Ещё до Варяга

ЕЩЕ ДО «ВАРЯГА»
Дубель-шлюпки «Оскол» и «Донец» были спущены со стапелей Воронежской верфи аккурат к началу второй турецкой войны и еще не побывали в переделках. К моменту осады крепости Очаков Екатеринославской армией Светлейшего Князя Григория Александровича Потемкина «Донец» нес патрульную службу у берегов Крыма, а «Оскол» значился судном для связи у принца Ниссау-Зигена, командовавшего русским гребным флотом.
К концу мая 1788 года на юге России сложилась очень опасная обстановка. Флот турецкого султана, хоть уже и не раз битый, чувствовал себя хозяином в Черном море. Но на суше довольно прочно обосновались Украинская, Екатеринославльская н Кубанская русские армии. Однако для того, чтобы навсегда отбить охоту у султана на северные от моря земли, предстояло овладеть и самим морем. Но как раз тут на пути русских стояли турецкие крепости. И среди них — Очаков.
Войска генерал-аншефа Александра Васильевича Суворова плотно обложили крепость и готовились к штурму. Но им были помехой турецкие суда, заходившие в Бугский лиман. Они мешатили Суворову не только артиллерией, но главное тем, что ставили под угрозу срыва перевозку войск через лиман для пополнении штурмовой группировки.
Но еще до начала боевых действий превосходство в воинском духе было явно на стороне русских. Отлично экипированные, сыте солдаты и матросы знали, за что они воюют. Сотнями лет Оттоманская Порта пакостила России то по мелочам, то большими войнами. И почти все русские были из семей, которые когда либо пострадали от драчливого южного соседа. Поставить в сём деле точку надо было теперь же.
Дубель-шлюпка «Оскол» имела 7 небольших пушек и состояла из экипажа, набранного из крестьян южных уездов Курской Губернии. Было их 52 человека.
2
Цыгане отогнали общинный табун, трое суток всячески скрывали его: не разводили костров, не высовывались к деревням. Староста Русской Халани расставил мужиков с дрекольем по окраинам села и леса, велел глядеть в оба за окрестностью.
Молодой и бесшабашный Карп Жуков поставлен был у северной оконечности леса. Он лег в придорожный куст — и заснул. Это выходило ему боком всенощное гуляние на речке Халани с парнями и девками. Чуть не в усмерть зацеловал он перед рассветом писареву дочку Алену... Она-то, теперь, небось, дома на пуховике нежится, а он тут, в овражке, с буйным чубом, перепачканным в травяной пыльце.
Мимо спящего Карпуши и провели втихомолку ворованных коней осторожные цыгане. Всех сорок чистокровок... И проснулся парень лишь с шумом телег: это табор безбоязненно выезжал из лесу, ведь без украденного табуна ему нечего было страшиться. Не пойманный, как известно, не вор.
Рвал и метал староста, снарядил в погоню за табуном нескольких мужиков — отставных солдат, а Карпа велел закрыть в холодную. Понял хитрый старик, что только мимо Жукова и могли ускользнуть кочевники.
Прибыл по сему случаю уездный полицмейстер, велел привести Карпа. Того поставили перед начальником босого, в одних портках. Оглядел его могучую фигуру полицмейстер и сказал:
— А ведь пороть тя придется, молодец! Хоть и жаль, уж больно хорош. Пожалуй, в лоскутья шкура спустится под шпицрутенами. Как же тебя угораздило проспать, молодец? Али в сговор с цыганами обратился?
Карп молчал и все поглядывал в угол, где темнела бадья с водой. Очень уж пить хотелось после бражной ночки. Какие тут к черту, цыгане?..
Полицмейстер окликнул писаря, Аленина отца:
-Помечай, чернильная душа. Государева крестьянина Карпа Абрамова Жукова приговариваю к экзекуции в 150 ударов шпицрутенами. Исполнить сие немедля, па сельском майдане при стечении обывателей... Тебе-то хоть понятно это, Жуков?
Только теперь, услышав свою фамилию, Карп понял, что дело его — труба. Он сглотнул слюну и хрипло переспросил:
-Меня пороть? Без порток?
-Ну да, — подтвердил полицмейстер, — то есть начисто голяком.
Карп передернул веревочный пояс:
-Не, ваше благородие, я не согласный. Там же ить девки будут. Не согласный я, ваше благородие.
Чиновник еще раз с улыбкой оглядел словно литую фигуру.
Ишь ты, — проворчал он, — не согласный. Да кто тебя спрашивать будет, голова садовая? Вот сейчас соберутся люди, и — пожалуйте на козлы.
Карп оглянулся на стражников, мельком зыркнул на писаря и тихо попросил:
-А может — того... Деньгами откуплюсь? Или живностью.
-Да ты понимаешь, что несешь? — чиновник аж затрясся от возмущения. — Это ж взятка! Да за такое я тебя в острог упеку!
Карп передернул портки:
-Ну, не хошь — как хошь. А пороть без порток я все равно несогласный.
Наступило молчание. Полицмейстер соображал что-то, а потом вымолвил:
-Тогда так: выбирай — али на козлы, али в солдаты. Государыне рекруты позарез нужны.
«Во влип, — со скрипом в голове соображал Карп. — Хрен редьки не слаще».
-А может — еще как сговоримся? — переспросил он.
Полицмейстер собрал со стола бумаги и поднялся:
-Я торговаться с тобой не намерен. Сейчас пороть будем. Вез штанов.
Карп отчаянно махнул рукой:
-Брей лоб, ваше благородие. Уж лучше в солдаты.
Полицмейстер широко улыбнулся, сел, опять развернул бумаги. Дескать, молодец, Жуков, правильно решил.
А писарь с ужасом в глазах поглядел на Карпа, сына справного крестьянина, без пяти минут зятя.
Теперь о свадьбе нечего и помышлять...
2
Воинский начальник в Курской комендатуре оглядел ватагу бритоголовых рекрутов, еще одетых в кафтанье и удовлетворительно хмыкнул. Были молодцы — как на подбор: ядреные, веселые. Втихомолку посмеивались друг над другом, толкались. Воинский начальник указал сопровождающему его морскому офицеру:
-Вот, Иван Андреевич, выбирайте на свой вкус. Полагаю, что ни в одном не ошибетесь: эвон — кровь с молоком!
Капитан второго ранга Иван Андреевич Сакен сам только что призвался из отставных. Обоянский дворянин, он сейчас набирал команду для строящейся теперь под Воронежем дубель- шлюпки «Оскол». Он поправил форменную фуражку, и заговорил:
-Господа рекруты, я мог бы взять хоть любого из вас без разбора, но хочу теперь иметь дело с добровольными охотниками. И в первую голову с теми, кто родился и вырос на реке Оскол. На корабле с этим именем и станем громить супостата. И пусть название дубель-шлюпки будет напоминать вам то родное, ради чего и начнем мы воевать. Авось — злее и прилежнее ополчитесь на врага.
И когда вперед выступили несколько десятков парней, понятно, среди них оказался и Карп Жуков. А часом спустя в цейхгаузе получили они черную матросскую робу и стали неотличимы друг от друга, как патроны к ружьям, полученным тут же.
К Воронежу молодое пополнение отправилось на подводах, мобилизованных у местных крестьян. Карп с земляком из Шараповки Изотом Овсянниковым ехали в телеге, которой правил , черный заросший крестьянин, страшно похожий на цыгана. Карпу показалось, что даже конь у него смахивает на угнанного у писаря жеребца. Матрос все пытался заговорить с мужиком, но тот лишь скалил зубы и мычал. Стукнул бы Карп этого возницу по затылку за милую душу, если бы не унтера при колонне.
...И вот они — верфи. Десятки кораблей покачивали мачтами по рекам Воронежу и Дону у места их слияния. Были суда в разной степени готовности. Сновали кругом мастеровые, маршировали воинские команды, дымились трубы смолокурен. А дубель-шлюпка «Оскол» топорщилась ребрами необшитого досками корпуса и была столь же неподготовлена к плаванию, как и ее брат — «Донец».
-Вот тут, ребята, и начнем служить, — Сакен указал рукой на верфи и без дальнейших слов стало ясно, что поначалу морякам придется попотеть мастеровыми .
Но Карпу Жукову не пришлось орудовать топором. Как только капитан Сакен распознал, что Карп грамотен, он тут же определил моряка в Таганрог, в артиллерийскую школу.
И пока команда «Оскола» возводила свой корабль, Карп Жуков на Азове обучался пушечному делу. Целых три месяца, до ноября, постигал он науку, стал отличным бомбардиром, обучился математике и навигационному делу. Словом, когда Иван Андреевич Сакен на новеньком корабле появился в устье Дона, то в числе немногих прочих, принял на борт и бомбардира Карпа Жукова. Он приятно поразился бравому виду унтер- офицера, но еще больше остался доволен, приняв у него строгий экзаамен.
Потом в судовой журнал занесли строки: «Ноября 22 дня 1787 года записан в команду господин бомбардир Карп Абрамов Жуков унтер-офицер по корабельной росписи начальником бортовой артиллерии».
Вот так. Летом едва не битый крестьянин к осени стал боевым моряком. Впрочем, пока еще не нюхавшим пороху.
3
Но так уже сложилось дальше, что нашему земляку пороху понюхать почти не пришлось... Случается в жизни: иногда, чтобы свою отвагу и честь доказать, требуется пройти не одну войну. А подчас для этого достаточного единого мига. Для Kapпа Жукова уготовано было второе...
Весной 1788 года дубель-шлюпка «Оскол» оказалась приписанной к галерному флоту принца Ниссау-Зигена. А уже в мае весь гребной флот курсировал в зоне боевых действий.
Впрочем, до самого 26 мая две армии — русская и турецкая как две грозовые тучи ходили, соприкасаясь, но так и не разразившись молнией выстрела. Ни одна сторона не решалась на первую вспышку. И сделал ее Карп Жуков.
Поутру 26 дня принц Ниссау-Зиген вручил капитану Сакену пакет для генерал-аншефа Суворова. Для доставки пакета дубель-шлюпке следовало переплыть Бугский лиман, в котором уже появились турецкие корабли. Но Ниссау-Зиген непременно велел «Осколу» возвратиться на правый берег лимана с ответом Суворова.
Поднять якорь. Полный штиль лишал возможности идти под парусом, потому матросы налегли на весла.
-И раз... И — раз... И — раз... — резали команду на носу и корме шлюпки мичманы, и та легко скользила по зеркалу лимана. Параллельно «Осколу» бурунили воду четыре турецких галеры. Огня не открывали.
Александр Васильевич Суворов принял у Сакена пакет и сказал, глядя на воды лимана:
-Обратно вам пройти не дадут. Советую не рисковать.
-Не могу, — просто ответил морской офицер, — Пакет с вашим решением о штурме я должен доставить принцу. Впрочем, Александр Васильевич, если турки атакуют меня двумя судами, я потоплю их. С тремя буду сражаться до конца. Но побегу и от четырех. Но если, господин генерал-аншеф, они обложут меня плотнее, то я сделаю во врага единственный выстрел. Считайте его как сигнал «Погибаю, по не сдаюсь!».
-С Богом! — перекрестил Сакена Суворов.
...И «Оскол» рванулся в обратный путь! Но уже через несколько кабельтовых, словно свора волков за зайцем, за шлюпкой бросились сразу... 13 турецких галер! Сакен велел бомбардиру Жукову:
-Зарядить все семь орудий и выстрелить единым залпом. Затем всему экипажу — за борт!
Турки зажимали «Оскол». Намерение их было ясно: из-за абсолютного перевеса в силах они решили взять дубель-шлюпку на абордаж. Но когда до врага осталось лишь несколько саженей, рявкнули разом пушки «Оскола». И команда горохом посыпалась за борт. А на берегу Александр Васильевич Суворов и офицеры его штаба замерли в надежде услышать второй залп. Но шлюпка молчала. Зато отлично было видно, как загорелись две турецкие галеры. Остальные одиннадцать сначала отпрянули, но открывать огонь не стали: рисковали попасть в своих.
Сакен наблюдал, как взамен поврежденных, к «Осколу» стали прижиматься нетронутые галеры. Он поднял горящий фитиль и тут заметил на борту человека. Это был бомбардир Жуков.
-Я же приказал — за борт! — закричал офицер, но бомбардир взял под козырек:
-Ваше приказание выполнено, залп сделан. Теперь позвольте остаться с вами, ваше высокоблагородие.
-За борт! — еще отчаяннее крикнул офицер, но бомбардир не шелохнулся. И тогда капитан резко, будто всерьез, с размаха сунул горящий фитиль прямо к лицу унтера. От неожиданности тот пошатнулся и полетел в воду! А Сакен довольно улыбнулся, перекрестился. Сделал несколько шагов к открытому люку и прыгнул в пороховой подвал.
Мощный факел взметнулся над водами залива, подняв высоко кверху обломки русской дубель-шлюпки «Оскол» и нескольких турецких галер. Эхо этого взрыва коснулось слуха генерал-аншефа Суворова на одном, и принца Ниссау-Зигена на другом берегу Бугского лимана. Оба военачальника сняли фуражки.
Началась победоносная турецкая кампания 1788—91 годов.
4
В смерче огня, в круговерти корабельных обломков и искромсанных человеческих тел бомбардир Карп Жуков уцелел,
Взывной волной его вышибло к берегу и солдаты вытащили обеспамятевшего моряка на отмель. Он был не только без сознания, но и без обоих ног, оторванных у самых колен. Карпа тут же доставили в лазарет, где он и осознал страшную цену своего спасения. Его отправили потом в Херсон, а оттуда в Воронеж, в морской госпиталь.
* * *
В в декабре того же года легкие санки появились на окраине Русской Халани. Кучер в красных погонах привез сюда безногого кавалера в морской форме и с медалью, на которой тиснился профиль сиятельного князя Потемкина с лавровым венком вокруг лба. И оказались внезапно эти санки посередине разгульной крестьянской свадьбы.
-Дядька Сазон, это ж кто тут без меня женится? — спросил инвалид у крайнего гуляки. Тот узнал служивого, изумился, но еще больше изумил самого бомбардира:
-Так Алена Писарева замуж выходит. Вот, на венчание правятсявсей свадьбой к церкви.
Потемнело в глазах у моряка, но собрал он волю в кулак и велел солдату-вознице раньше всех успеть к храму. И когда молодые чинно подошли к крыльцу церкви, то впереди попа увидела Алена стоящего на костылях Карпа. И вместе с помнящими хмельную ноченьку губами запылало у нее сердце и подкосились ноги. А моряк инвалид принародно достал из-за отворота бушлата лист и громко зачитал его всему миру, поглядывая при этом на писаря: «Милостию государыни Екатерины II бомбардир дубель-шлюпки «Оскол» Карп Абрамов Жуков награждается 10 тысячами рублей ассигнациями, жалуется в потомственное дворянство да 50 душами крепостных в сельце Уточка , Быковской волости».
Ну, - само собой, писарю сразу разонравился долговязый Жених дочки, но уже через полчаса свадьба продолжалась, набрав новую силу. В святом углу старой родительской избы Жуковых сидели молодые — безногий бомбардир Карп и его счастливая жена Алена.
5
«Мужественный поступок... Сакена заставляет об офицере много сожалеть. Я отцу его намерена дать мызу, а братьев его приказа отыскать, чтобы узнать, какие им можно было оказать милости». Так писала графу Потемкину в действующую армию императрица в ответ на сообщение о геройской гибели дубель- шлюпки. Тут же приписано было о милости к искалеченному герою-бомбардиру и всем уцелевшим морякам и семьям погибших
Императрица чтила героев Отечества.
* * *
Спустя сто с лишним лет, словно подхватив отголосок единственного выстрела маленькой дубель-шлюпки «Оскол», громадный крейсер просемафорил «Погибаю, но не сдаюсь!».
Это был крейсер« Варяг».