О методе ориентированных триад

С полным вариантом книги можно ознакомиться, пройдя по ссылке:
http://www.scribd.com/doc/75867453


В рамках метода ориентированных триад, разработанного при анализе сюжетного хронотопа сказок, космогонических индоевропейских мифов и структуры текстов христианских догматов и чина таинств в работе \1.\, остановимся сначала на проблематике некоторых аспектов сравнительной типологии основной структуры языков (русского, славянского, французского, английского, древнегерманского и протосемитского).  Нам представляется, что полное понимание истоков появления сложных лексических и текстовых корреляций без обнаружения  их в самом языке (и в праязыке), в структуре его фонологии, в морфологии, в синтаксисе  невозможно. Структуры корреляций, обнаруженные при транслингвистическом исследовании текстов различных индоевропейских мифов показали тенденцию к единообразию \1\, к сводимости их к нескольким простым типам. Обнаруживается явная унификация, единство структуры языка на различных уровнях: как в системе фонологии и в структуре основных элементов высказывания, так и в общей структуре целого текста. Проблема, как нам представляется,  в том, что если на уровне фонологии при анализе гласных систематика давно приблизилась к использованию круговых, циклических таблиц, то при попытках систематизации согласных все остаётся в рамках плоских, прямоугольных, и потому открытых, систематизаций, не способных адекватно описать диалектически саморазвивающуюся систему (Гегель).

С точки зрения общих языковых универсалий, имеющих отношение ко всем языкам мира, всегда остаётся вопрос: существует ли связь между формой языка и смыслом, означающим и означаемым, прообразом и образом? Обладает ли языковой знак произвольностью (как утверждал Фердинанд Де Сосюр) или нет? Или он фиксирован определенной реальностью – структурой сознания носителей языка, его внутренним кодом?

В первой нашей работе \1\ мы рассматривали структуру текстов (сказок, мифов, литургий, православных обрядов) с точки зрения не только фабулы, развертывания цепочки событий в истории, но и цикличности появления в этой цепочке некоторых, важных для понимания, контекстов, событий, связанных с переходами на другие сюжетные линии, с разветвлением фабулы, с временными петлями возвращений. Мы обнаружили также и отределенную триадную структуру самих сюжетных цепочек.

При транслингвистическом анализе литургических текстов обнаружилась также и сложная иерархическая структура этих текстов, имеющих обрядово-календарную основу и мифологические истоки. Такая  иерархическая, многоуровневая организация мифологических текстов оказалась характерной для большинства индоевропейских текстов, рассмотренных нами.

В той же работе мы начали обсуждение многоуровневой организации речевой (языковой) цепи, где на каждом уровне выступают, как неделимые, элементарные, в соответствии с их особыми признаками различные элементы языка.  Речь, во - первых – это линейная, сегментированная цепочка звуковых сигналов; язык же сложно, иерархически организованная, стратифицированная структура и проблема целостного исследования - в объединении этих двух противоположных тенденций в языке. Решить эту проблему можно только рассматривая речь как  непрерывное, систематическое, ритмически организованное развертывание определенной, простейшей языковой структуры (кода), её многократное повторение на всех языковых уровнях, начиная с простейшего уровня высказывания. Так, единицами фонематического уровня выступают фонемы, которые формирует   единицу следующего уровня – слог как последовательность полнозвучных выдыхательных импульсов. Это тактово-тембровый цикл речи. На следующем, смысловом, семантическим уровне высказывания единицами выступают слова (монемы), которые оформляются в целостные группы ударением.  На синтаксическом уровне паузами и логическими ударениями оформляются сложные ритмические группы - предложения (части речи) и интонацией – фразы.. На повествовательном уровне – эпизоды; на символическом уровне – мифологические единицы, символы, как пучки отношений.

В настоящей работе мы продолжим триадный анализ указанных первых трех основных языковых уровней текстов, считая, что структуру повествовательной цепочки, метафизического контекста (структуру порождающего космогонического мифа в целом) и его символический код мы рассмотрели в первой книге. Как и там, мы не считаем знак только произвольной, на договорной основе принимаемой социумом формой сообщения. Знак (единица языка на соответствующем уровне), как отображение, имеет и онтологическую природу, сложную, исторически сложившуюся внутреннюю структуру, во многом связанную со структурой отображаемой субстанции, т.к. сам по себе он не имеет смыслового значения, но только как часть отределенной структуры, отражающей более общее понятие, как часть, эпизод контекста. Вся эта встроенность, иерархичность всей системы знаков контролируется определенными универсальными языковыми структурами (коды языка). Именно они отвечают за соотнесенность знакового текста с отражаемой им действительностью.
Так, в семиотике со знаком соотносится  триада (смысл\ мысль\ отражение), а в основе самой семиотики лежит основная семиотическая триада (объект\ отражение\ знак) или (О\ О'\ З).

Сама по себе структура – это упорядоченная совокупность внутренних отношений, как между единицами системы, так и между уровнями её организации \40\. Коды, контролируя все уровни языковой организации текста, препятствуют произвольной формализации, самодостаточности, самозамкнутости текста. Именно эти коды формируют целостную структуру, контролируют упорядоченность переходов из одной подструктуры в другую, однотипность таких транформаций, обеспечивают саморегулирование в системе, контролируют отбор, селекцию элементов подсистем, их закрепление. Разрушение таких кодов приводит к перестройке и к последующей ликвидации самого языка.  Мутация кода на каком-то из уровней может привести к трансформации всей структуры отношений, к перестройке языка.
Это своего рода защитная имунная система языка.

С другой стороны, вызывает сомнение и деление лингвистического исследования на синхроничный и диахроничный этапы, т.к. при этом полностью теряется эволюционная динамика развития языка, её непрерывность. Мы рассматриваем языковую структуру как живую, становящуюся систему внутренних отношений. Нам кажется, что такое расчленение уподобляет само исследование расчленению живой лягушки при выяснении её анатомии. Поэтому мы везде будем стараться выявлять динамику становления определенных языковых структур, их онтогенезис. К тому же сам метод триадологии, его диалектичность, позволяет это сделать.

Современный структурализм свои классификации и схемы строит, в основном, на принципе дихотомии: (да\нет), (черное\ белое) и т.п. Дуализм, бинарные отношения и в самом деле играют важную роль в восстановлении системы противопоставлений, оппозиций  (как элементов структуры), но это всегда получаются нецелостные, фрагментарные структуры. Бинаризм выделяет как значимые только максимально различимые противопоставления, опуская более тонкую структуру реальности. Выделяя (белое \черное), опускают, например, существование красного, не являющегося ни тем, ни другим, ни средним (серым). Максимализм характерен для познающего западноевропейца, но реальность всегда сложней её максимальных проявлений. Пытаясь выявить структуру языка, как становящегося целого, мы выделяем более общие, классифицирующие всю совокупность рассматриваемых языковых единиц по дифференциальным признакам комплексы (блоки) – триады связных, внутренне скоррелированных оппозиций, постулируя, что именно такие, автономные, внутренне скоррелированные,  минимальные совокупности означающих элементов необходимы для построения языка, как целостной семиотической структуры. Так, более актуальным при цветовом анализе является блок, комплекс (белый \черный \красный), который позволяет более детально классифицировать элементы по признаку цвет.

Если бинаризм рассматривает тексты, как бесконечные, ветвящиеся ряды корреляций по оппозициям (по типу цепных реакций), то нам представляется, что диалектическая циклизация этих цепочек и свертывание их в разворачивающиеся спирали разбивает текст на иерархические структуры с автономными группами доминантных (в пределах группы) признаков \1\.  В указанной работе весь сюжет сказки\мифа представлялся цепочкой вычлененных из текста повествования событий, календарно (циклически) организованных. Такое же представление о внутренней форме русского (и всех флективных) языка, как о блоковой развертке образа какого-то события  формулировалось и в теории системной типологизации в языкознании Мельникова \93\. Представление о предложении, как о цепочке событий, из которых формируется мега-событие, его образ, во многом соответствует духу нашей предыдущей работы \1\.  Здесь проявляется фрактальность, нелинейность реальных языковых процессов. Такая автономность и скоррелированность признаков  внутри отдельной группы приводит к тому, что появление в тексте одного или части этих признаков автоматически вводит в контекст и остальные элементы этого автономного комплекса-подструктуры  (мета-триады).

Традиционный структурализм отделяет историю, динамику как временной, стадиальный  процесс  от структуры системы (синхронизм), как вневременного целого. В реальности, однако, структура – это и есть само непрерывно становящееся Целое, где на каждой стадии выделяются трансформации отдельных подсистем. С этой точки зрения и революция в социуме, и мгновенное преобразование структуры в системе - явления одного порядка: изменение основного кода (минимальной, замкнутой подсистемы межфункциональных отношений). Здесь проявляется не аналитико-парадигматическое мышление формальных структуралистов, а мышление диалектическое, онтологическое, синтетическое, которое изначально рассматривает Систему как Целое в его генезисе, в становлении. Такое становление допускает два вида преобразований: транформацию, перестройку отдельных частей в соответствии с основным, доминантным  кодом (восстановление нарушенной целостности); или обрушение исходной структуры и формирование из разрушенной до простейших элементов совокупности новой структуры в соответствии с новым доминантным  кодом.

Некоторые последователи структурных методов выделяют в тексте только функции (персонажей) и структуру их отношений. При этом отделяют социальные функции от чисто имманентных, присущих самому тексту функций и противопоставляют первые вторым. На самом деле доминантные языковые коды имеют социальный генезис и отражают структуру социума в начальный период его формирования. Становление языка (и основных, священных для социума текстов или других доминантных структур) контролировалось именно этими основными кодовыми, ядерными структурами. Поэтому в любом тексте наличествуют как эти, нормативные, социальные, имманентные для данного языка структуры, так и новые, трансформированные, или заимствованные из других языков, корреляты. Социум непрерывно корректирует доминантный код и через него всю структуру языковых и других знаковых сообщений.

Если не учитывать все эти имманентно-социальные языковые функции, то за имманентные, присущие самому тексту функции приходиться объявлять … внеязыковые, внесистемные заимствования. И тогда эволюция структур подменяется революцией, преображение, приближение к идеалу-прообразу подменяется разрушением и перестройкой, переходом к новому идеалу. И творчество сводится к умению адаптировать в тексте чужеродные заимствования, психоаналитизмы, третичные расчленения чужих, заимствованных текстов, контекстов, подтекстов…,  т.е. к журналистике или нео-авангардному конструктивизму с его калейдоскопическим нагромождением символов, в попытке случайно уловить, вскрыть реальные структуры, случайным творческим озарением стратифицировать образовавшийся хаос.

Автору не раз приходилось убеждаться, что многие традиционалисты, приверженцы теории органической природы культуры и искусства с недоверием относятся к формальным построениям структуралистов. Во многом это обосновано. Но с другой стороны, структуры – объективная реальность, обеспечивающая устойчивость любых сложных автономных, циклических (органических) и традиционных систем и уже, хотя бы поэтому должны быть включены в традиционную систему ценностей и в понятийный аппарат традиционалистских методологий.

С другой стороны, в отличие от де Соссюра, утверждавшего разносистемность и многоформенность каждого языка, мы признаем их односистемность, универсальность заложенных в их основу и проявляющихся на каждом языковом уровне кодовых структур. Отсюда и речь мы представляем, как версию реализации этой единой системы на индивидуальном уровне.  Мы исходим из дихотомии язык \ речь, но дополняем эту оппозицию до триады нормированным высказыванием, коммуникационной субстанцией, сообщением:  (язык \речь \сообщение) 

Язык – система договорных, мотивированных значимостей социума. Это социоструктура, и как социоструктура, она имеет формулу реальной социоструктуры. Естественный, исторически сложившийся язык выступает как отражение коллективной составляющей социального сознания.
Речь, как естественная, конкретная, индивидуальная, психически-рефлективная реализация языкового высказывания не есть свободное (вопреки Фердинанду де Соссюру) комбинирование знаков, а имеет ту же структуру, что и система единиц языка. Поэтому речевое высказывание можно разделить на нормативное (сообщение) и собственно речь – произвольную, экспрессивно-физиологическую, психически-рефлективную, линейную фонологическую цепочку. Норма – не чистая абстракция, но закрепленная в знаках манифестация социума о желаемой реальной структуре, слепке определенных отношений  в  самом означаемом. Таким образом, мы выделяем основную триаду (язык \ речь \нормативное сообщение). 

Если де Соссюр говорил, что «В языке нет ничего, кроме различений» (классификационно значимых оппозиций), то нам представляется, что в нём нет ничего, кроме их циклизаций, потому что, как мы увидим ниже, триады и есть простейший тип циклизации цепочек бинарных оппозиций в различных индоевропейских знаковых системах.
Отметим, что выход за рамки дихотомии язык\речь и переход к трихотомии, не является чем-то новым, поскольку такое предлагал ещё Мартине \41\, вводя идеолект – язык (знаковая система правил, норма) отдельного индивида (группы, коллектива) и рассматривая его как промежуточное между языком и речью, т.е. рассматривая триаду (язык \идеолект \речь).  В других работах предлагалась в качестве третьего элемента такой триады материал (субстанцию) для реализации особых, неестественных реализаций языковой системы.  Э.Бюиссанс в качестве промежуточной ступени между языком и речью вводил дискурс и рассматривал, как единое целое триаду (язык \дискурс \речь). Под дискурсом подразумевалась речь, использующая индивидуальную комбинацию кодов, индивидуальную систему кодов, норм языка (абстрактное понятие речи, структурированной кодами языка). То, что составляет авторский замысел и стиль писателя (творца специфической, целостной системы кодов языка и грамматики, частей текста, смыслов, контекстов). В литературоведении, при таком дискурсном анализе, к собственно речи относили повествовательный аспект текста, сообщаемую историю, а к дискурсу относили все другие уровни организации текста (художественный элемент, контексты). Луи Ельмслев в качестве третьего элемента основной языковой триады постулировал норму, нормированную речь, в то время, как Альберт Сеше определял третью компоненту, как речь организованную или функциональную (Бюиссенс).

С философской точки зрения, язык – это прообраз целостной знаковой системы единиц-категорий, её вербальный идеал. Речь же – одна из бесконечного множества конкретных, единичных вербальных реализаций этой системы в плане произвольного, но контролируемого внутренними структурами сознания, структурами его психологического, высказывания.

Под знаком мы подразумеваем только то, что выделяется  именно для обозначения в дихотомии означаемое \означающее. Означаемое можно рассматривать или как психический образ предмета, его статус в знаковой картине мира, или то, что принимается участниками речевого акта по договору. В мифологическом и религиозном сознании мы имеем дело с триадой (символ \идея вещи \понятие). В формальной логической системе с порождающими грамматиками все обстоит несколько иначе. Здесь символ упрощается до произвольного, условного знака; идея вещи подменяется её акустическим образом (означаемым). Если конечным актом выделения знака считать значение, придаваемое употреблению данного знака, то полной триадой понятий, выражающих категорию знак можно считать структуру (знак \означаемое \означающее). Эта переформулировка семиотической триады (знак \вещь \имя) в языковых структурах связывает не вещь и имя, но акустический образ и понятие. В общем случае знак лежит в семантическом ряду понятий звука: (сигнал \знак \символ). Значение звука, как сигнала,  или как символа, не является произвольным. С другой стороны, значение звука, как знака, может быть произвольно, связь его с вещью может быть немотивирована (по Ф. де Соссюру). Во многом, близкое представление о языковой системе имел и Г.Мельников \93\, выделявший важную роль в языковой системе триады (субъект \объект \обстоятельство) и связывавший с ней морфемную триаду (коррелят \релят \служебная морфема). Таким образом, он связывал морфемный уровень формирования словоформ с основной схемой грамматического строя и внутренней формы языка. Автор работы по системной типологии языков исходил из существования в языковом сознании знаков, как блоков значений, которым соответствуют блоки морфем. Цепочки таких блоков (кластеров) морфем связывают все промежуточные смыслы с конечным, завершающим смыслом – образом мегасобытия. С другой стороны, сознание фиксирует не только эти стереотипные цепочки морфем, но и саму схему, принципы их формирования (т.е. общую структуру взаимных отношений значимых подсистем языка).



Рис.1 (смотрите в начале этой главы )

Триадная структура категории язык имеет следующий вид:
(поле значений\ прообраз\ система единиц). 
Поле значений получается из членения картины мира и выделения
(языковых категорий\ членения  (включающего  идеи вещей, их имя и  смысл) картины мира\ порядка такого членения). 
Поле значений формирует мышление и блок  памяти.




В языке, в его структуре отражен синхроничный (и гносеологический), одномоментный аспект знаковой системы. В речи, в линейной цепочке слов, во временном развертывании звукообразов при говорении отражается диахроничый (и онтологический, эволюционный) аспект этой системы. В речевой деятельности как таковой, в дискурсе, в нормированном сообщении, с необходимостью выделяется вневременной (прагматический) аспект сообщения, как целого.

Вторая составляющая категории язык (Прообраз) включает такие понятия, как (Метаязык\ код (архетип) данного языка\ и критерии ценности (значимость по Ф. де Соссюру), мотивированности выборки тех или иных знаковых групп для формирования сообщения).

Третья категория (система языка) включает звук-знак (фонетический строй языка), морфемные основы, лексику и, наконец, морфологию (систему единиц-категорий) и грамматический строй сообщения, восстанавливающих целое (сообщение) из расчлененного состояния. Вся эта структура соподчинений и взаимосвязей, т.е. схема языкового членения мира приведена выше на структуре лингвистических исследований. В речи, во время произвольного говорения актуализуется именно третья компонента категории язык – его система. Именно её структуры мы и наблюдаем при лингвистическом анализе фразы\текста.

Мы уже упомянули о конечной цели исследования языка, как предмета исследования – о Метаязыке, как гармонично и иерархично организованном фонетическом ряде любого высказывания. В таком Метаязыке структура грамматического уровня совпадает со структурой фонетического строя. В реальных языках наблюдаются отклонения от целостно организованной фонетической системы Метаязыка. Если в свое время Гумбольд выделял в языке сам язык, как предмет (ergon) изучения  и второй аспект - языковую деятельность  (energia), то Де Соссюр вычленил из языка речь, как самостоятельный объект анализа.

Предпринимались различные попытки расширить область языковых исследований. Так Ноэм Хомский \81, 82\ развивая идеи порождающих грамматик как устройств для производства высказываний, пытался построить динамическую версию языка, что было невозможно реализовать, оставаясь в рамках чисто синхронного структурного подхода.  Язык – это динамический процесс, это деятельность, а не простой предмет, вещь. Это инструмент самовыражающейся мысли, с помощью которого она себя оформляет, реализует, который сама она и формирует. Таким образом становящийся, развивающийся язык как систему необходимо рассматривать в аспекте взаимодействия его с мыслью,  мышлением.

С другой стороны, мышление формируется не только в процессе речевого общения, но оно является результатом всей внешней, материальной и культурной деятельности – деятельности символической, знаково-ритмической. Ритмо-символ закрепляет сложные знаковые комплексы в сознании, непрерывное обращение, прочитка которых и происходит в процессе мышления – как языкового процесса. Таким образом полнотой и творческим динамизмом обладает не сама по себе языковая система, а по крайней мере триада (язык \культура \мышление), к которой мы и решились подступиться в настоящей работе. В такой системе язык (как универсальная знаковая система внутренне-внешних отношений) выступает как структурирующий и связующий элемент явного, внешнего, материально проявленного и внутреннего, потенциально-возможного, неустойчивого, рефлексирующего, ищущего способы своей внешней, частной и конкретной актуализации мышления.

Выше мы уже говорили о временных аспектах речи и языка. В самой структуре языка  есть не только синхронный момент (Прообраз, код, Мета-ядро), но и потенциально заряженная диахронизмом системная компонента. Этот потенциальный диахронизм системы языковых единиц актуализуется в речи, при контролируемом языковыми подструктурами (кодами) фонологическом развертывании линейной речевой цепочки.

В процессе речевой деятельности язык имеет дело со звуковым материалом, расчлененным на значимые элементы, на категории-единицы, которые фиксируются сознанием как сущности, вычленяемые им из своего потока. Сущности выделяются по связанными с ними, ассоциированными с ними группами различительных признаков. Принцип объединения различительных признаков в комплексы  закладывается в определенный языковой код, который селектирует, отфильтровывает из множества  виртуально создаваемых групп языковых элементов изоморфные ему структуры.  На следующем уровне организации сознания эти сущности группируются в комплексы по ассоциативным значениям и входят одновременно в различные значимые лексические группы (имя, процесс, прилагательное, местоимение, предлог, союз, фонема и т.д.). 

В процессе речевой деятельности, в культуре, в мышлении они выступают, как поток неоформленных, туманных групп языковых идей-образов. При наличии четкой, фиксированной системы языка они формируются в мысли, в цепочку причинно связанных идей – организованную языковым кодом мыслящую звуко-образами материю.

Язык – это то, что получает человек из вне, из социума, из прошлого и возникает, как результат членения субъектом внешнего мира, выделения в нём значимых для субъекта структурных частей (сущностей) и установления соотношения между системой произвольных знаков и выделяемыми частями мира.

Особенности такого членения можно увидеть на примере детской речи и языка, где сигнальные, знаковые и понятийные аспекты звуков в речи во многом совпадают.