Смертельная опасность

(Глава из фантастического романа «Тайна горного озера»)

...Тяжелый груз одних и неопытность других уравняли шансы на восхождении к седловине Абыл-Оюка.
И как бы там ни было, перевал, достаточно сложной — Первой «Б» категории благополучно остался позади.
— Ну что там по карте, далеко до озера? — спускаясь на обратной уже стороне с последнего ледникового языка спросил у Мишки Мэм, тяжело идущий «след-в-след» позади туристов.
— Что, выслужиться хочешь. Первым пахану своему доложить?
Костромин не скрывал брезгливости и к этому, и ко второму из своих сверстников, ставшим настоящими марадерами на таежном пути для любителей природы.
И не за то, что когда-то оступились в жизни, пошли по скользской дорожке. Главным образом за то, что оказались “в шестерках» при таких подлецах, как жестокий Сантей и коварный Седыш.
— Да нет, просто надоело мерзнуть, охота у костра погреться,— обиделся Мэм.
Слышно было по его неуверенному тону, что он явно тяготится своим таким положением при пахане и его ближайшем подручном.
— Потому с этим парнем, — понял Михаил. — Можно было разговаривать куда откровеннее, чем с другими.
— Так внизу, у костра Сантей тебя точно отогреет — горелой головней по морде, — не без основания нарисовал Костромин совершенно безрадостную ближайшую перспективу, угатованную своего собеседника. — Позабавится, да в озеро столкнет.
Тогда как самому долговязому Мэму нечем было крыть и этот пассаж сверстника и следующий, не менее саркастический:
— Как попу гармонь, нужен будешь ты ему при дележке добычи, — не скрывая Мишка свою неприязнь.
Однако и у него нашлось немного жалости. Все же посочувствовал, как мог, забитому парню.
Они, к тому времени, здорово отстали от остальных.
Потому, идя рядом с Мэмом, Костромин мог не бояться, что его услышат другие. Особенно же — Иван Ковалев.
Ведь, волей-неволей он выдавал чужаку опасения, волновавшие туристов, о коварстве уголовников.
— Да ну ты брось, — неуверенно прикинул. Мэм. — У нас воровской закон знаешь какой строгий.
И с некой горделивостью еще и добавил:
— Свой у своего копейки не возьмет. Не то поступят с ним как с крысой. И не пожалеют.
Третий день они идут рядом.
Иногда еще Гыгыля к ним прибивается. И все время Мишка не упускает случая поддеть приятелей за живое.
Чувствует:
— Не по душе им самим та роль, что отведена при Сантея. А ничего поделать не могут — крепко боятся, что уголовник обязательно и страшно отомстит за их возможное отступничество.
Сами парни тоже были не прочь излить душу.
Занимали Костромина разговорами по долгой, не сулившей близкого окончания, тропе.
...Их история была проста как мир.
Сели в разное время за хулиганство. В лагере на обоих «положили глаз» рецидивисты Сантей с Седышом. А тут, кому на радость, а кому и как на грех, выдалась большая  - амнистия. Условно-досрочно освободились вместе.
— Им бы, парням, домой, — понимали теперь оба. — Да где там.
Когда пахан начал исподволь, еще в лагере, таежную артель сколачивать, то — где уговорами, где — посулами райской жизни, приключениями, где — угрозами заставил их лететь с собой в тайгу.
С одной — единственной целью:
 — В качестве главных замлекопов-корьевщиков.
Кстати, как стало известно им позже, и кооператор тот самый, что работу в тайге предложил, был давний приятель сантеевский.
— И барыш они, разумеется, хотели поделить между собой, — тогда же с издевкой прервал Мишка рассказ Мэма.
Причем сам того не ведая, попал, в точку:
— Судя по тому, как внезапно насупился собеседник.
И вот опять тот же разговор.
...Сразу за ледником начались пологие маренные поля — россыпи валунов, след отступившего некогда ледника.
— Дорога с небес на грешную землю, — заметил Беляев, когда внизу показались зеленые купы кедрачей.
И совсем скоро перед ними, по каменистому, обглоданному ветрами, грунту действительно гостепреимно зазеленел кудрявый ковер стелющейся карликовой березки, предвосхищавшей появление настоящих деревьев, вроде лохматых кедров, сумевших выстоять в столь суровых условиях..
Стоянку решили сделать у первого же, увиденного на границе лесной зоны, костровища.
Но, как ни торопились, усталость взяла свое.
Сбросили на землю поклажу. Начали задумываться о предстоящем ночлеге.
Заодно пришла пора и расчитаться за труды с проводниками-туристами, которые особо ждали этой остановки.
Не особо, однако, надеясь, что все будет именно так, как ранее договорились с паханом.
Уже между собой решили:
— Здесь дать бой бандитам.
Ковалев, присмотревшись к тем, уже не сомневался:
— Как ни хорохорится Сантей, а не устоять им со своими ножиками перед топором и ледорубами туристов.
Настала пора развязки.
— Ну я сейчас дровишек наколю, — потянулся Ковалев отвязывать от своего рюкзака топор. — Костер большой нужен, коли  здесь и остановимся на ночлег.
— Ни с места! — оборвал его истошный крик. — Пристрелю как падаль!
Сантей, внезапно отпрыгнув в сторону от кострища, наставил на всю компанию вороненый ствол пистолета:
— Кто хоть шелохнется, тому — пулю в лоб. Вы меня знаете — рука не дрогнет!
Такая защита возымела свое серьезное воздействие на обстановку.
— Вот-вот! — огрел Ковалева по спине кулаком Седыш. — Оставьте свои штучки, пахан шутить не любит!
Только услужливость гнилозубого была воспринята вооруженным уголовником совсем не так, как на это надеялся его ближайший приближенный.
— И ты стой на месте, вонючка, а то вперед других уйдешь на небеса, — ощерился в злой улыбке его бывший сотоварищ.
— Слушайте сюда, — повел он пистолетом.
— Вы, братва, крепко-накрепко повяжите этих туристов недоношенных, как прежде, до перевала, — распорядился Сантей.— Да поскорее, особо ждать не намерен.
Гыгыля с Мэмом вновь взялись за репшнур, обматывая им руки и ноги пленников. Оба при этом старались, как могли.
Наверное, надеясь, что следом их вожак популярно скажет:
— Как быть дальше.
Настоящее оружие в руках потенциального убийцы, в корне изменило ситуацию. Пришлось туристам вновь подчиниться силе:
— Надеясь, что время все расставит на свои места.
И оно наступило — время прозрения остальных членов шайки диких «корьевщиков».
Когда туристы оказались в надежных путах, последовала новая, не менее неожиданная команда:
— Теперь, Седыш, вяжи Мэма с Гыгылей.
Видя, что подручный растерялся от непонятного повеления, пахан его убедительно вразумил, наставив ствол пистолета прямо в лицо:
— И не ерепенься, не пожалею, если что.
Успокоился и немного ослабил внимание Сантей, лишь увидев, что его распоряжения Седышом исполнены в точности:
— Не только туристы связаны репшнурами, но и пара бывших подельщиков теперь не сможет оказать неповиновения.
Чем и воспользовался его последний — «самый надежный» подручный.
Когда был затянут последний узел, Седыш, будто невзначай, сунул руку в карман Мэма.
После чего, пользуясь, этим — ничком лежащим на земле парнем, как укрытием, вынул из куртки долговязого финку и быстро спрятал ее в свой рукав.
— Сантей, а меня-то возьмешь с собой? — униженно, снизу в верх, сидя на корточках, попросил он бывшего вожака!
— Сейчас, только шнурки поглажу, — рявкнул тот.
— Давай веревку, тебя я сам свяжу, — проявил всю свою сущность Сантей.— Теперь и далее у нас с тобой дорожки разные.
И было отчего прийти к столь простому решению:
— С такой золотой блямбой бывший кореш и один не пропадет! — отчетливо понял Седыш.
Он поднялся на ноги, чтобы выполнить последнюю волю Сантея:
— На вот, —одной рукой Седыш протянул ему кусок репшнура, другой, при этом,  готовясь пустить в ход нож.
Но еще до того, как последовал бросок, грохнул выстрел.
Пуля ударила Седыша в грудь, снопом откинув его на связанных людей.
— Этот теперь и так не убежит, — хмыкнул Сантей. — Всех бы вас перестрелять, да патронов жалко.
Он попытался отыскать и поднять из-под ног, оброненную Седышом финку, но сделать это ему не удалось.
Во многом из-за наступивших вечерних сумерек.
Чему, впрочем, не очень подосадовал:
— Жаль, что резать глотки недосуг. Но ничего, день-другой поваляетесь на солнышке, да под дождем, сами передохнете.
Он подошел к рюкзаку Ковалева, достал из бокового клапана полиэтиленовый пакет с картой и компасом.
После чего, вскинув на спину свой вещмешок с консервами и золотым шаром, не оглядываясь ушел по тропе вниз к озеру.
...Вечер в горах всегда наступает неожиданно.
Вот, кажется, только еще было совсем ясно, а уже звезды зажглись на небе, длинные тени вытягивают кедры, попавшие в объятия лунного света.
Мишка Костромин еще и потому не заметил наступления темноты, что занят был до предела.
Вначале освобождался от тела упавшего на него Седыша. Потом, избавлялся от веревок, крепко стягивающих руки и ноги.
Для этого начал клубком кататься, по земле.
Только не подыскивая надежный камень с острыми гранями, — как могли подумать остальные связанные.
Всем им, как ни странно, помог покойник.
— Видать, первое доброе дело в своей жизни сделал, — уже в темноте распутывая товарищей, благодарно ворчал Мишка.
Нож Седыша, упавший в траву рядом с ним, зря, выходит, так и не розыскал тогда Сантей — перед своим уходом.
Уж больно торопился убраться от них подальше.
Зато у Мишки глаз наметанный.
После того, как скинул с себя холодеющее тело рецидивиста и неудачных поисков острого края для избавления от пут, вдруг увидел лежащий рядом нож.
И понял, что делать дальше.
Держась зубами за рукоятку финки, еще пахнущей прокуренной пятерней погибшего уголовника, он подкатился сначала к Ивану Ковалеву. Ипервому перерезал путы на его руках.
После чего уже тот помог освободиться ему.
Обретя полную подвижность, следом оба закончили освобождение всей компании от узлов и веревок.
— Ну уж этих.то можно было оставить как есть, — прикрикнул Вадим Беляев на Мэма и Гыгылю. — Собственный дружок им лютую смерть уготовил.
Однако другие его не поддержали, в столь законном негодовании.
— Ладно тебе! С кем не бывает оступиться. Зато теперь-то уж точно знают, «друганы» в какой компании пребывали, —примиряющи заметил Костромин.
Не упустил он при этом и доли назидательности:
— Как никак — зря что ли столько лет учится в Педагогическом университете.
Нельзя было упускать столь наглядный повод разуверить парней в их заблуждении насчет того, кто, на словах воюя с крысятничеством, сам не против позариться на все, что есть у ближнего.
Включая самое дорогое что есь у самого неприкаянного — жизнь.
— Да и на счет воровской чести пусть просветятся, — припомнил давние мэмовские откровения Михаил. — Сантей-то у нас всех не копейку упер, а кое- что побольше.
К тому же, еще и обрек на такую долгую и мучинеческую смерть, что страшно и подумать.
После чего, широко размахнувшись, Мишка зашвырнул в сторону финку:
— Бандитская. Мало ли кого ею уже порезали.
Догонять вооруженного убийцу по ночной тайге они не решились:
— Кто-его знает, за каким поворотом пулей встретит.
В том же, что это может быть именно так, после смерти Седыша уже никто не сомневался.
— Если кореша верного не пожалел из-за добычи, то через других и подавно перешагнет, не задумается!.
Утром нашлось и еще неприятное занятие — перед уходом с трагического бивака, зарыть получше труп Седыша:
— Чтобы зверье до него не добралось, — по словам Ковалева. — Раньше, чем пожалуют сотрудники правоохранительных органов.
Обращение к которым должно быть первым постуаком, что сделают путники, по возвращению в цивилизацию из тайги.
Так что когда пошли к озеру, вряд ли надеялись догнать даже не очень и быстроногого беглеца.
...Если бы не стрельба.
Она донеслась совсем рядом, когда, уже вышли на озерный берег и огибали водоем по крутым каменным осыпям.
— Видно, этот гад на кого-то напоролся.
Пришла тревожная догадка и обеспокоила всех еще больше.
— Теперь сколько еще людей из-за нашей трусости уркаган порешит, — заскрипел зубами от собственного бессилия Иван Ковалев. — Сразу нужно было вязать его, еще до перевала.
Вадим Беляков был того же мнения:
— Тогда бы справились, когда он не ожидал нападения.
И напрасно.
Обоих разуверил недавний конвоир, ставший теперь просто пай-мальчиком. Про каких говорят, дескать:
 — Ниже травы, тише воды:
— Так бы он вам и дался, — скривился в улыбке Мэм. — Мы и то не знали, что у него всегда под рукой был пистолет припасен.
И обиженно шмыгнул носом:
— Нас, видно, тоже боялся.
Прибавив шагу, они поспешили туда, где после яростной стрельбы наступила самая обычная тишина, какая только бывает на природе.
Лишь кедры шумели на полуденном ветерке, да струилась Шавла, порогами вытекая из озера.
На стоянке плановых туристов с души отлегло у всех кроме Мэма с Гыгылей.
Они тоже заметили мелькание среди деревьев красных околышей милицейских фуражек.
— А вот и вся банда в сборе, — вышел навстречу сержант с перевязанной рукой.
В другой он сжимал пистолет, черный зрачок ствола которого уперся во вновь прибывших.
— Да свои мы, не за тех приняли, — облегченно улыбаясь шагнул было навстречу Иван Ковалев, но вынужден остановиться.
Столь недружелюбно выглядели и ствол «Макарова», и зрачки самого слуги закона, сузившиеся от ненависти к возможным сообщникам того, кто совсем недавно палил в него из такого же пистолета..
— Не бойся, разберемся, где свой, где чужие, — распорядился он. — Пока сам руки-то подними.
Ковалев, а следом за ним и другие путники повиновались строгому приказу.
— Вот так-то лучше будет. Не рыпайтесь от греха подальше, — был непреклонен сержант, хотя свое оружие уже спрятал в кобуру.
Обернувшись к людям, столпившимся на поляне, он крикнул:
— Из этих еще кого-нибудь опознаете?