Глава 17. Мы посеем здесь разврат!

Дима  стоял в вестибюле родной общаги. Уроки предусмотрительно выучены  и тихий субботний вечер совершенно свободен. До дискотеки ещё часа два минимум. Заняться абсолютно нечем и Димка откровенно скучал. Тут он увидел Бродягу и Борща. Ребята вышли из лифта. Тщательно выбриты и празднично одеты. Наверно, идут к девчатам. У Валеры свёрток, похожий на бутылку, а у Борща – баян. Следовательно, они идут в Сотку, легендарную Сотку! (общежитие медсестёр – дом за номером 100) Эх, как бы он хотел пойти с ребятами. Но у Димки с ними разница в два курса. Они возможно даже толком и не знают кто такой первокурсник Дима Грибовский. Однако набравшись смелости, подскочил к и без предисловий выпалил:
-- Возьмите меня с собой!  Друзья переглянулись.
--Т-ты кто? -- спросил Борщ. И Дима волнуясь, что его не дослушают, затараторил:
-- Я тоже с сангига, живу вместе с вами в этой общаге. Вы в сотку идёте – правильно?… Поймав на себе удивлённые взгляды тут же объяснил – Да все знают куда вы с баяном ходите. Друзья засмеялись. Потом Валера серьёзно сказал:
--А вступительный взнос?-- и выразительно потряс рукой с цилиндрическим свёртком.
--У меня есть… обрадовано воскликнул Дима --Я сейчас… и не дожидаясь лифта, поскакал по лестнице.

Ребята шли в довольно приподнятом настроении, предвкушая приятное время провождение. Дима на седьмом небе от счастья почти бежал, и ему постоянно приходилось останавливаться, чтобы подождать ребята. А ещё Димка  с гордостью думал, какой он молодец, что не постеснялся и попросил взять с собой. Валера посмотрел на него и понимающе сказал:
--Hodie amet qui numquam amavit! (Сегодня познает любовь не любивший ни разу…)  Но когда подошли к Сотке заметил отрезвляющим голосом:
-- Рано радуешься. Надо ещё вахтёршу пройти. Если остановит-- то придётся оставить студенческий билет и тогда после одиннадцати тебя культурно попросят освободить территорию. Понял? И не дожидаясь ответа добавил-- Пойдём по одному – так проще.
-- А может я с вами? --растерянно спросил Дима.
-- Нельзя! Во-первых, троих -- вахтёрша обязательно остановит. А во-вторых, это экзамен. Пройдёшь – становишься членом клуба, не пройдёшь… Бродяга развёл руками – останешься в статусе любителя. Короче, встречаемся на четвёртом этаже. Возле лифта.

Первым пошёл Борщ показал красную книжечку внештатного сотрудника уголовного розыска и благополучно скрылся в лифте. Он её из комсомольского билета специально для таких случаев приготовил. Вахтёрша дружелюбно закивала как китайский болванчик и даже не взглянула на служебный пропуск. Дима догадался что Борщ здесь постоянный посетитель и показав документ просто соблюдает правила игры. 
--Есть ещё два способа пройти эту баррикаду— начал объяснять Валера.  Первый -- дождаться, когда зайдёт несколько человек и затереться между них. Но  учти --  медсёстры – это как правило женщины, медбратьев -- единицы. И вахтерши, как правило, знают парней в лицо. Так что это серьёзная проблема.
--  А второй?-- с надеждой спросил Дима.
-- Второй – ты уверенно идёшь прямо на вахтёршу, здороваешься, останавливаешься проверить почту, спрашиваешь как она себя чувствует и она либо теряет бдительность, либо видит что ты нормальный парень и ей не жалко что ты культурно отдохнёшь. Не знаю точно, какие химические реакции у них в мозгу происходит – сказал Валера. Короче -- смотри и учись. И продемонстрировал на практике теорию преодоления вахтёрской недоверчивости и подозрительности . Дима через стеклянную дверь наблюдал как Бродяга поулыбался вахтёрше, она ему. Что-то сказал, она заулыбалась ещё шире. Валера почти ушёл, однако вдруг вернулся и наклонившись стал что-то рассказывать ей на ухо. Через минуту он исчез окончательно. А вахтёрша осталась сидеть как загипнотизированная, задумчиво накручивая на палец телефонный провод,  и её сияющий взгляд красноречиво говорил о том, что была когда-то она молодою и есть ей, что вспомнить поздним осенним вечером. Не говоря уже о том, что любви все возрасты покорны. «Пора!» --подумал Дима и решительно открыл дверь. Тревожно забилось сердце, язык прилип к нёбу, а ноги вдруг стали ватные и непослушные. Неожиданно  Димка отчётливо понял, что никогда не сумеет повторить этот блестящий и элементарный на первый взгляд маневр. Он медленно вышел на улицу, даже не сделав пробной попытки. На душе скребли и мяукали противные облезлые кошки. Дима закурил, и погрузился в размышления  на тему– «Как жить дальше?» И тут дверь приоткрылась, и он увидел симпатичную девушку в домашнем халате.
--Ты с Бродягой? Дима радостно затряс головой.
—Пошли!—сказала она и без объяснений скрылась за дверью.
--А как же… Дима хотел спросить про вахтёршу, но не успел. Девушка быстро удалялась, стараясь не отстать, он поспешил за ней и краем уха услышал:
-- Тёть Зин, это ко мне брат из деревни приехал. Тётя Зина понимающе улыбнулась и благоволительно кивнула. Дорога к счастью была открыта. В ожидании лифта Дима окончательно пришёл в себя и вдруг озадаченно посмотрел на девушку.
--А почему «из деревни»? -- наконец спросил он. Он конечно не коренной столичный житель, но провинциалом себя не считает. Девушка посмотрела на него с усмешкой:
 – Потому что если ты минчанин – то зачем тебе оставаться на ночь? – резонно спросила она.
--Ну, может я приехал из далёкого города.
-- В Белоруссии кроме Минска городов нет – с лёгким пренебрежением сказала она. Потом заметив его недовольное лицо добавила --Да ладно не надувайся-- я сама из Жлобина. 
Лифт гостеприимно открыл свои побитые нетерпеливыми посетителями двери. Изнутри он был покрыт различными надписями в стиле вокзального общественного туалета. Правда, нецензурные слова были аккуратно закрашены чёрной краской. Внимание Серёжи привлекла крупная надпись: «Мы посеем здесь разврат!»  Она многое обещала, дразня воображение…

Дима вошёл в комнату, поздоровался  и огляделся. Кроме Валеры и Борща там было ещё несколько девчат. Два составленных вместе стола уставлены едой и выпивкой. Дима передал бутылку Валере и тот тут же поставил её на стол. Димон развёл руками желая объясниться и оправдаться за то, что не сумел пройти вахтёршу. «Отставить разбор полётов! – приказал Борщ и Дима с радостью подчинился. Пили и наливали довольно быстро. Но в какой-то момент перешли на спирт и Дима не имея опыта с этим коварным напитком быстро захмелел. Он вдруг почувствовал себя буревестником сексуальной революции и стал выкрикивать прогрессивные лозунги типа «Мы посеем здесь разврат!»  Надпись из лифта прочно засела в памяти, и он чувствовал непреодолимую потребность озвучить ее. В чём конкретно выразится разврат он и сам не знал. В восьмидесятых годах элементарная половая жизнь даже без намёка на фантазию считалась жутко развратной.
Вера, лет на семь старше Димки, по дружески похлопала его по плечу и спросила:
--Что ты имеешь в виду, Дима? -- чем поставила его в тупик. И хотя сексуальная революция была не за горами, пока это были разрозненные искры, из которых только впоследствии возгорится пламя. Он обвёл присутствующих растерянным взглядом и сказал:
--Ну… эта… счас разобьёмся по парам, и эта…  Даже пьяный он постеснялся сказать открытым текстом то что имел в виду.
--С тобой всё ясно…—сказала Вера усталым слегка разочарованным голосом, встала и направилась к выходу. Дима безотрывно смотрел ей вслед долгим немигающим взглядом. Примерно так смотрит кобра за индийским факиром, когда тот играет на своей дудке. Честно говоря, там было на что посмотреть. Юбка обтягивала крепкие бёдра, длинна которой не позволяла определить цвет нижнего белья, но… но не более того. Вера обернулась и сказала: «Ну что ты там корни пустил, что ли? Пошли уже, развратник». Дима очнулся, засуетился, и цепляясь за стулья стал пробираться к выходу. Сбывались самые смелые мечты. Он маленько робел. Хотя никому бы не признался – это был первый сексуальный опыт. Вера напротив, работала поликлинике кож-вен. диспансера и была опытной во всех отношениях медсестрой. 
Пришли в блок, где жила Вера. Она замкнула дверь на ключ.
--Раздевайся! – голосом прапорщика сверхсрочника сказала девушка. Дима, туго соображая, довольно быстро разделся. На секунду задумался, снимать трусы или нет. Пока он принимал судьбоносное решение, Веркины цепкие руки схватили его и прежде, чем успел опомниться затолкали в душ. Через мгновение ледяной поток обрушился Серёгу, заставив  задохнуться от неожиданности.  Он попытался выскочить, но Верка прикрикнула: «Охладись, маленько. Для твоей же пользы…»
Из душа Дима вышел практически трезвый. Чувствовал он себя довольно неловко. От его гусарского удальства не осталось и следа.  Если бы одежда не осталась в комнате, он бы испарился прямо из душевой. Превозмогая стеснение, Дима тихо постучал и как-то боком неуклюже зашёл в комнату. Одевался он молча, сильно сутулясь, не подымая глаз, и старался не смотреть на Веру. 
--Иди, чаю попей – по-матерински заботливо сказала девушка. --Хоть согреешься... Дима колебался. Он уже давно ни на что не рассчитывал. А с другой стороны – куда спешить. Возвращаться выпивать не хотелось и в общагу -- тем более. Он сел за низкий столик, взял конфету и обжигаясь горячим чаем проглотил её. 
--Расскажи про себя –добрым мягким голосом попросила Вера. И села рядом. Честно говоря, рассказывать было нечего. Школа, первый  курс института. Обычно он рассказывал всякие истории, которые слышал от старших друзей. Но сегодня что-то мешало ему сыграть привычную роль Хлестакова. У Димки создалось странное довольно гнетущее чувство, что Вера видит его насквозь и сразу догадается, что он врёт. Дима спросил:
– А зачем ты меня под душ поставила?
--Как зачем? – чтоб протрезвел. И вообще –ненавижу алкашей – объяснила Вера.
--А ты же пила сегодня, я видел… – удивился Дима.
--Мне напиться —тебе хватит помыться… ответила Верка и потрепала Димку по шее. Потом легко притянула к себе. Он удивлённо посмотрел на неё. Но Вера замолчала, закрыла глаза и откинула голову назад, открыв белую нежную шею. Резкий запах духов местного разлива мог отбить желание даже у сексуального маньяка. Но на  Диму он подействовал как настоящий афрозодиак. Ему хватило секунды, чтобы оценить ситуацию. Дима парень неопытный, но не дурной. Негнущимися холодными пальцами он судорожно принялся расстегивать пуговички на блузке. Дело продвигалось, однако довольно медленно. В конце концов, Верке наскучили  затянувшиеся игры в раздевание, она решила ускорить процесс и с лёгким вздохом перешла на самообслуживание. Одним движением сняла блузу, а заодно и всю остальную одежду. От чудесного вида, который открылся юному искателю любовных приключений, а главное от доступности у Димки голова пошла кругом. Дальше всё было как в волшебном сне…

Проснулся он утром от бесцеремонного  стука в дверь. «Димон! Мы уходим -- крикнул Борщ– На работу скоро. Так что не ищи нас… Но Вера вдруг закричала «Стойте! Мне тоже на смену. Подождите его…»  Через минут пять Дима шагал с новыми друзьями счастливый как ребенок, которого первый раз в жизни взяли в цирк да ещё купили мороженое. Благодарности его не было конца.
-- Чего там… на здоровье…– сказал Валера.  Ты только в голову не бери… в твоём возрасте нашего брата можно брать голыми руками. Любая может на себе женить…» Дима озадаченно посмотрел на Валеру.
-- Т-точно, т-точно! – подтвердил Борщ. Я-а-а сам чуть два р-раза не женился… п-просто в порыве чувств… Так что к Верке больше не ходи. Она т-тебя окольцует на раз.
-- Как не ходи? – изумился Дима. Мы уже с ней договорились. Друзья переглянулись и вдруг расхохотались.
-- Да ладно – не переживай! Шутка! Но предупредить мы тебя должны… Потому что для кого-то вчерашняя ночь – приятное время провождение. А для кого-то – может статься любовь с первого взгляда-- и он выразительно посмотрел на Димку. И тот понял, что действительно испытывает к Вере нечто… ему было трудно выразить это словами – радость, благодарность, восхищение… а может это любовь?
-- Собери мозги в кучку и слушай, что тебе старшие говорят— сказал Бродяга. Сейчас я открою тебе страшную тайну – мужчина думает, что использует женщину. А на самом деле всё наоборот. Ну, посуди сам. Кто вчера кого выбрал? Ты?  Не смеши меня! Больше того, сегодня у Верки смены нет. Кож-вен диспансер по воскресеньям не работает. Просто у неё видно другие параллельные планы.
-- Вот сука! – воскликнул поражённый до глубины души женским коварством Дима. Друзья дружно засмеялись.
--О-он х-хочет чтоб она была ему верна до гроба! – Борщ сделал вид, что объясняет Валерке. А после его смерти сожгла себя на костре—добавил тот, поддержав шутку.  И они снова засмеялись. Но Дима был хмур и даже не улыбнулся.
-- Да чего ты расстроился? Тебе кстати, когда в сотку шёл вообще всё равно с кем спать было. А? Или я не прав? А тут обидели—имели всех-- его не видели!  Хотел секса без обязательств и получил! Верка имеет такое же право «налево» как и ты!
Не которое время шли молча. Потом Дима вдруг встал как вкопанный.
--Ребята, а если я и в правду влюбился?
-- П-пошли, не люби мозги! – сурово сказал Борщ.
-- Погоди Шура, погоди--вмешался Валера-- нет проблем, Димочка –женись! Во-первых, мамка твоя страсть как обрадуется. Любимый сынок в семнадцать лет женится на первом курсе. А во-вторых, подумай о будущем. У тебя с ней разница семь лет. Это сейчас – Верка секс-бомба. А лет через десять-пятнадцать? Уютное секс-убежище. Женщина старится быстрее мужчины—понял?
Дима был, как сказано выше, парень неопытный, но не дурной. И моментально осознал, насколько наивен в своих нестройных логических построениях. Видно было невооружённым взглядом, что полностью признаёт свою ошибку и готов упорно над ней работать.
-- Ну что товарищ Борщёв -- нашу гвардейскую?
--Б-без проблем! – сказал друг и растянул баян. Когда Борщёв пел, он совершенно не заикался. В два хорошо спетых голоса в замечательном музыкальном сопровождении затянули песню ваганта:


Я лирик и философ, рассказчик-чародей
Порою я теософ—вина пока налей
Я пропою балладу--о людях и любви
Об их судьбе не складной, ты лишь меня пои

Пои вином и телом, и глазом поведи
Между рассказа делом, любовью награди
Поэт бродяга вечный, раб музы на года
Одев мешок заплечный, уйду я навсегда

Но ты порою вспомнишь, и песни и меня
И может не забудешь, любви моей огня
Быть может пожалеешь, что не остался друг
Но что же ты подеешь, мне тесен быта круг

Удел—мои скитанья, без лиры я ничто
Не променять страданья поэта ни на что
И хоть люблю и больно--я снова ухожу
Хоть сердце не покойно, хоть в ад я угожу

Но всё ж не позабуду, я глаз и рук тепло
И в сердце хранить буду хоть время утекло
Не плачь , не плачь родная, скитанья мой удел
Как ты не понимаешь, я в жизни не удел

И не терплю работу, свобода моя мать
Поэт не знает поту, он может лишь мечтать
Со мной не будет счастья, не плачь и не горюй
И на твоё несчастье нашёл я поцелуй

Любовь всегда не вечна, она всегда на миг
Мгновенье скоротечно, как в ночи птицы крик
И ты его услышав – запомни и храни
В души глубокой нише таи его огни

Я ухожу ,родная, далёкий жизни путь
Ты была в дверях рая, об этом не забудь...
Я ухожу ,родная, далёкий жизни путь
Ты была в дверях рая, об этом не забудь...
(стихи автора)


Дима шёл сзади и поражался сюрреалистичности картины, которую он наблюдал. В конце двадцатого века два молодых парня и идут по столице как по деревне и поют под гармошку песни вагантов.
Курасы (Курасы --Курасовщина--жилой район в Минске) нехотя просыпались, лениво потягиваясь в постелях. Ведь впереди чудесный воскресный день… Жизнь тогда была проста и беззаботна. Понятие о счастье было примитивно и именно поэтому основная масса народа была ну если не счастлива то по крайней мере довольна. Люди жили не задумываясь – а ведь это пожалуй, это первое условие счастья…