Девки, в груду!..

-------------------------

Почти каждый год, в сенокосное время, на нашем поле, метрах в двухстах от дома, в палатках поселялась бригада работников по заготовке сена, состоящая в основном, из молодых женщин и девушек. Сено заготавливалось для нужд санатория им. Семашко (ныне санаторий МО) и его подсобного хозяйства. Бригадирствовал у них Тимофей Китаев, или как мы его называли – дядя Тимоша.

Задорные и звонкие голоса девушек часто доносились от палаток и привлекали любителей послушать песни, которые девушки напевали под гитару. Подтягивалась к ним и наша детвора. Много песен мне довелось послушать в их исполнении, но запомнилась мне только одна, про домового. Полностью я не запомнил слова этой песни (тогда мне было лет шесть - семь), но кое-какие куплеты сохранились в моей памяти:

Вот муж уехал, на диван я прилегла,
И очень долго задремать я не могла.
А задремала, то слышу - боже мой!
Ведь кто-то гладит меня нежною рукой…
…………………………………………..
Так две ноченьки ходил к нам домовой,
А наутро уходил к себе домой.
А на третью оказалось, ну и что ж?
Домовой тот на соседа был похож!

В этой песне, исполняемой с горьким юмором, звучала неизбывная тоска по не вернувшимся с войны мужьям и парням. Из-за отсутствия мужчин, женщины тосковали по мужской ласке и часто захватывающая грусть, печалила их молодые лица - природа требовала своё.

Песня вселяла в них веру и надежду; что может быть, когда-то, вместо домового появится настоящий мужчина, и они окажутся в его объятиях. А пока они пели песни, а возможно, что какие-то песни, сами сочиняли, а потом исполняли их под гитару, как могли.

Из всех девушек запомнилась одна, по имени Римма. Это была красивая девушка с черными вьющимися волосами, какая-то скромная и стыдливо - застенчивая. Её песни и игра нравилась мне больше других, и я запомнил эту певицу на всю жизнь.

Но были чрезмерно хулиганистые молодые женщины (а может и девушки), которые из-за откровенной развязности, мне не нравились. Одна из них запомнилась только частушкой:

- Девки, в груду! –
Нашла член, делить буду:
Кому дольку, кому две,
А кому целые м..де!
- Что же ты делаешь, богохульница, - не боишься бога, так пожалей, хотя бы, детей! – упрекнула её одна из подруг, глазами показывая в нашу сторону.
- А чего их жалеть?- они знают не меньше нашего! – отмахнулась она.
…Мы, конечно, знали не всё, но то, что новорожденных приносит не аист, и не находят родители детей в капусте – даже в том раннем возрасте, было нам ведомо.

Выходит, что та «богохульница», частично была права. Летом у нас на сеновале, иногда ночевали добытчики сена, для своих бурёнок и, некоторые молодые парни, вечерами рассказывали скабрезные и, довольно откровенные анекдоты, сексуального характера.

Особенно запомнился один молодой мужчина, которого с чьей-то «лёгкой» руки, кажется отца, мы звали Балакиревым. Вот, чтобы его послушать мы и собирались вечерами на сеновале после его возвращения с покоса, а иногда собирались там раньше и с нетерпением ждали его появления.

Он, наконец-то приходил, устраивался, на своё постоянное место и спрашивал в темноту, зная, что мы дожидаемся его:
- Ну, все в сборе?
- Все,- отвечали дружные детские голоса…
- Т-а-а-к, - многозначительно и протяжно, доносилось из темноты. – Про, попа, его дочерей и их работника я рассказывал?- спрашивал он.
-Да-а-а! – отвечали ребята.
-Ну, тогда слушайте другой анекдот, - и на сеновале, негромким голосом рассказчика, звучала новая история, до тех пор, пока сам рассказчик, утомленный тяжелым трудом на сенокосе, не засыпал…

… В хозяйстве у Тимофея имелось пять лошадей, среди которых выделялся один мерин по кличке «Петух». Это был крупный, поджарый конь с тавро на правой стороне крупа, что говорило о принадлежности его к кавалерийским частям. По солидному возрасту, можно было смело сказать, что он принимал участие в боевых действиях, в период недавно отгремевшей войны...

Как-то, к концу лета заволокло небо темными тучами, и зарядили продолжительные, нудные, беспросветные, надоедливые дожди. Сенокос прекратился. Можно было сидеть только дома и в палатках. Поэтому многие из приезжих, уезжали по домам, и только один Тимофей оставался на месте, как человек, отвечающий за вверенное ему хозяйство.

В такой день, однажды к нам пришёл из Селиванова «Волчок»:
- Ребя! – а фигли вы сидите дома?!- с порога заявил он. - В углу вашего поля лошади пасутся, а от палаток их там не видно, значит и Тимофей не увидит. Поехали кататься, – может, и за яблоками сгоняем, а?

Уговаривать нас долго времени не понадобилось, и мы дружно собрались, прихватили двухметровые бельевые веревочки, чтобы использовать их вместо уздечек и отправились к пасущимся лошадкам. Лошади нас знали – дядя Тимоша разрешал нам иногда гонять их на водопой, и мы легко завладели ими, кроме «Петуха». Его мы побаивались. Он не только внушал уважение к себе своими габаритами, но мог укусить или ударить задними копытами. Во всяком случае, когда мы к нему приближались, он поворачивался к нам задом и, угрожающе взбрыкивал задними ногами.

Затруднения возникли только с посадкой на лошадей – ведь старшему из нашей ватаги, было лет четырнадцать, а мне ещё не исполнилось и восьми. Но и с этим мы справились. Сначала посадили на лошадей, тех, кто поменьше, а последним сел Витя, который завёл свою лошадь в лес, нашел пенек и с пенька залез на своего коня. Краем леса мы объехали наш хутор и понеслись в сторону деревни Костино – там находился большой колхозный, яблоневый сад…

Заехали мы в сад со стороны дер. Титово. Забора у сада не было, а кусты леса, с той стороны, подступали вплотную к нему, и нам это было на руку – сторож если заметит, то мы успеем что-нибудь сорвать. На большое количество фруктов, мы и не рассчитывали - ведь яблоки ещё не совсем созрели…

Только начали рвать и рассовывать яблоки за пазуху, как услышали крик сторожа. Он заметил нас, из своего шалаша и бежал в нашу сторону, размахивая - то ли ружьем, то ли палкой – разглядеть, что у него было в руках, не было времени. Сообразив, что нужно скрываться, а не ждать когда он добежит до нас, или начнёт стрелять, мы сразу повернули коней назад и понеслись в лес.

На скаку, низко пригнувшись к гривам коней, напряженно ожидали, что вот-вот прозвучит выстрел нам в спину, но его не последовало. Когда подъезжали к саду, видели шалаш сторожа, но коня около него не было. Следовательно, колхозный охранник сада, нас преследовать не мог.

Когда въехали в лес, остановили коней, чтобы дать им отдышаться и обменяться впечатлениями о нашем набеге. Времени, по нашим прикидкам, у нас было достаточно, поэтому решили попробовать большие, но ещё кислые яблоки, которые очень сильно «вязали» рот.

Наговорившись вдоволь, и прикинув, кто и сколько успел сорвать яблок, мы тронулись в сторону дома. Расстояние до хутора было около семи километров, и у нас хватило время дополнительно обсудить, не совсем удачливую вылазку. О, если бы мы знали, как плачевно она закончится для нас!

Примерно в километре от нашего поля, где дорога выходила на просеку и была в этом месте более широкой, если можно назвать лесную, проселочную дорожку – дорогой, мы пустили лошадей галопом. И восхищаясь, бегом и скоростью коней, ветерком, трепавшим волосы, наших бедолажных голов, понеслись по этой просеке.

Но все хорошее быстро кончается, как и наша «широкая» дорога, которая резко повернула вправо, в сторону. Выскочив из-за поворота дороги, мы вдруг, прямо перед собой увидели, появившегося, как из-под земли, бригадира Тимофея, верхом на грозном и могучем «Петухе». Время на раздумья не оставалось. Одни спрыгнули на ходу, а я слегка притормозил коня, и, соскользнув вниз, скрылся в лесу.

Средний брат Толя, при прыжке с лошади, ударился головой о толстенную березу, и, временно потерял ориентацию. Его Тимофей поймал и, как вещественное доказательство, нашего коллективного преступления, собирался представить нашему папаше, для наказания. Иначе, зачем его ловить?

----------------------------