2-xxii мур и задыхаясь от нежности

                XXII

  – Стоп. Красоту не спрячешь, не спрячешь... Придумала! Идём, Муция! – она решительно шагнула к портьере. – Победа снова будет наша!

  – Сестрёнка, – пытается образумить её Присцилла, всё же поднимаясь, – одну нашу победу я недавно видела. И даже сравнила её с пирровой. А что с ним стало в следующей битве, при Малевенте?

  – Вперёд! Положись на Шрамика, моя Пирр! Клянусь Кифереей и Гебой! Ни Сиг, ни  Гопломах и близко не стоят с Манием Дентатом и Гаем Лусцином! – она хватает подругу за талию. – К тому же столь ароматный воздух у тебя дома никак нельзя назвать дурным! – и девушки идут в атриум.

  – Что это?! Вы почему так укутаны?!

  – Тихо, молодые люди, – отвечает им Вера. – Мы тоже настроены решительно, но.

  – Это «но» мне совсем не нравится. Прелестная Секстия, что вы задумали? И где Ребилия? Зачем столько одежды?

  – Сколько вопросов! Вот неугомонный мальчишка! Вижу, вам не терпится, чтобы мы разделись. Но я предлагаю сыграть в кости.

  Вера очень азартна и часто играет в подобные игры. Но везёт ей больше в любви, а в игре удача почти всегда отворачивается. Некоторые её поклонники, узнавая  об этом, беззастенчиво пользуются азартом вкупе с невысоким игровым мастерством девушки, обыгрывают на приличные суммы, но принимают расчёт неприличным путём, чего им и нужно было от очаровательной скромницы. И что ей тоже не столь уж неприятно, или чего, может быть, страстная молодая женщина сама хочет не меньше денег.

  – Проигравшие завтра днём прогуляются по Портику Помпея – он же здесь, в двух шагах – в сирийских туниках. Вы же хотели обнажения? Прогуляются – это значит обойдут портик кругом, туда-сюда-обратно.

  – И победителям смотреть приятно, – это вошла Парис. – Во что играем?

  – В кости, сестрёнка, они уже у меня! – откуда-то из складок паллы достаёт кубики Шрамик. – Вы согласны, Сиг, Гопломах?

  – Да, со всеми условиями, – говорит увлекшийся Муцией юноша. – Кроме одного. Что-то я не доверяю – извиняюсь, конечно – вашей паре костей. А поэтому сыграем в мур. Идёт?

  Вера сразу «вспоминает»:

  – О Талия! Мне же надо срочно идти! – она зовёт своего слугу, доложившего, что носилки уже готовы; уже на бегу кричит. – Пока, подруги! Всё, ухожу, мне некогда! Пока, мальчишки! Удачи вам! – последние слова слышны уже из паланкина.

  – Фабия, Ребилия, вы что, тоже сбежите?

  – Ещё чего! Подходи. Кто у вас будет угадывать?

  Вызывается Гопломах. Присцилла предоставляет Парис право попробовать.

  – Итак, у нас всего одна попытка. На счёт «три», - они вчетвером трясут под счёт Фелиции сжатыми кулаками. – Раз, два, три, семь!

  – Пятнадцать! – кричит молодой человек.

  Фабия разогнула три пальца, её подруга четыре, юноши тоже по четыре каждый.

  – Мы вчистую выиграли! Вот это да! – ликуют соперники девушек. – Ну, завтра посмотрим вашу прогулочку!

  – Ах так! – возмущается Муция. – Хорошо, завтра в полдень. Но с вас тогда пятьдесят тысяч за обед после этой прогулки.

  – Какие ещё?..

  – Конечно, – перебивает Гопломах своего друга. – Завтра обедаем здесь же. Согласны!

  – И ещё, – добавляет хозяйка, – чтобы никого не звали в портик. А не то, клянусь Венерой, мы вас не захотим больше знать.

  – Договорились! По рукам?

  – По рукам! – женщины обмениваются рукопожатиями с эфебами.

  Время почти полночь. К Присцилле в атриум заходит её младшая сестра.

  – Привет!

  – Привет, Марция! Ты в порядке?

  – Да.

  – Точно?

  – Точно. Вино далеко?

  – Вижу, что в норме. Поедешь с нами прогуляться?

  – Конечно, сестра!

  – Молодые люди! Нам нужно в храм по делам коллегии. Скорее всего, до утра. Вы можете остаться, пить вино, кушать...

  – Нет-нет, спасибо. Вас проводить?

  – Если это не составит вам труда – прошу.

  Они идут на улицу. Фабия садится в носилки к Ребилии, приказав свои нести пустыми. Одновременно или даже чуть раньше Марциана, взяв за руку Гопломаха,  увлекает юношу в его паланкин, тоже оставив свой лёгкой ношей носильщикам. Сигу пришлось ехать в одиночестве. А ведь парни явно рассчитывали на гестатио в парах с Присциллой и Терцией. В носилках молодые аристократки тихонько шепчутся.

  – Парис! Какие «семь»?! Ты что? Мы же пара на пару играли!

  – Прости, Муция. Я,  видно, плохо соображаю. Твоя Ана быстро вымотала меня: огонь- девка!.. А сама ты что за обед ещё выдумала? Полагаешь, мне нравится этот рыжий юнец? О Марс и Венера! И вообще любой юнец!

  – Тише, тише. Я думала, что, услышав такую сумму, они сразу от всего откажутся.

  – И что теперь?

  – Завтра видно будет. Да просто скромно пообедаем, пить сами не будем – и всё.

  – Ладно, пожалуй. А что сейчас? Сестрёнка, можно я у Богини ночь проведу?

  – Естественно. Понтифика не должно быть. Я сама легко устрою тебе инкубацию.

  – Благодарю. Я как-нибудь потом, да прямо завтра, распоряжусь насчёт жертв, и пообильнее.

  – О чём разговор! Завтра – так завтра. Ты вообще в этом вопросе молодец!

  Муция целует в щёчку подругу, которая отвечает тем же и крепко обнимает, даже затрудняя Присцилле дыхание.

  – Парис! – еле шепчет та. – Парис! – а амазонка ещё сильнее её сжимает. – Потише!.. Прошу, отпусти!!

  Ребилия отстраняется:

  – Извини!

  – Ничего. Я хочу сказать, ты хорошо делаешь, что никогда – ни даже в будние дни, ни тем более в праздники – не забываешь алтари Бессмертных. Я тебя за это люблю! – Фабия снова приобнимает подругу, которая теперь осторожно, нежно соединяет объятие. – Тебя и таких благочестивых Шрамика и Елену, люблю, дорогая моя! – в порыве умиления и нежности Муция целует и гладит жестковатые волосы амазонки. – Люблю, Парис! Милая моя, душечка, красавица...

  – Фабия! Погоди, стой. Извини, – она часто и громко дышит, – прости-и... что-то воздуха не хватает.

  Присцилла открывает одну занавеску.

  – Что, сестрёнка? – волнуется она. – Теперь я тебя сдавила? Прости, я не хотела, не заметила...

  – Нет-нет, что-то нехорошо стало. Выйду подышу – Каниния выбирается из носилок. – О! Уже совсем рядом. Прогуляюсь пешком. А ты сиди, прошу, не беспокойся. Сейчас пройдёт.

  – Вот приедем, я помолюсь, чтобы тебе стало легче...

  Пять носилок прибыло к храму Кибелы. Марциана, успевшая немного выпить по дороге, подошла к сестре и предупредила, что поедет домой к «рыжему». Присцилла поблагодарила молодых всадников за «эскорт» и сказала Гопломаху, чтобы был аккуратнее с девочкой, не трогал влЦще, а утром отправил её домой. Заодно напомнила младшей, что ей завтра после полудня в святилище на малую инициацию. Эфебы и Марциана попрощались с Муцией и Парис.

  Патрицианки прошли в пронаос, где был лишь ночной сторож. В целле в одиночестве молился Медуций, младший жрец. Он скоро закончил, поведал, что умащения не доставили и собравшиеся разошлись, отдал Старшей сестре ключи и, получив её благословение, распрощался и покинул наос. Коротко помолившись, Фабия благословила и подругу, постелила ей удобную постель. Предупредила сторожа-раба. Как и слуг Ребилии – сама их домина позабыла это сделать – которым велела сопроводить себя  ночевать в своём доме, а пораньше утром явиться к храму за госпожой. Сама Присцилла без приключений вернулась домой и сразу, как только легла, уснула.

  Марциана же в гостях у Гопломаха неплохо провела время в его постели, понравилось и юному всаднику. О чём свидетельствовали хотя бы пара тысяч сестерциев в её паланкине, которые девочка обнаружила в нём под подушками утром, отправляясь домой досыпать.


Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2011/12/01/218


----------------
1) сирийские одежды – из дорогих и тонких, порою полупрозрачных, тканей.
2) мур или мора – древняя игра, состоящая в отгадывании числа пальцев, показываемых игроками.
3) гестатио – прогулка в носилках.
        гестатион – место или дорожка для таких прогулок.
4) Малевент, Маний Дентат и Гай Лусцин – см. примечание в XIX-й главе (http://www.proza.ru/2011/11/29/1177 ).