Последний день на земле. Сорок дней

               


       Вот и настал он, этот последний день, когда надо уже прощаться со всеми, остающимися здесь, на земле, людьми. Когда надо покидать тех, с кем был, так или иначе, связан по жизни и, прежде всего, своих родных и близких. И друзей, с которыми так мало виделся в последние годы, и которых, порой, так не хватало рядом.  А всё она, эта проклятая работа. Слишком уж много приходилось отдавать ей сил и времени. Ни на что другое его практически не оставалось. Как ни силен был Владимир Михайлович, а трудновато приходилось. И уже не хватало здоровья на всё. Постоянная нервотрепка изматывала. Она буквально высасывала последние соки из его организма. А ведь он уже не был молод и полон энергии, как прежде. Не тот юный легкоатлет, толкатель ядра и метатель диска, готовый горы свернуть, каким был сорок лет назад.  Но вечные заботы с этим его проклятым бизнесом не давали расслабиться. А ничего другого он не умел. Вот и тратил своё здоровье на эти бесконечные переговоры, уговоры, да решение постоянно возникающих, черт их дери, производственных проблем. На новых своих компаньонов никак не мог сложить он хоть часть своих обязанностей. Слишком мало еще опыта и необходимых для этого знаний, было у них. Поэтому всё приходилось тащить на своих плечах, чтобы не напортачили они где-нибудь. Но всё получилось как раз так, как не должно было случиться. Он их всех покинул, оставив дела незавершенными, даже не подготовив толком себе замену. Да и как эту замену себе найдешь? Разве такое возможно?
     Как, например, объяснить сыну-пятикласснику, что хотел всё успеть. И что надеялся это сделать как надо. И денег заработать на достойную жизнь, и пример ему показать. Хотел ведь, как лучше. А получилось, как говаривал незабвенный Черномырдин, как всегда! Конечно, надо было общаться с парнем побольше, ведь подрастающему мальчишке нужен отец. Никакая мать, даже самая любящая, его не заменит. А времени, да что греха таить, и сил на это хронически не хватало. И что толку с того, что с женой своей он уже заранее всё обговорил, предполагая, что подобный конец вполне возможен. Теперь уже ничего не исправить. Разве заранее можно всё предусмотреть? Тем более, что всё произошло так быстро. Так неожиданно. Да, за здоровьем надо следить. Но что за ним следить, если его уже не стало? Вот и старался успеть сделать побольше, пока была возможность....
      Теперь пришла пора отправляться туда, где твой труд и знания по крупному счету уже будут никому не нужны. Туда, где уже не надо будет что-то решать и улаживать какие-то проблемы, и где человеку дела заняться будет просто нечем. Что поделать! Такова жизнь. Ведь и смерть – это тоже одна из сторон жизни. Так сказать, её законное продолжение. Если смотреть на всё с диалектических позиций. И кто знает, удастся ли там встретить, например, тех, кто ушел раньше тебя? Ведь немало близких тебе людей в последние годы покинули эту грешную землю.  Только за предыдущие пять лет из твоего круга однокурсников и однокурсниц туда отправились одиннадцать человек. И ты был одним из последних. А ведь были и другие…. И сможешь ли узнать кого-то, если встретишь? Удастся ли с кем-то  наладить контакт? Да! Слишком мало мы знаем о существовании в ином мире. Мире ушедших.
      Вот и сегодня, на сороковой день, наверняка соберутся какие-то родственники, друзья, однокурсники, чтобы попрощаться, помянуть его. Ведь это принято у православных. Это традиция. А для него, Владимира Михайловича, – это последняя возможность в последний раз взглянуть на провожающих его в долгий путь. До полуночи у него еще есть время, а потом уже надо будет трогаться. Так что пока имеется возможность, следует посетить  знакомые места, повидать тех, кого уже никогда больше не встретишь.
     Не имея представления о времени, и пользуясь только интуицией, Владимир Михайлович перенесся на Северное кладбище, к месту захоронения отца. Здесь была выкопана и его  могила. В день похорон собралось  народу немало. У всех тогда были скорбные лица и некоторые, несмотря на весьма прохладную погоду (лужицы кое-где были покрыты первым ноябрьским ледком) были с непокрытыми головами.  В том числе и его младший родной брат, Юрка, с абсолютно лысой, как и у него, головой.
      На сей раз, народу было немного, во всяком случае, значительно меньше, чем тогда. Пришли родственники и некоторые из друзей. Земля у места захоронения слегка осела, а цветы, положенные ранее на могилку, оказались замерзшие и выглядели так, будто их только недавно сюда принесли. Убрав с земли кое-какие засохшие, скукоженные цветки, и выкинув скопившийся мусор, пришедшие проститься с ним, постояли немного у его могилки, что-то поправили на ней и вскоре стали собираться в обратный путь. Слов было сказано немного. Да и что было говорить? Теперь всё это было бы уже лишним. А дома готовилась встреча тех, кто придет по православной традиции, помянуть его. Ведь сорок дней – это весьма значимая дата.
     Не дожидаясь пока народ разойдется и отправится на машинах в сторону дома, Владимир Михайлович еще раз решил взглянуть на оставленное им хозяйство. Не прошло и минуты, как он был уже в до боли знакомом ему месте на Карельском перешейке, где в садках плавали, ожидая очередной кормежки,годовалые форельки и подрастающие мальки. Народ, обслуживающий здесь его бывшее форелевое хозяйство, деловито занимался своим каждодневным трудом. Ну, слава богу, вроде бы здесь всё более-менее налажено, и дело идет своим ходом, подумал он. Никто, похоже, даже не заметил, что меня нет. Ну, и ладно. Видать, труды мои не прошли даром. Народ подготовлен, свои обязанности все знают. Не пропадут.  Лишь бы у компаньонов руки не опустились. Ведь теперь все его связи им придется восстанавливать самим. Закупку посадочного материала, снабжение кормами, как и все другие технические и организационные вопросы им придется взять на себя. Хоть какое-то время, надеюсь, продержатся, подумал Владимир Михайлович. Еще раз, взглянув с высоты на территорию хозяйства, которому было отдано столько сил и здоровья, он развернулся в сторону города и отправился к дому. Здесь уже вовсю шло приготовление к застолью. Кто-то хлопотал на кухне, кто-то двигал мебель и расставлял посуду на столе в большой комнате, где должны были собраться гости. В квартире мало что изменилось. Только его вещей, ранее находившихся на вешалке в прихожей и в комнате, не было видно. Видимо, жена уже прибрала это всё куда-то.
     Сынишка возился с чем-то в своей комнате, причем вид его был растерянный. Заметно было, что он нервничает и не знает чем себя занять. Он, то брал в руки какую-нибудь книжку, то лез за чем-то в свой школьный рюкзачок. Мысли его витали, наверное, где-то далеко. Потом он включил компьютер и уселся подле него, надев на голову наушники. К горлу Владимира подкатил комок, который сбивал дыхание, и от которого сразу защемило сердце. Странно, ведь вроде бы и нечему теперь болеть, а всё равно, не отпускает. Вот ведь как случается порой. Как же мне не будет хватать его теперь, а раньше ведь не удавалось побыть с ним подольше, пронеслось в мыслях Владимира Михайловича. Да что тут говорить, и со старшим сыном я тоже общался меньше, чем хотелось бы. А ведь и ему наверняка часто нужна была моя поддержка, мой совет. И с ним мне не удавалось толком видеться и общаться. Конечно, те редкие встречи, которые у нас происходили – этого было слишком мало. Ведь рос он с матерью.
       Решил немного подождать здесь, пока не придут гости. Часам к пяти народ стал собираться. Пришло много людей. Здесь уже был его младший брат со своей женой, из-за которой, в основном они так редко виделись все последние годы. Явились дочка с зятем, внук, партнеры по бизнесу, и основательно состарившиеся бывшие однокурсники, с которыми удавалось прежде встречаться на изредка посещаемых им заседаниях К102.  Немного позже явился и старший сын, статный, симпатичный парень с копной темных волос, так напоминавший ему себя в юности.
     И вот собравшиеся гости расселись за стол. Начали произносить поминальные тосты, зазвучали речи. А Владимиру Михайловичу подумалось, что людям совсем не часто удается о себе услышать столько хорошего, так много разных похвал, да еще в третьем лице. Потом пошли воспоминания из прошлых лет…. Почему-то события тех юных дней своих, ему вспоминать было особенно тяжело. Владимир не смог долго такого вынести и удалился.
    
     Вечером все разошлись. В доме слышался шум воды, вытекающей из крана и звуки, передвигаемой на привычные места, мебели. Вот и всё, подумалось Владимиру. Это последняя моя встреча с близкими мне людьми на земле. А удастся ли кого-то из них в будущем увидеть там, на небесах, неизвестно.  Пожалуй, ждать чего-то дальше, лишено смысла. Да, и слишком это тяжело всё. Надо отправляться, раз уж решение принято.
     Как и было ранее условлено, он направился к небесным вратам, у которых стояли два ангела-охранника.  Вы на распределение, спросили они? По-видимому, да, ответил Владимир. - Придется немного подождать, последовал ответ. Ну, что же, подождать, так подождать. И он остался здесь, невдалеке, присев на край облачка до момента, когда ворота откроют, и начнется запуск ожидающих. Помимо него, здесь находились в ожидании еще несколько тысяч человек разных мастей и национальностей. Поскольку там, на небесах, где всем правит бесконечность, время течет незаметно, то ждать пришлось недолго. Наконец врата открылись, и поток вновь прибывших хлынул во внутрь. Владимир Михайлович тоже двинулся вперед.
       Невдалеке от входа стояла ничем не приметная пожилая женщина, одетая в темную холщевую накидку с капюшоном. Ну, вот и ты прибыл, сказала она своим тихим голосом. Добро пожаловать к нам на небеса! Заждались. У Владимира возникло такое ощущение, будто он должен знать, но никак не мог её вспомнить.  - Ты кто? Спросил он. Моё имя Ксения. Да ты должен меня помнить. Вы с женой не раз молились мне прежде, и свечки ставили. – Ты – Ксения Петербургская, да?  - Верно! А кто же ещё? Я давно наблюдаю отсюда за тобой и твоими делами на земле. Точнее, наблюдала. Но теперь уже всё осталось позади. Тебе, наверное, объяснять не надо, какие порядки у нас здесь, хоть ты и бывший атеист? Пойдем со мной, я тебе здесь кое-что покажу. А ты уже сам выберешь, чем займешься тут, на небесах, чтобы не скучать в ожидании близких тебе людей. Вообще-то я полагала, что увижу тебя раньше. Я даже немного удивлена тем, что ты так долго задержался на Земле. Ты уж извини меня за мою откровенность. Уж больно ты активно боролся со своим здоровьем. А те психические нагрузки, которым ты подвергал себя, могли сломить любого  на твоем месте уже давно. Ладно, теперь-то чего об этом говорить. Нынче тебе надо думать о своей душе. Ведь кроме неё у тебя ведь ничего не осталось. Всё остальное – лишь только видимость. Раньше тебе ведь некогда было особенно заботиться об этом, а теперь самое время настало. И о боге подумать найдешь время. – Так он существует на самом деле? – И да, и нет. Бог - это наше представление о совершенном. Во всех его проявлениях. Если ты надеялся увидеть здесь его, то, увы – этого не произойдет. Его можно только почувствовать. Ощутить своей душой. Бог – это то, к чему мы все должны стремиться. Нравственно высокое и чистое. Скорее всего – это некое философское понятие, о котором у вас, атеистов и коммунистов не принято было говорить. Видимо, далеко это всё было от вашего прагматического и узкого понимания сущности бытия. Но у тебя теперь будет достаточно времени об этом поразмыслить. Для тех, кто стремится к знаниям, у нас огромные возможности. Ты ведь когда-то увлекался историей? А здесь у тебя есть возможность приобщиться к ней максимально близко. Ведь сами носители истории, её герои, все они здесь. Общайся с ними, если захочешь. – Да, это, конечно, здорово. Об этом я даже не думал раньше.  – А люди, живущие на земле, вообще редко думают. Они настолько заняты своими земными проблемами, что им часто просто не до того. Потому все там, на земле, не живут, строго говоря, а просто существуют, как это ни прискорбно осознавать. Ладно, я пока тебя ненадолго оставлю поразмыслить и освоиться здесь, а сама займусь своими делами. Ведь мне ещё многих сегодня надо встретить, ты уж не обижайся. Увидимся попозже. 
     И Владимир Михайлович остался. Надолго остался. Можно сказать, навечно. Уж как ему удастся с этой вечностью совладать – вопрос другой. Но земное его существование закончилось. Единственное, во что еще он мог верить, это в то, что у него на земле остался кое-кто, кто сможет продолжить начатое им дело. Верить, что дети его окажутся достойными людьми и обозначат себя на грешной земле своими делами, которые, даст бог, запомнятся другим….

                R.V. , Санкт-Петербург, 15 ноября 2011г.