падение алексеева

Типичным гражданином небольшой республики был этот Алексеев. Вечно задумчивый и исполнительный Алексеев. Когда-то «нормальный чувак», как называли его в студенческие годы. Всегда очень хорошо учившийся и старавшийся ни в чем никому не уступать. «Алексеев, Алексеев, хм… а не тот ли это Слава Алексеев, который был душой компании? Он еще спортом занимался. Где он сейчас?»

Грузный и задумчивый Алексеев, он как-то испуганно собирал со стола бумаги ежедневно ровно в 18:00. Затем, избегая ненужных встреч с коллегами, направлялся к выходу из здания, в котором располагалось его место работы.

Сразу после университета, устроился в какую-то унылую государственную контору. Алексеев считал, что достоин большего, но, в общем, это его не пугало, привык бороться с обстоятельствами и добиваться своего. «Унылая контора? Надо превратить ее в процветающую организацию», - так он думал в первые дни своей трудовой деятельности.

В течение первых лет Алексеев писал в большом количестве рационализаторские предложения и оставался работать сверхурочно. Довольно часто можно было видеть, как он с целеустремленно проходил по коридору или воодушевленно рассказывал что-то своим апатичным коллегам, а те, в свою очередь, сочувственно кивали, некоторые пытались что-то подсказать, чтоб поддержать беседу.

Жил Алексеев более чем скромно, родители его были простого происхождения, классическая жизненная расстановка – мама учительница, отец инженер. В детстве увлеченный Алексеев никогда не имел карманных денег, его семья просто не могла себе этого позволить. Отец конечно же объяснял это строгостью воспитания, но это было не так. По этой причине Алексеев с детства знал, что для того, чтобы что-то изменить, ему надо много работать и поэтому он старался успевать во всем. Ему казалось, что если хоть что-то будет упущено, он пропадет.

Иногда молодой Алексеев вскакивал по ночам и думал о том, что в жизни у него ничего не получится, он так и проживет ее, постоянно в чем-то нуждаясь. По прошествии какого-то времени он себя успокаивал тем, что не сдастся, преодолеет трудности и получит нужный результат, с этими мыслями Алексеев крепко засыпал.

Сейчас Алексееву было тридцать пять, и он шел по длинному и сумрачному коридору, усланному ковровой дорожкой. Алексеев шел неспешно, будто над чем-то размышляя. Он давно уже не занимался спортом и страдал избыточным весом, любые резкие движения провоцировали у него повышенное потоотделение, поэтому он не спешил. Ему самому было неприятно, когда на рубашке начинали проступать пятна влаги, которые источали резкий неприятный запах. Алексеев направлялся в кабинет директора для того, чтобы предоставить объяснения по поводу недостатков, выявленных в ходе очередной аудиторской проверки. Алексеев не любил этих мелочных разговоров, но это был его начальник. Что ж тут поделать? Кто-то должен подчиняться, а кто-то руководить. Слава это принимал, как аксиому. Будучи помоложе, он многого хотел достигнуть, о многом мечтал, он конечно же хотел сделать мир лучше, открыть для человечества новые горизонты, но в итоге, получилось так, как получилось. Жизнь все расставила на свои места.

Войдя в приемную, он робко посмотрел, на строгого секретаря, миловидную девушку лет двадцати и поняв по ее ответному взгляду, что директор занят, опустил свой пухлый зад в стоявшее около входа кресло. Алексеев прижал к себе папку, с которой вошел, и начал ожидать, когда его позовут. Ожидание, он не любил его с детства, еще с той поры, когда мама оставляла его одного в пустой квартире, а он заболевший целый день ждал ее возвращения около окна.

Из кабинета директора вышел подбоченясь похожей папкой незнакомый Алексееву человек в строгом костюме. Алексеев посмотрел на секретаря и, хотя она даже не взглянула в его сторону, он понял, что настал его черед войти.

Директор, Степан Евграфович, полный пожилой человек, лет шестидесяти, сидел в своем кресле, которое находилось в правом дальнем от двери углу довольно просторного кабинета. Он никогда не смотрел на входящего, а всегда демонстративно перебирал бумаги, сдвинув очки с переносицы на самый кончик носа. Этим он подчеркивал собственную занятость, как бы бросая упрек входящему: «Что ж ты меня отвлекаешь, брат? Я весь такой занятой, и носа некогда вытереть, понимаешь, а тут ты со своими мелочами». Только в момент, когда Алексеев подошел вплотную к директорскому столу, тот наконец-то оторвал голову от пачки рекламных писем, которые приходят в любую организацию в огромном количестве и, словно чего-то, испугавшись, посмотрел на Алексеева.

- Что случилось? – спросил директор с таким выражением лица, словно сам не совсем понимал значение сказанных им слов.
- Мы договаривались, на прошлой неделе встретиться и обсудить ошибки в отчетах и замечания аудиторов.
- Я сейчас немного занят.

Алексеев прекрасно понимал, что изучение рекламных листовок – занятие, которым можно заняться в любое другое время. В то же время, если он напишет заключение об исправленных ошибках самостоятельно, не согласовав с директором, и в дальнейшем последуют проблемы, все будут рад свалить всю вину на него, даже не разбираясь в причинах.

- Мы откладывали два раза этот разговор. Сколько можно, Степан Евграфович? Что может быть важнее устранения замечаний? Мы можем ничего не обсуждать. Вы только напишите, мне вот здесь, на титульном листе, что согласны со всеми моими правками.
- Нет, ну зачем же что-то писать не читая. Давай, конечно же, обсудим. Что там у тебя? – сразу же хитро отреагировал на это предложение директор.

В ответ на это Алексеев положил перед ним заключение и заранее подготовленный черновой вариант ответа на все замечания, папку с исходными данными Алексеев оставил у себя, не факт, что она вообще могла понадобиться. Степан Евграфович углубился в чтение. Он морщил лоб и всматривался в строки и цифры, кое-что как-то нарочито произносил себе под нос, иногда водя пальцам по странице, которую держал в правой руке. Директор был старым аппаратчиком, еще с далеких советских времен и он прекрасно понимал, что любая его подпись под документом, содержащим данные финансового характера, может послужить поводом для полноценного уголовного дела. По прошествии некоторого времени директор немного пожевал губами, скорее всего, прикидывая, что к чему и, в конце концов, сказал:

- Вот, например, здесь написано, что завышено значение рентабельности реализованной продукции. Неясна методика расчета. Почему нельзя сразу взять и разъяснить методику? Что за дилетантизм? – сказал на повышенных тонах мало что понимавший в этом директор. Его пожилое сморщенное лицо перекатывалось при этом всеми своими кожаными складками.
- Потому что наша продукция не является рентабельной, да и конкурентной, а для отчетности, необходимой нашим органам управления, нужен ежегодный рост. Нормы доводятся свыше. Если считать по общепринятой, понятной методике, то рентабельность будет отрицательной. У нас будут проблемы с выполнением плана. Выкручиваемся, как только можем. - Алексеев сказал это совершенно спокойно, но про себя отметил, что этого говорить не стоило и, в общем, удивился тому, как подобные слова сорвались с его языка. Директор немного помолчал, он явно не ожидал такого поворота в разговоре.

- Что ты несешь? – повысил тон руководитель.
- Степан Евграфович, ну ведь для вас-то не является секретом, что мы работаем и ничего не производим. – возразил Алексеев, немного пожевал губами и продолжил. – Мы живем за счет госзаказа, вначале года мы получаем средства под проекты, весь год их проедаем, потом пишем отчеты о новых, прогрессивных разработках, которые на самом деле никому не нужны, и сдаем в архив. Откуда здесь взяться ясной и четкой рентабельности?
- А инновационный путь развития, Алексеев? Мне очень жаль, я даже и не мог предположить, что ты в этом ничего не понимаешь. Совершенно очевидно, что мы разрабатываем новые наименования наукоемкой! Понимаешь? Наукоемкой продукции. Передаем наши разработки, и они осваиваются в промышленном производстве. Слышишь! Только так наша страна сможет нарастить свой экспортный потенциал.
- Мне, право, странно, Степан Евграфович, но я никогда до этого не слышал о массовом выпуске нашей продукции. Да и разработки наши, они совсем неоригинальны. Их берут из Интернета наши специалисты, чтобы писать отчеты и оправдывать полученные в течение года средства.

Директор как-то устало скрестил руки. Он пристально смотрел на взбунтовавшегося подчиненного, и не мог поверить в реальность происходящего. Директор работал, таким образом, всю свою жизнь, и сейчас ему говорили о том, что принципы, на которых она была построена, не имели особого смысла. Все эти планы, их выполнения, конференции, отчеты – нужны были не ради того, чтобы решить какие-то конкретные проблемы, стоявшие перед страной, а только лишь для того, чтобы чем-то заниматься.

- Хорошо, а как же тогда мы существуем? Ты, человек с экономическим образованием, ну ты же должен понимать, что если средства во что-то вкладываются, то обязательно должна последовать компенсирующая их отдача и прибыль.
- Это вопрос экономики нашей страны. Если хотите, ее общей целесообразности. На самом деле экономики как таковой у нас не существует, существует виртуальная модель, представление, общий агитационный проспект. По сути это не экономика. Здесь никто ничего не создает. Все сидят, на рабочих местах и старательно изображают различную деятельность. Прибыль существует лишь на бумаге за счет хитроумных расчетов и подгонок цифр. Все понимают, что она должна постоянно расти для того, чтобы воодушевлять население и давать повод для зависти соседним странам, но по сути, мы обманываем сами себя. Вся эта успешная экономика, как, в общем, и разработки нашего предприятия – игра. Она существует только в нашем сознании, мы договорились друг с другом, утвердили правила и сейчас в нее играем.
- Ты бредишь, Слава! Опомнись, откуда тогда, по-твоему, берутся деньги?
- Деньги берутся от внешних субсидий. От продажи имеющихся ресурсов, от чего угодно, но не за счет работы и создания прибавочной стоимости. Нас содержат на эти деньги, для того, чтоб не было претензий к управлению страной и социальных волнений. Населению платят, оно изображает работников. Я удивлен озабоченностью по поводу расчета нормы рентабельности, коэффициентов ликвидности, выручки от реализации. Все равно это ничего не значащие цифры, они должны расти определенными темпами из ничего, мы исправно в своих отписках это показываем, обосновывая все запутанными и, в общем, бессмысленными расчетными методиками.
- Ты сошел с ума.
- Так же как и наша заснувшая страна, живущая за счет капельниц, проведенных из-за ее рубежей.

Директор глубоко вздохнул, словно сосредотачиваясь перед очередной атакой, и с новыми силами продолжил:

- Кому там все это надо?
- Тем, кто имеет какие-то интересы, кому выгодны марионетки, зависимые и ни на что не способные. – бесстрастно продолжил Алексеев. - Не волнуйтесь. Степан Евграфович, вы просто продукт, типичный продукт этой системы, не более того. Вы рассматриваете рекламные листовки и изображаете занятость, я обосновываю несуществующую рентабельность и пишу ничего не значащие отчеты, разработчики качают информацию из Интернета и сдают в виде никому не нужных отчетов. Мы все вместе ждем подачек. Мы могли бы вообще ничего не делать, ничего бы не изменилось. Ничего не делающие, пассивные люди даже более удобны. Просто нам стыдно перед самими собой, всей стране в целом. Мы несамостоятельны, ленивы и все вместе потихоньку сходим с ума от такой жизни.

Образовавшаяся пауза была самой неприятной, она висела и давила, прямо на темя Алексееву. Он начал себя корить за сказанное, но сам, в то же время, понимал, что по-другому быть не могло. Директор же успокоился и, немного откинувшись в кресле, сказал:

- Ты неудачник. Понимаешь? – после безответного молчания он продолжил. – И из тебя ничего получится. Сидишь целыми днями здесь. Да ты не можешь сделать нормальный отчет, без замечаний! Не можешь. Ну, так хотя бы молчи не выступай.
- Да я..
- Закрой рот, тебе никто слова не давал!
- Я просто хотел.
- Кто дал тебе право хотеть? Ты хочешь того, что я тебе скажу хотеть, понимаешь?

«Нет, не может быть. Как так? Не может быть?» - успел подумать Алексеев, и его тело стало ватным и непослушным, во рту появился металлический вкус, картинка перед глазами стала растаскиваться по сторонам.

Как же так?
Такое совпадение
Не может быть.
Как же так?
Так не бывает.
Нет.
Отец?
МАЛЕНЬКИЙ АЛЕКСЕЕВ СТОИТ ПЕРЕД СТОЛОМ, ЕМУ СТЫДНО, ОН ПОЛУЧИЛ ЧЕТВЕРКУ. КАК ЖЕ ТАК? ОН СТОЛЬКО ГОТОВИЛСЯ. ОН НЕ ОЖИДАЛ, ВСЕГО ОДНА ПОМАРКА. СЛАВА СТОИТ ПЕРЕД ОТЦОМ. ГРОЗНЫМ СТРОГИМ ОТЦОМ. ОТЕЦ ПРИСТАЛЬНО СМОТРИТ И СПРАШИВАЕТ О ПРИЧИНАХ. ОН ДУМАЛ, ЧТО ЕГО СЫН ХОЧЕТ БЫТЬ ЛУЧШИМ. А ОН… И ВООБЩЕ, ЭТО НЕ ЕГО СЫН. МАЛЕНЬКИЙ АЛЕКСЕЕВ ХОЧЕТ ВОЗРАЗИТЬ, НО ТЩЕТНО. ЕМУ СТЫДНО, ОН ВИНОВАТ, НЕ ПОНИМАЕТ, ПОЧЕМУ ТАКАЯ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ. ВСЕ УЧЕНИКИ ПОЛУЧАЮТ ЧЕТВЕРКИ РАНО ИЛИ ПОЗДНО, А ОН НЕ ИМЕЕТ ПРАВА НА ОШИБКУ. СЛАВА ХОЧЕТ ЭТО СКАЗАТЬ, НО…
- ТЫ НЕУДАЧНИК. ПОНИМАЕШЬ? ИЗ ТЕБЯ НИЧЕГО ПОЛУЧИТСЯ. МОЛЧИ НЕ ВЫСТУПАЙ.
- ДА Я..
- ЗАКРОЙ РОТ, ТЕБЕ НИКТО СЛОВА НЕ ДАВАЛ!
- Я ПРОСТО ХОТЕЛ.
- КТО ДАЛ ТЕБЕ ПРАВО ХОТЕТЬ? ТЫ ХОЧЕШЬ ТО… АЛЕКСЕЕЕЕЕЕУ, АЛЕКСЕЕЕЕВ, НУ ТЫ ЧТООО? ПРОСТИ ДОРОГОЙ, БЫВАЕТ, РАБОЧИЙ МОМЕНТ. ОТКРЫЛ ГЛАЗА. Я ПЕРЕПУГАЛСЯ. НУ, ЕЙ БОГУ…

Желтое – это обои.
Черное – это ботинок.
Секретарь – с графином воды.

- Все нормально? – спросил немного испуганный Степан Евграфович.
-Да, да.
- Ты, брат, переработал. Я так сразу и понял. Не щадишь себя, не щадишь. Отдохни пару дней. Потом к делам вернемся, подождут.

Алексеев растерянно сидел на полу. Вероятно, он упал в обморок. Мозг не справился с потоком информации, она была где-то там в подсознании и сейчас всплыла на поверхность. Такой перегрузки, судя по всему, он не выдержал. Алексеев с непониманием рассматривал собственное толстое тело, живот, ляжки. Он смотрел с некоторым непониманием на директора.

- Закончим в следующий раз. Ничего, потерпит. Дело не первой важности.
- Нет, нет. – ответил Алексеев и по-детски, как-то беспомощно попытался встать.

«Нет. Такое совпадение? Так не может быть. Так просто не бывает». - Алексеев вспомнил отца, своего строгого отца, который муштровал его и не позволял делать ошибок. Этот момент, как же он мог его забыть? Ну конечно. Отец отчитал его за четверку и с тех пор он жил так, чтоб не допускать промахов и ошибок. Благодаря этому он всегда шел вперед, только вперед. Да, он чего-то достиг, и, в конце концов, успокоился. Был ли он счастлив? Алексеев погряз в болоте бессмысленных обязательств, и бесполезной бумажной работы.

Слава Алексеев словно проснулся. Он осознал собственное жалкое положение –растерянный, на полу в кабинете директора, пришел оправдываться по поводу выдуманных цифр, в несамостоятельной конторе, в несамостоятельном государстве. Он держался за эту, никому не нужную, скучную работу просто потому, что так было нужно, но кому? Он проживал собственную жизнь. Когда-то он считался очень способным и перспективным, а сейчас, как он живет? Словно кому-то было выгодно, чтоб он вот так сидел, занимался чем-то бессмысленным и никуда не лез. Слава хотел принести пользу, но что он сделал для этого? Ровным счетом ничего. Работа, бумаги, которые нужны были неизвестно кому, их всегда надо было срочно писать и кому-то сдавать. Еще кредиты на бесполезные атрибуты успешной жизни, выплаты по которым постоянно наступали. Круг бытия. Слава вращался в нем. Обморок словно изменил его взгляды на жизнь, он смотрел на нее уже под иным неутешительным углом.

- Иди отдохни. – ласково по-отечески сказал директор.
- Послушай… папа. – неуверенно перебил его Алексеев, когда встал на ноги и продолжил, не обращая внимания на удивление, которое отразилось на лице директора и секретаря после этих слов. – Ты так долго диктовал мне, что я должен делать и как должен жить. Этот твой диктат с малых лет, он уничтожил меня как человека. Ведь меня нет. Отец, я знаю, что ты хотел, как лучше, но видишь, получилось так, что я не привык что-то решать и самостоятельно думать. Все решал ты, в какой-то момент твое место в моей жизни заняли посторонние люди. Эти люди привели меня в тупик. Я так больше не могу. Прости, но на этот раз я исправлю свою ошибку.
- Алексеев? – только и смог сказать директор в ответ на это.

Алексеев посмотрел в его сторону с каким-то унынием.

- Ты здоров? Иди, отдохни.

Алексеев вышел из кабинета директора и прямиком направился к выходу из здания, когда он вышел на улицу, голова начала проясняться и ему стало легче. Он начал думать над тем, как его отец, мог оказаться в кабинете у директора. Это казалось ему не совсем реальным. Алексеев не знал толком, что будет делать дальше и как жить, но точно знал, что в свой кабинет, где он работал до этого, больше не вернется.

«Конечно, конечно, никогда. Во что я превратился? Ложно, все ложно. Ложные ценности. Давно пора было сделать. Сколько времени напрасно. Зачем проживать жизнь, ничего не меняя? Столько лет. Что я наделал?» - говорил Алексеев самому себе на ходу. Он не давал себе отчета по поводу того, куда идет и зачем. Встречные прохожие удивленно посматривали на него. Некоторые из них намеренно увеличивали радиус своего движения, чтобы держаться подальше, от этого вспотевшего толстого чудака.