Их жизнь. В краю голубых озёр 6

             
   Наконец-то Юзик приехал!  Мать, помолодевшая, даже красивая, от такой радости, хлопотала у печки, готовила праздничный обед.   Владислав смотрел через окно на блестевший под неярким зимним   солнцем снег, на ворон, сидевших, нахохлившись, на голых ветках высоченной берёзы, прислушивался к разговору Марии с братом. 
   Язеп рассказывал о себе, о Елгаве. Вид у него, мягко говоря, неважный. Белое, без кровинки, лицо, заострившийся нос, круги под глазами, худой, как щепка. Ранение у него было тяжёлое, в госпитале он провалялся больше пол-года после того, как хирург вытащил из  его тела тринадцать осколков. "Чёртова дюжина"! - Невесело пошутил он, рассказывая об этом.
   - Ничего, Юзик, милый, - ответила Мария, - главное - живой! Руки-ноги целы! Были бы кости, а мясо - нарастёт! Потихоньку окрепнешь, поправишься, правда? Эх, вернулся бы ещё наш Янис! - Воскликнула она. - Тогда совсем бы хорошо было!
   - Может, и вернётся, - сказал Юзик, - ведь, похоронки-то не было, будем ждать.  "Какая там похоронка, - подумала Мария, - когда под немцем были..."- Но, вслух не сказала, промолчала.
   
   - Садитесь к столу, дети, - сказала, подойдя к ним, мать, - у меня всё готово.   Дымились на столе щи из кислой капусты, высились горкой в миске красивые белые картофелины, лежали в тарелке порезанные на четыре дольки солёные огурцы.  Мать, таинственно улыбаясь, достала откуда-то из-за шкафа тёмную бутылку самогонки.
   - Специально к твоему приезду берегла, сыночек! - Приласкала счастливыми глазами она Язепа.
   - Наливай, Володя, - сказала Мария и не удержалась, подколола: - У тебя это хорошо получается!  Владислав коротко глянул на неё, ожёг взглядом, но сдержался, промолчал.
   - Мне много не наливай, - попросил Язеп, - нет здоровья пить.  Неожиданно и громко заплакал Робчик. Мария встала, принесла его и посадила на колени. Мальчик обвёл всех глазами, задержался на лице отца; что-то ему не понравилось, он сморщился, попытался отодвинуться от него подальше и опять заплакал.
   - Ну, ну, успокойся, сыночек, не плачь, - стала качать его Мария, ласково поглаживая по головке. Мальчик постепенно успокоился и уснул.
   - Давайте, выпьем за то, чтобы Юзик быстрее поправился, - предложила тост мать и первая протянула к нему кружку, чтобы чокнуться.
   - Спасибо, мама, - растроганно улыбнулся Язеп, порозовели его бледные впалые щёки. Он сделал маленький глоток и медленно опустил кружку на стол. Владислав посмотрел на него, поколебался несколько мгновений и, всё же, не выдержал, допил свою долю до конца. 

   "Дура! А я то, понадеялась! - Усмехнулась про себя Мария, искоса глянув на мужа. - Не тот он человек, чтоб не выпить до конца то, что налито."  Она осторожно встала, прижав ребёнка к груди,  на  цыпочках прошла в спальню и   опустила его на кровать, потом вернулась к столу.
   - Покурим, Язеп? -Спросил разомлевший от водки  и сытного обеда Владислав.
   - Нет, курить я бросил, не до этого мне было, еле выкарабкался,- ответил Юзик.
   - Ну, тогда я один пойду, - Владислав с шумом отодвинул табуретку и встал.
   - Тише, ребёнка разбудишь, - проговорила Мария.
   - Подумаешь, дело большое! - Криво усмехнулся Владислав и, громко топая, вышел в сени.
   - Что это он такой злой? - Спросил Язеп, глядя на закрывшуюся дверь.  Мария молча пожала плечами.
   - Ты, наверно, устал с дороги, сынок? - Спросила мать, видя, что Юзик дремлет за столом.
   - Да, мама, спать хочется, - признался сын, - в поезде я плохо спал.
   - А где тебе постелить?
   - На печке, если можно, - попросил он. - Так давно на ней не спал... хочется детство вспомнить.
   - Хорошо, сыночек, хорошо! - Засуетилась мать. - Тебе полезно прогреть косточки.  Язеп, по-стариковски покряхтывая, залез на печь и, почти сразу, уснул.  Послышалось слабое посапывание, а потом и негромкий храп.  Спустя некоторое время и остальные угомонились. Мария лежала на спине, прислушиваясь к дыханию мужа.
"Нет, не спит, во сне он иначе дышит", - подумала она и тихонько позвала его: - Володя, а, Володя...
   - Что? - Неохотно отозвался он.
   - Почему ты последнее время стал совсем другим?
   - Каким ещё другим? Что ты болтаешь?
   - Я правду говорю... Раньше ты был ласковым... улыбчивым... а сейчас от тебя доброго взгляда не дождёшься... Что с тобой стало? Ответь... Я хочу знать...
   - Много будешь знать, скоро состаришься! - Буркнул он.
   - Нет, ты, всё же, скажи! - Настаивала Мария. - Я не могу больше так... Владислав поколебался, раздумывая, говорить, или нет, и, всё же, сказал: - Надоела мне эта деревенская жизнь, понимаешь? Я, ведь, в городе всю жизнь прожил... Ты была, хоть раз, в Ленинграде? Знаешь, что это за город? Нет, не знаешь! Ленинград - это сказка! Понимаешь? Сказка! Почему я должен торчать здесь? Почему я должен корове хвост крутить?
   - Но, ведь, в Ленинграде сейчас очень тяжело жить! Он же страшно разрушен за войну! Надо лет пять, чтобы его более-менее восстановить, разве не так? Здесь мы хоть как-нибудь, но, всё же, прокормимся, а там нам будет намного труднее... У нас же сыночек растёт, Володя! - Мария тесно прижалась к нему, обхватила рукой его шею и заплакала.
   - Я хочу, чтобы ты любил нас, меня и нашего маленького сыночка... Мне так не хватает твоей ласки, Володя, - горячо шептала она, капали слёзы на его волосатую грудь. - Я, ведь, так ждала тебя, милый, так мечтала о том, как хорошо мы будем с тобой жить... А так не получается... Ну почему? - Заглядывала она в его слабо видневшиеся при свете луны глаза.
   - Успокойся, ну что ты? Успокойся! - Гладил он шершавой ладонью её голые плечи. - Устал я, наверно... Я, ведь, никогда раньше так не работал, так много... Я привыкну... А, может, уедем на юг, а? - Вдруг загорелся он от внезапно пришедшей в голову мысли. - Ты знаешь, у меня в Ашхабаде тётка с мужем живёт. Я до  войны у них почти каждое лето гостил... Они сами бездетные... так они готовы были меня на руках носить!
   - Страшновато, Володя, там такая жара, мы ж там сгорим! - Жалобно прошептала она.
   - Не сгорим! - Тихонько засмеялся он, целуя её в щеку, - я там себя прекрасно чувствовал. А какие там овощи, фрукты... А виноград! У-у! - Аж застонал он при этом воспоминании. - Там же войны не было, люди богато живут. А что? И правда! - Даже привстал он: - Я поеду, устроюсь там на работу, договорюсь обо всём с тёткой... Я думаю, она нас с радостью примет, а потом ты приедешь с сыном.
   - А как же с мамой быть? - Робко спросила она. -Неужели мы её здесь одну бросим?
   - Ну, мама... У тебя же ещё две сестры есть, брат... Вон, на печке храпит,-прошептал в ответ Владислав. - Да, это - самый лучший выход! - Продолжал он, целуя её в ещё мокрые от слёз глаза. - Я ведь квалифицированный строитель, могу даже прорабом работать, устроюсь на какую-нибудь стройку... Может, потом и на повышение пойду... Будешь женой крупного начальника! - Приглушённо рассмеялся он. - Ну, правда, Машенька, неужели мы должны всю жизнь навоз таскать из-под коровы, а? Соглашайся, слышишь? - Шептал он ей в ухо, целуя в горячие губы и щёки...
   Давно Марии не было так  дивно хорошо, как этой ночью. Они ненасытно ласкали друг друга и уснули, утомлённые и счастливые, под самое утро...
   
    Язеп погостил ещё пару дней и собрался уезжать. Владислав сходил к дяде Августу и договорился с ним, чтобы тот отвёз Язепа на железнодорожную станцию. На дорогу мать напекла сыну пирожков. Не дрогнувшей  рукой снесла топором молодому петушку голову и стушила в печке с картошкой и морковкой. За хлопотами незаметно подошло время прощания. Дядя Август, румяный от самогонки и крепкого мороза, ввалился в хату, поздоровался со всеми за руку и, сходу, начал поторапливать: - Собирай, мать, сына в дорогу, да побыстрей, у меня путь дальний, как бы на обратной дороге волки не сожрали вместе с моей конягой.  Мать вышла за сыном на улицу, на ходу застёгивая полушубок. Язеп пожал руку Владиславу, обнял и поцеловал в обе щёки Марию и повернулся к матери: - Ну, до свидания, мама, спасибо тебе за всё! Приезжайте теперь вы к нам в гости! Он обнял её, прижал к своей груди, они замерли, потом он поцеловал её в губы.

   У матери, вдруг, защемило сердце в груди, покатились слёзы по щекам: - Сыночек мой миленький! - Обхватила она руками его за шею, больно прижимая к себе. - Что же ты так быстро уезжаешь?  Неужели я тебя больше не увижу? - Вскрикнула она.
   - Ну что ты, мама! - Резко побледнел  Язеп. - Как-будто хоронишь! Войну пережили, теперь будем жить! Перестань плакать, прошу тебя! - Гладил он рукой её по спине. Мать с трудом заставила себя оторвать руки от шеи сына и помогла ему укрыть ноги овчиной.  Юзик долго махал им рукой из саней, они тоже в ответ...
   
   Медленно тянулась зима с её короткими морозными и вьюжными днями и ночами... Керосин экономили и поэтому ложились рано. Владислав обычно долго не мог заснуть, лежал, уставив широко открытые глаза в потолок, прислушиваясь к погромыхиванию цепи, на которой была привязана собака, к шебуршанию мышей под полом. Иногда в лесу жутко выли волки, и тогда Тузик испуганно забивался в будку и сидел там, поджав хвост, не смея нос высунуть наружу. 
 
 ...Тёлку мать продала, припрятала к весне деньги, собираясь купить пару поросят и кое-что из одежды. Владислав мучился от скуки и мечтал купить батарейный радиоприёмник, но мечта эта была пока недостижимой. Изредка он доставал в Сельсовете газеты, зачитывал их до дыр... Несколько раз за зиму простывал и болел Робчик. Ему делали отвары из лекарственных трав, поили его ими, грели его на печи. Он был очень капризным во время болезни, частенько плакал. У Владислава от его рёва даже голова начинала болеть и появлялось желание засунуть ему кляп в рот, лишь бы он замолчал. Проходили дни...  Робчик выздоравливал, становился весёлым, лопотал, смеялся, показывая появившиеся первые зубки, пытался ползать... 

Продолжение: http://www.proza.ru/2011/12/03/1142