Никиткина жизнь. Часть 2. Комиссар. Глава шестая

Глава шестая

Весь день Никита прятался в лесу. Издалека видел, как крошечные фигурки крестьян суетились вокруг огромного столба пламени,  уходящего почти до самого неба чёрным дымом, потом слышал перестрелку и крики.  Перед наступлением темноты он поел немного горьких ягод рябины и заночевал в разворошенной скирде прошлогодней соломы. 

Разбудили его бабьи голоса. Несколько женщин  шли по  опушке леса с корзинками в руках. Он затаился и прислушался:
- Ой,  быть беде, бабоньки, – говорила одна из них,
-  Зазря наши мужики весь продотряд вилами покололи да перестреляли. Лучше бы по-хорошему отдали бы зерно большевикам, да и пёс с ними!
- Да не каркай ты, кума,  понапрасну, – отвечала другая баба:
- В живых-то никого из большевиков не оставили. Сгинул этот несчастный отряд, да чёрт с ним, а мы вроде как ничего и не знаем. Может  в дороге на них кто напал? Влас - иудушка, в настасьином доме сгорел, а больше него, никто из наших, деревенских, не выдаст. Другие батраки молчать будут – им же, в случае чего, вместе с нами голодать-то придётся…. А Настасью-то жаль…,  мученическую смерть приняла – когда её из горящей избы вытащили,  бают, на ней живого места не было, Царство ей небесное…
- Ой, не знаю, не знаю,  подруга…  ведь самого главного сухорукого комиссара ихнего так и не нашли.  Как сквозь землю провалился, окаянный! Может,  конечно,  дотла сгорел пьяный-то…  никто в горящей хате его и не искал…

Когда бабьё, болтая, удалились прочь, Никита выполз из  соломы и зашагал в сторону города. Похоже было на то, что в очередной раз судьба пронесла беду стороной.

  *   *   *

Никита сидел за столом и, обжигаясь, жадно запивал горячим чаем хрустящие сушки и сдобные сухари, лежащие на подносе.
 Товарищ Парамонов гневно топал по кабинету размашистыми шагами и грозил кулаком в сторону окна:
- Вот ведь гады! Лучших наших товарищей сгубили! Они нам ещё ответят по всей строгости революционного закона! Завтра же высылаем две роты солдат – пусть дотла спалят эту деревню! Штоб кровавыми слезами умылось кулацкое отродье!

Неожиданно он вплотную подошёл к Никитке и, низко склонившись к его лицу, спросил:
- А ну-ка ещё раз расскажи, как тебе удалось спастися? Только не ври мне! Историю о том, как ты геройски отстреливался, прибереги для других! Я то уж тебя насквозь вижу…
- Да чо там рассказывать -  стушевался Никита:
- Если честно, вечером самогонки я опился, а наутро, как услышал стрельбу, так в лес и побежал….
- А кровищей отчего весь залит? Вона, весь кожан и портки в пятнах. Словно порося кололи.
- Стыдно мне признаться, - Никита покраснел,  но решил сказать правду:
 -  Вам,  как старшему товарищу по каторге, признаюсь честно: мужик один деревенский хотел со мной содомский грех совершить, вот я ему за это кишки выпустил и горло перерезал…
- Ай маладца, Никитка, - расхохотался Парамонов и в восторге хлопнул себя по толстым ляжкам:
-  Счас верю! Вот это по-нашенски,  по-катаржански! Мы в тюряге таких завсегда в параше топили! От белых, да от гнилой интеллигенции,  энта зараза идёт! Рубить под корень  их надо, ибо они есть прямая угроза революции. Сам товарищ Дзержинский нам об этом на тайном совещании говорил. Только ты об этом, смотри, помалкивай!

Парамонов подскочил к окну, достал спрятанную за пыльной шторой бутылку водки. Плеснув в стакан, выпил,  шумно занюхал рукавом. Вновь обратился к Никите:
- Ты не обращай внимания. Работа у меня слишком нервная - без спиртного никак! Не кокаином же нам нервы лечить, как это белогвардейская сволочь делает! А тебе с дороги помыться да отдохнуть надо. Варенька! Иди-ка сюда!

На пороге тут же возникла, словно поджидала за дверью, красавица секретарша. При виде её высоких, подтянутых корсетом грудей и  стройных ножек в аккуратных туфельках сердце Никитки застучало с утроенной силой. До судорог в челюстях захотелось обладать и насладиться телом этой городской фифы. Чтобы скрыть свои желания он сгорбился над столом и, потупившись, продолжал сосредоточенно прихлёбывать чай с блюдечка.

- Вот что Варенька. Отведи-ка этого героя революции ко мне домой. Покажи где там ванна да жратва. Пусть после тяжких ратных трудов отдохнёт и поспит.  Завтра снова в бой пойдёт, за власть Советов! Будет карать кулаков огнём и мечом! Только, смотри, в людскую комнату его определи, а не в мою спальню! Мигом давай туда и обратно! Да не балуй тама! Знаю я тебя! -  состроив свирепую рожу, он сурово погрозил пальцем и пьяно расхохотался.

  По улице они шли недолго. Зайдя с черного хода в какой-то большой особняк, поднялись по широкой лестнице. Варя миниатюрным ключиком открыла большую двухстворчатую дверь. Изящно согнувшись, так что зад, туго обтянутый  серым сукном юбки, соблазнительно округлился, она сняла туфельки и сунула ноги в странные меховые тапки.  Другие тапочки, из войлока и попроще, швырнула Никите:
- На, переобуй свои сапожищи!
Никита сконфузился. Портянки были нестираны почти неделю, и, даже сквозь кожу сапог иногда чувствовалось, как от его ног воняло мерзкой гнилью и псиной. Делать было нечего. Краснея, он стянул сапоги и, размотав портянки, поспешил спрятать их в голенища. Смрад поплыл по комнате.
- Фу! – расхохоталась Варенька и, демонстративно зажав носик, выскочила из прихожей.
 - Никита! – послышался из комнаты её голос,
- Не стойте там столбом. Пройдите скорее в ванну! От вас  же,  простите,  пахнет совсем невыносимо!

Никита робко прошмыгнул в какую-то дверь, которую для него открыла Варя, и замер от изумления. Такого великолепия он отродясь  не видел! В просторной комнате посредине стояло огромное корыто на бронзовых фигурных ножках. Два резных крана нависали над этим корытом. Кругом  были большие зеркала и множество полочек с разными коробочками и флаконами неведомого предназначения, сверкающими в ярком свете электрической лампочки. Всё это называлось новым, незнакомым словом - ванна.

Осмотревшись, Никита решил умыться. Снял кожанку и, подумав, скинул гимнастёрку и галифе. Оставшись в несвежем исподнем, робко тронул один из кранов и отскочил в сторону, чуть не ошпарившись – оттуда брызнул почти кипяток.  Он поспешил его закрыть и потрогал другой кран. Тот был с холодной водой. Разобравшись, что к чему, огляделся в поисках шайки,  чтобы смешать в ней воду и помыться как в бане. Ничего подобного не было. Пришлось, ежась, полоскаться под струйкой холодной воды. В этот момент в комнату без стука заглянула Варенька:
 - Спинку потереть не надо? Ой, а что же вы, бедненький, холодной-то водой моетесь? Ванны ни разу не видали?  Сейчас я покажу, как это делается, – она заткнула пробкой дырку в корыте и открыла сразу два крана.
-  Когда вода наберётся,  лезьте и купайтесь. Вот здесь мыло. Только моё, вот это, из Франции, не трогайте.  Вот полотенце, а вот бельё свежее. Своё старое, -  она брезгливо сморщила носик и без стесненья перевела взгляд на сильно пожелтевшие в паху никиткины кальсоны,
- Выкиньте в ведро поганое. Оно в туалете стоит.

Неожиданно Варенька подошла в Никите и, потянувшись словно кошка, всем своим  ладным точёным телом, прижалась к нему:
- А вы такой смешной Никита! Грубый, неотёсанный мужлан, но чувствуется в вас какой-то зверь! Зверь страшный, злой, но безумно интересный…

Лукаво улыбаясь, она отстранилась и  дерзко взглянула на Никиткино естество, которое само собой выставилось через прореху исподних штанов. Расхохотавшись, выскочила за дверь. Никита запоздало пытался засунуть непокорную плоть обратно. От жгучего желания обладать этой женщиной опять свело челюсти. Бешено захотелось мастурбировать, но он побоялся, что Варвара снова может заглянуть к нему.  Тщетно пытаясь справиться с возбуждением, разделся и с наслаждением погрузился в тёплую воду. Такого блаженства ему никогда  не доводилось испытывать…

Варя снова постучала в дверь и крикнула:
- Я ухожу! Обед найдёте на столе, возле плиты. Спать ложитесь в  людской комнате рядом с кухней, я уже постелила. До вечера!

Сытно перекусив холодным супом прямо из чугунной кастрюли,  Никита съел весь ситный хлеб, выставленный на столе, и завалился спать на узкой кровати, стоящей в крошечной комнатёнке, пристроенной к кухне.

Продолжение следует