Отцы и деды. 9

                гл.8  http://www.proza.ru/2011/11/19/1544

9


В огромном доме повисла странная тишина. Семён пришёл в себя вдруг, словно его водой окатили. С досадой он осознал, что увлёкся совершенно непозволительно, зайдя в этом бесполезном споре слишком далеко, поставив под угрозу дело. Он уже не знал, как выпутываться из ситуации, но выручил Петр Ильич. Он шумно выбрался из-за стола и прошествовал к своему любимому месту на лестнице, по пути раскуривая маленькую чёрную трубочку.

– А что, сынку, – произнёс пожилой чудак, ехидно глядя на Вячеслава Петровича,– прищемил тебе молодой инвалид яйца? Прищемил. Врезал правду-в-матку. И возразить-то тебе, депутату, нечем. Ведь, любой первоклашка знает: во власть плывёт одно говно.

И опять это сошло старику с рук. Человеку несведущему конечно казалось странным, что оба взрослых сына – и известный депутат, и заслуженный портретист – безропотно сносили любые, самые бесцеремонные, выходки отца, боясь даже делать ему замечания, но этому было простое объяснение: старика некуда было сбагрить. Невозможно. Ни одно учреждение для престарелых, даже закрытого типа, даже под угрозой закрытия, не соглашалось приютить в своих стенах этого неуёмного неформала после нескольких весьма скандальных прецедентов, похожих на мятежи, где он был зачинщиком, и кончавшихся, минимум, снятием руководства. Братьям приходилось вести себя очень тихо и дома, когда поочерёдно у них  гостил бунтарь-отец: свободолюбивая натура Петра Ильича была настолько несдержанна, что конфликт с ним мог повлечь самые непредсказуемые последствия, например, угрозу для недвижимого имущества.

– Отец, – мгновенно сбавив тон, ответил Вячеслав Петрович. – Это же тупой, нескончаемый трёп: как на Руси жить плохо из-за плохого начальства. На тыщу лет трёп. От Вовы Мономаха и раньше. Все правдорубы и юродивые одно и тоже кричат. А хоть бы один сказал, где новых-хороших найти? И куда старых-плохих девать? Они, что, сами уйдут? Значит, к топору опять? Не напились ещё кровушки? Не там товарищ-анархист упырей-то ищет! В зеркало бы глянул…

Произнося эту ядовитую тираду, депутат оставался к Базарову боком, но косвенно обращался именно к нему, поэтому у Семёна появился шанс для отходного маневра, дабы избежать роковой встречи с санитарами из неотложной помощи и Владимиром Стефанычем из пятой спецбольницы. Семён ухватился за брошенный дедом Петром конец, тем более, что это был вариант отхода без сдачи своих принципов:

– Разве я, Вячеслав Петрович, говорил что-то про бунт? Нет, конечно. Нельзя у нас тут с огнём баловаться. Даже с искрой нельзя.

– А как же насчёт: «разбудить народ» и «вампирам конец»?

– Не досказал я… Невозможно сейчас наш народ разбудить. Нельзя разбудить то, чего пока в природе нет.

– А что же есть? – дед Пётр ткнул кривоватым пальцем в небо за окном в сторону посёлка, а затем, экономно продолжив жест, подозвал к себе обеих заскучавших красавиц, которые, похоже, только того и ждали. – Там, ведь, кто-то шевелится. Иногда даже голосует.

– Это – не народ., – устало сказал Базаров. – Это – зашуганная биомасса, текучая, потерявшая ориентиры, враждебная сама себе. И в таком состоянии она вполне устраивает «начальство»...

– И вы собрались биомассу в народ превращать? – уже не так враждебно, а скорее удивлённо, произнёс Вячеслав Петрович. Внезапное паническое наваждение, случившееся с ним пять минут назад, прошло. Появилась уверенность, что перед ним действительно больной шизофренией человек. – Только и всего?

– Интернет уже начал, – буркнул Семён.

– Что, что? – заинтересовалась Анфиса, услышав знакомое слово, и вернула дымящуюся трубочку деду Петру. – Что начал Интернет?

 – Раба выдавливать… Многие вдруг осознали себя единицей. Не бессловесным нулём, как раньше, а подвязанной в мировую сеть палкой. Это колоссально много. Но этого мало. Нужен вектор. Только общий вектор может палочки стоймя поставить. Нужна идея. И идея, не придуманная, не спущенная «сверху» – такую не примет никто, а рождённая чувством, эфиром...

– И такая идея есть? – очень серьёзно спросил художник-портретист, до этого всё время слушавший молча.

– Есть. Гордость. Достоинство. С достоинством в человеке личный стыд просыпается. Самоуважение не даёт бессовестные поступки делать. Бесстыдство – удел раба. А свободный человек горд. Сам не украдёт и другому не даст… И над собой издеваться не позволит…

– Господи! – рассмеялся вдруг депутат, чем окончательно разрядил обстановку в гостиной. – Ты снова с нами! Научи нас обресть царствие твое!.. Вот умора! А я уж и впрямь подумал... Анархисты разбудили Сёму Базарова. Сёма развернул агитацию.* Ха-ха-ха!

– И ничего смешного! –  проворчал с лестницы бывший рокер, опять дымя трубкой. – Я, вот, помню, как похожая идея всю советскую махину завалила. Вместе с Политбюро. Вы думаете Горби перестройку начал? Хрен в сумку! Это мы начали, когда хаер до лопаток отрастили, чухасы с бахромой надели и «Тревелин бэнд» с балкона на весь район запузыривали! Менты нас с дисками по оврагам гоняли, а сами норовили себе что-нибудь из «Лед Зеппелин» подтибрить... И я думаю: это мы с колен тогда вставали, достоинства хотели.

Запаха дыма в комнате не ощущалось. На площадке, над головой деда Базаров заметил зелёный огонёк бесшумного кондиционера.


* ср. «Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию» (В.И.Ленин).


                гл.10 http://www.proza.ru/2011/11/30/312