Болезнь Бабочки

Дневник болезни. Запись 1
Кажется, я уже вторые сутки не выхожу из своей комнаты, ничего не пью и не ем. Еле хватило сил подняться с кровати, чтобы взять из ящика стола эту тетрадь. Да, кажется, прошло уже двое суток, именно кажется, потому как бодрствование довольно часто прерывается неконтролируемым сном. Отключаюсь, будто бы из меня кто-то вынул батарейку. Успеть бы записать то, что я чувствую. Боли нет, вообще никакой. Как, впрочем, и все остальные ощущения притупились, снизилась общая чувствительность организма. Всё вокруг стало более блеклым, точно растеряло краски. Хотя, может быть, это из-за того, что в комнате постоянно царят сумерки. Через занавеску едва просвечивается серый прямоугольник окна. Я слышу, как снаружи воет ветер, будто голодное животное. Стук дождя о стекло, как неровная барабанная дробь, он громче стука моего сердца. Еле хватает сил, чтобы держать ручку. Боюсь, что в следующий раз могу не проснуться. Слабость просто невероятная, она наваливается на меня, подобно приливу морских волн… При мыслях о море становится легче и не так страшно умереть. Море…

Дневник болезни. Запись 2
Я всё-таки проснулся… и моментально почувствовал, что силы вернулись ко мне. Смог сесть на кровати и поднять с пола тетрадь и ручку. Только что ушёл врач. Сам я его не видел, но услышал, как он говорил за дверью с родителями. Я очнулся слишком поздно, чтобы услышать разговор целиком, да и к тому же шум усилившейся за окном непогоды мешал разобрать отдельные фразы. «Недомогание связано… в его возрасте, переутомление возможно… недостаток витаминов… принимайте…» Его голос прерывался всхлипами матери. Наконец, послышались шаги вниз по лестнице и скрип деревянных ступеней.
Потом дверь в мою комнату открылась, в глаза ударил резкий электрический свет из коридора. Вошли родители. Отец принёс на подносе дымящийся ароматный чай с пряниками, таблетки и стакан воды, поставил поднос на письменный стол рядом с кроватью. Мать гладила меня по голове, на её лице ещё оставались влажные следы слёз. Наверное, прочитала мою первую запись в дневнике. «Всё нормально, мам, мне уже лучше», - успокоил я её. Она улыбнулась и потрепала меня за щёку. Но тут же улыбка с её лица исчезла, сменившись тревожным выражением, глаза вновь наполнились слезами. Отец наклонился и, сощурившись, сосредоточенно посмотрел на то место, где мать дотронулась до меня. «Что случилось?!» - удивлённо спросил я и потянулся пальцами к щеке. «Не трогай!» - отец перехватил мою руку, - «Ольга, принеси спирт!» Мать выбежала из комнаты, послышалось глухое хлопанье двери в дальнем конце коридора. В это время тревога на лице отца сменилась удивлением. Когда вернулась запыхавшаяся мать, держа в руках флакон спирта, отец уже отошёл от моей кровати. «Дорогая, уже ничего не нужно. Просто показалось», - сказал он шёпотом. «Андрей, но ведь мы оба это видели», - еле слышно сказала она ему на ухо. «Просто свет так лёг на лицо, а мы с тобой переволновались за последние два дня, нам всем нужен отдых. Ступай в постель», - ответил он чуть громче, потом снова наклонился надо мной, пристально вглядевшись мне в лицо. «Сын, нам просто показалось, что у тебя на лице синяк. Но там ничего такого нет, можешь сам убедиться. Пей чай, отдыхай, врач сказал, что у тебя сильное переутомление и авитаминоз. Так что, после чая – выпьешь таблетки, они там же, на подносе, и скоро поправишься!» «Хорошо, пап».
Я не стал тогда его разубеждать и спорить с ним, хотя и знал, что так просто не справлюсь с болезнью. Пусть думают, что всё наладится, так будет лучше. Не могут же они поверить в то, что…

Дневник болезни. Запись 3
Я вновь отключился, когда писал прошлую запись. Наверное, прошло совсем немного времени, пока я спал – за окном всё также бушевал дождь. Не может ведь он идти вечно? Силы всё ещё не покинули меня, но я был уверен в том, что рано или поздно слабость вернётся. Встав с кровати, подошёл к столу и взял кружку с остывшим чаем, одним глотком осушил её и закусил вкусным мягким пряником с повидлом. Бросил взгляд на зеркало, слева от себя. Всё тот же болезненный помятый вид: всклокоченные волосы, тёмные круги под глазами на фоне бледного лица… Но тем не менее, я чувствую себя немного лучше, наверное, врач мне вколол какое-то лекарство. Боюсь рассказывать родителям о том, ЧТО произошло до того, как я заболел. Да и врятли они поверят, что именно это стало причиной. Но я-то знаю. Вот только взрослые, они не верят в такие вещи. Слишком уж у них логическое мышление. Логика, логика, кругом сплошная логика и рациональность. Наверное, нужно спрятать этот дневник, а то ещё притащат ко мне психиатра, или наоборот. Даже странно, как это они до сих пор этого не сделали, если читали первую запись. Поэтому, родители, хочу обратиться к вам, если вы прочитаете и эти строки тоже. Я - нормальный! Вполне психически здоровый и уравновешенный подросток. Можете считать, что у меня разыгралось воображение, и я всё это выдумал. Но дневник я спрячу подальше, всё-таки не хочу, чтобы вы это читали.
Пряники вкусные, съел ещё один. И нашёл место, где можно спрятать дневник - между стеной и подоконником есть небольшая щель, как раз по размеру в толщину тетрадки.
А может быть, я и не прав, и у меня действительно авитаминоз и переутомление? Сейчас я могу в это поверить, когда чувствую вновь прилив сил. Спускался на кухню, чтобы заварить себе ещё одну чашку чая. Родители легли спать в своей комнате на первом этаже, хотя ещё довольно рано, стрелки настенных часов в коридоре показывали всего семь вечера. Не мудрено, они мало спали, с тех пор как я заболел. Наш дом погрузился в пугающую тишину. Теперь в нём властвуют тени, скрипы половиц и вой ветра из щелей в окнах. Точно кораблик в безбрежный серый океан, дом погрузился в туман и дождь.
С кружкой горячего чая в руке, я поднялся к себе в комнату, включил настольную лампу и принялся писать дневник, доедая оставшиеся пряники. Проглотил три таблетки, запив их стаканом воды, через некоторое время почувствовал, что хочу в туалет.
За окнами стемнело и внутри дома стало ещё страшней. С детства боюсь темноты, даже в свои шестнадцать с половиной. Ещё этот ветер, долбаный ветер, и правда, точно живое, разъярённое существо, набрасывается на стены нашего дома, разгуливает под крышей на чердаке. В такие минуты чувствуешь себя маленьким загнанным зверьком, осознавая величие окружающей Вселенной, но в то же время, стены всё ещё защищают тебя от ужаса снаружи и это придаёт дому какой-то неповторимый уют. Ещё уютней, конечно, забиться под одеяло, с фонариком, изредка высовывая голову наружу за глотком свежего воздуха. Что я и собираюсь сделать, но сначала – опустошить мочевой пузырь.
Немного позже…
Как же мне страшно! Хочу, чтобы это оказалось лишь сном…
 Дело в том, что, зажечь свет в коридоре у меня не вышло, как и в своей комнате. Я щёлкнул выключателем, и ничего не произошло. Электричества не было во всём доме! Наверное, ветер оборвал провода… В общем, я достал из ящика в столе карманный фонарик и с ним двинулся в неблизкий путь – в дальний конец коридора, где находились ванная с туалетом.
Луч фонаря выхватывал из темноты давно знакомые мне предметы, но в его свете они переставали быть теми же самыми, приобретали какую-то неуловимую таинственность, словно перевоплощались. Вот из темноты выплыл старый комод, верхняя дверца была открыта и слегка покачивалась с тихим скрипом, будто кто-то только что выбрался изнутри. Проходя мимо, закрыл её, даже не заглянув внутрь. Старые настенные часы всё с тем же упорством отмеряли время. Из сюрреалистической картины неизвестного художника, висящей на стене, на меня смотрело женское лицо, своими фракталами вместо глаз. Никогда не любил её, быстренько пробежал мимо. Споткнулся обо что-то мягкое в темноте, и едва не упал, но не стал оборачиваться со страху, забежал в ванную комнату и заперся изнутри.
Кто-то оставил открытым окно, и в небольшой комнатушке было сыро и холодно. Внезапно ворвавшийся ветер швырнул на кафельную плитку возле моих ног новую порцию ледяной дождевой воды. Я поспешно закрыл окно, и в ванной стало тихо. После, приложил ухо к двери и прислушался, но не услышал ни звука. Отдышавшись после испуга, я положил фонарик на стеклянную полку возле зеркала, поднял крышку унитаза и принялся справлять физическую потребность.
Света хватало, чтобы осветить почти всю комнату, темнота оставалась лишь в дальнем углу, за кучей грязного белья и под ванной. Натянув штаны и смыв воду, я потянулся за фонарём, но задержал взгляд на своём отражении в зеркале. На моей щеке остался след от маминого большого пальца! Точно её палец был вымазан краской, причём зелёной! Ровный отпечаток… Я зажмурился и повертел головой из стороны в сторону. Открыл глаза, отпечаток исчез, как и небывало. Возможно, свет так упал на моё лицо, возможно сознание, измотанное за последние дни, дало сбой, но секунду назад я видел его. Не эта ли отметина показалась и моим родителям? Я ближе поднёс лицо к зеркалу и пригляделся к своей коже ещё пристальней. Ничего. Абсолютно чистая, слегка бледная кожа.
Тишину прервало негромкое жужжание и на зеркало, прямо у меня перед глазами приземлилась жирная блестящая муха. Падальщица. В школе, на уроке биологии, нам рассказывали про этих мух, а после урока я сам читал про них в энциклопедии. Эти мухи откладывают личинки в трупах, как животных, так и людей. Иногда даже под кожей живых млекопитающих, более того, личинками падальных мух даже можно заразиться. Поблёскивающая зелёным отливом, огромная для своего вида муха, издавала гудение. Мерзкое существо. Я попытался смахнуть её с зеркала, но она не улетала, нагло устроившись прямо на отражении моего лица.

Вырезка из энциклопедии (приложена к дневнику)
Типично падальными, развивающимися на трупах, являются представители основных родов семейства — зелёных падальных мух (Lucilia) и синих падальных мух (Cynomyia, Calliphora). Их самкам для развития яиц требуется значительное количество белка (до 800 мкг). Отыскав падаль (иногда для этого мухе приходится пролететь до 20 км), самки откладывают белые яички около 1,5 мм длиной — по 150-200 яиц за один раз. Всего за жизнь самка может отложить до 2 000 яиц. Для того, чтобы личинки вывелись, требуется от 12 часов до 1-2 дней (в зависимости от температуры окружающей среды). Пищеварение у личинок внекишечное — они всасывают пищу, разжиженную их протеолитическими ферментами.

Но не это испугало меня до одури… Господи, как же мне хочется, чтобы это было ночным кошмаром. Пожалуйста, пусть, когда я проснусь завтра утром, этих строк не будет в дневнике, пусть они исчезнут, потому что это лишь сон, этого не происходило на самом деле.
Мерзкое жужжание мухи прекратилось, растворившись в тишине ванной комнаты, потом и сама муха вмиг исчезла, словно её взлёт вырезали с киноплёнки. В помещении запахло чем-то гнилым. Я по-прежнему смотрел в зеркало, но взгляд мой теперь сфокусировался на слабо освещённом углу ванны у меня за спиной.
Сначала я подумал, что мне померещилось, но, к своему ужасу понял, что там, в темноте действительно находилось некое существо. Чёрной грудой, свалив своё тело прямо в ванной, точно увесистый мешок, оно еле заметно двигалось внутри под оболочкой, вибрировало. Какой-то нескладный, продолговатый силуэт. Аккуратно, чтобы не издать ни звука и еле дыша, я повернул фонарик, чтобы направить его свет в угол.
Под полупрозрачной оболочкой-плёнкой, внутри этого мерзкого кокона, шевелилось нечто, лишь отдалённо напоминающее человека. Зато я ясно увидел пульсирующую грудную клетку со множеством елозящих по плёнке отростков-лапок, увязающих в мутноватой слизи, наполняющей кокон. Широкий, округлый, слегка выпирающий лоб, из-под которого в потолок комнаты, сквозь хрупкую оболочку невидящим, пустым взором, смотрели два ряда белёсых глаз! Длинные, шевелящиеся отростки-усики чуть ниже того, что можно было назвать носом, передняя челюсть немного выдвинута вперёд, её поверхность усеивала масса мелких острых зубов. Лапки всё быстрее скреблись по оболочке, словно существо пыталось освободиться…
Я не посмел не то, что обернуться и убежать, не посмел даже дышать. Просто закрыл глаза, чтобы не видеть этот кошмар. Так я и простоял минуты две, но ничего не изменилось. Хлюпающие звуки, издаваемые гусеницей отдавались дрожью по всему моему телу. Через ещё минуту я наконец-то открыл глаза. Комната была пуста… Звуки стихли. Ни следа насекомых, вообще никаких. Трясущимися руками я умыл лицо холодной водой. И почувствовал облегчение. Пришло осознание того, что всё это нереально, а значит - я сплю… Действительно, подобное чувство возникало у меня во сне не раз, и после этого становилось легче и не так страшно.
Новые звуки из-за двери отвлекли меня от размышлений. Сначала раздался один, потом, через некоторое время, ещё несколько невнятных шорохов. Будто что-то или кто-то ползало по стенам в коридоре. Я подошёл ближе. Послышался звук шагов вниз по лестнице. А в следующую секунду, дверь резко открылась, больно ударив меня по лицу, так что я отшатнулся назад. Больно. Кровь хлынула из разбитого носа. Но ведь во сне никогда не бывает больно! Я схватил фонарь с полки и направил луч в коридор, но там никого не было. Не помню, как я добежал до своей комнаты.
Сейчас, дописывая эти строки, меня всё ещё трясёт от ужаса. Шаги за дверью едва слышны, а может быть это и не шаги вовсе, а удары ветра или раскаты грома, или чёрт знает что ещё… только не шаги…

Дневник болезни. Запись 4
Недавно проснулся. Сейчас раннее утро, и за окном всё так же серо и льёт дождь, как будто он и не собирался кончаться. Родители уже уехали на работу, оставив на столе ещё дымящуюся тарелку супа, стакан с водой и таблетки. Но аппетита не было. Как я и думал, слабость снова начала возвращаться.
К моему сожалению, предыдущая запись не исчезла, как я предполагал, а значит, весь вчерашний кошмар происходил на самом деле. Опять не помню, как уснул, но, тем не менее, дневник успел спрятать. Неужели это реально???
Долго смотрел в окно, так долго, что суп успел остыть, хотя видно там было немного, из-за плотной завесы тумана, окутавшей окрестности. В общем-то, нормальная погода для этого времени года, середины октября, но бывает и лучше. Особенно летом, из моего окна открывается прекрасный вид на быструю узкую речку, метрах в пятидесяти от ограды нашего дома, часть её опоясывает собой довольно большой холм и дальше река несёт свои воды в лесную чащу. Сейчас лес весь скрылся за серым полотном, а холм превратился в тёмное исполинское пятно, шум реки растворил в себе ветер.
Даже не знаю, стоит ли писать об этом в своём дневнике, но живём мы в довольно уединённом месте, за чертой города, не то чтобы очень далеко, всего в паре километров. Впрочем, нам всем это нравится – никакого городского шума и суеты. Вблизи не проходит никаких междугородних трасс, а единственная дорога из города, ведущая к нашему дому является тупиковой. Вернее, когда то, может быть, она и вела куда-то ещё, через лес, но, там где начинается плотная череда массивных деревьев, асфальтовое покрытие обрывается, точно у строителей не хватило материалов, а вглубь ведёт протоптанная узкая дорожка. Всегда любил гулять там… Чёрт, а ведь с этого и начались мои неприятности…

Дневник болезни. Запись 5
При первой мысли о том дне, свалился на пол от резко навалившейся слабости и отключился. Так и провалялся до обеда, сейчас, с трудом встав на ноги, доел холодный суп и выпил таблетки. Сил немного прибавилось.
Хочу скорее записать то, что случилось, пришло время доверить эту тайну дневнику.
Больше никогда не пойду гулять в лес, по крайней мере, в то место. Если вообще когда-нибудь ещё смогу выйти на улицу. Но, к делу!
Это случилось две недели назад, стояла такая тихая осенняя погода, воздух пах свежестью и опавшими листьями, что просто невозможно было оставаться дома, тем более в выходной. Так что, позавтракав, я наспех оделся, схватил из шкафа свой походный рюкзак и выскочил на улицу. Долго гулял вдоль реки, смотрел, как прозрачная вода передвигает мелкие камни на дне, её журчание слегка убаюкало меня. Сам не заметил, как звуки реки оказались где-то позади, а я был в том месте, где обрывается асфальтовое шоссе и вглубь леса убегает узенькая извилистая тропинка.
Я и раньше гулял здесь, но каждый раз чувствовал себя первооткрывателем, бродя мимо древних, поросших мхом стволов исполинских деревьев, даже не подозревая о том, какие тайны мог хранить лес. Лучше бы и не знал…
Она была прекрасна. Большая, яркая, переливающаяся всеми цветами бабочка сидела на дереве в паре метров от меня. Удивительно, обычно осенью в лесу, в опавшей листве и меж коры деревьев, я находил лишь мёртвых бабочек, но эта была живой и непередаваемо красивой. Настоящая жемчужина для моей коллекции. Аккуратно, чтобы не спугнуть её, я снял рюкзак, достал из него небольшой сачок и стеклянную банку. Я поймал её! С такой лёгкостью, как будто она и не собиралась взлетать. Также аккуратно, стараясь не повредить хрупкие цветные крылья красавицы, с лёгким хрустом передавил ей грудку. Бабочка тут же будто бы уснула, едва заметные глазу вибрации крыльев прекратились, я переложил её тело в банку и спрятал в рюкзак.
Точно опьянённый таинственной тишиной вокруг и жаждой открытий, я шёл всё дальше в лес, пока не понял, что давно сошёл с тропинки, а свет осеннего, уставшего солнца, почти не пробивается сквозь ветки и плотную листву. Хотя время подходило к обеду, в этом месте царили сумерки. Точно в детской страшной сказке, я оказался один в темноте, посреди молчаливого леса, в объятии тишины и безразличных к судьбе маленького мальчика, деревьев. Именно «маленького» потому, что среди вековечных гигантов я чувствовал себя просто малышом. Уже тогда я заподозрил нутром опасность, прогулка переставала казаться приятной. Лес давил на меня, не только в переносном, но и в прямом, физическом смысле, мою грудную клетку словно что-то сжало, не давая мне сделать полный вдох. Сердце испуганно усилило стук, стало холодней.
Я нашарил в рюкзаке фонарик, включил его и двинулся в обратном направлении, но лес явно не хотел отпускать меня просто так. Как я ни старался, тропинка, которая привела меня, так и не попадалась мне на глаза. Но я не сдавался, продолжая идти всё в том же направлении, в надежде рано или поздно увидеть знакомые места. Вскоре я всё-таки вышел на тропинку, помню, радости моей тогда не было предела, я стремительно, насколько хватало дыхания, побежал по ней, как я думал, в сторону дома. Кажется, даже стало немного светлей.
Пробежав минут пять, я остановился, чтобы отдышаться. Лес вокруг всё также молча, наблюдал за мной. Кое-где на деревьях появились причудливые белые грибы, уверен, что не видел их там раньше. Воздух навевал сон и усталость, веки тяжелели, но я, с трудом, продолжил идти. Свет снова потускнел, ветви вновь закрыли солнце, и опустилась тьма ещё более густая, чем раньше.
Тропинка резко сворачивала за небольшой холм, густо поросший лесной растительностью, обогнув который я замер на месте. С моих губ непроизвольно сорвался стон отчаяния, ведь дорожка вела совсем не в сторону дома. За холмом неожиданно обнаружилась череда возвышенностей примерно вдвое выше меня. Посветив вокруг фонариком, я обнаружил округлую дыру в холме, наподобие норы крупного животного, удивительно то, что тропинка словно бы вела внутрь неё, точно нора являлась продолжением пути! Или же его началом?
Сейчас, оценивая ситуацию, я пытаюсь понять, что заставило меня войти внутрь? По какой немыслимой причине я всё же шагнул под невысокий земляной свод холма? Тяжело сказать, но что-то непреодолимо тянуло меня туда, точно мотылька тянет огонь. Любопытство? Может быть. Но скорее всего, что-то свыше моего понимания. Словно повинуясь чьей-то чужой воле, я шёл под землёй, освещая себе путь узким лучом фонаря.
Стены внутри норы, к моему удивлению, оказались не рыхлыми, а гладкими, будто отполированными, земля плотно утрамбована и почти не проседала под ногами. Длинный гладкий туннель… Сложно даже представить насколько длинный, я хоть и шёл мелким шагом, озираясь по сторонам, но шёл довольно долго, а края норы всё не было в пределах видимости, ширина не сужалась.
Поначалу я этого не заметил, но поток воздуха то дул мне в спину, то, через некоторое время, в лицо, создавалось впечатление, что течение его меняет направление, словно… нора дышит, разнося вдоль всего туннеля сырой неприятный запах.
Пройдя ещё несколько глубже, я почувствовал, что сознание постепенно затуманивается и покидает меня. Воздух становился более вязким, движения медленными, как под водой. Пучок света от фонарика, будто бы издеваясь, менял форму, точно в замедленной съёмке, прыгая от стенки к стенке странной пещеры. Не могу сказать точно, но, кажется, я заметил чьё-то присутствие. Даже не столько увидел, сколько почувствовал, что там, в темноте, кто-то или что-то затаилось в ожидании, как паук затаивается до того момента, когда жертва угодит в его паутину. И я угодил. Это было действительно, похоже на паутину. Я всё больше утрачивал контроль над своим телом: ноги, увязая, уже плохо слушались меня, я медленно волочился по инерции вперёд, и вскоре совсем остановился, не в силах пошевелиться. Сама темнота сковала меня, когда фонарь выпал из ослабевших пальцев и погас, издав стеклянный треск. Вместе со светом меня покинули, кажется, и остатки сознания.
Не знаю, сколько я там провалялся, но, кажется, не слишком долго. Очнувшись, открыл глаза… и ничего не увидел. Кое-как, ползком, на ощупь, я выбрался наружу… Перепачканный, еле-еле держась на ногах, я всё-таки вернулся к вечеру домой, доковылял до своей комнаты на втором этаже, по пути роняя грязную одежду и, рухнув в постель, тут же уснул.
Утро. Встревоженные голоса и взгляды родителей, вопросы без ответов, горячий чай.
С этого всё и началось. Две недели жуткого подавленного состояния, сонливость и апатия. Одновременно с моей болезнью, испортилась и погода: на смену тихой, торжественной осени, пришла её сестра-близнец, принеся с собой густые туманы и холодные ливни.

Сон 1
Оно чувствует себя тепло и уютно в рыхлом мягком коконе, крепко закреплённом в трещине коры огромного дерева. Здесь можно провести ещё одну вечность. Ещё несколько вечностей, которые пронесутся в мире тёплых грёз, как одна секунда. Красочные, радужные сны будут сменять друг друга, как узоры на крыльях миллиардов разноцветных бабочек. Оно спало слишком долго, но до перерождения ещё далеко. Всему своё время. Но откуда берётся это волнение, как будто кто-то тревожит неосязаемые нити, связывающие разумы их вида? Неужели что-то выбилось из вечного цикла? Только не…
Где-то в параллельном, неизмеримо далёком мире, мальчик гуляет по лесу…

Дневник болезни. Запись 6
Удивительный сон, настолько реальные ощущения, что я решил его записать. Я как будто стал другим существом. Сущностью, для которой само понятие «Вечность» эфемерно* (Кратковременный, недолговечный, мимолетный. перен. Призрачный, мнимый, нереальный). Потом я увидел себя, даже точнее будет сказать, воспринял как факт, существование себя и свою лесную прогулку. Оно чем-то встревожено, что очень нехарактерно для его образа жизни. Странный, очень странный сон.
Поднялся с кровати и включил настольную лампу. Уснул в прошлый раз я прямо за столом, но проснулся в своей кровати, бережно укрытый одеялом, тетрадь так и лежала открытой на столе. Ясное дело, родители всё прочитали и теперь притащат ко мне психиатра. Ну что ж, надо набраться терпения.
Меж тем, погода заметно ухудшилась. За окном то и дело мелькают вспышки молний и гремит гром, дождь барабанит по стеклу с такой силой, что кажется, будто вот-вот его выбьет. Меня вдруг охватило желание снова залезть под одеяло.
Боги! Всё одеяло сверху покрыто какой-то мелкой липкой паутиной! Откуда в моей комнате столько пауков, чтобы сплести такое за время, что я спал? Я брезгливо скомкал одеяло и бросил его в угол, придётся спать без него.

Дневник болезни. Запись 7
Происходит что-то крайне странное и необъяснимое. Утром почувствовал сильный холод и пожалел о том, что уснул без одеяла. Бросил взгляд в угол и обомлел: вместо одеяла там теперь лежал ком паутины, она оплела его полностью и, более того, вилась теперь по стене почти до самого потолка. От ужаса я даже закричал.
На шум прибежали родители. Я долго не мог вымолвить ни слова, но когда сбивчиво объяснил в чём дело, то встретил лишь вопросительные непонимающие взгляды. Отец приложил мне руку ко лбу и сказал, что у меня поднялась температура. Мать кинулась к телефону, чтобы вызвать врача. Паутину они в упор не видели… Неужели у меня галлюцинации?
Меня уложили обратно в постель и укрыли другим одеялом, а комок из угла вынесли. Страшно было смотреть, как мать поднимала его. Нитки липкой паутины потянулись от стены вслед за ним, как тянется жидкий расплавленный сыр, провисли до самого пола. Мерзость. На стене паутина всё-таки осталась, и словно бы стала медленно, но верно расти прямо на глазах. Я натянул одеяло до самого носа, поджал ноги, пытаясь согреться. Температура у меня и правда поднялась, чувствую до сих пор сильный озноб, зубы стучат друг о друга. Забылся тревожным сном.
За окном разразилась настоящая буря! Ставни ходят ходуном, стекло опасно брякает в раме. Что-то тёмное промелькнуло мимо, наверное, ветка, сорванная с дерева. Электричество так и не починили. Темнеет…
Как же одиноко… Вроде бы и родители дежурили за стенкой, но я всё равно один против болезни, холода и непогоды. Холодно настолько, что будто бы вот-вот пар повалит изо рта. Паутина растёт, она уже закрывает половину потолка от двери до моей кровати.
«Андрей, из поликлиники звонили, говорят, к нам машина не доехала, там дорогу через лес завалило деревьями!» - услышал я крик матери из-за стены. «Они хоть сказали, что можно сделать самим?» «Да, назвали вот список лекарств, кое-что у нас вроде было…»
Послышалось хлопанье дверей и нервные шаги по коридору, потом в комнату вошли родители. Я послушно померил температуру и принял порцию лекарств. В их глазах читался страх. Это были не просто родительское волнение и тревога по поводу болезни сына. Что-то в моём облике их напугало, но они не говорили мне что именно. После того, как они вышли из комнаты, я некоторое время выждал и прошмыгнул в ванную к зеркалу. В свете пламени свечи увидел, что моё лицо всё было тёмно-зелёного цвета. Я задрожал…
Спустя некоторое время, после того как я вернулся к себе под одеяло, раздался звонок в дверь. Меня передёрнуло, словно по телу пробежал электрический разряд. Кто мог позвонить в дверь нашего дома в такую непогоду, когда мы никого не ждали? Родители вдвоём спустились открывать.
«Как неожиданно, в больнице нам сказали, что машина не может доехать», - голос матери, поднимающейся вверх по ступенькам. «Давайте-ка я повешу Вашу одежду», - учтивый голос отца. «Ну что Вы, не стоит утруж-ждать себя», - какой-то ужасно мерзкий голос, с едва различимым жужжанием. «Как же вы смогли доехать, там же?..» - спрашивал отец. «Где комната?» - резко оборвал его  незнакомый голос, проигнорировав вопрос отца. «Вы подож-ждите где-нибудь…» - прожужжал голос снова и дверь открылась.
На пороге комнаты, освещаемый дрожащим светом свечей, стоял лысый человек в белом халате и с перекинутой через плечо санитарной сумкой. За его спиной я увидел лица родителей и сразу же возникло желание закричать им, чтобы они не уходили, не оставляли меня с этим человеком. Но неведомая сила сковала мои голосовые связки, сила, похожая на ту, что связала мне ноги в пещере в лесу, не дала мне произвести ни звука и не дала даже пошевелиться. Родители ушли, а человек в белом легко, беззвучно, словно бы не касаясь ногами пола, проплыл к кровати… Сердце моё замерло, когда он склонился надо мной и заглянул в глаза. Но сразу ничего не произошло. Он поднял голову, как-то странно развёл руки в стороны, будто бы померил меня. Потом отвернулся спиной и принялся шарить в своей сумке. Тонкие локти в белом халате быстро-быстро задвигались, как трещотки. Затем он развернулся, держа в правой руке шприц с какой-то мутной жидкостью, левой откинул одеяло, и воткнул иголку в вену на шее. Он стал медленно выдавливать жидкость из шприца и одновременно с этим у него из глаз и изо рта вылезли чёрные жирные бабочки с длинными острыми крыльями, уселись на его потерявшее выражение лицо и ещё через секунду взлетели, растворившись в темноте где-то под потолком.
Выдавив из шприца всё до конца, он резко отдёрнул руку, спрятал шприц обратно в сумку, развернулся и вышел, хлопнув дверью. Сквозняком задуло свечу и я остался в темноте. Бабочки под потолком зашевелились, я скорее это чувствовал, чем видел…
«З-завтра дайте ему вот это… и вот это… выс-сокая температура… возмож-жны галлюцинации» - услышал я жуткий голос из-за закрытой двери. Шаги родителей вниз по лестнице, грохот дверей.
Бабочки скребут лапками по потолку. Я с трудом удерживаю ручку, выводя буквы в дневнике. Клонит в сон…

Сон 2.
Есть такие вещи, которые просто не описать словами, но я попытаюсь. Огромное множество мелких искрящихся блеском частиц, связанных между собой мириадами нитей, проникающими сквозь толщу миров. Каждая частица – это отдельное, индивидуальное сознание, разум, входящий в бесконечно большую сеть из подобных разумов. И одновременно – все эти частицы – одно большое общее сознание, каждая частица, цветная песчинка на крыле бабочки. Я – одновременно и песчинка и то, огромное, невообразимое существо, чьи частицы находятся в миллиардах миров.
Система находится в идеальном, нерушимом балансе. Вдруг одна частица гаснет и отмирает. Одновременно её смерть пропускают через себя все частицы организма, ментальные нити, связывающие миры, мгновенно распространяют сигнал о её гибели.

Дневник болезни. Запись 8
Утро. Теперь мне всё понятно. Я совершил ужасную вещь и должен понести наказание. Моя кожа стала серо-зелёной и липкой. Паутина окутала уже почти всю комнату, вместе с моей постелью, так, что пришлось разрывать её руками, чтобы подняться. Я нашёл свой рюкзак и достал из него банку с мёртвой бабочкой. С тех самых пор она так и лежала там, где я её оставил, поблекшая, словно её крылья присыпали сверху сажей. Мёртвая. По моей вине. Ещё с самого начала болезни я понял, что врятли останусь в живых. Теперь же пришло осознание того из-за чего я умру… Всё только по моей вине. Если бы я тогда знал, что я делаю. Но поздно печалиться об этом.
Я вижу их теперь и не во сне. И это прекрасно, быть вместе с ними, их частью. Быть пылью на крыле бабочки. Паутина опутала мою комнату, скоро она опутает и меня, словно кокон. Нет, не будто бы кокон… Она и есть мой кокон. Тёплый и уютный.
Чёрт, кажется, эта штука добралась до моего разума. Я написал, что прекрасно быть частью бабочки! Я брежу… Страшнее ничего и не придумаешь. Как будто какая-то часть меня уже смирилась и стремится к этому, даже не могу подобрать слов к чему именно. Нет. Не хочу. Это даже не смерть, это гораздо хуже.
Лапки насекомых скребутся снаружи за стенами, проталкиваются сквозь щели. В полумраке комнаты, в тёмных холодных углах шевелятся чёрные бабочки. Паутина кокона, словно живая, ползёт по полу к моей кровати, боюсь встать. Мне страшно… страшно и одиноко. Паутина поднимается по ножкам кровати.
Пытаюсь кричать, но никто не слышит…
Конец записей

***

- Что ж, это многое объясняет, - врач в белом халате перевернул последнюю исписанную страницу небольшой тетради и, отложив её на край стола, откинулся в кресле. – Вы не могли бы на время оставить её у меня для более подробного изучения? Быть может, нам удастся подобрать «ключик» к болезни вашего сына.
- Конечно, доктор, если это может хоть как-то помочь. Всё, что угодно, - дрожащим голосом ответила Ольга, в её глазах поблёскивали слёзы. Андрей, сидевший рядом, крепче сжал её руку.
- Да, если от нас хоть что-нибудь потребуется, доктор, звоните хоть днём, хоть ночью, - кивнул Андрей. – Скажите, прошла уже неделя, есть хоть какие-нибудь изменения?
- Понимаете, сознание вашего сына сейчас, словно бы заперлось внутри самого себя. Представьте, что он заперт в комнате, но ключей у него нет и выбраться самостоятельно он не может. Он может слышать, может видеть через окно, то, что происходит снаружи, за стенами этой комнаты, но самостоятельно выбраться не может. То, что мы делаем сейчас – это пытаемся подобрать своеобразный ключик к замку двери, за которой заперт ваш сын и лучшее, что нам поможет это сделать, с самого начала понять, что явилось причиной его психологического состояния, какая атмосфера и какие страхи его окруж-жали…
- Что, простите? – неожиданно прервал врача Андрей.
- Фобии. Нам нужно знать то, чего он боялся. Именно они и явились причиной сбоя в его психике.
- Ах да. Ну хорошо, надеюсь у Вас получится. Мы верим в Вас. Спасибо, будем ждать новостей, - Андрей встал со стула, потянув Ольгу за руку.
- Я свяжусь с Вами, как только будет что-то известно, - доктор торопливо подпрыгнул с кресла и буквально пролетел мимо Андрея и Ольги, чтобы распахнуть дверь.
Проводив родителей пациента, доктор уселся обратно за свой стол, побарабанил пальцами по его гладкой деревянной поверхности, затем пододвинул к себе тетрадь-дневник и неспеша пролистал её ещё раз. Маленькие глазки за круглой оправой очков бегали из стороны в сторону на пухлом, похожем на пончик лице. Периодически его ноздри расширялись, будто от возмущения, издавая при этом еле слышный стрёкот. Он обратил внимание, что в конце тетради несколько страниц вырваны. Дочитав до конца и сделав пометки в своём журнале, он закрыл дневник и нажал плоскую кнопку на телефонном аппарате. В ту же секунду из динамика раздалось короткое, похожее на пчелиное, жужжание. Доктор издал какой-то нечленораздельный звук, после чего убрал палец с кнопки.
Дверь в кабинет открылась и вошли двое санитаров в серо-зелёных халатах. Врач швырнул одному из них тетрадь, но тот не успел подхватить её и она упала на пол. Санитары тут же опустились на колени и принялись с чавканьем и треском есть бумагу прямо с каменной плитки. Халат на спине одного из них вдруг зашевелился, будто под ним что-то подрагивало, а в следующий миг, ткань с треском лопнула и наружу вырвались жёсткие, прозрачные крылья с тонкими прожилками. Шумное жужжание заглушило следующий треск, с которым халат на санитаре прорвали тёмно-коричевые надкрылия жука, раздвинувшиеся в обе стороны по бокам.

***

- Андрей!!! Смотри, что я нашла! Кажется, это… вырванные страницы из дневника! – Ольга достала из-под подоконника над кроватью немного помятые листы бумаги. Неделю назад её сына положили в психиатрическую клинику, с того самого момента она заходила в его комнату всего лишь раз, чтобы забрать дневник, а сегодня, вернувшись от врача, решила немного прибраться. Листки чуть высовывались из щели между деревянным подоконником и стеной, так, чтобы сразу они заметны не были, но человек, наклонившийся над кроватью, сразу бы их увидел.
- Что там? – в комнату вошёл Андрей и Ольга неуверенно протянула ему листы.

***

Дневник болезни. Запись 9
Они хотят забрать меня! Они приходят по ночам и что-то делают у меня в комнате, как будто к чему-то готовятся, подготавливают что-то. Ужасные создания, они не люди. Они служат космической бабочке. Тот врач, что приходил, когда разразилась буря, он один из них.
Вы должны верить мне, пожалуйста, верьте, спасите меня! Они заберут меня туда. Во сне я видел это место, они держат там таких как я. Оплетают своими паутинами-коконами, поглощают их сознания, превращают в мерцающие пылинки на крыльях огромной бабочки.
Буря всё не утихает, но ветер и дождь не так сильны, как скрежет чёрных бабочек под потолком. Серый свет за окном меркнет, спускаются сумерки, они скоро придут. Пожалуйста, не отдавайте меня им…

***

- Чёрт, я так и знал, что с этим врачом что-то не так! – воскликнул Андрей, натягивая драповое чёрное пальто.
- Что ты собираешься делать?! – срываясь на истерику произнесла Ольга.
- Сына спасать, что ж ещё делать!
- Но как??? Может быть, позвонишь своим, в полицию?
- Ты шутишь?! Да нас самих в ту же психушку положат, в один момент, если мы им ТАКОЕ расскажем, - Андрей схватил из открытого сейфа пистолет и быстро спустился по лестнице. Через минуту Ольга услышала звук заводящегося мотора их Ниссана и шуршание шин по гравию во дворе.
Всё произошло настолько быстро, но она всё же успела сообразить, насколько несуразно звучало бы для полиции, что её муж поехал спасать сына из психиатрической клиники потому, что, судя по его дневнику, его держат в плену люди-насекомые.

Колонка криминальных новостей.
Газета «Жизнь города» от 18.10.11
Вчера вечером, житель нашего города, примерный семьянин **** А.А., являющийся к тому же сотрудником полиции, совершил убийство четырёх человек, работников психиатрической клиники имени Н.А. Алексеева. Убийца был вооружён табельным пистолетом Макарова, из которого и произвёл четыре выстрела, ставших смертельными для охранника клиники, двух санитаров, а также главврача Шершнева Ж.Ж. Убийство было совершено с целью похищения гражданином своего сына, являющегося пациентом клиники. На данный момент **** А.А., его сын и супруга находятся в розыске.

17 октября – 28 ноября 2011 г.