Прекрасная выдра или принцип доминанты

Не буду преувеличивать,  что первый выезд на рыбалку с нахлыстовой удочкой был для меня по эмоциональному подъему равен первому свиданию с любимой девушкой, но, определенно, сходств много и это приятно, потому что времена первых  и даже вторых свиданий, к большому сожалению, давно прошли (хотя, впрочем, кто знает). Как и молодой человек, впервые пригласивший девушку на свидание, и не знающий, не то, что - как ее поцеловать, но даже как обратиться и о чем с ней говорить, как узнать о чем она думает и куда с ней пойти,  я не знал ровным счетом ничего о предмете моей страсти.  Общим было и томление, и постоянные мечты и болезненная задумчивость, которую отмечали окружающие. Нет, так не могло дальше продолжаться: удочка, катушка, шнур, подлесок и несколько мушек, - все это уже три дня лежало в машине. Предостережения продавца моего первого комплекта:  первые полгода нужно тренировать заброс, вторые – учиться вязать мушек, а уж только потом, желательно с мудрым наставником, под которым он, видимо, подразумевал себя, можно попытаться выйти на реку с целью поймать рыбу.  К счастью, я не последовал его совету, как не последует совету старого женоненавистника  не идти на свидание действительно влюбленный юноша, но изучить, сначала, психологию женщин, а так же анатомию и физиологию,  - но пригласит ее, и признается, и будут они счастливы, пусть и на один вечер.

И я назначил свидание на завтра и лег спать. Воображение рисовало меня стоящим в воде, вокруг – тишина, только на середине реки, на гладкой поверхности воды медленно, иногда собирая упавших насекомых, кружатся голавли.  У самого дна, выше переката, на быстром течении стоят небольшие подусты. Cтремительной, серебристо-синей тенью реку пересек жерех .  Стрекозы летают над водой,  трогая ее хвостом, за ними резкими бросками следуют голавли и вот, одна стрекоза пропала вслед за небольшим всплеском. На песчаном  мелководье, небольшими буро-желтыми стайками суетятся пескари. Я делаю заброс, мушка ложится точно выше по течению, над стайкой голавлей, медленно приближается к ним, один из голавлей поднимается к поверхности…  Нет, так не заснуть. Который час? Половина второго ночи.

Любое навязчивое состояние работает по физиологическому «принципу доминанты». Это когда любой раздражитель, обычно отвлекающий человека,  только усиливает основное желание:  препятствия только укрепляют желание влюбленных встретиться, любая опасность усиливает желание маньяка убить.  Навязчивое,  до потных ладоней,  желание поймать на мушку заставило меня быть в машине уже без десяти минут два. Мне, вот уже тридцать лет начинающему утро с чашки кофе по-турецки,  даже не пришло в голову смолоть кофе, взять в руки турку. Я не вспомнил о еде. К счастью, а днем жара стояла до тридцати пяти градусов, в машине валялась бутылка с водой. Ночь, дорога, красные глаза безумца, сто километров, двести километров, еще тридцать, лес, ручей, поле, ручей, берег реки, шелестит перекат, ночь.


Два, с небольшим,  часа дороги. Еще через десять минут я стоял в полной боевой готовности и… в почти полной темноте. И только стук сердца. И первый шаг в воду. И первый заброс. И шнур, прекрасно, по моему мнению, развернувшись назад, безнадежно повисает на камышах, спящих в темноте. Ни минуты сомнений, но сорок минут поиска мушки, сбора шнура и развязывания узлов на лидере. Рассвело и я, обогащенный бесценным опытом, вышел на перекат: передо мной сто метров стремительно текущей воды с валунами и обратным течением, островками травы и спящими стрекозами, чьи крылышки покрыты  росой так, что напоминают изделия от Swarovski. Позади места достаточно. Начало седьмого.  Я сделал несколько забросов. Посмотрел на часы: полдень. Это был второй случай провала во времени  за тридцать лет. Первый был, естественно, во время свидания: мы вышли в десять часов вечера, я читал девушке стихи, когда мы решили, что скоро полночь и время бежать домой, - было уже три часа ночи.

Я сел на камень и попробовал все обдумать: кого  ловлю, на что. Вспомнил слово «проводка» и еще несколько других слов про нахлыстовую рыбалку из журнальных статей и разглагольствований продавца. Мушек у меня было не более десятка и все как одна – ред таги. На лидере, а про необходимость подлеска я не подозревал, было столько узлов, что он походил на гирлянду. Попытавшись развязать узлы понял, что правая рука слушается плохо. Но, немного отдохнув и перевязав мушку на точно такую же, поставил цель: поймать. И поймал. Это был один из самых больших голавлей, что я поймал на Угре. Такой блестящий, с крупной чешуей, алыми плавниками и глазами с темно-зелеными крапинками. Я его не отпустил, так как даже не предполагал, что есть такая штука – отпускать пойманную рыбу.

Я не знаю, как я поймал свою первую рыбу нахлыстом. Точнее, просто не заметил, что я делал для того, что бы ее поймать. Как стоял в воде помню, как делал забросы, помню, а потом - ощутил тяжесть.  И вот после этого я стал замечать, как это происходит. Началось это с того, что я просто увидел рыбу. Солнце было высоко и светило прямо в лицо. Я перешел перекат и встал ближе к другому берегу, что бы солнце не слепило глаза, но высвечивало то, что в воде.

Повествование о прогулках по воде стоит отдельного рассказа. Будучи спиннингистом, я мало заходил в воду, - чаще плавал на лодке, ходил по берегу. И такой контакт с природой прекрасен, но он не идет в сравнение с прогулкой по спокойной, равнинной реке.  И вот во время этого короткого перехода я понял то, что знает любой нахлыстовик, если он не озабочен исключительно ловлей. Я не увидел ничего особенного, с одной стороны, но испытал сильные чувства, с другой. Ведь когда ты идешь в воде, не просто видишь вальсирующую в потоке воды подводную растительность, как в аквариуме, не просто наблюдаешь разнообразную живность, ты сам целиком погружен в эту картину, чувствуя прикосновение травы, легкие толчки мелкой рыбешки, давление и завихрения воды. 

Я осмотрелся и увидел в нескольких метрах от себя, в довольно большом окне, окруженном ярко-зеленой растительностью и на  хорошем течении несколько голавлей одного размера, грамм по семьсот. Они стояли на небольшой глубине, около травы, то поднимаясь к поверхности, то снова опускаясь. Я был метрах в двенадцати, но все было прекрасно видно: дно – мелкая галька, колеблющаяся трава,  плывущие в толще воды личинки насекомых. Голавли явно интересовались пищей, активно собирая корм. Я согнулся в три погибели, подошел метра на четыре ближе, встал на колени, что еще больше сблизило мое состояние с влюбленным юношей, и замер. Да, мой предмет вожделения был ко мне благосклонен: я сделал заброс, мушка опустилась ниже стайки. Еще заброс, почти идеально,  сразу два голавля двинулись к ред тагу, но течение мгновенно надуло пузырь на шнуре и мушка стремительно и, не давая рыбе никакого шанса, унеслась прочь.  Третий заброс принес мне опыт мендинга, только я не знал, что  он так называется. И вот мои неуклюжие попытки задержать мушку на поверхности  принесли немедленный результат: один голавль рванулся к мушке и, не задумываясь, взял ее и засекся, но не с моей помощь, а с помощью шнура,  увлекаемого течением. Прыжок, свечка, плюх, запутался в траве. Второй голавль, и-ххх-аааа! И вот кульминация: я вынул рыбу из воды и… поцеловал ее, впрочем, весьма целомудренно, то есть в лобик. Да, с моей точки зрения, любовь была взаимной.  Не так ли и в жизни? После первого поцелуя мы часто, для очистки совести добавлю – не всегда, оказываемся в затхлом мешке семейной жизни, так и мой голавль оказался в неволе. Нет, я не исповедую свободную любовь, но теперь я предпочитаю оставлять рыбе свободу, ограничиваясь легким поцелуем и не претендуя на полное обладание. Возможно, дело в снижающемся уровне тестостерона, но, не буду углубляться в эту тему.

Моя возня распугала всю рыбу. Окно стояло пустое, только мальки шныряли вдоль травы. Я вышел на берег и сел. Вокруг стрекотали кузнечики, ветерок шевелил траву. Муравьиный лев, точнее его нимфа, постреливал песком по отсутствующим муравьям, на небольшой дюне у реки, а  муравьи ползали по львиному зеву, бережно ощупывая тлю, которая не менее вежливо делилась с ними нектаром.  Идиллия. Только сороки в кустах нарушали ее своим стрекотом. Я лег на траву и заснул.

Проснулся почти сразу, но видел много снов, и в том сне, что я запомнил, я был личинкой стрекозы, которая должна превратиться в кузнечика, что бы ускакать от голавлей по листьям кувшинок. При этом, будучи этакой амбициозной личинкой, я все время был в вейдерсах, но они очень мешали мне и я сбросил их вместо хитиновой шкурки. Разбудил меня сильный всплеск в воде, на противоположном берегу реки. Страсть проснулась, я рванулся в воду, перешел реку и встал. В кустах что-то ворочалось, но я не обратил на это внимание. Я продолжал забрасывать мушку во всех направлениях, рыба пропала из виду. Ветер совсем стих, только камыш шелестел на течении. Мошкара облаком клубилась над кустами, ярко зеленые и цвета индиго красавки порхали в огромной количестве. Вдруг, в полуметре, сзади от меня, окатывая меня с головой, вода взорвалась так, будто некрупный конь прыгнул в воду с берега! Я подпрыгнул, закричал от неожиданности и уронил удочку. Это не могла быть рыба! Если здесь водится такая рыба, то это опасно для жизни. Через минуту все стало ясно: ниже по течению появилась, как бы это прилично сказать, лохматая спина очень большой выдры. Она плыла от меня, но смотрела на меня своими круглыми глазами и трясла мордочкой, как бы издеваясь надо мной. Я сказал ей все, что о ней думаю, довольно резко и очень обиженно. Она развернулась, немного проплыла в мою сторону, но я, в сердцах, сорвал цветок кубышки и швырнул в нее. Возможно, она приняла цветок как подарок, тем более, что я быстро успокоился и сам уже расценивал ее поведение, как желание пообщаться. Надеюсь, что «ее», а не «его», так как эта выдра еще больше упрочила парадигму моего «первого свидания» с нахлыстом. Выдра заставила меня перейти на другое место, где я поймал несколько мелких голавликов и, вот оно, - выпустил их. Выдра охотилась в ста метрах от меня, то приближаясь, то удаляясь, но, совершенно не стесняясь меня и более того, часто смотрела на меня, так же быстро кивая головой, словно что-то предлагая мне.

Ближе к вечеру я вернулся к «моему» окну. Оно стало другим. Дно стало черным, трава окрасилась в желто-розовые цвета заката. Но тем интереснее было посылать мушку в это ночное окно, ведь там могли стоять невидимые мне огромные голавли. Я уже мог контролировать мушку гораздо лучше, что только доказывает идею обучения ловлей, а не практикой с пушистиком, и мушка проплывала пару метров, пока не появлялись первые «усы». И третий голавль, вероятно один из тех, что я видел днем в этом окне, покорно пошел ко мне.


Я был не просто счастлив, я упивался счастьем. Я не мог поймать спиннингом больше пары голавлей на этом месте  несколько лет. И вот первый день с нахлыстовой удочкой и «такой успех». И столько опыта, и столько впечатлений: сама природа, под видом выдры приветствовала меня и провожала меня. Я вышел из воды и сел на высоком берегу, скрытый от всех зарослями ежевики, увитой розовым вьюнком. Приятно пахло вечерней рекой, -  цветы мыльнянки и пустырник на берегу, запах мокрой гальки и тины, дополняли ощущения новыми оттенками. Я встретил свою прекрасную даму, она явилась мне в виде красоты окружающей природы: я стоял на коленях перед этой красотой, я целовал ее и разговаривал с ней, я дарил ей цветы и видел сны о ней. Разве это не любовь?