Раненный Ангел

 
               
               
               
                1
                Мы – это так много, гораздо               
                Больше чем Мы и Вы.
                Теорема Войны
               
               

          
В середине сентября состарились солнцезащитные очки, и обычная природно-культурная желтизна ранней осени, оказалась ржавчиной мелковозврастных и труднопроизносимых желаний. И даже кленовый лист, прислонившийся отдохнуть к стеклу авто, смотрится гипнотизирующим прицелом, или макроследом на вене от шприца психиатра без имени, но по недоразумению узнавшего, - в этом мире есть я. Он второй месяц лечит меня от Треугольной головы. А, впрочем , по барабану ранней Агаты мне тоска, когда смывает с ветрового стекла отрезвевший и отдохнувший от скорости и ветра лист, еще по вчерашнему теплое приземляющееся небо, и случайно щелкнувшая по носу дождинка выбивает первую ноту умняка. И все остальное становится левым, даже треугольная голова. Жизнь левее сердца, и благовоспитанные родственники считают меня незаявленным в ломбард полицейского старьевщика экстремистом, с огромным, для них кажущимся, пистолетом, стреляющим компьютерными стрелками в мало кому понятную психодиалектическую реальность. Существование правее, и, видя свое отражение в кресте или солнце зеркала, хочется взять алую помаду младшей сестры и нарисовать множество свастик цвета второго заката, платиновых звезд в лиловых крестах первого рассвета, и. поместив все это в огромную мишень для плевков торопящегося Армагедонна, названную почему-то сердцем, позвонить старьевщику, - Я – это моя Жизнь. Необходимо научится жить от сердца. Так говорит религия и мама. Религия туманно и притчами. Мама редко, когда считает меня тоскующим эгоистом. Так шепчет и треугольная голова. Ее трудно услышать. Но когда начинаешь понимать, понимаешь, она очень странной любовью любит сердце.
  До частного, и вполне преуспевающего психолога, это я его называю психиатром, еще два квартала плебейской лепки из бетона и кирпича, которую подавляющее большинство населния считает жильем для Города. Смешно, если бы не было так старо. А по времени, успеть достать из полупротертого кармана тертых джинсов  сигарету, поиграть перед самим собой в никем не понимаемого  нового русского нищего, и получить бодрящий приход удовольствия  от почти сюрреалистической абсурдности происходящего за стеклом авто, и удивится,- все это люди называют цивилизацией. И позже  с этим удивлением на вполне выбритой физиономии войти к психологу. И отношение к тебе как к пациенту, а твое к психологу, как к психиатру обеспечено.
  Иногда задумываюсь, - зачем мне это. Но дело в том, что я разучился смеяться, и мне нравится вечерами вполне искренне хохотать, над маленьким спектаклем, который я рассветный ставлю для себя закатного. Тоже можно назвать лечением, иногда жизнью. И все бы ничего, если бы не треугольная голова.
  Еще квартал, но уже мысленно слышатся задаваемые психологом вопросы. Странно, раньше я их чувствовал за два. Может быть, мне стало скучно? Тогда понятно, почему уныние – грех.
  - Скажите, у вас были в семье родственники, состоящие на учете психиатра?
  - Нет.
Впрочем, настоящие психологи его задают редко. Они более солидны, как Хомо, и, наверное, более умны как Сапиенс.
  - Доктор, а какими вопросами меня встретите вы?
Я делаю на два светлячка громче музыку, и кажется, слышу ответ.
  - Интересными.
Теперь  я  действительно заинтригован, кажется, психиатр в этой реальности стал психологом. Поверим.
- Доктор, не стоит терять искренность, даже такого случайного пациента как я. Не одному смертному в этом мире не дано обогнать свою тень. Памяти – человека, скорости – риск, который она в себе несет. Риску ощущения молодости, и иногда своей. Для меня  странно.… И я не тороплюсь уверовать в речи, в которых вы, Доктор,  утверждаете меня в чем-то, восприняв кем-то, и доказав нечто, никогда мною не задаваемое. И если это мое, – я рад и верю. Если нет, ищу причину посмеяться вечером. Вы, Доктор, часто знакомите меня с личностью, хотя грустно, - редко с моею собственной. Но мне всегда хочется представиться, - Здравствуйте,  Я Ангел, и работаю звездой в данный момент на этом сентябрьском небе. Но я никогда  так не представлюсь, -  еще не павший, и тем более  - не падший. Хотя  с желтым психиатрическим шрамом под левым крылом. Следом лжематериалестической реальности, которая ради собственного неуклюжего невежества, отрицает недоступную ей красоту многоуровневого мира. Даже очки от этой безнадеги состарились. И оплата налоговых недоразумений не доставляет мне прежней радости и удовольствия. Хотя, не все еще потеряно…
               
                2


                Белые дома после пожаров становятся желтыми   
                Из теленаблюдений

  Красный прикид светофора, и…
- Слышь, братан, подкинь до площади.
Я добр, - это скрытое, почти теневое качество всех изгоев, тем более хаки – изгоев в это десятилетие жизни. Но зачем мне раскрывать то, что существует в виде теоретической тайны, перед кем-то посторонним с запахом скуки из - под малинового пиджака. Я ведь даже от себя это храню в виде красивой иллюзии - замарашки   Золушки. И только иногда, сам на сам, предварительно закрыв все двери, и совершив…, чего только не совершишь, чтобы победить в себе страх общественного здравомыслия,  и, отключив телефон,   могу прошептать – я добр, и испуганно заозираться. А вдруг кто-то услышит. Или, не дай бог увидит. Доброта – дефицит. И трусость – не медитационное молчание о ней, а крики, исскуственно, в  виде хрупкой самозащиты, не желающих понять – насколько все это серьезно. Улыбайтесь, господа, - доброта последняя шутка господа.
 Впрочем, Треугольная голова это знает.
- Нет, братан не могу. Меня ждет. … Хм…  Он очень крутой. И к нему лучше не опаздывать.
- Ха,- бритая физиономия в окне улыбается. Только скажи…
- Нет, братан,  он – облом.
Зеленый зрачок светофора ставит точку в диалоге. И открывает новое предложение, - путь свободен.

                3

                Из скольких здесь столько, сколько есть          
                У стольких?
               
                Облом без прикида.


Да Треугольная голова  - облом. Но не всегда неприятный. Он появляется, когда ты читаешь книгу,  смотришь телевизор, или спишь. И тогда тебе вместо чтения хочется заняться самому производством фильмов, или нарисовать книгу, или просто проснуться. Он не злой, ведь книга или кино могут быть неинтересными, а сны тревожными. Но и не добр. Он заявляется без приглашения. Он даже не равнодушен. Если равнодушие – объективность отсутствия любви. Просто никакой. Однажды, я назвал его треугольным обломом. Он обиделся, и стал будить меня на несколько седых мгновений позже, чем необходимо  во время снов про апокалипсис, но зато долгое время не тревожит и в иных более приятных сновидениях. И если в реальностях катаклизмов, я просыпался за несколько секунд до собственной …, то в эротических, - я не  отключался несколько дольше время, что позволило мне сделать вывод, - он ближе к концу света, чем к более достойному времяпрепровождению.
  Ну, вот и приехали. Не совсем люкс, но, говорят, врачи ему завидуют. В наше время один из основных критериев общественного  успеха. Небо пронеслось над землею, прикасаясь ко всему, что можно назвать  первым.
Кончился дождь.
 
                4

…лишь бы только на – С,
  чтобы ад превратился вновь в  Сад.
 
                Из будущего.


- Здравствуйте, Доктор.
- Здравствуй. Присаживайся. Помнишь, я просил тебя звонить, сразу же когда тебе является эта галлюцинация. Или хотя бы  вести дневник.
Доктор, с художественной позиции, среднестатистическая личность, некого провинциального во времени, Пикассо, с малоспортивными атрибутами более позднего  Шагала. Впрочем, именно эти особенности его  внешнего проявления, дают вполне законное творческое право, называть его доктором. Голова похожая на пинг-понговский шарик, с вмятинами вместо рта и носа, и сине-карими штампами качества –made in Дарвин, вместо глаз,  под полуседой бровной облачностью. Выше, вполне реальная залысина класса интеллигент.
- Разговор у нас начинается не с того. Не хватало мне.… Наверное, чего-то не хватило, позвонить в двенадцать ночи и пожаловаться на глюк нежелательной тяжести. А потом слушать снотворные междометия телефонной трубки, и потихоньку раздражаться на собственную  наивность, граничащую с глупостью. Я промолчал.
 Доктор достал из белоснежного врачебного халата, видимо на заказ, блокнот в коричневом переплете с полладонь, и нацепил  стеклянную повседневность виде очков.
- Когда он тебе  являлся в последний раз?
-Так серьезно. Являлся. Я чувствовал его присутствие. Вчера, когда я что-то штудировал из литературного ширпотреба.
- В час сорок, после  полуночи?
- Да. Приблизительно так.
- А предыдущая встреча, вернее предчувствие негативного присутствия?
- В прошлую среду. Я был в гостях…
- Ага.…Это приблизительно в двенадцать ночи.
- Неужели, Доктор, вы вступили в близкие отношения с психологически – суетным обломом треугольной головой.
Облака скопились у зрачков, которые  стали похожи на вершины гор, когда на них смотришь с высоты  ангельского полета.
- А прежде, он тебе являлся в понедельник на прошлой неделе.
Доктор, придумчиво не совсем придурковато, но весьма распостраненным жестом прикоснулся к лысине.
- Ну, вот  и эти даты совпадают. Кажется, мы нашли причину твоего депресняка негативной тяжести. Так, помнится, ты выразился в нашу первую встречу.
- Почти.
Да мне не хватает моих состарившихся солнцезащитных очков.
- Вы можете мне объяснить, как избавиться  от этой проблемы?
Доктор приговорил к столу книжицу в полладонь.
- Постараюсь. Я сам с трудом понимаю связь, между моими рассуждениями и реальными событиями. Точнее, с трудом могу ее объяснить. Но то, что она существует,- я уверен. Это  явственно. Понимаете, молодой человек, коллеги из криминалистики предоставили мне материалы на некоего гражданина Икс. Хотя  следствие еще не закончено, у  меня  была вполне официальная возможность с ними познакомиться. Материалы на человека, с явственными психическими, я бы даже сказал с древне- ритуальными отклонениями. Точнее, - убийцу. Он убивает людей.
  Странная мысль скользнула вдоль окна кабинета, - а людей ли, - если с древне, да еще ритуальными…
Я поднял воротник кожаной куртки, скрывая засос, который почему-то после слов доктора, принял очертания губ, шепчущих мне нечто значительное, но на чем я никак не могу сосредоточиться, вникая  в образность слов доктора.
- Не перебивайте молодой человек. Так вот… Он убивает девушек ударом ножа в сердце. Улавливаете связь?
Это и есть ритуальность или отклонения в древность?
Я снова пригладил воротник.
- Нет. Я не об этом.
-Тогда, только то, что эти события каким - то образом касаются меня.
Доктор вдавил ладонью книжицу в стол.
- Вот именно! Я не ошибся. Вы действительно Ангел.
Я  постарался скрыть усмешку улыбкой. Интересно, сколько ему лет, не в реальности, а в действительности. Такой статус романтизма, для прагматика от психологии,- интересная степень научного демократизма. Только представители Новой школы умеют так легко переходить от заземленного …  к  отсутствию усталости слова.
- Я вам этого не говорил.
Синие вершины в глазах перелились до уровня пиковых озер.
- Я не о том. У меня довольно широкий круг людей, с которыми мне приходилось или приходится встречаться. И я квалифицировал их в  своеобразные, эмоциональные группы. Одна из которых, - Ангелы. По степени эмоциональности, - Ангелы мужчины встречаются реже.
Он достал из ящика стола пачку сигарет.
- Скажите молодой человек, где обитают Ангелы?
- На Небесах, конечно. А еще на рождественских елках.
Я старался не потерять веру в то, что он действительно психолог.
- Именно так. А на Земле в сердцах. Я сентиментален?
Доктор стал по айболитовски домашним.
- Вы волнуетесь.
Доктор втянул пинг-понговские щеки и выдохнул.
- Так вот, вы живете в сердцах людей.
И встретив мой взгляд.
- Вернее, те люди, чей психологический портрет подходит к статусу  Ангела. Кстати вы сами верите в  Ангелов?
Да. И слушая вас, начинаю догадываться, что иногда от них лечусь.
Я немного лукавил. Я в них верил, только когда лечился. Если такой расклад можно назвать верой.
Доктор вдохновился. А  у меня  мелькнула мысль, - есть ли здесь его коллеги. Нет,  лукавлю, я вновь услышал горячий   шепот засоса.
Доктор  прикурил сигарету.
-Зря вы так на меня  смотрите. Некоторые виды абсурда двадцатого века, намного ближе к истине, чем многовековые теории. Док, флегматично одиноко усмехнулся сквозь клубы дыма, и стал более приятен. Менее абсурден в своем деликатно-нигилистическом отношении к общению с собеседниками. Но спорить с ним  не хотелось. Вернее,  мне вообще  не хотелось спорить…   
 И он продолжил.
- Я еше раз вам говорю, именно в то время, когда к вам являлась треугольная голова, в  городе совершалось убийство. Нож убийцы проникал в сердце, и перед вами возникало острие ножа, гипотетически измененная  вашим воображением до Треугольной головы ночного мыслесобеседника.
- Слабо  верится, Доктор.
Правдивее мне не верилось вообще. Но именно данный  аспект медицинского романтизма в психологии, подтверждал ритуальность смерти. Древние это знали, когда забыли, - стали современными. Хотя в пси- информатики  и то и другое, различные степени Человека ушедшего.
- Поверите, когда убедитесь, Одна из его жертв жива. Лезвие прошло вдоль сердца, и это случилось в тот раз, когда вы его « обидели». К  сожалению она не сможет определить нападавшего. Но это  ничего…
Он чему-то  победно улыбнулся.
- Вы говорили, можете предчувствовать его. Еще раз почувствуете,  оттолкните. И я уверен убийства не состоится. А будильник от ваших ночных кошмаров, я вам подарю.





                5               
                Не  верится, - накорми собаку,- 
                Только ей дана глупость – не верить…
                Ведь все сны, что цепями из мрака,
                Просто сердцем закрытые двери.

                Поэтический депресняк


 От  Доктора я  выходил  сюрреалистически задумавшись. Хотя думы о сюрре, - это  только его  предположительность, но не факт, и даже – не данность. Что-то в его умозаключениях настораживало. Революционные сочетания фрейдизма с Индуизмом, что-то заинтересовало. Оттенки  культов цивилизации  Инков. Что-то открывало новые горизонты для фантазии.…Но твердо, - я понял одно, - все мои критерии добра и зла, картинны, и  являются умопроизведеиями одной  из степеней, нет, даже глубин одиночества. Ведь мне было приятно иногда с ним поболтать
А в  это время,  кто-то умирал от Треугольной  головы. Мне  приятно  было болтать с чьей-то смертью. Но странно,  я не чувствую никакого угрызения совести, даже  микро-вины, и, даже лунных проблесков сожаления. Совсем как древнеиндийский Веталла,  доживающий чужие жизни.  Нет,  не доживающий, а принимающий  их, как отрицание низших степеней одиночества. И еще…
               
                6
                Сумрак в этих глазах,-
                О чем память?
                Нераспечатанный крик,-
                О чем вздох?
                Как хотелось мне тело оставить,
                Но меня, в нем оставил Бог.

                Игры досовершенствования


Доктор  сидел все в той же каштановой комнате за каштановы столом и  неторопливо писал в каштановую тетрадь.
- Доктор.
- Да молодой человек?
- А если треугольная голова бьет не в сердце, а в другую область?
-  Я понимаю ваш вопрос. Но  люди,  живущие законами сердца, подчиняют все остальное этим законам, чувства, поступки. И те, у которых  Разум не вступает в противоречия  с сердцем, идут путем  Ангелов. Для других, сердце просто физиологический орган. Словно двигатель у машины. Правда, бедная образность. Богатые, а душа,- примитивно обществена,  и  наоборот бедные духом, - а внутренний мир настолько богат, что даже богатства Вавилона кажутся стекляшками.…Но это о другом…
Я грустно улыбнулся.
- Доктор, а имеются ли материалистические объяснения моего депресняка?
-  Да,  но будут ли они тебе интересны?
Нет.

                7

                Земля круглая, - какая неудача.
                Шар наш статус,  - от себя не сбежать,
                И рожденьем младенца оплачен,
                Весь тот путь, что дала ему мать.

                Печаль заболевшего кита


Я шрамом под «крылом» почувствовал приближение треугольной головы, и поверил.
- Прочь.
Его зыбкие очертания, начавшиеся появляться в нескольких метрах сзади меня, удивленно рассыпались, озоново искупав меня в спектре чувств. И я сумел понять тревожность присутствующую  после  разговора с  врачом. Нет, тревога, не касалась того, смогу ли я…
Причины ее более эгоистичны. Сейчас,   быть может, уничтожил того, с кем позволял быть себе откровеннее и искреннее, чем с самим собой. Почти не верится, но так бывает. Ностальгия улетучивалась. И вместе с ней уходила, более  действительная для меня реальность, – ожидания одиночества и одиночество ожидания. Это чуть-чуть страшно. Не было бы еще хуже. Недоверчиво и почти дико. По теории Дока я полуверил, полупонимал, - спасаю чью-то жизнь. Но это понимание мало успокаивало, - за время  мыслеобщения, я увидел в треугольной голове того, кто никогда не предаст, кому нет выгоды тебя обманывать. Увидел  в нем Друга, ни скованного статикой тела, застывшим образом, лицом.… Почему-то в последнее время перестал считать его болезнью. Сомневался, но знал, - это потеря.

                8         

                …И невежество,- спящие образы,-
                просто ложью плененный? Свет.
      
                проблематичность языческого материализма


 Вряд ли Доктор вы помогли мне вылечится. Другим может быть. Но не мне.
- Эй, ты кому сказал, пошел.…С лавочки или из ближайших кустов поднялся подвыпивший бомж.
Я выбросил сигарету и улыбнулся.
- Смотри,  - скоро будет очень звездное небо.
-Да-а-а-а.
- Видишь, ты свободен более чем я. Ты можешь, не задумываясь смотреть на звезды. Не боясь так близко подходить к тому, кто к тебе не подходил. А я  слишком глуп и тяжел, чтобы смотреть на звезды, и при этом не уметь думать. И не  стоит связываться  настолько свободному человеку как ты, с таким, как …
- Да-а-а-а. Может по стопарику. У меня….
Странно, люди не бояться открывать свою доброту, хотя и понимает  ее каждый по своему. Братан, который хотел помочь устроить крутые разборки,  он ведь тоже желал мне добра. Теперь этот бом… предложивший мне стопарик из скудных своих запасов. Все они добры. Но добры по разному. И главное, не скрывают этого. Быть может, именно поэтому, они умеют улыбаться. Быть может это и есть здоровье?
- Нет, стопарик часть твоей свободы, но не моей.
-Ну-у-у, я  пошел.
Даже в сгущающейся темноте  были видны удивленные глаза бомжка.
- Иди.

                9

                О Свободе, - ни слова. Им страшно.
                О любви, ни намека,- смешно.
                Повторяется день мой вчерашний,
                Значит завтрашнего не дано.

                Растерянное колечко.

В кабинете у Доктора был посетитель. И медсестра секретарь предложила подождать. Но Доктор,  видимо расслышал мой голос за дверью  и пригласил войти. В  кресле пациента сидела девушка,  волнуясь, словно на экзамене. Док, не отрываясь от записи:
-Познакомьтесь последняя неудавшаяся жертва треугольной головы. Позавчера,  часов в десять родители отправили ее к бабушке. По  пути на нее и напали.…Так было, шапочка  Красная.
- Да. Я очень испугалась. Но когда, у него в руках сверкнул нож… Я не знаю.…Но мне стало вдруг спокойно. И я ударила его пакетом с бутылками. Он упал. А  я побежала и вызвала милицию. Капитан, направил вчера меня…  сюда. Я  ведь только защищалась. Я  ведь нормальная, правда, Доктор. И она умоляюще взглянула в мою сторону. И я понял почему, позавчера  вечером со мной так больно прощалось одиночество. Ничто в этом мире не стоило, этих сине-зеленых с чувством затаившейся тревоги и надежды  глаз. Глаз весны, среди осени и состарившихся  от безнадеги солнцезащитных очков. Доктор оторвался от тетради.
- Ты видел его позавчера ночью?
-Да.
- Значит. У тебя все получилось. Ты поверил.
Я пожал плечами. Доктор с немого помолчал.
- Ты проснувшийся  Ангел.
- Ангел? Глаза девушки приобрели оттенок неба, после дождя, с мелькающими в них  словно голуби искорками недоумения.
Доктор взглянул на нее.
- Да, Ангел. Если захочет, сам  расскажет. И взглянув поверх очков мне в лицо, добавил.- Впрочем, в  чем я сильно сомневаюсь.
- Она его не убила?
- Нет. Будет суд.
Я  вздохнул с облегчением. Наверное, у меня еще  немного оставалось жалости к потере, или быть может…
От доктора вышли вместе.
- Так, что  вы должны мне рассказать?
- Вы читали Кастанеду?
- Нет.
- И я нет. Но он сам, того не подозревая, научил меня обгонять свою тень. Необходимо просто  идти навстречу Солнцу. Ну а Солнце – это тепло,  уютно и радостно.  И никаких мрачных углов, для  скучных мыслей. Кстати, мое вечернее Солнце сегодня в ночном клубе. Вы не  составите мне компанию?
Девушка улыбнулась.
- Да. Если ты спросишь перед этим мое имя.
 … или к находке.