Дети войны. Жизнь в оккупации

   
      Краснодар. Вынужденное прозябание в холоде и голоде

      Почему-то отец не отвёз нас сразу к себе в рисосовхоз "Черкесский", а оставил в Краснодаре, пообещав вскоре вернуться за нами. То ли не на чём было ехать дапьше, то ли была какая-то другая причина, но наше пребывание в нашем домике-"острове спасения" затянулось на несколько  месяцев, которые  мне ничем особенным не запомнились.
      Отец уехал в свой рисосовхоз, где он формально числился на работе и был поставлен на учёт. Мама куда-то уходила, иногда с дочерью или со старшим сыном, вероятно, на базар, где можно было обменять вещи на продукты. Иногда она приносила из таких походов мне цветной карандаш. Больше всего я радовался голубому и зелёному карандашам. Голубой цвет мне нравится больше других и поныне. К сожалению, мои рисунки той поры не сохранились, а на двух случайно уцелевших (на оборотной стороне фотографий) голубой карандаш не оставил следов своего присутствия при сотворении “шедевров”, вероятно, чаще других пользовался спросом, чтобы как-то осветлить безрадостную жизнь хоть на картинках, и раньше других сгорел на работе.
       Мама одних детей в город (так называли центр города жители его окраин) не отпускала, а я тоже не оставался без присмотра, кто-нибудь из старших был всегда со мной, и я даже не выходил за пределы нашего участка, не знал соседских ребят. Время тянулось медленно, голодно и не интересно. Пока ещё оставались фрукты, было легче: и пожевать что-нибудь находилось, и обменять можно было сухофрукты на крупу или хлеб.
       Вначале, по жаркой погоде  было не очень скучно: мне во дворе на солнечном месте наливали в ванну воды, через пару часов она нагревалась, и я начинал играть: запускать бумажные кораблики, сажать на них в качестве пассажиров различных насекомых, играть в морской бой, стараясь “потопить” больше вражеских кораблей. Когда же игры с водой в саду с октября месяца стали не всегда возможными из-за погоды, пришло новое увлечение – шахматы. Старшему брату Алёше исполнилось уже 13 лет, и он умел не плохо для своего возраста играть в шахматы. Теории дебютных начал, тактик и стратегии игры в середине партии (миттельшпиле), и в конце её (эндшпиле) он, конечно, не знал, но основные правила игры, как ходят фигуры и пешки, их ценность в различных позициях он смог мне не только объяснить, но и заинтересовать самой игрой.
       Едва ли не самым трудным оказалось обзавестись шахматами. О покупке или обмене на что-нибудь не могло быть и речи. Пытаться вырезать фигуры из дерева при отсутствии инструмента и хоть каких-то навыков столярных работ было не реально. Выход нашёлся в лепке фигур из имевшейся смолы, а для отличия белых фигур от чёрных белые фигуры и пешки украшались белыми пуговицами. Шахматную доску изготовить оказалось куда проще, расчертив и закрасив чёрные клетки на  внутренних сторонах твёрдых обложек энциклопедий, которые мы с собой захватили, несмотря на то, что сильно их попортили, попотрошили перед приходом немцев из-за страха быть обвинёнными в любви  к коммунистическим вождям.
       Примерно через месяц я уже почти сравнялся с братом в “мастерстве” игры в шахматы и иногда даже выигрывал у него. Позже это умение, как и всякое умение, пригодилось, так как обеспечивало мне бесплатное посещение кино в другой станице Ново–Мышастовской.
        А когда игра в шахматы надоедала, или от неё уставали, переключались на карты. Играть в дурака я уже умел, и даже имел опыт участия, правда, не удачный, в “соревнованиях  по этому виду спорта” с Германией в лице её одного солдата, о чём я писал выше. Карты приходилось делать также самим. Для этих целей опять же использовалась энциклопедия: выбирались листы, чистые с одной стороны, делался эталонный образец, по нему обводились и вырезались 35 карт, при этом старались, чтобы с наружной стороны они мало отличались друг от друга. Затем из чёрного и красного карандашей натачивалась мелкая стружка, разводилась водой и растиралась на куске мыла. Получались таким образом чёрная и красная краски. Оставалось сделать (вырезать) трафареты для каждой из четырёх мастей и, накладывая трафарет на белую часть карты, используя палец вместо кисточки, нанести краску на белое поле карты.
      После приобретения такого опыта обустройства своего быта в условиях, хотя бы приближённо похожих на условия, в которых оказался Робинзон Крузо, книга о его приключениях на необитаемом острове читалась и много лет спустя с необыкновенным интересом, искренним сопереживанием и не казалась какой-то надуманной не правдоподобной историей.
      На окраине города у нас немцы не появлялись, и война ощущалась только голодом, холодом и доходящими тревожными слухами о тяжёлом положении наших войск на фронтах и ожесточённых боях на подступах к Сталинграду. Подытожить этот этап нашей жизни можно перефразированным четверостишием, заимствованным у Н.А. Некрасова:
Так до зимы мы все вместе и дожили,
В домике стало у нас холодать.
Дров подкупить бы, да деньги все прожили,
Энциклопедии стали сжигать.

      Знакомство с “душегубками”
 
      Но в один из таких безрадостных дней пришла ещё одна напасть. Стало опасно ходить в центр города, в частности на базар в поисках пропитания: начались массовые облавы в людных местах, немцы и полицаи кольцом охватывали большую группу случайных людей, сжимали кольцо с помощью прикладов и загоняли в подогнанную заранее специальную с герметически закрытым кузовом машину, затем запирали дверь, машина трогалась, выпуская выхлопные газы в полностью набитый людьми кузов. Что это было? Акт отчаяния потерявших разум эсэсовцев? Какая-то безмотивная ничем не вызванная дикая жестокость? Тем более, что в Краснодаре подполье за полгода не успело окрепнуть и проявить себя весьма активно и массово? Ни крупных диверсий, ни громких терактов не было.
       И всё же …, такое злодейство, не сравнимое по цинизму и бессмысленности даже с захватом и расстрелом заложников в деревнях, где находили убитыми немцев. Когда машина подъезжала к заранее вырытым за городом рвам, полицаям оставалось только сбросить мёртвых людей в ямы и присыпать землёй. Такие машины прозвали в народе душегубками. В начале не верилось слухам, что такое может быть.
       Но однажды мама с дочкой Олей сами еле выскользнули из такой облавы. После этого жизнь стала казаться совсем безысходной и невыносимой, и мама решила просить отца забрать нас в свой рисосовхоз, считая, что там всё-таки легче прокормиться, так как у всех там были припрятаны небольшие запасы риса от последнего урожая, утаённые от немцев, а главное, что там менее опасно, во всяком случае нет этих ужасных душегубок, которые могли появиться и у нас на окраине города.

       Бегство из Краснодара. Навстречу новым опасностям и бедам

     Собираясь к отъезду из города в тихое и, как мы считали, относительно безопасное место, мы не думали о пословице “из огня да в полымя”. Оказалось, что это было бегство запуганных, измученных людей самих от себя, а от себя, согласно другой поговорке, не убежишь. Уйдя от одних страхов, мы пришли к другим и попали согласно приведенной выше пословице  наоборот “из полымя в огонь”, что будет видно из последующего описания. 
      Но вначале ничто не предвещало беды. Где-то в декабре 1942 года отец снова выхлопотал для нас разрешение на переезд, и мы, теперь уже на санях, отправились в новый путь. Те  же 2 или 3 проверки полицаев на дорогах, но теперь уже полицаи были более злые и придирчивые, видно, на них угнетающе действовали поражения немецких войск под Сталинградом, к тому времени уже окружённых нашими войсками, перешедшими в контрнаступление. Если не брать во внимание полицейскую ругань и откровенно издевательские напутствия, добрались мы до нашего нового временного пристанища благополучно ещё засветло, что само по себе было удачей, так как ехать в тёмное время суток было крайне опасно.
      Для нас, детей, жизнь в рабочем посёлке при рисосовхозе  мало чем отличалась от жизни в Краснодаре, разве только тем , что родители здесь меньше за нас боялись и разрешали погулять во дворах, да и чувство голода здесь немного притупилось. Однако, как сказано в стихотворении одного поэта, не долги были радости. Вскоре для нашей семьи началась цепь злосчастных событий, о которых какой-то не весёлый юморист сочинил присказку: жизнь бьёт ключом и всё по голове. Обо всём этом я поведал на сайте "Дети войны. Новости Славянска-на=Кубани". Поэтому следующее своё повествование я нану, пропустив период почти в два года всё такой же тяжёлой жизни, отягчённый болезнью и последовавшей за нею смертью отца.