Пушистый снег

Маленькое эссе.

В почтовом ящике нашла записку.
Очень удивилась.
Кто сейчас пишет записки. Мобильник-то зачем.
Записка коротенькая: - «Зайди в мастерскую. Мобильник сел. Хотел показать тебе интересный альбом. Жду».
Не заходя домой, иду к художнику в мастерскую. Мы друзья. Он скуп на эмоции. Если проезжая мимо сбросил весточку, то жди чего-то незаурядного.
Валентиныч был в приподнятом настроении.
 
   - Смотри, что откопал у букинистов, - ни тебе здравствуйте, ни тебе проходи.  - Протягивает книгу.

   - О! - это всё, что смогла сказать я.
 
В руках держу старинную книгу, изданную в Москве в 1899 году. -  «Роскошно-иллюстрированное изданiе. Камилъ Монклеръ. ИМПРЕССIОНИЗМЪ, его история, его эстетика, его мастера».
Эх! Если бы эту сценку в дверях на полотно. Она -  с лицом актрисы Васильевой: два вывалившихся из орбит глаза. Он – надутый шар, с улыбкой от уха до уха.

    - Ну? Как? – Я тебя сейчас окончательно добью.– Это тебе в подарок. Там твой любимый Сислей.

   -  Перестань. Нет.  Не могу принять. Не мучай. Это же бесценное богатство. - Резко перебил, и явно обиженно:

   - Подруга, не мельчай. Бесценное богатство – это дружба. Это, когда есть с кем смотреть в одну сторону. - Садись, открывай альбом. Пойду, чаёк поставлю.

Листаю альбом, не погружаясь в текст, просто рассматриваю фотографии.
Роскошно-иллюстрированное издание - это монография. В книге тридцать черно-белых, слегка тонированных фотографий.

   - Знаешь, - обращаюсь к вошедшему с чайником хозяину мастерской, - вне цвета они очень интересны. У импрессионистов, прежде всего, потрясает игра цвета, а здесь
по-новому улавливаешь настроение, какое-то особое отношение к окружающему. Такое   любование людьми, городом, природой. Никакого позёрства, гламурности.

   - А чем тебя покорил Сислей? – Валентиныч по-деловому разливает чай. -  Он как бы менее раскручен. Так, вечная тень Клода Моне.

   - Ой! Не соглашусь с тобой, художник. У него свой мир образов, свой язык. В Париже повезло попасть на его персональную выставку. Потрясающе. Он из всех импрессионистов отчаянный труженик и бедолага. До самой смерти нищий и практически не признанный. А какая сила! - Посмотри, даже здесь в чёрно-белом варианте как он убедителен. Да, возможно, у него нет напористости и огня Моне. Но, как он чувствует прозрачность воздуха, состояние природы, а в цвете гениально передаёт все оттенки белого снега. От кипенно-белого, до  иссиня-голубого. Во всех своих работах он естествен, лишён декоративности и отстраненности. - Вот двое тяжело идут по дороге. Кругом светлый-светлый снег, а на дороге, впереди, он уже почернелый. Вроде бы непримечательный мотив, а на самом деле целая философия. Для меня он самый зоркий и проницательный наблюдатель.- Возьми-ка большой альбом импрессионистов. - Вот моя любимая - «Снежный пейзаж с охотником».

Сидим несколько минут молча, любуемся репродукцией.

  - Да, потрясающее чувство света и цвета. - Мой визави ушел в себя. Я ощущаю его напряжение. - Да, наверное, ты права, он достоин сравнения с Клодом. Поразительная жизненность и тонкость. Скажу более, он равен ему. Сколько вдохновения в исполнении.

   - Я помню, как ты любовался в Пушкинском его картиной – «Мороз в Лувесьенне».

   - Ну и память. Это тогда, когда мы в Москву летали взглянуть на Джоконду? – смеётся по-детски. - Забавная была поездка.

   - Ты заметил, - продолжала я, - как ощущаешь в этом снежном пейзаже девственность первого пушистого снега. Эти ветки под нежным его покрывалом - фата невесты. Искристый снег это какой-то бездонный образ чистоты помыслов, душевных порывов. Для меня это - светлое детство. Какое было блаженство заныривать в сугробы, а снежки?
Сейчас, правда, глядя на первый снег на траурах, скорее грустные мысли всплывают, чем радостные. В глаза бросаются не только его почернелости, но и все оттенки химических соединений.
Но всё идёт по кругу. Тут наблюдала за мальчишками десяти – двенадцати лет, как они бросали в девчонок снежные комочки. Первые, практически неосознанные симпатии, влечения... Выбирают ведь тех, кто их уже волнует. А эти -  повизгивают, уже понимают свою силу. Маленькие акулки. Но какая ещё во всём этом чистота и радость. Первый снег...  - Знаешь, Сислей всегда на полотнах, где искрится снег, рисует людей. Он как бы подчёркивает, что человек и природа в связке. И здесь….. охотник с ружьём….. по первому снегу. – А? …. Вот такая жизнь. - Мой друг с пониманием кивнул головой.

   - Умеешь заметить что-то своё. - Помню, как целый час мне описывала руки Джоконды. – Мы тогда под дождём двенадцать часов простояли…..  Мы ли это были?
   - А вспомни, - рассмеялась я, - как после музея пошли ужинать в «Гавану». Ресторан только открыли, очередь дикая. Зашли к администратору. Наш вопрос её и удивил, и рассмешил: - «Скажите, мы похожи на тех, кто запланировал ужин в ресторане?». - Вид-то у нас был действительно дикий. Мокрые суслики. Но видать отблески искусства сияли в наших глазах. Устроила нам столик. - Да, памятная была эта поездка.
 
С места легко сорвало желание посмотреть на Джоконду. Париж - Лувр ещё были недоступны. А после выставки захотелось заглянуть именно сюда, в «Гавану». Когда-то мы с художником встретились на Кубе. Я отдыхала и собирала материал по истории Кубинской революции, а он рисовал. Этот период для него был «весёлыми красками». До сих пор его этюды играют многоцветием океана и радугой цветов Варадеро.
Было приятное открытие нового мира, новой культуры.

   - Знаешь, ты меня заразила зимним пейзажем. Как только появится настоящий снег, отдам ему должное. Я, конечно, не Сислей, - лукаво улыбается, - но постараюсь.  - Мечта друга о пушистом снеге - закон. – Ёрничает.
 
Давно заметила, художники ревностно относятся к мнению друзей о работах других. Будь то коллеги или большие  мастера.
Но надо видеть их на своих выставках. Они без кожи. Очень ранимый народ.

   - Ладно, художник, пойду. - Спасибо за царский подарок, чай и приятные воспоминания.
А всё-таки ты это очень хорошо заметил – «Бесценное богатство - это друзья и когда есть с кем смотреть в одну сторону…»


Репродукция из альбома - «Импрессионисты».