Волеизъявление

   Приближались выборы в Государственную Думу. Об этом напоминала не только хвастливая самореклама, звучащая по радио и ТВ, не только огромные красочные щиты по обочинам дорог и растяжки поперек улиц. Забыть приближение этого важного момента не позволяло и то торжественно-радостное предпраздничное настроение, которое охватило всю страну.

   «Оно, конечно, заранее ясно. Выборы эти — чистая условность. И так всем известно, с каким ошеломляющим преимуществом и какая партия победит. Никакой интриги, — рассуждал Семипудов, жилец квартиры №38. — Вот когда будем выбирать нового Президента, тогда — да. Тогда до последнего момента в неведении мучиться будем: кто же победит? Борьба между кандидатами нешуточная развернется, прямо тайны мадридского двора. Они же, кандидаты, все как один достойны, и каждый обещает прижизненное царствие небесное народу. В том смысле, что будем жить, как у Христа за пазухой. А в Думу — нет. В Думу — никакой интриги».

   Однако, не взирая на подобные скептические рассуждения, Семипудов прикупил к этому дню новый костюм — почти полгода копил, отказывая себе во многом, — рубашку и галстук сдержанной расцветки. Даже зная, что в этот день от твоего решения ничего не зависит, приятно было немного самообмануться, ощутить полноправным гражданином своей страны.
 
   Чем ближе становился знаменательный день, тем чаще Семипудов заглядывал в почтовый ящик. И не только возвращаясь домой или, напротив, покидая по каким-либо делам квартиру. Нет. Порой, принимая, положим, пищу, он подскакивал со стула и ссыпался вниз по лестнице. На площадке между первым и вторым этажами висели железные почтовые секции зеленого цвета. Еще не открыв свой ящик, Семипудов совал в круглую дырочку палец — желание осязать листок спрессованной целлюлозы подстегивало его поступки — и лишь потом проворачивал ключик в маленьком замке. Но каждый раз его ждало разочарование. Приглашения на Выборы не было. Вверх по лестнице расстроенный Семипудов поднимался медленно, погруженный в мрачные думы.

   Когда последняя перед Выборами будняя неделя подошла к концу, и стало понятно, что Приглашения уже не будет, Семипудов выловил во дворе, куда-то спешащего председателя домового комитета. Цепко ухватив всей горстью рукав локального начальства, жилец напористо спросил:

   — Тов.Бататов, вы приглашение на Выборы получили?

   — А как же, — степенно отозвался домоначальник, норовя высвободить рукав, — еще третьего дня пришло. И мне, и дусе моей. Мол, ждем на избирательном участке по такому-то адресу.

   — Ну, вот, — вконец огорчился жилец. — И Волозов получил, и Либидян, и другие-прочие. Даже Фраерману приглашение пришло, я узнавал. Хотя, кого интересует его голос? А мне — нет. Вы меня в списках жильцов подавали?

   — Ну, разумеется! Как можно не подать? Ты, Петрович, с самого заселения в доме живешь. Двубортникова, ты знаешь, она обязанности секретаря исполняет, мне список жильцов подала, я завизировал, и список вовремя ушел на участок. Твоя фамилия была, точно помню. Может там ошиблись, и потеряли тебя? Такое бывает.

   — И что мне теперь делать прикажете?

   — А, ничего. Иди и голосуй. Волеизъявляйся, так сказать.
 
   — А если меня в списках нет?

   — Ну, так что? Паспорт покажешь и голосуй. Как гражданин этой страны ты обладаешь правом избирать и быть избранным.

   В день голосования Семилетов отправился на участок. Не затемно, конечно, чтобы занять очередь к урнам, но — на голодный желудок, рассудив, что позавтракать успеет и позже. В кармане новенького костюма лежала выписка из домовой книги, заверенная председателем домкома, оригинал и ксерокопия паспорта, тоже заверенная, но у нотариуса, из которой явственно следовало, что Семипудов Дмитрий Анатольевич является гражданином этой страны. Там же лежало и заявление с просьбой внести его в списки избирателей. Заявление Семипудов написал на всякий случай. Мало ли? В другом кармане покоилась продолговатая пластмассовая коробочка с губкой из поролона внутри. Губка была пропитана обувным кремом черного цвета. Ее Семипудов купил вместе с костюмом.

   Перед входом в избирательный участок жаждущий отдать свой голос гражданин прошелся губкой по, и без того начищенным, носкам обуви и толкнул входную дверь. За длинным столом с алфавитным табличками сидели разновозрастные дамочки. Столпотворения, вопреки ожиданиям Семипудова, перед столом не наблюдалось. Он подошел к табличке с буквой «С» и сказал:

   — Я пришел голосовать.

   Ответственная за всех С-фамильных граждан, не глядя на мужчину, протянула руку:

   — Паспорт, — и когда Семипудов вручил женщине всю пачку заготовленных документов, удивленно воззрилась наконец на избирателя. — А это еще зачем?

   — Ну, мало ли, — пожал плечами Семипудов. — Для идентификации личности. Вдруг меня в списках нет.

   Женщина прошлась по списку пальцем, нашла фамилию Семипудова и, поставив напротив нее галочку, повернула списки к собеседнику:

   — Распишитесь. Вот ваш бюллетень. Проходите в любую кабинку, они все свободны пока.

   — Это что же получается? — удивился Семипудов. — Я что ли есть в списках?

   — А почему вас должно там не быть? — в свою очередь удивилась С-женщина. — Согласно прописке.

   — Но я не получал приглашения. Я пришел к вам добровольно отдать свой голос.
 
   — Ну, так что, что не получали? — поскольку очередь мужчину не подпирала, она решила поговорить. — Голосовать вы все равно обязаны. То есть, я хотела сказать, имеете право. Зачем вам еще и приглашение? Это же просто бумажка.

   — Как это просто?! — возмутился Семипудов. — К вашему сведению — это знак доверия, говорящий о том, как важен и нужен, а возможно и дорог мой голос и мое решение.

   — Ой, мужчина, не смешите меня, — отмахнулась дама. — Вы прямо, как вчера родились. Подумаешь, Приглашение ему забыли персональное прислать. Вы что, никогда не слышали про «человеческий фактор»? Мы же тут не сидим-отдыхаем. У нас заботы поважнее есть, вот и забыли послать. Берите уже свой бюллетень и идите, голосуйте. Сейчас люди начнут подходить, а вы тут со своим приглашением претензии предъявляете. Ну, хотите я вам прямо сейчас его напишу? И вручу лично в руки?

   — Нет уж, — обиделся Семилетов. — Как говаривала моя бабушка: «Дорого яичко ко Христову дню». Давайте бюллетень.

   Уже задергивая занавеску кабинки, он услышал, как «его» дама говорит товарке: «Вот же малахольный! И таким еще голосовать доверяют». Отдав свой голос, Семипудов в прекрасном настроении покинул избирательный участок. Тут же, в открытой рядом палатке купил банку «Балтики тройки» и, присосавшись к вскрытой жестянке с пивом, удовлетворенно подумал, что, вопреки всему, он исполнил свой гражданский долг. Он представил, как вечером, когда счетная комиссия примется за работу, перевернут вверх дном урну для голосований и вытряхнут бюллетени. Его, находясь сейчас на самом дне, окажется сверху. И глазам учетчиков предстанет надпись, которую он старательно вывел наискосок, через весь лист. Крупными печатными буквами, ярко-красным фломастером, Семипудов написал: «А пошли вы все на фиг» и в конце нарисовал три жирных восклицательных знака.