наяву шагнет в зону, принадлежащую ему.
Ангелы же все это время молчали, и их прекрасные лица были абсолютно спокойны. Показалось, что в какой-то миг один из них к чему-то прислушался, а затем правое крыло его сделало легкое движение перед лицом Ивана, как будто  осеняя его каким-то еще неведомым для него светом.
Черный насторожился.
«Иван прошел по комнате и сел на краешек на кровати. Полина открыла глаза, и порывисто поднявшись, без слов прильнула к его груди. Любовь и нежность, расставание и встреча – это самое главное и ничего больше не нужно. Глаза к глазам, дыхание к дыханию»
Крыло сделало еще одно движение, и затем третье.
« В комнате за кроватью стена от этого вдруг колыхнулась и сверкнула   озерной зеркальной поверхностью, такой же стала и противоположная ей стена. Обе они вспыхнули друг в друге и разбежались вглубь вереницей  отражений. Взгляд Ивана, наконец, вынырнул из омута глаз Полины. Нежно прижавшись щека к щеке они сидели так очень долго. Так же долго,  ничего не видя перед собой, Иван смотрел в зеркальную стену. Постепенно что-то начало его беспокоить в увиденном. Он сконцентрировался и больше уже  не мог оторваться от череды отражений.
Комната во всех зеркалах была одинакова, а вот они с Полиной все время менялись, и чем глубже лежало отражение, тем разительней были перемены. Сначала просто нежность и любовь, затем: любовь и желание, дальше: желание и страсть, еще дальше: страсть и неутоленная страсть, раздражение, ненависть…
Дальше был ад. Иван побоялся смотреть и открыл глаза».
- Ты лжец!- сказал он, обращаясь к носящему черный костюм.- То, что ты предлагаешь - это не любовь. У тебя ее и быть не может, потому что у тебя вообще ничего своего нет!      Кроме ненависти...  Закрывай, я туда не пойду.
Иван не стал больше смотреть в раскрытую дверь и не видел, как белесым туманом рассеялось все  существовавшее  в ней. Он не видел и, как задыхалось в собственной неутолимой злобе существо, минуту назад будто бы одетое в черный дорогой костюм и рубашку с галстуком. Пылающая черта погасла, и путь был открыт.
Ангелы взяли Ивана под руки: « Молятся, Ванюша, за тебя на земле. Иначе, боюсь, ты решил бы тут остаться. Знай это!»
Они стали подниматься, а впереди все явственней был виден удивительный неземной свет. И этот свет уже нес первые радостные догадки о том, что нельзя высказать человеческим языком. О вечной жизни в мире, дышащем любовью. О вечном познании бесконечной мудрости Творца. О своем единственном и неповторимом видении Его и радостью донести это до других и быть услышанным и понятым. О том, что все непоправимое уже исправлено. О встрече со всеми любимыми, казалось навсегда потерянными людьми. И о том, что в тот миг мы узнаем в них образ Бога, и поймем, что именно за этот образ мы всегда их и любили.