Осенний романс, ч. 2

К вечеру придавило землю  хмурыми тучами, потянулись  журавли клиньями за околицу, а стадо коров  вернулось в деревню. Удивительное дело,  встречали его  с выпаса  мужики – это когда ж такое было? Видимо, в этот раз оперативней сарафанного сработало кальсонное радио… Хозяева расхватали коров как горячие пирожки и бегом на вечернюю дойку. Иван  с Куралесом присели на лавочке у дома. Иван заглянул в пастушью сумку:
- Что там у тебя – хлеб остался? Это дело закусить надо… - и достал из кармана пластиковую бутылочку с молоком.
- На молочную диету перешел, родственник? – горько усмехнулся Куралес.
- Ха! Это твое молоко, Куралес, сегодня на вес золота будет.
- Не мое… Зорькино… или Ласкино…
- Опять  ты в одну точку уставился… О чем думаешь?   Мне отсюда слышно, как у тебя мозги скрипят! Прими смазочку! – выпив и занюхав корочкой, Иван передал бутылку пастуху. Куралес задумчиво повертел  в руках, оглянулся…
- Смотри, Иван! Куда это она на ночь глядя?
Мимо них скрюченной своею походкой, с иконой подмышкой проковыляла баба Маня. Увидев бутылочку с молоком, отвернулась, сплюнула и повернула за изгородь прямиком к  опушке.
- На выпас пошла. Крестить его будет – бесов изгонять…
- Не знаю, как насчет бесов… Иван! Ты выгородку помнишь на выпасе? Ну, для телят, по весне с тобой делали?
 -Ну?
- Зацвела она… И не смотри на меня так! Я сегодня не пил! Почти… Еще днем все сказать тебе не решался… почки тогда на жердях  появились… лопаться начали… Смолой пахли! А к вечеру – уже и цветочки… И туман весь день… плотный такой…
В  деревне  одно за другим зажигались окна. Мычали коровы. Брехали собаки. Янка вышла на крыльцо «ну - вы вечерять будете или как?»  Ивану же показалось, что права была баба Маня насчет конца света:
- Что ты говоришь, Куралес? Какие цветочки? Мы же из березы выгородку делали!
- Чудно, Иван? А молоко это тебе не чудно?

 С того дня все мысли и дела в деревне вертелись вокруг молочной темы. И потому Яна не особенно поразилась, застав  под вечер паразита-мужа за починкой давно забытого сепаратора.
- Боже! – театрально всплеснула руками. – Поглядите, люди добрые, на нашего кормильца! День и ночь на сЕмью пашет, о прибутке  беспокоится!..
Иван молча скривился, будто лимона откусил, а в хату по обыкновению, без стука,  по-соседски вошла баба Маня.
- Ты погляди на него, баб Мань! – нашла собеседницу Яна. – Наш хозяин сепаратор чинит… хмельной сметанки захотел!
- А то еще, - подхватила тему соседка, усевшись на диван, - Алютай  вычудил на днях : скупил у Верки  весь  дневной удой… та от радости чуть умом не тронулась… а надысь тронулась поди, когда узнала, ЧТО за молоко продала по дешевке… так оно возьми у него да скисни! И ведь что придумал – из того творога сырников напек! Теперь у всех мужиков карманы масляные!
 - Вот что я тебе скажу, друг ситный, - подвела итог хозяйка. – Умоешься ты насчет сметанки-то!
- Это от чего ж так? – хмуро поинтересовался Иван, отложив отвертку.
- А от того, что есть все ж и от мужиков прок… ты водил Зорьку к  Зойкиному быку?
- Когда мне было? Завтра отведу…
- Не водил… - Яна, нащупав за спиной табурет, осторожно на него опустилась. – Баб Мань!  продолжаются чудеса-то:  у нас корова святым духом  стельная – третий день уж не доится!
 Бабы, раскрыв рты, уставились друг на дружку.
- Так это, - Иван почесал затылок. – Может, Куралес?..
- Чего – Куралес?! – очнувшись от оцепенения, Яна замахнулась на мужа полотенцем. – Совсем тут с ума посходили?!

 В кои дни выдался в октябре солнечный денек.  Низкое солнце плавило окно, и все в хате стало выглядеть как-то праздничней, по-новогоднему, что ли… Что-то под нос напевала Яна, запаривая корм гусям, Темка мурлыкал особенно уютно, даже трезвый Куралес стараниями сестры выглядел женихом в отглаженном костюме…   Вот и заглянувшая «на огонек» баба Маня  не пугала концом света.  Тепло поглядывая  на  «завязавшего» экс-пастуха  (Куралеса,  несмотря на мощное лобби мужиков, отстранили от пастушества и коровы скучно стали доиться обычным молоком), крикнула в кухню:
- Слышь, Ян!  У вас сохранилась  та красивая  баночка, что ваша Маруся расписывала? Пол-литровая, помнишь?
- Это когда она  школьницей была? Ты б еще довоенные тарелки вспомнила… -  Иван скептически относился к попыткам найти что-либо  там, где хозяйничала жена.
- Кто бы говорил! – раздалось из кухни. – Найдем! А зачем тебе, баб Мань?
- Елей собрать, - гостья победно оглядела хату. – Для благочинного нашего. Он завтра сюда  пожалует… - эффектная пауза. – У меня икона мироточить начала. Николай Угодник.
Впрочем, не на всех заявление это произвело должное впечатление. «Чего там начал Угодник-то?» - тихо наклонился к Куралесу Иван. «Елей с иконы, значит, выделяться стал».  Иван был сражен наповал: «Ты-то откуда  про такое знаешь?» Сражена была и Яна – «сейчас… сейчас найдем ту баночку, баб Мань» - метнулась к шкафу,  загремела там посудою и появилась с расписною банкою в руках.  У Ивана сердце защемило от таких знакомых листочков и ягодок…
- Возьми, протрешь  только… Слушай, я с тобою, а? Поглядеть – как она там… мироточит?
- Чудо – оно для всех чудо, - баба Маня была щедра и великодушна от осознания величия.
Быстро одевшись, Яна выскочила за соседкой в сени.

- Да отыщется твой братец! Куда денется… - поздней осенью и рассветы были поздними, Иван шел за женою наощупь, по памяти, хотя темною порою даже знакомая дорога приобретала пугающую таинственность. Слабым молочным светом светилась почему-то опушка, несмотря на то, что солнце еще не всходило.
- Домой не вернулся с выпаса! Где ему там ночевать-то? В часовне своей?
- Ну, мало ли…  А ты ее, кстати, видела, часовню  эту? Из чего ее там строить – из валежника?
Что-то зашуршало впереди, и Яна испуганно схватила мужа под руку:
- Так сарай свой раскатал по бревнышку, представляешь? Умеете вы чудить, мужики… уж лучше бы пил.
- Вам не угодишь: и так не так, и эдак не эдак. Вот и баба Маня – то носилась с иконою этою своею, то пропала вдруг…
- Ой! А я тебе не говорила,  Вань? Украли ж у нее Угодника… когда к Верке ходила за рушником вышитым… всего на полчаса и отлучилась…
- Твою ж мать! – не сдержался Иван.
- Может, найдут?.. Хотя, конечно… или другая замироточит…
Близко уже, за реденькими сосенками, был выпас, и можно было увидеть  едва различимый  густой слоистый туман по земле.
- По другому разу тут не бывает, Ян.  Вон  Куралес о выпивке думал на выпасе, когда ты бутылку сныкала -  сбылось его желание. Через коров, правда -  иной жидкости там не было. Потом уже водкою не доились…
- И слава Богу!
- С Зорькой я нашей, правда, не пойму…
- А что тут понимать?  Мы ж ее обычно по осени к Зинкиному быку водили…  А тут – уже зима на носу,  ей теленочка хочется, а ты, паразит…
- Тс-с!  - зашипел Иван. – Глянь!
У сосны, куда показывал, Иван,  показался  темный силуэт. Невысокий, сгорбленный. Яну затрясло.  Иван  крепко сжал ей руку  и спросил – срывающимся, правда, голосом :
- Это…  кто тут?
- Не узнаете?
- Баба Маня! Ты как здесь?
- А вы?
- Так мы… - Иван запнулся.
- Куралеса   ищем… Запропастился вот, - торопливо продолжила Яна. – А ты, наверное, за иконою? Может, чудо, баб Мань? Найдут, может…
Разговор шелестел еле слышно, почему-то разговаривать хотелось шепотом.
- Так и говорите – «чудо», - голос бабы Мани глухой и сердитый. – А то – Куралес, Куралес… Из-за Маруськи  пришли ведь?
 Иван и Яна переглянулись – не говорили вроде  об общей боли, а так выходит, что…
- Гляньте, - ушел от темы Иван. – Выгородка цветет как! Яблоками пахнет… А она-то чего ?  Из березы вроде строили.
- Да  Бог  ее знает, березу, о чем мечтает, - перекрестилась баба Маня. – И мы о чем…
На востоке, за редкими худосочными стволами заалел рассвет. Розовым светом слабо озарился туман. Послышался далекий переливчатый свист, будто соловей запел. И поле, покрытое розовым туманом, вдруг представилось далеким морем, а по этому туману, как по воде, в белых одеждах  шел им навстречу Куралес.