Верьте моим сказкам, бойтесь моих мыслей

— Ты... ты не можешь их видеть?
— Кого?
— Тех, которые запряжены в кареты.
Рон встревожился не на шутку.
— Да что с тобой, Гарри?
— Со мной? Ничего...
Гарри пришел в смятение. Вот же она перед ним, черная лошадь, гладкая шкура поблескивает, отражая тусклый свет из вокзальных окон, из ноздрей в прохладном вечернем воздухе поднимается пар. И все же, если только Рон не шутит — а шутка в этом случае была бы очень глупая, — Рон не видит ее совсем.
— Ну что, может, сядем все-таки? — неуверенно предложил Рон, глядя на Гарри с беспокойством.
— Да-да, — сказал Гарри. — Пошли...
— Не волнуйся, — произнес вдруг призрачный голос, когда Рон исчез в темной карете. — Ты не сходишь с ума, ничего такого. Я тоже их вижу.
— Видишь? — в страшном волнении переспросил Гарри, поворачиваясь к Полумне. В ее больших серебристых глазах он увидел отражения крылатых коней.
— Да, — сказала Полумна. — Вижу всякий раз, как сюда приезжаю. Они всегда везут эти кареты. Так что не беспокойся. Ты не больший псих, чем я.
Она слабо улыбнулась и забралась вслед за Роном и затхлый кузов экипажа. Не успокоившись до конца, Гарри полез туда же.
(с) Джоан Кейтлин Роулинг "Гарри Поттер и Орден Феникса"

Зима никогда не приходит одна. С ней холод, гололедица, снег, метель и длинные ночи. Они не всегда дружелюбны, даже для меня. Тогда я плотнее кутаюсь в одеяло или греюсь о чашку кофе. Кофе растворимый, ибо стипендия еще не пришла, и съездить за качественным сортом удастся только в следующем месяце.

Я больше верю календарной зиме. Я понимаю, что в конце ноября она уже вовсю хозяйничает, и большинство смиряется с ее приходом задолго до наступления декабря. Довольно нелепо, на мой взгляд. В свое законное время она как-то добрее и мягче. Оно и понятно – ей не нужно воевать с осенью за лишние недели.

То, как умирает Осень, тоже достойно внимания. Это непременно красиво и очень грустно. У нее появляются синяки под глазами, и кожа становится бледнее. Ей чертовски холодно: руки дрожат, а пожухлая листва в волосах покрывается изморозью. Она закусывает губу и продолжает бороться. Во имя осенней предсмертной песни – все тщетно. Мне нестерпимо жаль, и я провожаю ее печальной улыбкой – ты воскреснешь, и мы увидимся.

Столбик термометра тянется вниз, и я сама себя боюсь. Эта непонятная нервозность, замирание в ожидании (чего?), предвкушение, беспокойство. Мне мерещатся прикосновения к плечам, когда я одна. Мне неожиданно становится смешно, а иногда кажется, что с меня сняли кожу. Мне снится, как я полощу лезвием голую грудь хорошего друга, и, кажется, нам обоим это нравится. Я безумно скучаю, но не могу понять по чему или кому. В таких случаях люди пьют успокоительное, а у меня только кофе; если бы курила, уходило бы, наверное, две пачки в день, что же это, черт возьми! Может быть, та, рыже-золотая, умирая, тянет меня за собой? Это против правил, я ей не принадлежу.

Я жду, когда придет Она. Хорошенько встряхнет, надает мне пощечин и вернет способность организованно мыслить (насколько это вообще возможно, когда речь идет обо мне). А то я уже начинаю думать, что отец был неправ, разрешая мне смотреть фильмы ужасов в четыре года.

Первого декабря не случится резкого перепада температуры, не выпадет месячная норма осадков, ледники не растают. Собственно, никакого шоу вообще не будет. Я только знаю, что граница будет пересечена, и придет Она. Я закрою глаза и буду ждать. Приходит Она всегда по-разному: может, войдет неслышно, а может, с размаху ударит дверью о стену. Тихонько подкрадется сзади и обнимет или рывком развернет мое кресло к себе, склонится, ледяным дыханием обжигая лицо. Я не знаю, чего от нее ждать – возможно, не удостоит меня и словом и будет угрюмо молчать всю ночь, а возможно, будет непрерывно смеяться и заражать меня весельем. Я обязательно улыбнусь в ответ, стараясь не показать, что пальцы уже закоченели и не слушаются. Признаться, я очень боюсь её разочаровать. Признаться, я очень горжусь тем, что могу ее видеть. У нее серые глаза и резкие перепады настроения, Она любит белый цвет и темное время суток, Она слегка цинична, иногда даже жестока, ей нравиться удивлять.

Единственная в своем роде. Сумасшедшая. Оно и понятно – ей-то я принадлежу.