вспышка

Рандом выдал дождь. Лондон притворился спящим и решил утонуть в сером великолепии поздней осени.
Сколько еще таких же, как я спешащих провинциалов встретишь на этих подвижных улицах? Думаю, много.
По крайней мере, достаточно для того, чтобы составить статистику по довольно простой схеме: столько-то одиноких, столько-то безразличных, столько-то мечтателей.
Безликие капельки, рожденные серыми, безразличными небесами спускаются по стеклам витрин, по лакированным бокам спешащих машин и по моим волосам.
Некому одолжит мне зонт.
При последней мысли проскальзывает совершенно забытое воспоминание. Так бывает, когда ты совершенно не помнишь этот кусочек своей жизни, он вдруг неожиданно ярко, как выдуманный тобой во сне. Приходит и оставляет налет печали по ушедшему.
Особенно детские воспоминания.
И потом ты долго думаешь – может, все же это приснилось тебе? Забытый впопыхах сон или кусочек твоей другой жизни?
Сначала я вспомнила зонт. Огромный, ярко-голубой в черных горох. Слишком большой для семилетнего ребенка.
Да! Мне было семь лет, я шла из школы домой. Погода была такая же, как сейчас, это точно. Пахло осенью и ожиданием чего-то. А еще школьной библиотекой от огромной книги, которую я несла в руках и боялась намочить или уронить в грязь.
Но ведь это был не мой зонт. Ярко-голубой.
А следом в воспоминании такие же ярко-голубые глаза под этим зонтом. И темные растрепанные волосы. И застенчивая, немного отстраненная улыбка с кривоватыми передними зубами. Эта улыбка была будто слегка снисходительная. Будто ее хозяин знал больше об этой жизни, чем сама жизнь.
Лохматый мальчишка! Он вдруг так ярко представился мне. В растянутом черном свитере со странным фиолетовым узором. В черных, школьных брюках, заляпанных грязью внизу. В слишком больших для его роста ботинках с развязавшимися шнурками.
Он мне улыбался и протягивал свой непонятный зонт.
Смутно вспомнились разговоры о занятиях музыкой и мечты полететь в космос.
Я даже не помню, как его звали. Не помню, откуда он взялся, учился он в моей школе или нет.
Воспоминание нахлынуло ослепительной вспышкой ярко-голубого с серым и тут же потухло.
И никогда больше не вернется.