2-XxIII Инкубация

                XXIII

  Муция пробудилась ранее обычного. Только потянулась и открыла глаза, заглядывает Ана.

  – Войди, милочка. Что ты делала у портьер?

  Служанка падает на колени.

  – Доброе утро, госпожа! Да хранят вас добрые Всевышние! Я ждала, когда вы проснётесь. Я вам так … благодарна! – она целует патрицианке стопу. – Вы так милостивы ко мне!.. Я не знаю, ума не приложу… Как вас благодарить?!

  – Ты хочешь выражать мне свою признательность?! – молодая хозяйка протягивает другую ножку.

  – О да… да… да… – тут же целует её фаворитка. – Я хочу вас… благодарить!

  Не отнимая стопы, Фабия говорит:

  – Тогда ты больше не занимаешься моей одеждой, разве что изредка. А всё время, что у тебя на это уходило, работаешь с моими записями. Посматривай, чтобы Кробил ничего лишнего нигде не болтал. А больше я никому не могу доверить писать эти книги. Перестань лобызать. Недавно ты просила за эту фракиянку, Меланто. Она будет вместо тебя заниматься моим гардеробом. Иди к Кробилу. И позови эту девчонку.

  – Конечно, моя мудрейшая, моя прекраснейшая домина! – поцеловав каждый пальчик своей хозяйки, Ана убегает.

  Меланто, красивая фракиянка, уже была вестипликой. Но за один призывный взгляд и два слова шёпотом «я ваша!», адресованные Квинту Торквату – рабыня думала, что госпожа уснула пьяная – была наказана: высечена и переведена на тяжёлую работу при кухне. Теперь она прибежала.

  – Домина, вы звали? Вы будете одеваться? – спросила и простёрлась ниц.

  Присцилла встаёт, подставляет ей левую ногу. Пока служанка выражает свою радость по поводу возвращения господской милости, барышня напоминает.

  – Ты правильно сделала, что столь быстро явилась на мой зов. Но впредь не забывай, что нельзя появляться с подобным запахом! Ты что, прямо с кухни или из-под какого-нибудь потного слуги?! С таким запахом нельзя ни ко мне, ни к моим гостям. Ты должна быть чистой. Ясно?!

  – Да, госпожа.

  – Пойди скажи, что я иду мыться. И ещё, – останавливая рабыню, уже наполовину вышедшую, патрицианка улыбается. – Меланто, благодари Богов, молись им усердно и каждый день. Беги.

  Искупавшись, Присцилла лежит в унктории. Эпилятора сменил вызванный туда Кробил. Его руки успокаивают, расслабляют… Атриенсис доложил, что просит принять Габерий, домина велит звать.

  – Привет, Флор! Пусть Боги даруют тебе радость и здоровье! – у Муции отличное настроение. – Не скучаешь совсем, пожалуй?

  – Здравствуй, Фабия! Я так счастлив! Счастлив видеть тебя такой…

  – А такой? – она переворачивается на спину.

  – О!.. Ты божественна!.. Я очень скучал! Я не мог не увидеть тебя сегодня! Клянусь Меркурием, не мог! Извини, вчера я обманул тебя. Тогда я не решался заговорить с отцом. Но вечером он сам позвал, похвалил за деловитость и расторопность в поездке, я намекнул насчёт виллы и – слава Юпитеру Величайшему! – он передал имение в моё распоряжение! А сейчас я как раз иду к юристу, узнать, как оформить на тебя!

  – Ты прелесть, мой заботливый настоящий мужчина! Умеешь держать слово! О Геркулес! Вот это по-мужски! Подойди сюда.

  Когда эфеб приближается, девушка закидывает руки назад, наклоняет к себе и впивается в его рот долгим поцелуем. И одновременно, задирая тогу, ладонями нащупывает Ц… Прервав лобзание, переводит дыхание. Не переставая поглаживать у юноши под одеждой. Он же не решается тронуть её намасленное тело – ибо Кробил продолжает умащение: слуга не получал приказа прекратить или уйти.

  – В одном месте у меня всё ещё не масляно, Луций. Поцелуй туда, мой храбрый защитник, – Ц… – Молодец, иди сюда, нагнись, – приподнявшись, патрицианка быстро целует его на прощание. –  Всё, не задерживаю тебя, красавец. Иди делать дело – ты можешь, я знаю!

  – О Фабия!.. – уходит юный всадник с именем и вкусом молодой женщины на устах.

  – Кробил, у тебя хорошо получается! – хвалит Присцилла залитого краской подростка.

  Для юного слуги он весьма образован и начитан. Его в прошлом году подарили Торквату, а тот вскоре своей сестре.

  – Осталось последнее притирание, для самых нежных мест. Что ты выбираешь, милашка-раскрасавчик: пойдёшь за Лиской или сам нанесёшь это средство? Но учти: за всё приходится расплачиваться.

  Проглотив комок, мальчишка с трудом шепчет:

  – Сам, госпожа.

  – Сам, так сам. Только очень аккуратно, плавно, ещё нежнее, чем на ягодицы и грудь. И чтобы ничего лишнего и в мыслях не было.

  Муция закрывает глаза. Её тело впитывает полезные масла и приятные ароматы. Кожа дольше сохранит свежесть и молодость. Девушка слышит, как кто-то зашёл в элеотезий и тут же вышел. По звуку шагов ей показалось, что это Парис.

  – Всё. Молодец! Ты славный мальчик. Если хочешь, можешь отдохнуть до полудня. Потом займись записями. Теперь зови Ксану.

  – Благодарю, госпожа! – он всё ещё не может говорить нормально – снова шёпотом.

  В обычной тунике хозяйка приходит в «Лесную», куда посылает позвать и раннюю гостью. Когда та входит, интересуется:

  – Привет! Ты что это убежала из унктория? Неужели симпатяшка Кробил когда краснеет, становится настолько страшным, что ты испугалась? Я бы не сказала.

  – Здравствуй, Фабия! – они лобызнулись. – Я просто кое-что забыла в носилках. Но это неважно, – Парис ложится прямо лицом к лицу с Муцией. – Как здорово ты всё-таки пахнешь, Фабия! Клянусь Марсом! Твои притирания и духи… А главное, ты сама!.. Но слушай. Насчёт жертв я распорядилась: пять тысяч отдала на быков с позолоченными рогами и прочее, тебе как Старшей сестре принесла ещё пять.

  – Но…

  – Подожди, милая. Ты же Фламина, я с тобой пришла посоветоваться. Слушай главное. Совсем не случайно, думаю, оказалась я ночью в храме Великой Матери Богов… Трудно говорить. Дай чистого вина, пожалуйста, – осушив кубок, собравшись, амазонка продолжает. – Откровенно говоря, не в последнюю очередь я хотела оправдаться перед Геллией. Мол, никаких посторонних девчонок даже близко не видела, в святилище была. Теперь каюсь. И ты прости, Фабия! – гостья даже лобзает руку жрицы. – Помолись за меня, хорошо?

  – Милая Парис, разумеется, – Муция целует подругу в щёчки. – Но рассказывай дальше, прошу.

  – Самое главное. Мне приснился чёткий, яркий сон. Точнее, четыре подряд кратких сна. Первый сон. Будто я в той же целле, она наполняется светом, становится ясно так же, как на улице погожим днём. Ко мне подходят две женщины. Они такие светлые, добрые, от них явно исходит могущество и величие, и даже блаженство. Наяву, вот явись они – точно дрожь взяла бы от восторга, восхищения, ощущения близкого присутствия Блаженных. Этой исходящей от одной материнской ласки и заботы, а от другой – любви и ослепительной прелести. Они улыбаются и знаком велят мне подняться – я же простёрлась на полу. Одна из них… Можно описать её так. Небесная изящнейшая красота, излучающая любовь, воплощённая в образе девушки, прекраснее которой никогда не было и не будет на земле. Она обращается к другой: « Это её подруга, а не сама. К тому ж не хочет знать мужчин, хотя немало к её ногам я смертных повергала». Та, что в образе величавой, доброй, но и сексуальной женщины, отвечает: «Лучше бы мою служительницу, пора ей тоже кое в чём вразумляться… Но скажем и этой, – и прямо мне говорит, я же не могу ни пошевелиться, ни единого слова вымолвить. – Ты и твои подруги, остерегайтесь ближайшего месяца Януса. Пусть и брат моей жрицы его боится». Ещё немного поглядев на меня, женщины ушли. Вот и всё первое сновидение. Оно короткое, это я долго рассказывала. Потом другие три были, тоже краткие. Всё в роскошном дворце происходит. Сначала раненный в горло молодой лев, всеми покинутый, издыхает. А появляется другой, старый, спокойно лежит, под конец при нём леопард, леопард в дружбе с твоим старшим братом, Квинтом, а сам лев – с нашей Верой. В следующем сне один зверь, полушакал-полулев, задирает старого льва и леопарда, а ещё и Квинта вроде, я не разобрала, и… – у Парис текут слёзы, Муция вытирает их покрывалом. – И ещё загрызает Елену и рвёт Шрамика, - амазонка отпивает ещё вина. – Последний сон такой. Первого шакалольва прогоняет такой же, только пожирнее, но и сам тоже издыхает в то время, как приближается воинственный, храбрый матёрый лев. За ним, за стенами дворца, ещё два молодых льва, его дети. С одним из них, в его подчинении, три мужчины. Твой средний брат Павел, у второго лицо вроде немного знакомое, сейчас не вспомню, кто это, третьего не знаю. С другим юным львом у тебя вроде как что-то есть… Вот и всё. Я проснулась. Было раннее утро…

  – Парис, дорогая моя! – Присцилла кладёт голову подруги себе на грудь, нежно гладит волосы, целует их, шепчет ласковые, тёплые слова. Взволнованная амазонка никак не может успокоиться, сердце бьётся быстро, дыхание неровное. Муция и сама встревожилась во время её рассказа.

  – Фабия, – шепчет Ребилия, приподнявшись на локте. – Это же были Венера и Кибела, верно?.. Говорили о тебе, о наших подругах, обо мне… Но что значат эти звери и…

  – Тс! – кладёт ей пальчик на губы Присцилла. – Молчи. Давай пока больше не будем об этом. Знаешь, что? Идём помолимся. Я уверена, всё будет замечательно! Успокойся, пожалуйста. А как наше сердечко бьётся? – хочет хозяйка прилечь на грудь гостье.

  – Хорошо, Фабия! – неожиданно вскакивает та. – Веди меня молиться.

  После домашнего святилища Фелиция зашла в термы, причём отказалась от предложенной Муцией Аны. Что, впрочем, не столь удивительно, ибо и сама Присцилла потрясена случившимся. Однако после молитвы ей стало намного легче, и она практически успокоилась. Прошла в перистиль, где был накрыт завтрак. А голос, раздавшийся из коридора – для девушки столь милый, родной, дорогой – обрадовал её и вернул утреннее прекрасное настроение. Торкват, в шутку напугавший кого-то из слуг, посмеиваясь, вошёл во внутренний дворик. Сестра с огромным удовольствием поприветствовала брата, и они легли на рядом стоявшие ложа. Слуг патрицианка всех отослала. Хотя Квинт только что ушёл из гостей, ел он неплохо, будто в детстве маленькой сестрёнке подавая пример, чтобы она больше кушала. После трапезы перешли к разговору.

  – Как вчера вела себя Марциана?

  – Всё в порядке.

  – Она домой приехала утром.

  – Говорю же, всё в порядке. Сегодня она идёт в храм Исиды на малую инициацию.

  – Хорошо. Ты женщина, и как глава семьи я поручаю тебе заняться воспитанием Марцианы.

  – Как скажешь, брат. А у кого ты гостил с утра? У Куриона?

  – Не угадала. У Луция Пизона. Помнишь, три года назад принцепс его родственника казнил?

  – И отца его ещё, по-моему, консуляра Марка Красса Фруги. Разумеется, помню. Заговор Пизона. Ты тогда один из немногих  решился выразить ему, Луцию Пизону, сочувствие. Отличный – нет, превосходный – оратор, патриций, влиятельный сенатор, Луций Кальпурний Пизон Лициниан Фруги. И пусть он довольно молодой, я боюсь с ним встречаться. Он хотя и не скажет ничего, но так посмотрит, аж совестно становится. И это мне, довольно скромной девушке, – брат говорящей улыбается. – А уж подруги мои его вообще стороной обходят.

  – Зато, сестрёнка, в народе, и вообще, он широко известен как ревнитель строгих нравов, безупречный и добродетельный муж.

  – Прямо Катон Цензорий! И что, мой милый брат, тебе он тоже внушал строгие моральные постулаты? Вы обсуждали внесение в Курии проекта вернуть в действие древний закон Оппия? Может, мне пойти, – полулежащая на спине женщина тянет тунику пониже, закрывая колени, – надеть столу? Только учти, старший брат, глава семьи: в весталки меня поздно отдавать, и не только из-за возраста!

  Они вместе хохочут, сестра даже хватается за животик. Нарочно, для смеха, снова натягивает колобиум до колен. А отпустив, не поправляет, даже незаметно чуть выше его задирает. Ещё и приподняв, согнув в колене, одну ножку. Как бы показывая, что у себя дома ей нет дела ни до одного моралиста.

  – Но всё равно, Квинт, что ты у него делал, кроме того, что завтракал?

  – Вообще-то мы с ним не очень близко знакомы. Однако вчера он прислал мне любезное приглашение позавтракать. Признаюсь, сестрёнка, за столом боялся взглянуть не только на его жену, но и на служанок. Так вот, он знает, что я в последнее время вновь увлёкся стоической философией, потому предложил заходить почаще, брать книги – у него превосходная библиотека – брать книги Сфера, Посидония, Хрисиппа…

  – Ясно, милый мой брат, можешь не продолжать, – Фабия догадывается, что книги – это лишь предлог, и что там затевается нечто посерьёзнее. – А теперь, Квинт, двигайся, пожалуйста, ближе. Любимый брат, ты мне очень дорог, – девушка целует ему руку. – Я всегда очень переживаю. Каждое утро и каждый вечер молю Всевышних, чтобы ты… был счастлив. Прошу, выслушай меня, - и она пересказала ему сон Ребилии. – Так что, пожалуйста, умоляю, - Присцилла становится на свои и обнимает колени Квинта, положив на них подбородок, - брат, любимый, будь осторожнее! И знай, что на меня ты всегда можешь положиться. Я сделаю всё, что в моих силах. А в том, что выше их, уповаю на Богов!

  – Я тоже, ты знаешь. Спасибо, сестра. Я тронут… Благодарю, родная! – сенатор переходит на шёпот. – Ещё поговорим, сестрёнка, – и вслух. – О Грации! О Киприда! Обворожительная Пентесилея! Приветствую тебя, храбрая амазонка!

  – Здравствуй, Мемнон! Рада тебя видеть, – вошедшая Фелиция обменивается с ним поцелуями в щёчки.

  – Прекрасный аромат, Ребилия! И у тебя, сестрёнка, чудные притирания! И у меня, не правда ли?

  – Спроси у Юнии Арулены, околдованной твоими. Ей это, пожалуй, хорошо известно. Клянусь Венерой и Марсом!

  – И не говори, Пентесилея. Интересная девушка, ты не находишь?

  – Да уж, – отвечает ему Парис, – интересная скромница!

  – И я согласна с тобой, брат. Такая девушка очень подойдёт тебе в качестве спутницы или подруги, если собираешься захаживать к тому моралисту. О Геркулес, сын Юпитера! К тому ж её отец – стоик!

  – А ведь точно. Спасибо, что подсказала, сестрёнка. Молодец!

  – Сюда, пожалуйста! – Муция показывает ему на свою щёчку.

  – С превеликим удовольствием! – Квинту не приходится вставать, ведь их с сестрой лежанки так и стоят рядом.


  – Потом сюда, переводит она свой пальчик на нос, – сюда, сюда и сюда, – на рот, подбородок и шею.

  Мужчина легонько лобзает. Девушка наслаждается и, кажется, готова или взлететь – так ей хорошо – или упасть – её тело так расслабилось…

  – … -нию женщины, –  возвращается она на землю, услышав брата, видимо, отвечающего Ребилии, – даже если это моя сестрёнка, я не могу отказать, прекрасная Пентесилея! Но теперь, пока желаний у вас больше нет и не успели появиться, вынужден вас покинуть. Пока, красавицы!

  – Пока, Квинт!

  – Да хранят тебя Всевышние, милый брат!

  Присцилла крикнула слуг, несколько рабов пришли в перистиль.

  – Парис, всё хорошо?

  – Да, подруга. Давай выпьем. За нас с тобой! – ритуально пролив вино, амазонка выпивает кубок и ставит его, перевернув. – Ты помнишь, Фабия? Мы же не собирались сегодня пить.

  – Да, но то в обед. Впрочем, ты права – пока больше не будем, - и тоже переворачивает свой кубок. И вообще приказывает унести их и всё вино. – У тебя есть свежая сирийская туника, Фелиция? А то я дам тебе надеть одну свою новую, – у подруг  в общем не то, что одинаковые, но довольно похожие фигуры; несмотря на местами рельефные мускулы амазонки.

  – Благодарю, я послала домой, скоро должны принести. Вот, кстати, кто-то идёт. А! Привет, Шрамик!.. Не буду говорить, как ты быстро убежала вчера в отступление. Вовремя «смыться» – тоже подвиг, как говорят варвары при известии о приближении наших легионов. Только вот что бы сказал твой дядя Оцелла, которого так и прочат в императоры?

  – Сервий Гальба? Думаю, он бы меня понял. Привет, девушки! Как вчера сыграли?

  – Нормально. Готовимся вот к прогулке, обсуждаем наряд, – вестиплика Ребилии приносит её одеяние. – Вот, кстати, и моя сирийская туника, – амазонка сразу примеряет  её. – Как, сестрёнки?

  – Замечательно, милая! Подожди, – Вера по-другому затягивает поясок, более подчёркивая талию, Присцилла помогает ей обдёрнуть тунику. – Вот. Так ты вообще неотразима!

  – Безупречна! Ксана! Неси мой сирийский колобиум, о котором я говорила тебе в термах.


Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2011/12/01/633


-----------------
101) Марк Порций Катон Цензорий или Катон Старший – р. гос. деятель первой половины II в. до н.э., особенно прославился как борец за чистоту нравов и противник греческого культурного влияния.
102) закон Оппия – принят в 215 г. до н.э. Согласно этому закону, женщинам запрещалось, в ч., иметь более половины унции (т.е. более 14 грамм) золотых украшений, носить дорогие платья и ездить в парных колесницах. Через какое-то время, в начале II в. до н.э., был отменён. Против его отмены яро выступал Катон.
103) весталки – жрицы Весты. Девочек отдавали в весталки в 10 лет, и в течение 30 лет они должны были хранить девственность.
104) заговор Пизона – против Нерона, в 65 г. За участие в нём (реальное или по ложному доносу) были казнены многие сенаторы, всадники, преторианские командиры. Заговорщики группировались вокруг знатного сенатора, одарённого оратора Кальпурния Пизона.
105) Сфер, Посидоний, Хрисипп – изв. ф-фы-стоики IV-II вв. до н.э.
106) антаблемент – перекрытие, опиравшееся на колонны.
107) каннелюры – желобки на колоннах.
108) капитель – верхняя часть колонны, опирающаяся на её ствол.
109) аканф – растение с листьями причудливой формы, которые украшают капитель коринфского ордера.
110) база – нижняя часть колонны, опора для её ствола.
111) Театр Помпея – первый каменный театр в Риме, возведён Помпеем Магном в 55 г. до н.э., вмещал 40 тысяч зрителей.
112) цирк – ближний, Фламиниев Цирк.