Под диктовку вымогателя

(Глава из романа «Алый снег Обервальда» – заключительной книги приключенческой тетралогии «Попутчик»)

...Встреча давних знакомых под лепными сводами «Праги» ничем не особенным отличалась от других – им подобных. Все же, как ни говори, не мало, самых разных, разбросанных судьбой, людей именно здесь назначали друг другу свиданья и деловые контакты. Тем более что этот ресторан издавна был и оставался теперь излюбленным местом ...военных и уголовников.
Подтверждением чему и стало рандеву лагерных знакомцев.
 – Сергей Афанасьевич Максимов? Если не ошибаюсь! — совершенно ровным голосом, помня о прошлом и, очень серьезном, их различии в лагерной иерархии, вежливо спросил Калуга.
Он и теперь, на гражданской свободе, далеко за пределами «лагерного жестокого мира, отдавал себе отчёт о том, с кем вновь оказался лицом к лицу. Ведь, Калуга, в роли простого инструктора клуба альпинистов, туристов и горнолыжников, да ещё с правами дворника и разнорабочего, прекрасно понимал, кто сидит перед ним. И старался, соблюдать свою основную «легенду».
Делал это, что называется, на автомате: как в целях не столько собственной безопасности, так и конспирации. Именно они строго требовали от него соблюдения правил начатой игры. В том числе – ни на одно мгновение не забывать о, продолжавшем существовать между ними, огромном различие в социальном статусе. Пусть даже совсем уже другого качества, чем прежде.
О чем просто не мог догадываться обычный уголовный авторитет, не посвященный в тайны государственной безопасности. И не стоило его разочаровывать насчет произошедших перемен! – рассудил в ту минуту Сергей. Для чего следует придерживаться прежнего поведения в общении авторитетнейшего «пахана зоны» с простым «мужиком». Да еще из незавидной бригады пропитчиков пиломатериала тошнотворно-ядовитым креозотом.
Благо, что сделать это было легче, по случаю освобождения обоих. Причем, с полной реабилитацией Калуги.
Но, внешне, между ними оставалась прежняя – незримая межа. Потому, по мнению, горнолыжника, охотно присоединившегося к трапезе бывшего пахана зоны, не следовало сразу выходить «за флажки», некогда принятых «волчьих законов» зоны.
Так он и поступил. По праву, в свою очередь, ожидая подобной же, ответной реакции Кента на выполнение его просьбы.
...Даже лучшее место в ресторанном зале, хрусталь на столе и сверкающий мельхиор обеденных приборов, почти не изменили сущности старого знакомого. Просто напоминали, что здесь – в обществе свободных российских граждан есть у него и фамилия — Максимов, а не только, довольно странная в грубой воровской среде, англоязычная кличка: – Кент!
Впрочем, как понял сейчас Калуга, авторитет и сам не особо гнался за внешним лоском. Даже оказавшись принятым в столичное криминальное сообщество, он не изменил прежним провинциальным привычкам. Из-под ядовито зелёного кашемирового пиджака, выглядывала клетчатая сорочка, что называется, «От-Версачи». А вместо галстука, на его шее имелось украшение в виде золотой цепи. Оно тускло блестело драгоценными, причудливо переплетёнными звеньями из-под трёх расстегнутых верхних пуговиц сорочки.
Все же вместе, это нагляднее любой форменной одежды говорили любому о личности их обладателя. Тогда как, для особо внимательных лиц, достаточно знакомых с такого рода персонами, облик преуспевающего «нового русского» отличался в главном. Его дополняло бледное, без тени загара, худое лицо недавнего сидельца. И становилось ясно, что он получил этот, своеобразный «магаданский оттенок загара» в местах, пусть даже не столь отдалённых от столицы, как крайний север.
Ведь, даже там, как и на любой зоне, в каждом исправительном учреждении можно погреться, если повезёт, на полуденном солнышке, по собственному горькому опыту знал Калуга. Это же полное отсутствие солнечного загара ненавязчиво говорило о долгих годах, безвылазно проведенных именно в «крытке» – зловонной, переполненной обитателями, тюремной камере.
Между тем, уважительное обращение долгожданного гостя явно пришлось по душе хозяину застолья. Он ответил и благосклонным кивком, и радушным приглашением:
 — Давно жду.
После чего последовало указание худым костлявым пальцем, с нанизанным на нём массивным золотым перстнем:
 – Присоединяйся!
Сергей в точности выполнил то, что ему было велено. Послушно и без всяких дополнительных слов присел на, пододвинутый для него официантом, фирменный – тяжёлый деревянный стул с высокой, обитой кожей, спинкой.
При этом ещё успел отметить, что и прежде – за колючей проволокой Кенту не приходилось пенять на судьбу и окружающих, за отсутствие любимого питья и вкусных разносолов. И там авторитетный среди уголовного элемента, «смотрящий зоны» ни сколько  не голодал. А тут и подавно не поскупился на заказ! – убедился особый гость столь необычного знатока гастрономии.
Тогда как сам спортсмен-горнолыжник, в своем снеговом обличии так не походивший на прочих посетителей «Праги», не смог скрыть отчуждённости от ресторанных традиций, порядков и окружения. Среди которых Кент чувствовал себя как рыба в воде.
Тарелка чуть ощипанного вилкой салата соседствовала рядом с, наполовину опорожненным, графинчиком коньяка. Тогда как остывший, почти не тронутый кусок деликатесной «ненашенской» мраморной говядины «умеренно поджаренной с кровью» ещё больше напоминал о наступившей пресыщенности сановного едока, чем об отсутствии у него аппетита. Хотя само, выпитое без закуски, спиртное, по наблюдению Калуги, совсем не сказывалось на настроении Кента.
Между тем, басино вполне вошел в роль человека, дружелюбно пригласившего Сергея разделить с ним скромное застолье: – С чем Бог послал!
Убедившись в покорности гостя, Кент растянул в ответной улыбке свои тонкие бледные губы, произнося традиционное:
 – Привет, тёзка!
После чего, не дожидаясь реакции Калуги на свои слова, разразился целой и довольно пространной тирадой:
 – Вижу, что узнал. Ну и хорошо. Не нужно лишнего толковища. Топтания вокруг, да около. Сразу к делу. А пока....
Переведя взгляд с гостя, безропотно внимавшего Кенту, на, демонстративно, по-лакейски склонившегося с блокнотом в руках, официанта, важный клиент довольно жестко добавил:
 — Что стоишь как столб.
Он и тут не полез в карман за словом.
 Пора бы научиться обхождению, – обрушилось на официанта. – Убрать приборы и по новой накрыть мне и моему другу!
Два раза повторять распоряжение ему не пришлось. Проворно подхватив со стола, почти не тронутые, блюда официант почти бесшумно удалился. Следом, мягко ступая лакированными туфлями по коврам, уже спешили с кухни его коллеги с подносами, уставленными заказанными разносолами.
...Сама приглушенность обстановки, с чуть доносящейся с эстрады музыкой и звяканьем приборов за соседними столиками, нисколько не обманула гостя. Да и, по мнению самого Кента, вряд ли можно говорить начистоту, как есть, опасаясь, при этом, всевозможных микрофонов, которые научились теперь очень ловко и профессионально заделывать куда угодно. Вплоть до столешницы, прикрытой хрусткой от крахмала, белоснежной скатертью. Или в той же вазе с «натюрмортом» из спелых яблок, душистых персиков и, удивительно прозрачного, винограда, которая тоже была под подозрением настоящего хранителя секретов.
Как-никак пьяная болтовня завсегдатаев «Праги» – военных интересовала многие «уши», снабжавшие своих клиентов самой разнообразной информацией, о чем, в свою очередь, тоже был прекрасно наслышан Калуга. От того он полагал, что, скорее всего, прямого разговора может здесь сразу не получиться.
В этих своих предположениях гость не ошибся. Кент не спешил переходить к делу, заставившему их встретиться. Сначала он щедро, что называется, до краёв, набулькал себе и Калуге в пузатенькие коньячные рюмки, рубином искрящегося, при свете множества ламп «Хеннеси».
Но, затем, привычная деловитость завзятого выпивохи сменилась изысканностью, ухваченной на примере других посетителей ресторана. Прежде чем самому отправить ее содержимое следом, за уже выпитым, Кент с наигранной доброжелательностью улыбнулся. И сказал, подтверждая версию о боязни подслушки, второстепенное. Совсем не о том, ради чего Калуга спешил сюда – в «Прагу»:
— Приобщайся, брат.
Его хлебосольство, казалось, не знает границ.
 – Наверное, не скоро придётся повторить сие изобилие, – услышал Сергей. – За все уплачено сполна.
Максимов расхохотался:
 – И даже за то, что еще душа захочет вдогонку.
Легкая вычурность речи, густо сдабриваемая словечками из литературного лексикона любимых Кентом романтических героев, вот как теперь, далеко не часто проявлялась у жесткого в поступках, авторитета. Лишь тогда, когда ему, по собственному выражению, хотелось блеснуть начитанностью и «эрундицией».
Исключительно на «фене» – витиеватой «музыке» блатного жаргона, изученной им досконально и артистично применяемой, он общался в одном кругу — уголовном. Зато на светский, по его мнению, разговор переходил, подчёркивая свое понимание личности «цивильного» собеседника.
Только сейчас время не ждало. Требовало поскорее решить вопрос с исчезновением ребенка, что теперь было для гостя главным.
Не очень близко знал Калуга Кента, но и без того, догадывался о том, что мотивом встречи стала вовсе не ностальгия, не тоска по давнему общению в «почетном» – паханском углу лагерного барака. Имелся иной поводом для телефонного звонка с приглашением – вместе отобедать в «Праге».
Лишь дальнейшее развитие разговора полностью подтвердило и эти мысли Калуги, что была особая причина у Кента вырвать простого работягу-инструктора Клуба туристов альпинистов и горнолыжников из его привычной обстановки – горных лыж и слаломных трасс. Да и Калугу совсем не желание отобедать со старым знакомым забросило прямиком под матовые лучи роскошных люстр знаменитого ресторанного зала. Пора бы прояснить ситуацию! – надеялся он.
Пока же, в самом начале обеда, Кент вовсе не торопился открывать свои карты в игре, по одному ему известным правилам:
 – Или не уважаешь коньячок?
Он, оказалось, заметил игру чувств на лице собеседника, пока щедрой рукой разливал по рюмкам «Хеннеси».
 – Тогда можно – чифирец! – без намёка на иронию, продолжил Кент.
С этого самого момента, смысл слов, вошедшего в раж, подвыпившего басино пришлось различить из невнятной процедуры его одновременного разговора с жеванием лимонных долек. По его вычурному заказу, посыпанных сверху, «как цари любили» – кофейной пылью.
Как следовало из всего этого, Сергею, на самом деле, необходимо было менять, выбранную им, тактику общения, чтобы не ввести собеседника в соблазн полного господства. Для чего, прямо сейчас, до разговора о самом главном, требовалось показать ему свой собственный характер.
Потому Калуга, не смотря на тревогу, поселившуюся с самого утра, в его душе, не стал торопить события, не выдал раньше времени своё желание скорее узнать про судьбу мальчугана. Он охотно включился в игру, предложенную Кентом, правила которой, сформулировали ещё задолго до рождения и его самого, и пращуров в простой, как удар ножа, формуле: – С волками жить, по-волчьи выть!
Наколов вилкой хрустящий грибочек из глиняного горшочка с солониной, он сам, не дожидаясь соизволения хозяина положения, потянулся к графину. Но при этом для отборного марочного коньяка выбрал иную «тару» чем его «ударившийся в аристократизм», сотрапезник. Почти до краёв наполнил глубокий фужер, предназначенный для шампанского, а не стограммовый хрустальный «наперсток», предложенный Максимовым.
После чего поднял свою «львиную долю» коньяка над столом:
 — Как мне полагается, пью «штрафную»!
Тем самым дав понять, что опоздал не по своей воле, а лишь потому, что поздно получил приглашение.
 – Вы, Сергей Афанасьевич, раньше меня начали бухать, а мне за позднее появление «штраф» не предложили, – заявил он. – Так я сам прямо сейчас попробую честно с Вами подравняться...
Кент, лишь вначале опешил от такой выходки. Но, затем вновь пришёл в себя, обретя прежнее – дурашливое настроение, от поступка гостя. Его, не очень-то искренний в тот момент, хохот с широко раскрытым тонкогубым ртом и, выступившими по краям глаз, слезинками, была ответной реакцией на показную жажду Сергея.
Хотя, возможно, не утаилось от, занятого полным до краёв фужером, Калуги, что за наигранным смехом авторитет просто пытался скрыть собственное смущение. Вызванное дерзким поведением, как оказалось, не такого уж смиренного, а скорее, даже совсем непредсказуемого в поступках сотрапезника.
Так, впрочем, всё и было на самом деле. Веселился Максимов, не без задней, как говорится, мысли. Все же свёл их вместе, на этот раз, не добрый случай, позволявший выпивать с обоюдным удовольствием. А скорее наоборот – имелся самый серьезный повод для гнева и упрёков. Даже покорности, в конце концов. Но не деловитости, присущей истинно «сержантскому составу», обескуражившей сейчас уголовника тем, что дембеля пьют вначале, столько, сколько дают, а потом уже спрашивают, по, какому поводу им наливают?
Калуга, тем временем, не терял время даром. Лихо, как воду, опрокинув в себя заряд энергии, сконцентрированной в благородном «Хеннеси» – обжигающем коньяке с виноградников юга Франции, он следом повторил процедуру. И опять с наполнением объёмистого фужера из элегантного графинчика, полностью опустевшего после такой бесцеремонности с его дорогим содержимым.
И не просто так, что называется, для показухи, Калуга опорожнил коньячную посудину. После всего, им только что выпитого, он уже не казался, ни себе, ни другим, совершенно нелепым от того, что, в нарядном ресторанном зале был облачён в, чуждый здесь, горнолыжный комбинезон.
Затем, следовало закрепиться в роли «своего в доску»! Отведав с вилки, лишь один, зато очень красивый мраморно-белый груздь, столь отъявленный выпивоха счёл «закуски» вполне достаточной. Потому просто отщипнул от грозди запотевшую с тёмной косточкой внутри, отборную виноградину.
И то, сначала внимательно глянул Максимову прямо в глаза, прежде чем отправить ягоду в рот. Прожевал, чуть скривившись от такой, совершенно неожиданной перевкусицы сладкого после излишне солёного.
И выдохнул прямо в лицо, несколько обескураженного таким его поведением, собеседника фразу, вполне достойную для запоздалого тоста.
 – Думаете, стал бы пить «за встречу», – услышал Кент. – Или желать Вам, Сергей Афанасьевич, долгих лет жизни!
Максимов не сразу нашёлся с ответом, позволив Калуге «распоясаться» под воздействием крепких паров алкоголя.
После «убойной дозы» он перешел на самый настоящий, фамильярный тон с «тыканьем», вместо прежнего, демонстративно уважительного, обращения:
 — Не дождешься!
Следом Сергей понес такую отсебятину, что могли, как говорится, «завянуть уши» у тех, кто устанавливал подслушивающую аппаратуру, коли бы она была рядом с бывшими «однолагерниками».
 – Лучше давай про моего парня поговорим подробнее – громовым голосом, выговаривая каждое слово, сказал Сергей. – Желаю знать немедленно – Где он? Что с ним?
Сразу возникшую между ними напряженность разрядило появление очередного официанта. Тот доставил очередной поднос, уставленный новыми закусками и обязательным графинчиком «Хеннеси», взамен уже опорожненного.
Но это была лишь незначительная пауза в разговоре, только еще начинающегося по существу дела. Кент, уже не вспоминал ни о возможной электронной «подслушивающей» начинке обстановки, ни о конкретном свидетеле разговора – официанте.
В ответ на требование Калуги, он заявил тому начистоту:
 — Изволь, отвечу.
Калуга внимательно и без намёка на почтение уставился на пахана. Так, что побелели желваки, так и ходившие на его квадратных скулах.
 – Жив он и здоров! – донеслось до парня. – Если не считать, конечно, лёгкой заторможенности после инъекции кое-какого вещества.
Сделав это заявление, теперь уже Кент остро буровил глазами слушателя, ожидая реакции:
 –Только и ждём, как бы разбудить пострела после положительного решения дяди Серёжи – не без иронии сказал он. – Или уже папы?
После, ничем не завуалированного намека, Максимов еще более пытливо и внимательно глянул на Калугу. Проявляя перед ним, теперь уже плохо скрываемый, личный интерес.
 — Мне, Сергей, всё равно, хоть — дедушкой – продолжил пахан. – Лишь бы ты понял, что его судьба находится в данный момент в твоих руках и только!
Калуга некоторое время «переваривал» сообщение. Про себя просчитывая возможные варианты действий. Пригодилось и то, что использовал для этого, так, кстати, представившийся повод. Просто замер, наблюдая, как официант с повадками глухонемого, не торопясь расставляет тарелки, заменяет очередной графинчик и явно намеревается узнать: – Когда нести горячее?
Внимательное созерцание Калугой представителя обслуживающего персонала и его демонстративные размышления, об этой личности человека в черном смокинге, вернули Кенту его привычное дерзкое состояние:
 – Рви когти, падла, пока не позовут! – рыкнул он на официанта, окончательно сбрасывая с себя маску записного добряка.
Теперь его, гораздо больше, чем судьба заказанного слабопрожаренного «стейка с кровью», заботили тугие желваки гнева, вздувшиеся на скулах Калуги. Ничего хорошего, при случае, не обещавшие, злому дяде – похитителю детей.
Успокаивал Максимова лишь достаточно широкий стол, разделявший в тот момент сотрапезников, да, еще, сидевшие за спиной поодаль, несколько здоровяков из его собственной свиты. Они были готовы, прекрасно знали оба собеседника, кинуться на выручку басино по его первому сигналу.
«Срисовал» их Сергей ещё при входе в центральный зал «Праги». И потому не спешил пускать в ход кулаки, как дополнительный аргумент в своем личном расследовании судьбы Вадима. При этом надеясь, что не все потеряно и для вполне мирного разрешения конфликтной ситуации.
 – Сколько с меня надеешься сорвать? — оправдывая появление оружия с четырьмя острыми зубцами в своей руке, Калуга нацепил на вилку содержимое, стоящей перед ним салатницы.
После чего, так же вслух выразил своё с ним согласие начать конкретный разговор, Кент. Пусть, с запозданием начав торг и ещё не очень догадываясь о реальной стороне выкупа мальчишки, он перевёл выкуп в обычную валюту:
 — Сущий пустяк!
Вытерев лицо салфеткой так, будто сменил маску, басино стал необычно деловитым и как при начале встречи, приветливым.
 – Одно маленькое дельце, – донеслось до Калуги. – Из тех, что тебе уже доводилось выполнять в армии.
Недоумение проявилось на лице Сергея так явно, что на это последовала немедленная реакция.
 – Вот именно, Сэр, Вы это уже давно проходили! – опять вернулся Кент к делано-дружелюбному тону. – Немного работы и полно «капусты».
Костлявые пальцы произвели в воздухе жест, напоминающий пересчёт толстой пачки наличности.
 – Причём, не только у нас, но и у вашей светлости.
Такой внезапный оборот переменившегося разговора пришелся гостю не просто по душе, а судя по всему, даже вполне его устраивал.
 – Нашли агронома! – явно, успокоился, Калуга от того, что у него появился реальный шанс выторговать Вадима из рук Кентовской группировки.
Но, не желая показывать истинное положение вещей, добавил, явно строжась на собеседника:
 — Говори конкретно.
И снова вилка была зажата в мощном кулаке:
 – А там уже будет видно, идти мне на «грядки» за обещанной «зеленью» или кликнуть сторожей «огорода».
 – Так «Да» или «Нет»? – не оценив горькую шутку, изрядно опьяневший Кент опять принялся за своё. Надеясь, видимо, криком запугать очередную жертву.
Калуга, тем временем, тоже перешел к активным действиям:
 — Что зря попусту гадать?
По накалу страстей, скрывавшихся за словами, собеседники не уступали друг-другу.
 – Оставим ромашку, – потребовал Калуга. – Скорее верните парня матери!
И добавил Кенту и его людям решительный и неопровержимый аргумент в пользу своего предложения
 – Ведь я уже тут, перед вами, – вилка отлетала в сторону. – Со всеми своими потрохами.
После чего Сергей чуть снизил тон.
 — Говори что нужно, – было адресовано Кенту. – Нечего крутить мозги – вокруг да около.
Выговорившись, он словно потерял интерес к сказанному. Подняв с салфетки под рукой, только что брошенную на неё, вилку, теперь прицелился ею в колечко ветчины, заманчиво выглядывавшее из-под листьев салата. Не торопясь, отправил добычу в рот. Словно давая понять, мол, не станет перечить и чужому аппетиту, если, разумеется, и Кент последует его примеру.
Но по его повадкам и резкости, с которыми пережёвывалось мясо, становилось понятно, что готов продолжить разговор, лишь после того, разумеется, как прояснят ситуацию. И только бы условия сделки оказались близкими к обоюдовыгодному соглашению.
Басино тоже наколол на вилку ветчину, хотел было последовать примеру сотрапезника, но отправить добычу в рот не успел, так как был вынужден выслушивать новые требования Калуги.
– Одно непременное добавление, – даже не до конца пережевав нежное деликатесное мясо, Сергей проглотил его одним мощным движением кадыка, затем вытер губы салфеткой.
 – Какое именно? – насторожился Кент.
Со своей стороны он уже довольно затянул паузу в роли работодателя-шантажиста и понимал это.
Калуга внимательно, и опять со значением глянул ему в глаза.
 – В тёмную не играю, раздалось с его с его стороны ресторанного стола. – Докажи, что парень в порядке.
Кент, ожидавший более серьезных возражений, перевёл дух:
 – Разумеется...
Он потянулся за полным графинчиком. Налил коньяка в такой же фужер, какой только что и раз и другой выпил Калуга. Дескать, и мы можем не менее лихо!
Но, теперь уже, пришлый в ресторан последним, сотрапезник остановил его жёсткой репликой:
 – Прежде, чем пить, дружище, давай решим нашу с тобой договорённость насчёт парня!
И, не давая Кенту возразить, поставил жесткое условие:
 – Пока его мать лично мне не подтвердит, что все в порядке, беседы дальнейшей не получится.
На этом он не остановился.
– И второе моё правило, – заявил Калуга – В темную, повторяю, я ни под чем не подписываюсь.
Однако и это условие Калуги, как и предыдущее, не показались будущему партнёру слишком уж чрезмерными.
 – Это запросто? – ответил он, покорно отставляя в сторону от себя полный фужер с коньяком.
Поднял вверх руку и требовательно щелкнул пальцами:
 – Чара, дай!
Так, как будто точно знал, что каждое его движение ловят пристальные взоры многих преданных людей, а не только, слишком самостоятельный и норовистый, как молодой жеребец, собутыльник.
Все и на самом деле пришло в движения. Молниеносно в, протянутой к соседнему столику, руке Кента оказалась трубка мобильного телефона. Нажав несколько кнопок, в том числе – вызова, Сергей Афанасьевич Максимов буркнул ликующе, не сумев совладать с чувствами:
 – Все на мази!
И заявил, так громко, чтобы слышал и Сергей и остальные из его свиты:
 – Отправляй пацана к матушке.
На другом конце связи лишних вопросов не задали. Подтвердив невольно предположение Калуги о том, что, пока он вполне успешно вписывается в чужой сценарий.
Кент же, тем временем, сложил мобильную «Моторолу», подвинул миниатюрную трубку через весь стол к Калуге:
 — Через полчаса сам звони!
Затем в его голосе появилась некоторая участливость.
 – Ты сам попеняй, своему приблудному суразёнку, что баловаться, дескать, наркотой не хорошо! – было им произнесено исключительно для Калуги. – Первый раз, мол, ещё сошло, а после второго и на иглу сядет.
Теперь оставалось только дождаться выполнения приказа Кента его, неизвестными пока Калуге, сообщниками. Для того чтобы время прошло быстрее, оба с аппетитом принялись за трапезу уже без прежних подначек.
И хотя далее обедал Калуга, демонстративно молча, Кент не раз пытался снова разговорить гостя. При этом, впрочем, и тенью намека не касаясь существа будущего дела, ради которого им и была организована, и с таким блеском проведена хитроумная комбинация. Где все началось с несколько сомнительного похищения ребёнка, а завершалось к общему согласию.
Что ни говори, авторитет мог быть довольным. Ведь, и парня вернули, и Калуга теперь у него «на крючке». Ежели, разумеется, понял, что в любой момент может повториться подобная процедура с похищением. А то и кое с чем похуже для огольца.
Когда пришло время подавать им кофе, Сергей решился на звонок по квартирному телефону Потаповых. Ждать вызова ему долго не пришлось. Трубку, на другом конце провода подняли с аппарата тотчас же, едва у Сергея в «Мотороле» пискнул сигнал приема вызова.
 — Вера Константиновна, – услышав знакомое «Алло», спросил Калуга. – Что у Вас нового?
Та радостно, но явно, что со слезами в голосе затараторила:
 – Сергей Александрович, где Вы? У нас тут такие дела, такие дела.
Калуга не дал ей продолжать в том же духе:
 – Где всё-таки Вадим?
– Нашелся, слава Богу! – ответила мать сорванца.
И снова её речь от перенёсённого волнения превратилась в скороговорку.
– Нашёлся, сынок, но говорит очень странные вещи, – продолжала она, буквально захлёбываясь словами. – Как будто бы неизвестные хулиганы, затащили прямо в соседний подъезд. Там какую-то гадость вкололи.
Её слова потрясли Сергея. Он с гневом глянул, на седевшего напротив него Кента и спросил, мысленно вынося Максимову приговор в случае нерадостного ответа:
 – Как себя чувствует?
 – Сейчас пришел в себя, но кто его знает, что будет. Вызвала «Скорую помощь», – ответила Потапова. – Жду, что скажут.
 — Ну, вот и хорошо, что нашелся, все обойдётся, скоро буду! — не вдаваясь в какие-либо подробности, перебил её Сергей. – На месте и поговорим подробнее.
Дав отбой, он протянул трубку «Моторолы» обратно её владельцу, который, с хитрой улыбкой сведущего человека, наблюдал со стороны за чужим разговором.
Телефон лег на стол. И под его вежливый стук, Калуга, уже грубее, чем прежде, чувствуя за собой правоту, заявил:
 – Ваше счастье, что мальчишка цел!
Словно сразу забыв об этом досадном инциденте, он перешёл к другой стороне, связывающего их теперь вопроса.
 – Мне пора! – Донеслось до басино. – Говори дело.
Зато Кенту хотелось продлить, столь странно начатое, общение:
 — Не торопись.
Он взял из пачки сигарету. Закурил, пыхнув ароматом хорошего табака.
 — Не торопись, — повторил Кент, слегка заплетающимся языком. — Трубу оставь себе. По ней и свяжемся, когда будет нужно.
Затем указал на окончание разговора:
 — Чара проводит.
После чего, на нетвёрдых от опьянения ногах поднялся из-за стола.
 — Мне, наверное, пора, – вместо прощания вымолвил любитель «Хеннеси» фужерными дозами. – Дела, знаете ли, милостивый государь.
Перейдя на своё прежнее: псевдо-светское ерничество, он неловко повернулся на каблуках и, не ожидая того, что ему скажет гость, двинулся к выходу из зала. И не один. Окружение ему уже составили, нескольких человек, до того просто сидевших за столиками по соседству.
Но его место за столом напротив Калуги пустовало не долго. Туда солидно умостился коренастый парень, на вид – ровесник Сергея. Тот что исполнял у Кенте роль телефониста при «Мотороле», узнал Сергей. При этом резонно полагая, что незнакомец напомнит о своих полномочиях, и заодно назовется, как его звать-величать.
Представляться тот, однако, не стал, наверное решив, что Сергей и без того сам понял с кем тот имеет дело.
 — Не торопись, на тот свет успеешь! — уже слышанными от Кента словами остановил он рукой Калугу, поспешившего, было, уйти следом за авторитетом.
Впрочем, Сергей и сам отчетливо понимал, почему Максимову понадобилась фора во времени – уйти первым и без возможного «хвоста». На тот случай, если собеседник, на словах согласившийся сотрудничать, на самом деле замыслил в его отношении что-либо недоброе. А то уже и заявил о встрече в «Праге» куда следует еще только при попытке шантажа, само читалось на простоватой физиономии нового сотрапезника, старавшегося выглядеть более значительно, чем он того заслуживал.
Внимательно рассмотрев незнакомца, Сергей ответил:
 — Я и не тороплюсь ни куда!
Он примирительно улыбнулся:
 – Тем более что обслуга, а не ваша милость, судя по всему, сделать это мне просто так не позволите!
После чего кивнул на, приближающегося официанта:
— Наели-напили на кругленькую сумму!
Парень простодушно вывернул перед тем, кого Кент называл Чарой, свой потёртый кожаный кошелёк и несколькими некрупными купюрами.
 – А кому платить? – совсем не риторически, а направленно в сторону Чары, заявил Калуга. – У меня угощение пахана в личном бюджете не значится.
Огорчение Сергей сыграл довольно убедительно. Навязав спутнику, как того и хотел, свой образ, в виде некоего расчетливого скупердяя.
Искренне поверивший в это, Чара, уже отмяк душой и понятливо улыбнулся:
 – Не переживай!
Он обвёл стол с остатками пиршества рукой:
 — Тут все «тип-топ». Уплачено!
На что Калуга демонстративно обрадовался:
 — Ну а раз так, что добру пропадать!
Решив и далее перед Чарой, и теми, кто его послал, играть образ предприимчивого до мелочности, и державшего «своз на уме» лоха, Калуга теперь действовал гораздо более решительно, чем раньше. Подозвав официанта, он велел ему с обстоятельностью, делавшей честь любому деревенщине, оказавшемуся «во власти»:
 – Фрукты заверните с собой!
Остальные слова были адресованы не только представителю обслуживающего персонала, но и Чаре:
 – А оставшийся коньячок, мы с моим друганом оприходуем прямо на месте.
Калуга снова налил себе, но уже в обычную хрустальную рюмку:
 – «На посошок»!
Он глянул на нового знакомого:
 – Ведь не откажешься?
Пока новые собутыльники пили «по-последней», вернулся с, плотным, даже на вид тяжеловатым, пластиковым пакетом служитель ненавязчивого сервиса. Обведя заискивающим взором, остававшиеся ещё в вазе на столе фрукты он, со значением, промолвил:
 – Здесь – то же самое.
Последовавшее за этим пожелание было адресовано сначала Калуге, а потом уже и Чаре.
 – От нас – в качестве презента! – протянув Сергею пакет, сказал официант. – И большой привет Сергею Афанасьевичу!
 – Понял, братан, с кем теперь общаешься! — назидательно заметил Чара, когда по прошествии времени, достаточном для отъезда Кента, он вышел вместе с Калугой на улицу, к уже поджидавшей их там, иномарке. – Про метро теперь забудь!
Потом, усаживаясь рядом с водителем, добавил с видом хозяина положения:
 – Домчим, как на крыльях.
Адрес Потаповых он не спросил. Просто хлопнул по плечу водителя. Чем, впрочем, ещё больше настроил против себя новоприобретенного приятеля. Сравнительно легко догадавшегося о явной и непосредственной причастности Чары ко всем его сегодняшним проблемам. И особенно к тем, что выпали в этот день на, ничего не подозревавшего, Вадьку Потапова.
Правда, расплату за все, он оставил Чаре «на потом». Когда тот ответит и за вовлечение его самого, здраво решил Калуга, в предстоящую череду серьёзных, видимо, неприятностей.
...Доехали довольно быстро. Успели даже увидеть, как от подъезда, где все еще стоял Банниковский «Москвич», только-только отъехала машина «Скорой помощи». В ней, со своего места в машине Чары, Сергей Калуга не увидел пациента. И даже обрадовался, когда с некоторые душевным облегчением разглядел, сквозь освещенные окна, пустой салон, раскрашенного красными крестами, микроавтобуса. Мол, оставили пацана дома, значит и впрямь, обошлось!
Не прощаясь с Чарой, он хлопнул дверцей иномарки и вошел в подъезд многоэтажки, с его вечно распахнутой входной дверью.
...В квартире Потаповых густо пахло лекарствами и табаком. Зря пыталась хозяйка проветрить комнату от дыма сигарет, неустанно смолившего все время поисков, Олега Банникова. Запах никотина, все равно остался.
Поздоровавшись «со всей честной компанией», Калуга с удовольствием глянул на, живого и невредимого Вадима, ради которого столько пришлось ему испытать.
Мальчишку уже уложили в кровать. Откуда он и поздоровался с Сергеем. Выглядя как обычно. Разве что, на взгляд Калуги, чуть бледнее, чем прежде.
 – Прости, дядя Сережа, что из-за меня выходной пропал, – вместо приветствия сказал ему «потеряшка».
 – Ничего-ничего! – успокоил тот. – Спи, набирайся сил.
Гостинец – пакет с фруктами от Сергея хозяйка приняла. И все же Олег хмуро посоветовал приятелю, пахнувшему вкусной едой и дорогой выпивкой:
 – Впредь проявляй заботу и участие «До», а не «После», когда такая помощь уже никому не нужна.
 – Ну, тогда я найду, дел еще много! – простился сразу со всеми Сергей.
Банников остался ещё на часок-другой:
 – Вдруг, да понадобится снова – врача искать!
Определил, совершенно простодушный, как оказалось, Олег и общую задачу друзей на завтра.
 – Прямо с утра нужно будет поймать шпану хулиганистую, что на Вадима напала, – велел он всей честной компании. – Да так им всыпать, чтобы впредь неповадно было пускаться на такие выходки!
 – Завтра – будет завтра! – ответил Сергей, отправляясь к себе домой.
Чара имел запас здравомыслия, достаточный, чтобы не попадаться в эту минуту на глаза Калуге. Но его незримое присутствие Сергей ощущал все то время, пока шел от дома Потаповых к станции метро. И вполне понимал Кента, устроившего негласное за ним наблюдение. И я бы следил, после такого предложения кому-либо рассудил Калуга, не побежит ли с заявлением в милицию?
С ролью наблюдаемого объекта он смирился сразу. Тем более, с его специальной подготовкой расстаться с «хвостом» можно было простыми перебежками с поезда на поезд. Но Сергей отказался от столь явной демонстрации своих возможностей, дабы не вызвать подозрение Кента. И, как следствие, не дать тому отважиться на новое нападение, как это уже было, на семью Потаповых. Она оказалась, на деле, как теперь понимал Сергей, самым слабым звеном в его окружении.
Потому для своего обязательного ухода от слежки «человека Кента» Калуга выбрал иной вариант. Из тех, что крайний случай, припаслись Айболитом для своих людей, попавших, как и Сергей сейчас, в подобную – сложную ситуацию.