Осенний романс, ч. 1

Небо было таким же,  что и летней ночью – игольчатые звезды на черной тверди, да холод прихватывал  сразу, стоило выскочить из сеней в слепую темноту двора в трусах да сапогах. Обнимая себя за плечи,  Иван потрусил к ближней яблоне… и  вдруг застыл, поворотившись к лесу – там что-то светилось у опушки, будто кто-то игрался огромным розовым фонарем, скользя лучом то по острым  еловым верхушкам,  то по редким рваным тучам… Щелкнув челюстью и забыв, зачем выскакивал, дрожащий Иван вернулся в хату под бочок мирно сопящей жены: «Ян! Слышь!? Там в лесу что-то светится! Розовое!» «Чего светится?» - голос супруги спросонок хриплый, как у курящего соседа… «А я знаю?! Инопланетарцы, должно…»  «Допился, старый дурень!» - не одобрила уфологичную концепцию Яна и повернулась к стене.  Хозяин  еще долго ворочался, таращась в темноту и переваривая увиденное…  да в скорости сон сморил и его.

Наутро,  закурив цигарку, стоял  Иван у калитки, поджидая своего  соседа, пастуха  Куралеса, когда жена, гремя подойником, выпустила со двора  жизнерадостную с утра Зорьку.
- Что ж похолодало рано так? – Иван поежился при виде жены. – Не сугреться без ста грамм!
- Вам бы воля,  самогонку с утра заместо чая пили бы… Куралес!! – вдруг заорала так, что цигарка выпала из рук  заматерившегося супруга. – Стадо ушло!! Ты чего там?!
Тут же на пороге и появился жующий пастух, пряча что-то во внутренний  карман заскорузлого пиджака.
- Да что им сделается? – имея ввиду коров, Куралес  вступил в привычную перепалку, долго прилаживая полуразвалившуюся  калитку, подвязанную алюминиевой проволокой. -  Куда денутся? Не горит , небось, выпас-то?
Последняя тирада всколыхнула у Ивана ночной кошмар:
- Да! А что это за сполохи были ночью  на выпасе?!
- Опять двадцать пять… - Яна теряла интерес к дальнейшим прениям.
-  Ну, что там могло светиться? – Куралес пожал  руку приятелю, многозначительно скосив глаз на оттопыривающийся внутренний карман. – Должно, пацаны костер жгли…
- В  четыре утра? – версия Куралеса Ивана не убедила.
- Ну, тогда рыбаки… - мысли пастуха были другим заняты.
- Умгу… Рыбаки. На выпасе… -  и, воспользовавшись тем, что Куралес  потерянно чесал затылок, Яна профессиональным, молниеносным движением далеко выбросила руку, выхватила чекушку из внутреннего кармана пастуха, и, не дожидаясь скандала, с достоинством уплыла с добычей в хату.
- Ох и сестричка у тебя! – полусмеясь, заметил Иван
- Ну, все!  День коту под хвост… - обреченно махнув рукою, Куралес потащился за стадом.
 Увиделись друзья   в Ивановой хате уже ближе  к обеду, когда пастух  пригнал стадо на дневную дойку.   Тут же, пользуясь тем, что супруга ушла к Зорьке,   живую  активность проявил Иван. На четвереньках рыскал он в подпол в поисках сныканной Яной чекушки,  Куралес  же безучастно сидел, уставившись невидящими глазами в угол.
- Да ты что сегодня тормознутый такой? – Иван начал раздражаться. – Тормозную жидкость пил?
- Не пил я! В том-то и дело -  Янка у меня самогонку вытащила…
- Вот эту?! – Иван светился, как Наполеон под Аустерлицем, сжимая в руках заветную бутыль.
- Нашел-таки… - Куралес ,отодвинув  занавеску, глянул в окно. – Вон – баба Маня идет. Сейчас концом света пугать будет.
- Посмотрим, Куралес, что ты запоешь в девяносто лет – хозяин появился из кухни, протирая грязным полотенцем стаканы. – Одному-то, небось, неохота помирать, все бы человечество с собою прихватить…
В сенях затопали, и в хату вошла в черной телогрейке и в потертом пуховом платке  баба Маня:
- Здравствуйте вам в хату!
- О! Баба Маня! – гипертрофировано обрадовался Иван. – Садись с нами!
 - качнул стаканами на чекушку.
Радушие тут же стекло со старушечьего лица:
-  А Янка где? На дойке?  То-то вы за бутылку сразу… а ведь сказано в писании – не упий…
- …да не закуси! А мы и не закусываем… верно, Куралес?
 Осуждающе пожевав губами, гостья села на продавленный диван и демонстративно отвернулась, а  друзья опрокинули по стаканчику, лизнув на закуску соли, взятой из солонки.
- Так о чем ты… - начал было Иван и вдруг запнулся на полуслове, прислушавшись. Скрипнула дверь в сенях,  и молниеносно чекушка перекочевала под стол, а стаканчики в карман пастуху… в ту же минуту распахнулась дверь и  вошла с подойником в руке  хозяйка:
- Здоров, баб Мань! – покосившись подозрительно на мужиков, поставила  ведро на табурет. – И эти тут расселись…  молоко ждете, или приняли уже?
- Так что ж принимать-то?  Обидела ты брата сегодня, впустую проходит день взятия  Бастилии… А  вот лучше гостью молоком бы  угостила, чем языком молоть.
- Ой, и вправду… - Яна метнулась  на кухню, вернулась оттуда с кружкою. – Выпей парного, баб Мань… только Зорьку выдоила. Глумная она сегодня какая-то, то и дело лизаться  лезла…
Зачерпнув из ведра, подала молоко бабе Мане, та перекрестилась в угол на холодильник, что-то прошептала и сделала глоток… тут же глаза ее полезли из орбит, она зажала рот сухою ладонью , стукнула, расплескивая молоко, кружку на стол и опрометью, столь не свойственной глубокой старости, выскочила во двор.
 В хате воцарилась мертвая пауза. Первой пришла в себя Яна и, взяв в руку кружку, осторожно  понюхала… глаза ее стали под  стать бабиным Маниным…  сделала  маленький глоток…
- Ну!? – подались  вперед мужики.
- «Ну», говорите?.. Пей! – и Яна протянула мужу кружку. В хату вернулась, утираясь, баба Маня. Покосившись на нее – «да что там может быть? Молоко и молоко» - Иван сделал большой глоток… и закашлялся:
- Водка!  Куролес, это как?
Тут же и Яна подалась вперед:
- Ты чем коров поил, вредитель?!
Глаза заблестели у Куралеса от незаслуженной обиды:
- Чем я их там мог поить?! Цистерну водки пригнал! А то вы не знаете, что домой попить их пригоняю…
- Ну, ладно…- Яна перешла на примиряющий тон. – Как же так, баб Мань?
- Вот оно! – баба Маня встает… вытягивается… выше даже как-то становится… поднимает вверх скрюченный палец. – Вот, сбывается Святое писание – пришел конец света!