Встреча

Проба пера.
Воскресное утро было очень солнечным. Нарядные люди, пришедшие на мессу, сидели на скамейках и терпеливо ждали настоятеля церкви Вознесения Пресвятой Девы Марии отца Дэмиана.  Было жарко, а его все не было. Каждый задумался о своем. О проблемах на работе. О неустроенной личной жизни. О деньгах, точнее, их отсутствии. О муже–негодяе, который все-таки ушел из семьи. О детях, которые совершенно отбились от рук. О перспективах любимой футбольной команды.

Наконец, вдоль скамеек засеменил внезапно появившийся маленький служка с кадилом в руках, а вслед за ним появился отец Дэмиан.   

«Какой он еще молодой, бедняжке, наверное, трудно», - подумала одна бабушка.
«Какой он миленький, красавчик просто. Но…священник», - тихонько вздохнула разведенная сорокапятилетняя женщина.
«Сегодня наши должны сделать недоделков, кровь из носа», - футбольный болельщик радостно  ерзал.
 «Какие у него выразительные глаза», - Кристине они очень нравились.

  Глаза священника говорили. Нет, кричали.  Что в жизни много зла, горя, предательства и непонимания. Но разве это откровение? Просто факт. Что много боли. Но это неважно. Что есть Бог. Вот это главное. И еще - верить.  Что Он любит, любит до смерти крестной. 
Священник глубоко вздохнул. «Сейчас время Бога, а не отца Дэмиана». По церкви понесся его выразительный голос.

- In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. ( Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.)
- Amen, - отозвались прихожане.

Они любили своего священника.
Хотя отец Дэмиан был интроверт, в его жизни наступали моменты, когда он раскрывался. И отдавался людям весь. Без остатка. Прихожане чувствовали это и любили священника за … Они не могли сказать, за что. Просто любили.


- Gratia Domini nostri Iesu Christi, et caritas Dei, et communicatio Sancti Spiritus sit cum omnibus vobis ( Благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Бога Отца, и общение Святого Духа да будет со всеми вами )  , - радостно провозгласил отец Дэмиан.
- Et cum spiritu tuo ( И со духом твоим ), - в тон ему ответили люди.

В мессе наступил момент покаяния, и выражение глаз, выражение лица, даже тон священника изменились. В них заплакала грусть. Снова и снова отец Дэмиан сокрушенно взывал о прощении, снова давал обет не преступать заветов Господних, заранее, в глубине души зная, что непременно нарушит их. Священник вопиял о прощении несовершенного еще греха.

- Fratres, agnoscamus peccata nostra, ut apti simus ad sacra mysteria celebranda. ( Братья и сестры, осознаем наши грехи, чтобы с чистым сердцем совершить Святое Таинство ).

Словно по невидимой эстафете чувство горечи и тайной надежды на прощение передались людям, и те заплакали, бия себя в грудь.

- Confiteor Deo omnipotenti et vobis, fratres, quia peccavi nimis cogitatione, verbo, opere et omissione: mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa. Ideo precor beatam Mariam semper Virginem, omnes Angelos et Sanctos, et vos, fratres, orare pro me ad Domimum Deum Nostrum.           ( Исповедуюсь перед Богом Всемогущим и перед вами, братья и сестры, что я много согрешил мыслью, словом, делом и неисполнением долга : моя вина, моя вина, моя великая вина. Поэтому прошу Блаженную Приснодеву Марию, всех ангелов и святых и вас, братья и сестры, молиться обо мне Господу Богу нашему )

Тон священника изменился снова. Он знал о великом искупительном акте Богочеловека.

- Misereatur nostri omnipotens Deus et, dimissis peccatis nostris, perducat nos ad vitam aeternam. ( Да помилует нас Всемогущий Бог и, простив нам грехи наши, приведет нас к жизни вечной )
- Amen. ( Аминь.)

Обрывки мыслей….. Да о чем? Он думал о чем –то очень важном…   « Да, об исцелении. Да отчего же, друг мой? Ах, не знаю. Скорее, об исцелении истерзанной сомнениями души, о том, чтобы ушла эта вечная боль, чтобы крест голгофский стал хотя бы чуть – чуть легче. Но сейчас время Бога, а не отца Дэмиана. »

- Kyrie, eleison. ( Господи, помилуй )

- Kyrie, eleison. ( Господи, помилуй )


- Christe, eleison ( Христос, исцели )

- Christe, eleison ( Христос, исцели )


- Kyrie, eleison ( Господи, помилуй )

- Kyrie, eleison ( Господи, помилуй )


Словно в тумане промелькнуло чтение Писания, и затем отец Дэмиан вышел для проповеди. Он хорошо говорил, потому что был очень искренним и откровенным с прихожанами. Все замерли, и по храму полилась, растекаясь мелкими ручейками, река проповеди, согревающей, утоляющей жажду. Люди зачарованно слушали, завороженные.
Он говорил, он пел, и перед глазами слушающих вспыхивали и тускнели  пейзажи новозаветной Палестины, простые дома,  спешащие люди, веселый смех Назарянина, скрип весел галилейских рыбаков, визгливые голоса торговок. Сменился темп проповеди, и вот забряцали оружием римские легионеры, торжествующе завыли шакалы, зашелестела душная восточная ночь, грустно запели пастухи под необъятным небесным сводом.
 Им холодно, и людям кажется, что они все теснее прижимаются к тихонько попискивающим углям. Теперь им хорошо, они умиротворенно опускают голову, убаюканные тихой победительницей дня. Песней любви. Песня замирает. Но голос, Его удивительный голос зовет…

-    Господь так любит каждого из нас, - продолжал священник. – Как часто мы это слышим, и как редко мы это ощущаем. А почему? Может быть, мы закрываем уши и не слышим Его голоса? Не видим его? Вы спросите меня, как мы увидим Его? Он так далеко, Он живет в шатре из звезд, Царь вселенной, Он повелевает мириадами галактик, Он восседает на крыльях ветра.
 Но одновременно Он здесь, рядом. И когда мы встречаем наших ближних, мы встречаем Христа, когда к нам простирает руки больной человек, просящий нашей помощи, это Христос. Когда ближний просит у нас взаймы, это Христос просит нас дать Ему взаймы. И когда мы встречаем в толпе страждущего, мы встречаем Христа. Когда людям вокруг нас плохо, это Ему плохо от нашего равнодушия. Он плачет, потому что кто, кроме нас, христиан, напоит и накормит Его? Кто оденет Его? Кто скажет Ему добрые слова? Хотя бы слова?

Люди растроганно молчали, опустив голову. Иные украдкой утирали предательскую влагу, скопившуюся в уголках глаз. Проповедь рвала сердце. Им нечего было сказать, потому что сейчас они слышали Его.

- Это нехорошо. – Священник кротко смотрел на паству. – Поверьте мне, самый тяжкий грех перед небом – равнодушие. Да, я знаю, что наш крестный путь нелегок. Но мы не одни. С нами Он.

- Benedictus es, Domine, Deus universi, quia de tua largitate accepimus panem, quem tibi offerimus, fructum terrae et operis manuum hominum: ex quo nobis fiet panis vitae. ( Благословен Ты, Господи, Боже Вселенной, по щедрости Твоей Ты дал нам хлеб, - плод земли и трудов человеческих, - мы приносим его Тебе, чтобы он стал для нас Хлебом жизни. )

- Benedictus Deus in saecula. ( Благословен Бог вовеки. )

- Benedictus es, Domine, Deus universi, quia de tua largitate accepimus vinum, quod tibi offerimus, fructum vitis et operis manuum hominum, ex quo nobis fiet potus spiritalis. ( Благословен Ты, Господи, Боже Вселенной, по щедрости Твоей Ты дал нам вино, - плод лозы и трудов человеческих, - и мы приносим его Тебе, чтобы оно стало для нас питием спасения. )

- Benedictus Deus in saecula. ( Благословен Бог вовеки. )

Наступал момент причастия, и люди заволновались. Он. Рядом.

- Ecce Agnus Dei, ecce qui tollit peccata mundi. Beati qui ad cenam Agni vocati sunt, - торжественно провозгласил отец Дэмиан. ( Вот Агнец Божий, берущий на Себя грехи мира. Блаженны званые на брачную вечерю Агнца. )
- Domine, non sum dignus, ut intres sub tectum meum, sed tantum dic verbo et sanabitur anima, - откликнулись люди ( Господи, я недостоин, чтобы ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и исцелится душа моя.)

Перед отцом Дэмианом снова замелькали обрывки мыслей.  Первое причастие.  Коленопреклоненная мать. Как прекрасны ее глаза!
И она - страсть, которая должна была унести его к неведомым ему дотоле вершинам греховного наслаждения.  Но ее - страсти не было, а он так ее ждал.
Взгляд священника остекленел.

Мысли вновь завертелись, закружились, устроили пляску. Словно несущиеся к сокровенным мистериям вселенной планеты. Словно переливающиеся всеми цветами радуги крохотные колибри, порхающие на благоухающих весенних полянах неведомых стран. Словно драгоценные камни, ослепительные и манящие, небрежно брошенные блистающей рукой ветреной красавицы на смятый шелк розовеющей в лучах утреннего солнца постели.
А потом мысли стали исчезать, замирать в мерцающей отдаленной точке, которая неумолимо приближалась с диким несмолкающим ревом и разбрасывала в разные стороны ослепительные метеоритные брызги.
 Медленно раскрывшись, точка превратилась в глубокую воронку, с шумом всасывающая нестройную вереницу мыслей. Все затихло, и послышался Его зов  - “ Веришь ли ты в Меня? ” Губы священника шевельнулись. То был его ответ.

Он очнулся и рассеянно посмотрел на маленький белый кружочек, зажатый в руке. Это было Тело Христово.

- Corpus Christi custodiat me in vitam aeternam. ( Тело Христово да сохранит меня для жизни вечной. )

- Sanguis Christi custodiat me in vitam aeternam, - поднося кубок ко рту, сказал он. ( Кровь Христова да сохранит меня для жизни вечной. )

Священник умиротворенно вздохнул и поднял глаза.
Люди подходили и причащались.  Как это было прекрасно. Такие разные. Молодые и старые, красивые и не очень. Дети Божьи.

Перед ним стояла молодая девушка, терпеливо ожидающая Гостии. Она подошла последней.

 Глаза ее тихонько улыбались, и священник растянул губы в доверчивой улыбке, но на лице отразилось беспокойство. Наконец, словно принимая вызов, он поднял глаза и в упор посмотрел ей прямо в глаза. Та  изогнула губы. Ресницы ее чуть дрогнули, но взгляд, направленный на отца Дэмиана, не изменился.
Отец Дэмиан отвел глаза. Девушка спокойно смотрела на покрасневшую шею священника, улыбаясь. Она победила, и глаза ее торжествующе заблестели. Она всегда побеждала.


 То была его муза, его прекрасная мечта, его тайна, его грех, его Галатея. Может быть, дитя Божье?

С детства Дэмиана отличала глубокая религиозность. Он верил в истории о Нем. Он любил Святую Церковь. Он не пропускал мессы, но внутри его продолжала оставаться сосущая пустота. Он называл это внутренним одиночеством. Но люди вокруг него не замечали затаенной тоски Дэмиана.
Они не хотели усложнять себе жизнь ненужными и абсолютно бесполезными вещами, вопросами о бессмертии, добре и зле, любви и ненависти.

Все было очень просто.

 Существовал реальный жесткий мир. В этом мире жили люди. Они не были плохими, они не были хорошими. Они были одинаковыми. То есть скорее завистливыми, чем добрыми, скорее  лицемерными, чем искренними, скорее равнодушными и эгоистичными, чем сострадающими и милосердными. Волновало их одно – они сами.  И успех. Разумеется, материальный. Более честолюбивых волновала власть и слава. Романтичных – любовь. Разумеется, земная, которая в процессе времени превращается в рутину и обыденность.

Будучи ребенком, Дэмиан открыл для себя другой, особенный мир. Духовный. Мир классической литературы, органной музыки, сияющих звезд, мелодичного пения океана. Это был мир, в котором был Он. И вечность, Его вечность звала. Неописуемо прекрасная, манящая, в которой царил Он. И Дэмиан понял, что рано или поздно, ему предстоит с Ним Встреча. Потому что с каждой секундой он умирал. Как и все люди. Но кем был он, чтобы с чистым сердцем безбоязненно идти к Нему? Простым смертным, ожидающим счастья, любви и пустоты. А кем был Он? Мерилом справедливости, прощения, милосердия, терпения, благости и святости.

Дэмиан очень боялся Неизбежного. Он знал, что это - его участь, как и любого другого смертного, потому что никто из смертных не мог рассчитывать на то, что Он согласится разделить с ними вечность. Они были тлением, космической пылью, пылинками света, парящими в смутной ночи равнодушного бытия. Они умирали, и уходили в Неизбежное. А Дэмиан был еще жив, и он боялся. Что в один день, который приближался с каждым мгновением, он предстанет перед Ним, и услышит приговор. Каков будет приговор, Дэмиан не сомневался.

Возник вопрос – Что делать?

Дэмиан принялся лихорадочно искать ответ на этот вопрос. Книги, которые он читал с упоением, приоткрывали завесу тайны. Они говорили о Нем, но косвенно, легкими прикосновениями. Но каждый раз, когда на страницах мелькали Его штрихи, Дэмиана охватывал трепет. Словно Некто невидимой рукой касался внутренних струн сердечных, и тихое серебряное звучание наполняло его невыразимой радостью и блаженством. Дэмиан пробовал, и узнавал, как Он благ. Но книг было недостаточно.
В своем эгоизме он был очень цельным, и ожидал, что мир, лежащий у его ног, состоит из таких же цельных людей. Действительность вначале ужаснула, потом он к ней привык. Не было ничего цельного.

Школьные годы пролетели незаметно. Как – то неярко.

Затем семинария. И здесь появилось странное сомнение. Люди, перед которыми Дэмиан поклонялся, снимали порой маску, и то, что он видел за ней, наполняло его ужасом. Он уверял себя, что то, что он увидел - лишь плод его воспаленного воображения. Они должны были быть святыми. Как Он. Но не были. И роковым, неотвратимым молотом била мысль – что не так? А может…Его нет? Невозможно. Он должен быть, жизнь нуждается в Нем, иначе во что она превратится - в бессмысленную борьбу за выживание?

Все это время его преследовала мечта. О Ней – Прекрасной и Таинственной. С кротким, чистым взглядом. С доброй улыбкой. С нежным овалом лица. С белокурыми косами.

Он искал Прекрасную и Таинственную. Он искал ее в школе, семинарии, церкви, дома, на улице. Она все не появлялась. Казалось, она здесь, рядом, стоит только обернуться, и ты услышишь замирающее эхо ее тихого голоса, почувствуешь аромат ее дыхания. Дэмиан лихорадочно оглядывался, и видел одну и ту же картину –  сонные равнодушные лица прохожих. Слышал ропот улицы.

Она не появлялась, и глухое беспокойство, присущее Дэмиану, уже не оставляло его ни на минуту.

В семинарии Дэмиан учился ровно, но не блистал, потому что был очень рассеян, и не мог сконцентрироваться в те моменты, когда это было необходимо.

Он думал.

 О лицемерно улыбающихся преподавателях, снедаемых яростным честолюбием и неутоленными желаниями. О семинаристах. Одни были тупые, другие смиренные и тихие, третьи мечтательные и недалекие.
И, конечно, мысли о Нем. Затем они превращались в поток, пожалуй, даже вулканическую массу, грозящую свести его с ума. И поток дико ревел, бушевал, грохотал. Потом тишина.
 Как больно было ему нести тяжесть нескончаемого одиночества. Как тяжело спать одному в холодной убогой кровати. Он лежал на белой простыне и лихорадочно шептал молитвы, но они растворялись в постоянном беспокойстве, и исчезали. И губы священника шептали Ее имя. Прекрасная и Таинственная.

Затем обеты, и церковь Вознесения  Пресвятой Девы Марии. Вначале люди держались с ним настороженно и немного недоверчиво, но  отец Дэмиан улыбался, и угрюмые настороженные обыватели невольно улыбались в ответ – настолько искренней и доверчивой была улыбка их священника.
Они не замечали потом, что детскость улыбки исчезала, на смену приходила угрюмо искривленный рот. Доверчивость, исступленная молитва, а вслед за ней отчаяние - констатировал Дэмиан. Глупо.

Колесница жизни тихонько шла по гибельной тропе. Он это понимал, но не знал, что менять и как менять.

  Прихожане привязались к нему и горячо полюбили. Он был не от мира сего, а разве не таким должен быть священник? Первый год служения промелькнул незаметно, за ним последовало еще несколько. Обманчивая тишина жизни, которую ярко осознавал служитель Матери – Церкви,  внезапно стала резать слух появившимися фальшивыми аккордами.

Приближалось Неизбежное.   

Однажды в маленьком офисе священника прозвучал сигнал. Он поднялся, проследовал в дальний угол церкви, где находилась исповедальня.
Подходя к двери, он услышал аромат женских духов. Священник  чувственно раздул ноздри, затем торопливо нырнул внутрь темного проема  и уселся напротив решетки.
Молчание. Отец Дэмиан не решался заговорить и ждал. Наконец он не выдержал.

- Слава Иисусу Христу, - сказал он.
- Аминь, - ответил нежный женский голос.
Священник услышал и вздрогнул, почувствовав, как по спине побежал знакомый холодок возбуждения. Прошло несколько секунд.
- Сколько времени прошло с момента вашей последней исповеди? – спросил священник, пытаясь придать интонации звучность и властность.
- Не помню отец. Несколько месяцев. – ответила девушка.
- Вы совершали грехи за это время?
- Да.

Ответ прозвучал холодно, почти враждебно. Отец Дэмиан понял, но он был священником и должен был исповедать грешницу. Все остальное было не важно.

- Какие?
- Отец, я сомневаюсь. Иногда мне кажется, что Господь призвал меня к чему – то особенному. А потом…серость, которая душит и не дает раскрыться. И возникает чувство безысходности. Кто я? Слабая женщина.

Священник взволнованно слушал. Ему показалось, что он понимает ее.

- И когда есть безысходность, то руки опускаются, и не хочется ничего. Только срывать зло на посторонних.

Отец Дэмиан вздохнул.

- Только?
- Нет, не только. Особенно на своих родных.

 В голосе девушки зазвучала горечь, но священник не смог определить, была ли она искренней, или нет.

- Верите ли вы в Бога?
- Отец, я христианка, - коротко ответила девушка.

У Дэмиана возникло удивительное чувство, словно он знал ее всю жизнь, а  на заднем фоне водопада мыслей, замелькала упрямая навязчивая идея. Она была всегда, даже в те редкие мгновения, когда сомнения  уходили, уступая место радости. Когда руки непроизвольно поднимались к небесам. И хотелось танцевать.

  В те минуты он переставал быть священником, превращаясь в обычного человека, остро чувствующего радость бытия. Но он так хотел быть непохожим на других, не делиться ни с кем своим удивительным миром. И радость бытия уходила, стеная. Приходил его кошмар.
Вот он, перед глазами. Ужасный монстр, с удивительными глазами, и имя ему – Любовь. А потом вновь все исчезает, во рту только кисло – горький осадок.
Прекрасная и Таинственная.
Но кем была Она? Мифом?
Нет, вряд ли. Он знал, что встретит Ее.
Как маняще она улыбалась в его мечтах, пробуждая Неизбежное.
 
Он был слаб, и не знал этого. Знал, что сейчас он слышит только звук, напоминающий журчание лесного ручья. Ее неземной голос.

- Отец, я люблю, - услышал он и очнулся.

На короткий миг Дэмиан замер, прислушиваясь, затем информация дошла до него, и он ощутил укол ревности.

- Любите?
- Да, человечество, и искренне желаю ему добра, но столь же дико ненавижу. Людей ненавижу. Они такие гнусные и смрадные ублюдки.

 Как плевок.

- Зачем Иисус взошел на крест? Чтобы в мире возникло чувство тоски к неведомому и недостижимому раю? Неужели он действительно любил эту грязь, которая называется человечеством? Неужели в мире осталась вера? Она давно умерла и похоронена. Остался остывающий мир с остатками мифов о справедливости, смысле, сострадании, доброте и прощении. В это мире нет места для Иисуса. И становятся ли люди хоть на малюсенькую частицу счастливее? В мире безысходности и равнодушия нет места для Христианского Бога. Он потерял силу созидания.
- Нет.
- Да,  вы знаете это не хуже меня.
- Я священник, - задохнулся Дэмиан. – Это все, что у меня есть. Кто я без веры?

Священник вздохнул и всхлипнул. Исповедь волновала его.

- Даже великие мужи веры испытывали времена сомнений. Им было очень больно и тяжело, но сейчас они с Иисусом.
- Вы верите в это?
- Конечно, - поспешно ответил Дэмиан.  Слишком поспешно.

Исповедь продолжалась, но энергетика искренности растворилась в обыденности последующих фраз, и разговор в присутствии молчаливых статуй святых, слабо освещаемых из окон церкви, стал постепенно замирать.
А она улыбалась, в глазах ее играло Неизбежное.


С детства Кристина была очень необычным ребенком. Нельзя сказать, что она была дичком и чуралась сверстников. Нет, ничего подобного. Но ее необычность проявлялась в другом. Например, отличаясь веселым нравом, она почти не имела друзей, потому что девушки, да, пожалуй, и парни очень боялись ее злого и острого языка, она могла легко подавить любого, кто посмел бы ей перечить.

 В детском саду все хвалили ее за красоту и активное поведение – она помогала воспитательницам укладывать самых маленьких.

 Среди соседских мальчишек она слыла самой яркой и интересной девчонкой, с которой пойти куда – то считалось огромной честью.

 В школе все хвалили ее за начитанность, эрудицию и отличные отметки.

Так, шаг за шагом, сформировывалась ее личность. И главное в ней было одно – быть лучше. Любой ценой. Быть красивее, умнее, румянее, белее, милее, приятнее.  Она хотела быть лучше всех на земле.
Девушки боялись ее и не любили, потому что Кристина пользовалась огромным успехом у мужского населения города, и жестоко мстила всем тем, кто посмел бы встать у нее на пути. Если какому – то парню суждено было попасть в сферу ее интересов, то его девушка начинала лить горькие слезы, так  как она знала, что их взаимоотношениям пришел конец.
 Но мелкие, локальные успехи, как их называла Кристина, ее не удовлетворяли. Она мечтала о том, что когда–нибудь она станет самой лучшей не только в городе, но и во всем мире. Будучи очень умной и практичной, она быстро поняла, что ей нужен мужчина, с помощью которого  она будет прокладывать дорогу к успеху. Ее злило, что, будучи девушкой, она не может сделать этого одна. И она обещала, что тот, кому суждено будет стать ее рабом, будет самым несчастным человеком на свете. Просто потому, что он будет мужчиной.  Справедливости ради надо признать, что женскую половину человечества Кристина ненавидела еще больше.

Удивительно, но у Кристины была по- настоящему близкая подруга, которой она доверяла. Любила ли она ее? Скорее всего, нет, потому что она любила только одного человека – самого себя. И еще она любила успех. Быть лучше – звенело у нее в ушах. Быть лучше, шептала она по вечерам, улыбаясь своему отражению в зеркале.

  Анна любила Кристину. Восхищалась ее жизненной силой, практичностью, почти мужской твердостью, умением стать для человека тем, кого он хотел видеть в тот момент. Сама Анна была простой, доброй и очень милой девушкой. Отличаясь ласковым и незлобивым нравом, она не имела врагов. Все любили ее.
Многие находили странным, что Анна и Кристина всегда вместе, но жизнь вообще очень странная штука. Наверное, говорили сплетницы, Анна вовсе не такая святая, какой хочет показаться.

Одного поля ягоды, таков был общий вердикт маленьких хищниц, но странно, при встрече с Анной они забывали о том, что говорили за ее спиной, и с довольной улыбкой приветствовали самую близкую подругу их злейшего врага. Может быть, они ценили в ней то, что Анна ненавидела сплетни, и никогда никого не судила. Она верила в людей настолько, что умела в них видеть только доброе и хорошее. А плохое…. все мы люди, и иногда ошибаемся.

Познакомились девушки еще в школе, так как их посадили рядом, и с тех пор они не расставались. Наивная и чистая, Анна всегда доверяла Кристине все свои секреты, и странно, Кристина никогда не использовала их в своих целях. Почему, терялись в догадках самые искушенные? Наверное, потому, говорили кумушки, что Кристина просто не воспринимает Анну всерьез и не считает ее равной себе. Или потому, едко прибавляли другие, что ей нужна собачка, или кошка, в общем живое существо, что может развеселить ее и прогнать скуку.

Анна слышала эти разговоры, и весело смеялась, потому что не верила сплетням, постоянно поднимаемым вокруг имени ее подруги. Она была права, потому что Кристина не относилась к ней подобным образом.
Кристина с детства очень боялась умереть и попасть в ад за свои грехи, а дружба с Анной немного успокаивала ее совесть. Общаясь с ней, она на миг забывала о своих комбинациях и интригах. Словно она общалась со святой.

Однажды в воскресный полдень Кристина была дома и, как обычно, страдала от скуки, когда в комнату вихрем ворвалась Анна и радостно засмеялась. Кристина невольно засмеялась в ответ, с удивлением отметив про себя, что от тоски ее не осталось и следа.

- Что случилось? – ласково спросила она.
- Ах, ты не поверишь, сегодня я была в церкви, и мне так понравилось, - защебетала Анна, гладя руки подруги.
- Ты у нас известная святоша, - насмешливо заговорила Кристина, - да что случилось то?
- Приехал новый священник, и он так интересно рассказывал нам о Боге. Все были в восторге.
- И наверное, он старый, лживый, разочаровавшийся в жизни неудачник?

Анна с легкой укоризной посмотрела на подругу, а потом, вспомнив, весело засмеялась снова.

- Да нет, он симпатичный молодой парень. Он так любит шутить, и шутки у него очень добрые. Рассказывал о себе - мы просто падали со скамей от смеха. И он так предан Богу, что просто оторопь берет. Настоящий святой, пришедший к нам из раннего средневековья. Может, таким был Франциск Ассизский?

Кристина рассеянно слушала лепет подруги, и затем ее словно что – то укололо. Она вспомнила о том, что священник – молодой и симпатичный. Знакомый ей холодок возбуждения пробежался маленькой змейкой по ногам:

- Значит, ты говоришь, что это новый священник? Есть у него имя?
- Да, конечно, - заторопилась Анна. – Отец Дэмиан. Он ирландец. Высокий, с очень выразительными глазами.  Волосы, как старое золото. Просто красавец. А какой он умный. Но знаешь, он себя не выставляет.

Кристина слегка заволновалась. Определенно, новости стоили того, чтобы на них обратить внимание.

- Я так давно не ходила в церковь, - задумчиво проговорила она. А на исповеди я не была, наверное, уже миллион лет.
- Вот и отлично, - обрадовалась Анна. – Придешь в церковь, тебе сразу станет легче.
- Анн, не надо, - процедила Кристина, -  Я тебя уже просила не говорить мне о твоем любящем Боге. Меня Он не любит, и я Его не люблю.

Анна посмотрела на подругу, но промолчала.

Разговор Кристина обдумала вдоль и поперек. Тщательно оделась, надушилась, улыбнулась и не спеша направилась к церкви.
Церковь Вознесения Пресвятой Девы Марии была небольшая, но очень теплая и уютная. В ней было хорошо, с удовлетворением отметила Кристина, опускаясь на сиденье возле решетки.

Разговор с ним получился, она была уверена. Семена сомнения были брошены, оставалось только дождаться плодов.
Кристина часто спрашивала себя, зачем ей, блестящей и красивой девушке этот странный молодой человек. И не могла объяснить, пока не поднимала глаза на распятие и с ненавистью замечала взгляд истекающего кровью Иисуса.

Он принадлежал Ему, и он должен был пасть. Почему – раздавался в душе грустный голос ее умирающей совести? Потому что Иисус  олицетворял собой любовь и прощение, которым нет места на земле, где царило Неизбежное.
Он, этот софист из Галилеи, пришел в мир, и был отвергнут. И справедливо, - кусала себе губы Кристина. Он принес то, что нельзя понять, что отвергает здравый смысл, что переворачивает все разумные представления о жизни.

Он должен был пасть. Она поклялась себе великой клятвой, что всю свою жизнь она будет плевать на Распятие, мерзкий символ человеческой слабости и глупости. Кристину приводила в бешенство мысль, что Его, Неудачника, превозносили люди.

- О Люцифер, - яростно шептала она, - Прошу тебя, умоляю, помоги мне сломать и разрушить Его так называемую Святую Церковь. Я ненавижу все глупое и слабое, и вот Он. Он нарушает все мои представления, Он меня мучает, а я никому не могу позволить мучить себя. Довольно отца. Не стоят люди того, чтобы умирать за них. Это рабы глупости, неблагодарные собаки, подлые ублюдки. И Его кровь никогда не изменит их. И не будет Ему места на земле до тех пор, пока я жива на земле.


Отец Дэмиан стоял на коленях перед алтарем и рассеянно слушал, как за окнами церкви бушует дождь.
Он любил свою церковь.  Прямые, готические линии, холодно вздымающиеся к небесам. Бесстрастных каменных святых, молчаливо следящих за каждым его шагом.
Он знал, что она пришла - Прекрасная и Таинственная.

- Странно, -  удивился Дэмиан, - прошло столько времени, а я до сих пор не помню, какого цвета у нее глаза. Серые? Или голубые?

Он радостно засмеялся, вспомнив, как нечаянно коснулся губами ее руки. Казалось, еще чуть – чуть, и он умрет от разрыва сердца, так бешено оно колотилось в тот момент.  Желание - она его пробуждала, волнение – она его дарила.

- Почему я один до сих пор? - сказал он вслух. – Я дал обеты, но разве я перестал быть человеком? Ты сам сказал в саду Эдема - человеку одному быть нехорошо. Да, у меня есть невеста – Святая Церковь. У меня есть дети – мои прихожане. Но услышу ли я когда–нибудь волнующий, страстный стон жены, упивающейся моими поцелуями, крик новорожденного сына? Нет, потому что Ватикан решил, что целибат – единственно возможный путь для священника. Почему этого нет в православии? Я бьюсь об стенку, я в постоянной духовной нечистоте и прелюбодеянии. И почему мы с ней постоянно играем. И так долго. Виноват ли Ты в этом? Или я?
- Да, Он виноват, - сказала Кристина.  Дэмиан не заметил, как девушка, тихонько войдя в церковь, встала позади него. Ее присутствие его не удивило, хотя на дворе была ночь.
- Простите, я думал вслух, - растерянно проговорил он, не смея поднять глаза.

Кристина задумчиво смотрела на него.

- Скажи мне одну вещь. Это твои преподаватели научили тебя притворяться? Почему ты боишься быть самим собой?

Дэмиан по привычке хотел отделаться вежливой, ни к чему не обязывающей фразой, но слова замерли у него на устах. Она была права, а он был слишком молод.
 
- Чего ты хочешь? – устало сказал он, не поднимая глаз.
- Ты пойми, что я для тебя не источник искушения…И глаза у меня голубые, - лукаво добавила она. – И мы созданы друг для друга. Ты просил Прекрасную и Таинственную, и вот я здесь.
- Как…как ты это узнала? - пролепетал потрясенный Дэмиан.

Возле алтаря раздался треск догорающей свечи. На стене промелькнула тень от вспышки.

- Чего ты боишься? – спросила Кристина.
- Я.. не могу пойти на это.
- Что тебе мешает?
- Моя вера.
- Скажи, ты читал книгу Песнь Песней?

Разговаривая, они незаметно оказались в офисе священника, на диване.

- Читал, - нехотя ответил Дэмиан. Ему было неприятно, что сейчас последует вопрос, на который он не сможет ответить, не солгав. Но девушка тактично перевела разговор на другую тему.

- Мне так грустно.
- Ведь ты не любишь Его? – хрипло спросил он.
- Я люблю тебя.
- Нет, я нужен тебе, сам не знаю, для чего, - проницательно сказал он.

Вместо ответа она молча протянула ему руки.

- Нет греха в том, что ты хочешь быть счастливым, как все нормальные люди. Я не против твоего бога, я за нас. Ведь в тебе бурлит желание, клокочет, низвергается. Мы оба хотим. Так иди же ко мне, и ничего не бойся. Мы заслужили это счастье. Иди в меня.

Священник закрыл глаза. Она была прекрасна.  Прекрасны ее удивительные синие глаза, маленький носик, крохотный рот с яркими алыми губами.
Он понял, как прекрасно ее тело, когда он привлек ее к себе. Сердце его колотилось так быстро, что гул этот, казалось, наполняет все здание церкви. И потрясенные святые  содрогаются, плачут и стонут при виде двух тел, сплетшихся в едином, безудержном порыве. А за окнами по - прежнему бушевала стихия, но они ничего не слышали, кроме одного  - всемогущего голоса плоти.

- Что с тобой? – тихо спросил ее Дэмиан.
- Ты любишь меня, я знаю, - глухо заговорила она, в горле ее клокотала ненависть. – Но Его ты любишь больше.
- Это совершенно разные вещи, - покраснел он.
- Нет.
- Да.
- Нет, и ты знаешь. Ты знал, кто я.  Я отдала тебе все, саму себя. Твое семя во мне…...   Пойдем вместе.
- Куда? – слабо откликнулся он. Неизбежное пугало его, и манило.
- Туда, где живет, и царит настоящая Сила, где мудрые и смелые люди разделяют и властвуют. Где нет места фальши и лицемерию.

Она приподнялась на диване и посмотрела ему прямо в глаза. В глазах ее бушевало пламя геенны, из которого медленно и неотвратимо поднималось Неизбежное. Ему стало страшно.
Ее нагота, прекрасная и манящая, больше не привлекали Дэмиана. Рядом с ним была не Кристина.  Но Люцифер.

- Ведь ты придумал Его? – зашептал он. – Придумал Его - жалкую карикатуру?
- Нет, - сказал Дэмиан, с ужасом чувствуя, что Сын Зари прав, как всегда.
- Да, Его нет. Есть только страдания, и принц Гаутама - славный маленький Будда -  был прав, когда ходил и учил так.
- Это был ты?
- Имеешь в виду в его теле? Нет…Хотя, конечно, я даю здравый смысл и понимание жизни, а Он отнимает и то, и другое.
- Но ты не смог помешать Ему умереть на кресте во имя жизни.
- Заткнись, - зашипел Люцифер, лаская ему грудь.
- Нет, не заткнусь, и Он – прощение.
- Я сказал заткнись. Посмотри на себя, мечтатель. Чего ты добился в жизни? Ни! Че! Го!
- У меня есть церковь, - с отчаянием бросил он.

Раздался легкий шорох, Люцифер с жалостью смотрел на него, сочувственно улыбаясь.

- Я знал, что ты так скажешь. Ну, хорошо. Посмотри на Ватикан, на святого отца, на все это лицемерие. Ты сейчас обнимаешь меня, источник наслаждения, понимаешь, что человеку нехорошо быть одному. А что дает тебе целибат, мечтатель? Ведь ты захотел меня, как только увидел. И сейчас тебе хорошо, твоя кровь бурлит от желания. А семья? Я дам тебе семью. Кристина? Она моя раба, и она станет твоей. И вы вместе станете во главе нового мира, где царят наслаждение и здравый смысл. Вы все, дети Адама и Евы, этого так жаждете.
- Не говори ничего, я дал обеты, - закричал он.
- Все хорошо, отдай их обратно. Ты не смог, и это нормально. Тебе плохо сейчас? Решай, с кем ты? Я не потерплю двойственности.

Дэмиан заскрежетал зубами.

- Я божий слуга!
- Ты был им. Откройся мне, Неизбежному, открой тайну, которая в тебе. Ты – частичка вселенной, так откройся ей.

Дэмиан плакал – как все было просто. Он Его придумал, никогда не веря, но Он понял.  Ужасная правда оказалась в том, что Он действительно был. Таким, каким и рисовала Его Церковь.

В яслях, с невинной улыбкой на прекрасных устах.
В доме Закхея, радостно смеющимся.
На пародии суда,  грустно потупившимся перед беснующейся толпой. На кресте, казалось, терпящим бедствие.
На облаках, с торжествующей улыбкой простирающим к потрясенным апостолам руки со свежими ранами от гвоздей.
На троне одесную Отца, слушающего пение ангелов и одновременно стенания человечества.

А кого он видел все время? Не Его. Себя, любимого. Свои мысли, свои страдания, свою любовь.

Дэмиан заплакал, как маленький мальчик. Взглянул на распятие. На короткий миг ему показалось, что в глазах Иисуса тоже застыли слезы.

- Прости меня. Я сейчас схожу с ума. Прости меня, я не хотел тебя подвести, но верил я не в Тебя, а в себя – глупого и слабого человека. Теперь поздно,  я ухожу в ад.
- Открой мне душу, - завизжало Неизбежное, - И я дам тебе весь мир, я подарю тебе вселенную и себя, мечтатель.


В психиатрической лечебнице было шумно. Обход. Возле невысокого, лысоватого доктора, окруженного ординаторами,  стояло несколько человек в чистых белых халатах. Студенты медицинского университета.
 Они внимательно слушали его лекцию о больном, который неподвижно лежал на кровати, устремив страшные своей пустотой глаза на высокие потолки одиночной палаты.

- Вот такой это Наполеон, - говорил он. Теперь у него, очевидно, новая фаза. Он потерпел последнее поражение в своей жизни. Я имею в виду Ватерлоо.
- Да нет, доктор, - весело возразила молоденькая студентка с живыми черными глазами. Наверное, он на Святой Елене.
- Думает, как удрать, мошенник, - пробасил один из студентов.

Все двинулись дальше.

- Вот это существо, - показал он на нечто копошащееся на кровати в следующей палате –  человек – растение.
- Каковы симптомы его болезни? – спросила черноглазая студентка.
- Вы будете смеяться.
- Ну, доктор, - капризно протянула девушка.
- Он считает себя растением и просит, чтобы его постоянно поливали.

Вся группа захохотала.

- Серьезно?
- Ладно, если бы только это. Этот человек постоянно просит санитаров, чтобы они делали это.
- Что?
- Писали на него.

Студенты захохотали еще сильнее.
Доктор направился к следующей палате. Мельком взглянув на студентов, он молча указал глазами на больного - высокого человека, стоящего на коленях.

- Кто это?
- Этот парень – бывший католический священник.  Посмотрите - молится за нас, грешников.
- А какова его болезнь?
- Он считает, что открыл все тайны вселенной. В нем постоянно разговаривают несколько человек. Один из них, по его мнению – сын зари. Типичный случай шизофрении.
- Вот и будь священником, - цинично обронил дюжий санитар со смирительной рубашкой в руках – ему предстояло вскоре усмирять разбушевавшегося бенгальского тигра из четвертой палаты.
- Но не будь дураком, - возразил доктор.

Все засмеялись. Случай был забавный.