Гальваническое проклятье
В этой, сильно отдалённой от центра, части миллионного города, самым крупным предприятием был настоящий флагман не просто местной, а и всей сибирской оборонной промышленности – Химический комбинат.
Тут бы всякому гордиться непосредственной причестностью к такой индустриальной махине, но имелись среди работников люди, настроенные иначе.
Вот и младшая из порушенной семьи Крыловых — Любовь Андреевна была из их числа.
— Никогда в жизни, и ни коим образом не желаю того, чтобы и родная дочь связала судьбу с опостылившим химкомбинатом! — не скрывая своего настроения, часто говорила она своим закадычным и верным подругам.
Имея на то вполне веские собственные причины. Ведь, она-то сама оказалась среди химиков, в здешнем гальваническом цехе составительницей растворов совершенно случайно, хотя и подавала заявление о приёме на работу пособственному желанию. Этому предшествовал целый ряд, совершенно независящих от неё, обстоятельств. В том числе и случившегося в один из летних дней, когда совсем еще девчонкой перешагнула порог отдела кадров.
И не ради того, чтобы «...в романтическом настрое — до конца своей жизни каждое мгновение посвящать именно этому призванию и любимой профессии...» как однажды написали про неё в комбинатской многотиражной газете.
Опровергать столь явное преувеличение, если не сказать более решительно — враньё, она тогда не стала. Зато и на пушечный выстрел с тех пор не подпускала к себе легкомысленных местных журналистов.
– Только могли, если бы захотели и до сути дойти в своеё публикации о становлении будущей трудовой династии, — невольно защимило на обиженном неправдой сердце, но вскоре и это чувство прошло, растаяв как дум на душе, измученной другими, не менее важными заботами. Не получилось у них с первого раза, тогда как на второй у работ ницы уже не оставалось никакого желания раскрывать душу. Всё же потому, что вовсе не от Кашиной зависел когда-то выбор её жизненного пути. Просто так повелось, что все из их Детского дома, окончив соседнюю восьмилетку переходили именно в базовое профтехучилище этого предприятия, шефствовавшего над сиротами. Поступали учиться, чтобы на полном государственном обеспечении стать квалифицированными химиками.
В общем потоке детдомовских выпускников восьмилетки и Люба Крылова не избежала общей участи:
— Попала на своеобразный конвейер подготовки рабочих-оборонщиков.
Да и специальность ей там нарекли уже с первых шагов в приемной комисссии ПТУ. Пусть не самую привлекательную, зато вполне дефицитную. Во всяком случае, ту, что считалась нужнее всего в производственном процессе. Записали девушку в группу гальваников, где как раз оставалось свободное место.
Годы учёбы пролетели незаметно.
Потом начались рабочие будни. В ходе которых дипломированная работница на своём личном опыте познала полную бесперпективность вырабатывать привлекательный внешне «горячий стаж» за счёт собственного здоровья.
Уже никому бы не посоветовала и близко подходить к пахучим ваннам с растворами опасных и крайне агрессивных реагентов. Но так получилось, что непосредственно в её семье, когда хозяйка смирилась со своей судьбой, произошло то, чего как раз больше всего она и опасалась.
Уже подросла до полной самостоятельности дочь Ольга, рождённая довольно поздно — тридцатипятилетней новобрачной от бывшего бирюка и постоянного выпивохи Прокопия Кашина, когда выяснилось, что теперь работать они будут вместе, на том же самом вредном производстве! Куда только направили уже не просто рядовой рабочей как мать, а мастером-стажером, преддипломницу Политехнитческого института Ольгу Кашину.
— Ты хотя бы заметила какие у нас там условия? — искренне протестуя против такого трудоустройства, в сердцах заявила дочери Любовь Андреевна. — Я в свои пятьдесят уже на старуху стала походить, когда другие всё еще женихов высматривают.
Разговор на высоких тонах происходил у них дома, на тесной кухоньке, где не было никого из посторонних и можно было не стесняться упрёков самому близкому человеку.
— И ты того же для себя хочешь? — не требующим ответа риторическим вопросом завершила Любовь Андреевна поток нравоучений, пытаясь поймать во взгляде дочери понимание ее слов.
Однако разглядела только жалкую искорку откровеной же снисходительности.
Всегда рассудительная и спокойная по характеру Ольга мать перебивать не стала, как и не захотела разубеждать на словах. Сделала это на примере, оказавшемся красноречивие любых слов.
И так, что больше к этой теме не возвращались.
Ольга открыла дверь их кухоньки, где шёл их доверительный разговор и до женщин из зала тут же донеслась разухабистая песня в исполнении отца и его новых горластых собутыльников.
– Мама, я не желаю больше любоваться этим с раннего ура до самого вечера! – твёрдо заявила студентка-пятикурсница. — Мне же на Хтикомбинате пообещали сразу же выделить отдельную комнату в общежитии.
Вот так и вошли они в один трудовой коллектив, по сути окончательно разъединивший передовую работницу и молодого специалиста, получившую, как того и добивалась, отдельную благоустроенную жилплощадь.
И от того мать с дочерью не стали они видеться чаще, что хотя и работали уже в одном цеху, но оказавлись в разных сменах. Зато верные подружки все до мелких деталей передавали Любови Андреевне про то как себя ведет, с кем дружит её дочь, «выбившаяся в люди»
Однажды мать не утерпела, специально согласилась заменить ушедшую по больничному, коллегу, работавшую в смене у дочери. Да и то лишь потому, что захотелось взглянуть на её избранника:
– Такого же молоденького стажера-мастера, с которым та проходили производственную подготовку.
Правда, тот образованный, видный и веселый парень пробыл у них на Химкомбинате совсем не долго.
– Не волнуйся, мама, так и должно было случиться. Игорёк мой родом из Москвы, – объяснила его неожиданный отъезд Ольга. – А здесь успел раньше других завершить полагающуюся работу к будущей защите дипломного проекта.
Потом, спустя долгие месяцы, когда уже и Кашина-младшая стала дипломированным инженером-технологом, не только узнала из досужих разговоров но и своими собственными глазами Любовь Андреевна увидела, к чему привело ухаживание за её дочерью столичного приятеля.
– Ты жениху о своей беременности сообщила? – спросила мать в разговоре, состоявшемся в действительно отдельной общежитской комнате у дочери.
– Нет, мама, когда рожу, тогда и дам весточку, — услышала в ответ.
Любовь Андреевна опешила от подобной недальновидности. Захотела вразумить, дать наставление:
– Нужно обратиться к институтскому начальству, общественности!
И всё напрасно.
Не успокоило и продолжение разговора.
– Что буду зря Игорька беспокоить – беспечно отмахнулась Ольга. – Обещал скоро за мной вернуться, говорит, что любит...
...Слушал всю эту столь же банальную, как и вполне обычную историю Крылов в салоне маршрутного «Икаруса», трясущегося на выбоинах дорожного асфальта.
– Ну и как, сообщила Игорю о рождении Наденьки? Что ответил? – явно не подумавши, под грустным впечатлением от всего сейчас услышанного, брякнул он, желая показать собственный интерес к судьбе племянницы и её дочки.
Но Ольга после его откровенных слов вдруг замолчала. Даже переменилась лицом, на взгляд Кузьмы Андреевича. Затем, будто нахохлившись, поднялась с дерматинового сидения автобусного салона. Сказала же совсем не то, что желал услышать от неё родной дядя:
— Сейчас будет наша остановка, пора готовиться к выходу.
Следующим в тот день шоком для Крылова, считая известия о находке сестры, а потом и её смерти, стала встреча с внучатой племянницей.
...Её вывезли к ним в больничный холл – на встречу с родственниками в старенькой инвалидной коляске.
Свидетельство о публикации №211113001263